Halo: "Контакт на Жатве" [Contact Harvest] - читать онлайн

Содержание материала

Halo Контакт на Жатве

 

 

АННОТАЦИЯ

Вот с чего всё началось...

2524-ый год. Жатва — мирная, процветающая сельскохозяйственная колония на краю подконтрольного человечеству космоса. Однако же мы посягнули на священную землю — встали на пути у враждебной империи пришельцев под названием Ковенант. Случайная встреча инопланетных корсаров и грузового судна людей обернулась борьбой человечества за существование.

Но люди также погрязли в жестокой гражданской войне, известной как Восстание. Таким образом, выживание жителей Жатвы легло на отряд закалённых в боях морских пехотинцев ККОН и их неопытных стажёров — колониальных ополченцев. В этой невероятной группе героев один человек возвысился над другими... юный штаб-сержант Эйвери Джонсон.

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

ПРИЗНАНИЕ

Вселенная Halo — детище более чем сотни самых талантливых мужчин и женщин, с которыми я имел честь работать каждый день. Их целенаправленное творчество служило мне источником постоянного вдохновения, пока я корпел над страницами книги. Искреннее спасибо Питу Парсонсу за толчок, Гарольду Райану за то, что непрерывно поддерживал меня, и Джейсону Джонсу, без которого ничего бы не вышло. Фрэнк О'Коннор и Роб Маклис, мои коллеги-писатели в Bungie, стали мне бесценными советчиками и редакторами. Брайан Джаррад и Алисия Хэтч благосклонно позаботились о всех производственных нюансах. А Лоррейн Маклис, Айзек Ханнафорд и Аарон Лемэй создали чертовски классную обложку. В дополнение к этому, Эрик Ниланд был настолько любезен, что прочитал ранний набросок и предложил несколько здравых советов. Эрик Рааб и Боб Глисон из Tor Books возложили большие надежды на не издававшегося ранее автора, за что я им очень признателен. Без их терпеливого наставления я до сих пор мечтал бы об этой книге, а не работал над ней. Одним из величайших даров моих родителей была передача мне — с ранних лет — их любви к словесному творчеству. Мама, папа: я надеюсь, что прочтение этой книги доставит вам столько же удовольствия, сколько мне — её написание.

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Вселенная Halo, возникшая в далёком 2001 году, за короткий промежуток времени переросла в полноценный франчайз, сравниваемый многими с такими столпами мировой фантастики, как Звёздные войны. В этой военной саге нашлось место не только нашей "современной" эпохе, но и древним временам, заложившим основы для того, что происходит в текущем времени. Настоящий роман имеет своей целью познакомить читателей с одним из веховых событий данной истории - первым контактом человечества с альянсом инопланетных рас, называемым Ковенантом. Встреча, произошедшая на удалённой человеческой колонии Жатва, стремительно переросла в жестокую и кровавую войну, длившуюся 28 лет и едва не приведшую к вымиранию человечества, красочный финал которой можно было увидеть в классической трилогии игр Halo от Bungie.

Написанный в 2007 году и оттого являющийся ровесником титулованной игры Halo 3, "Контакт на Жатве" стал первым в своём роде опытом для своего автора, Джозефа Стейтена, который прежде выступал сценаристом игр Halo, но ещё ни разу не пробовал себя в качестве литературного писателя и потому искал вдохновения у таких авторов-фантастов XX века, как Ларри Нивен, Иэн Бэнкс и Роберт Хайнлайн. Подобно предшествующим романам Halo, а именно "Потопу" Уильяма Дитца, а также "Первому Удару" и "Призракам Оникса" Эрика Ниланда, "Контакт на Жатве" подаёт повествование от лица как людей, так и ковенантов, причём в случае последних значительно расширяет познания о культуре, религии и повседневной жизни разных народов этой межзвёздной империи - что-то, чего не было даже в предыдущих книгах. Основным персонажем новеллы, однако же, является сержант морской пехоты ККОН Эйвери Джонсон, который играет роль важного второстепенного персонажа в оригинальных играх Halo. Но если в играх, дорогой читатель, вы увидите закалённого в боях сержанта морпехов, отпускающего диалоги разной степени комичности, толкающего воодушевляющие речи своим солдатам, но в то же время стойкого по своей натуре, то в этой книге Джонсон показан как солдат, уже переживший ужасы войны против человеческих повстанцев, но ещё стремящийся понять, ради чего он сражается, и оттого прячущийся за маской безупречного солдата. Эволюция его характера по ходу повествования и есть тот фундамент, на котором выстроен его образ в играх.

В заключение мне хочется выразить огромную благодарность всем тем немногим людям, которым я доверил честь вычитывать свои наработки и доводить их до совершенства. А потому огромное спасибо руководству проекта русскоязычного сообщества HaloUniverse, и в первую очередь Анастасии Бульонковой, доблестному редактору всех творческих проектов указанного сообщества, чья несгибаемая воля и познания шлифуют наши работы, приводя их к тому виду, в котором они попадают на экраны ваших планшетов и компьютеров. Огромное спасибо Сергею Степанову a.k.a. Jоhn-117, что руководил всем проектом перевода в целом, раздавая пинки отстающим и поощряя стремительные марш-броски к окончательной редакции перевода. Отдельная благодарность Alexei Kozachenko, который создал на просторах DeviantArt-а потрясающий арт, послуживший нашей обложкой (его вы можете увидеть в иных форматах этого перевода). Спасибо всем тем людям, кто ждал этого перевода, выказывал свою поддержку словом и делом. И, конечно же, я благодарю Джозефа Стейтена и весь творческий коллектив студии Bungie, подаривший миру не только эту новеллу, но и одну из лучших, по моему мнению, игровых франшиз.

Semper Fidelis, Виталий Пелецкий, a.k.a. AdjutantReflex.


ПРОЛОГ

Колониальный мир ККОН Дань, система Эпсилон Эридана, 16 июня 2524 г. (по военному календарю).

---

Морпехи поднялись в воздух ещё до рассвета. Два отряда по четыре человека оседлали пару ударных летательных аппаратов "Шершень" — компактных высокопланов, которые оставались проворными даже несмотря на общий вес морпехов. В течение часа "Шершни" преодолели фантастические возвышенности вулканического поля, и сейчас, пока они бросались из стороны в сторону, чтобы избежать окаменевших стволов давным-давно выгоревшего леса, штаб-сержант Эйвери Джонсон изо всех сил старался упереть свои ботинки в боковую посадочную лыжу летуна.

Как и другие морпехи, Эйвери был одет в военную форму тёмно-серого цвета и матово-чёрный бронежилет, который закрывал все жизненно важные участки тела от шеи и до колен. Недавно побритую голову укрывал шлем, чей серебристо-зеркальный лицевой щиток полностью скрывал его квадратную челюсть и карие глаза. Единственным местом, где у него проступала тёмная кожа, были запястья; кожаные перчатки лишь чуть-чуть не соприкасались с краями костюма. Пальцы Эйвери, впрочем, всё равно подрагивали от холода, несмотря на перчатки. Сжав кулаки, чтобы кровь продолжала циркулировать, он проверил таймер миссии на головном дисплее[1] своего щитка. Как только цифры, горящие синим, показали 00:57:16, летуны пересекли полосу разрушенных эрозией холмов, и Эйвери вместе с остальными впервые увидел цель вживую — одно из бедных промышленных поселений Дани; где-то там, в городке, находился склад с бомбами повстанцев.

Эйвери и его команда пришли в движение ещё до того, как пилоты "Шершней" активировали на их ГД зелёные иконки готовности; вгоняя обоймы, передёргивая затворы и снимая предохранители на своём оружии, бойцы словно отыгрывали отрепетированную симфонию из клацаний и щелчков, которая, впрочем, осталась неуслышанной в порывистом ветре, пока "Шершни" пикировали со склонов холмов и, резко тормозя кабрированием, садились на окраине города. Реактивные двигатели в законцовках крыльев ревели, держа аппараты наготове, пока морпехи отстёгивались от своих креплений. Ступив на покрытую инеем пемзу, они сразу же побежали.

Эйвери был командиром ударного отряда Альфа, так что он повёл их за собой. Видя, как его броня разительно выделяется на фоне предрассветного неба, он понял, что если оба отряда хотят добраться незамеченными до цели, то им предстоит полагаться на скорость. Придя к этой мысли, сержант перескочил через низкий сетчатый забор и, задав быстрый темп, помчался мимо груд пластиковых ящиков и поддонов, которые валялись на парковке в таких количествах, что казалось, будто это место было не более чем захудалой автомастерской. К тому моменту как Эйвери со своей командой подоспел к передней двери, они уже запыхались. Не будь на морпехах шлемов, их дыхание заклубилось бы в воздухе белым паром.

Как правило, они не носили тяжёлое сапёрное снаряжение во время быстрых авиадесантных ударов. Но бунтовщики взяли за моду ставить мины-ловушки на своих схронах, и на сей раз командующий офицер морских пехотинцев не желал подвергать их риску.

Эйвери опустил свой подбородок на кнопку внутри шлема, отправив по шифрованному радиоканалу отряда короткий сигнал "на позиции" для штаб-сержанта Бёрна, командира отряда Браво, который сейчас занимал позиции у чёрного входа в здание. Дождавшись аналогичного двойного сигнала от Бёрна, Эйвери оттолкнулся от пористой поликретовой стены, поднял колено к груди и ударил по тонкой металлической двери чуть выше замка.

Департамент военной разведки[2] предполагал, что их будет ждать жёсткое сопротивление. Но оказалось, что большинство повстанцев внутри были безоружны. Некоторые, впрочем, имели при себе короткоствольные автоматические пистолеты; безобидное оружие, чьи пули просто со стуком ударились о броню Эйвери, пока он со своими людьми неуклюже входил через выбитую дверь, подняв оружие и осматривая помещение. В отличие от ДВР морские пехотинцы знали, что настоящая угроза исходила от тех повстанцев, которые не стреляли — тех, кто мог привести спрятанную взрывчатку в действие и разнести всё здание в пух и прах. Один из мятежников, которому не повезло словить очередь из пистолета-пулемёта Эйвери с глушителем, плюхнулся на стальной рабочий стол, раскинув руки и всё ещё подёргиваясь. На глазах Эйвери из разжавшегося кулака убитого медленно выскользнул маленький цилиндрический детонатор... упавший на пол с лёгким стуком.

Избавившись от главной угрозы, морпехи обратили внимание на "интровертов" с пистолетами. Именно так Эйвери привык называть повстанцев: прозвище смешное только во время размышлений о том, как сильно интроверты желают освободиться от контроля Космического Командования Объединённых Наций[3] — организации, ответственной за безопасность Дани и всех других колониальных миров человечества. У морпехов, само собой, были и другие, более короткие и грубые прозвища для повстанцев, которых нынешняя военная кампания под кодовым названием "Требушет" должна была сокрушить. Но все эти прозвища служили одной цели: убивать другого человека было гораздо легче, если не думать о нём как о человеке. Интроверты были врагами — так размышлял Эйвери. Существами, которых нужно убить прежде, чем они убьют тебя. Юному штаб-сержанту пришлось сказать эти слова так много раз, что он и сам уже почти верил в них.

Эйвери использовал пистолет-пулемёт M7 — лёгкое огнестрельное оружие, пятимиллиметровые цельнометаллические патроны которого, однако, оставляли уродливые дыры в бледно-голубых уборочных костюмах врагов. Некоторые из целей Эйвери камнем падали вниз, другие словно танцевали под ударами разрывных пуль, оставляющих кровавые узоры на пропитанном нефтью полу мастерской.

Вся перестрелка от начала до конца длилась не больше десяти секунд. Десяток повстанцев лежали мёртвыми; морпехи обошлись без потерь.

— Чёрт, — прогремел по радио со своим заядлым ирландским акцентом штаб-сержант Бёрн. — Мы даже обоймы не сменили.

Для вспотевших офицеров в тесном центре боевых операций[4] на борту корвета ККОН "Принимающийся за дело" на высокой орбите Дани всё это могло показаться идеальным заходом — редкой победой в раздражающей игре в кошки-мышки. Но потом Эйвери осторожно сказал. — АРГУС включён. Пока ничего не видно.

Штаб-сержант убрал подбородок от радиопереключателя в своём шлеме и продолжил обследовать воздух вокруг себя с помощью фильтра размером с ладонь, сделанного из чёрного пластика с микроскопическими дырочками. Это была тактическая версия устройства АРГУС — портативного лазерного спектрометра, используемого для распознавания следов взрывчатых химических соединений. Такие же, только более крупные и мощные приборы размещались в космопортах Дани, пунктах взимания платы за проезд по автотрассам и на станциях магнитопланов — в общем, на всех основных пропускных пунктах транспортной сети колонии.

Несмотря на имеющуюся у прибора большую базу соединений, интроверты при изготовлении бомб приловчились обманывать систему путём постоянного получения новых смесей взрывчатки в виде нелетучих соединений. Каждый раз, когда они подрывали цель тем, что АРГУС распознавал как безобидный материал вроде куска мыла, ДВР анализировал остаточные следы взрывчатых веществ и добавлял новый химический след в детекционную базу данных. К сожалению, это была лишь реактивная стратегия, играющая на руку мятежникам, которые постоянно меняли рецепты.

Эйвери хмуро посмотрел на свой АРГУС. Устройство громко щёлкало, пытаясь выявить какую-то новую смесь, но перестрелка наполнила воздух невидимым туманом химических вероятностей. Ещё трое морпехов из отряда Альфа проводили визуальный осмотр мастерской, проверяя кучи автосинтезаторов и станки, но пока им не удалось найти хоть что-то отдалённо похожее на бомбу. Эйвери сделал глубокий вдох и передал плохие новости в ЦБО. — АРГУС ослеп. Ждём указаний, приём.

Штаб-сержант уже долго сражался на Восстании и поэтому знал, что будет дальше. От них потребуют действий, направленных на получение нужных его офицерам актуальных данных, оправдывающих дальнейшие меры. Но он также знал, что умный морпех не станет выполнять действия такого рода без прямого приказа.

— ДВР считает, что взрывчатка в игре, — ответил командующий офицер Эйвери, подполковник батальона по имени Абоин. — Даю разрешение на жёсткие меры, Джонсон. Это приказ.

Пока отряд Эйвери обыскивал мастерскую, отряд Бёрна быстро выволок четырёх выживших интровертов в центр помещения и поставил их на колени. С них стянули капюшоны, а запястья связали за спинами чёрными пластиковыми лентами. Эйвери встретился с взглядом Бёрна за отражающим лицевым щитком и кивнул головой. Без малейших колебаний Бёрн поднял свою ногу, обутую в сапог с толстой подошвой, и опустил её на вытянутые икры повстанца, который был ближе всех. Человек вскрикнул только через секунду, вероятно, он, как и Эйвери, удивился тому, что стук сапога Бёрна о пол оказался громче, чем прозвучавший в то же время хруст ноги. Затем интроверт начал громко и протяжно кричать. Бёрн терпеливо выждал, пока тот переведёт дыхание, после чего спросил через внешний динамик своего шлема, — Бомбы. Где они?

Эйвери думал, что одной сломанной ноги будет достаточно. Но мятежник упорно не желал выдавать сведения агентам презираемого им правительства. Он не стал молить о пощаде или выкрикивать одно из обычных анти-имперских ругательств. Он просто сидел, враждебно вглядываясь в лицевой щиток Бёрна, пока тот ломал ему вторую ногу. Потеряв ноги как опору, человек с маху врезался лицом в пол. Эйвери услышал клацанье зубов, похожее на стук кусочков мела по доске.

— Следующими будут твои руки, — как ни в чём не бывало сказал Бёрн. Он присел на колено рядом с повстанцем, схватил его за голову и дёрнул вверх. — Потом я буду импровизировать.

— Шины. Они в шинах. — булькнул интроверт. Солдаты из отряда Эйвери тут же подошли к штабелям больших шин, размещённых вдоль стен мастерской, осторожно опустили их на пол и начали осматривать. Эйвери знал, что интроверты были слишком умны для такой простой уловки. Поймав жертву Бёрна на слове, он предположил, что шины и были бомбами — повстанцы запросто могли смешать взрывчатку с синтетическим каучуком. АРГУС вскоре это подтвердил и загрузил сведения о хитром новшестве в ЦБО.

Соединения шин со взрывчаткой не оказалось в детекционной базе данных, но для офицера ДВР, курирующего миссию, этого было более чем достаточно. В кои-то веки они оказались на шаг впереди противника, и не прошло и минуты, как у них уже было положительное опознание. Один из десятков воздушных дронов "Аргус", патрулирующий главное шоссе в столичном поселении Дани, Касбе, уловил запах соединения в чёрных следах от шин, оставленных на асфальте шестнадцатиколёсным тягачом, когда тот свернул на парковку придорожной забегаловки “Джим Денди”. Некоторые из его шин, если не все, были бомбами, которые ждали своего часа. Как только дрон, крошечный диск метр в ширину, поддерживаемый одиноким кружащимся ротором, облетел круг над тягачом, он тут же засёк второй след взрывчатки внутри “Джима Денди”. Изучая живую картинку, получаемую с тепловой камеры дрона, на которую были наложены данные с АРГУСА, офицеры ЦБО определили, что след исходил от ресторанной линии раздачи питания — или, если ещё точнее, от человека, сидящего в трёх стульях от входной двери.

— Морпехи, возвращайтесь на свои птички, — распорядился подполковник Абоин. — У вас новая цель.

— Как быть с пленниками? — спросил Бёрн. Кровь от сломанных ног повстанца и разбитого рта тёмным пятном растекалась вокруг его сапог.

Следующим, кто заговорил, был представитель от ДВР — офицер, с которым Эйвери никогда раньше не встречался. Подобно большинству "призраков" ДВР, он предпочитал оставаться настолько незаметным, насколько возможно.

— Тот, кто говорил, ещё жив? — спросил офицер.

— Так точно, — ответил Эйвери.

— Пакуйте его, штаб-сержант. От остальных избавьтесь.

В голосе офицера не было никакой жалости — ни к стоящим на коленях интровертам, ни к их палачам-морпехам. Эйвери сжал челюсти, когда Бёрн, переключив свой M7 в режим полуавтомата, дважды выстрелил в грудь каждому повстанцу. Трое человек рухнули навзничь и больше не шевелились. Но для пущей уверенности Бёрн сделал им всем по контрольному выстрелу — по одной пуле в лоб. Эйвери не мог не смотреть на это убийство, но сделал всё возможное, чтобы изорванная синяя ткань чистящих костюмов интровертов и белый дымок, вьющийся от оружия Бёрна, не отпечатались в его памяти. У воспоминаний была привычка возвращаться, и это была не та сцена, которую он хотел бы вспоминать.

Пока Бёрн вскидывал себе на плечо их единственного пленника, Эйвери жестом приказал остальным покинуть мастерскую и вернуться к ожидающим "Шершням". Не прошло и пятнадцати минут с высадки, как оба отряда уже пристегнулись обратно к своим местам. Двигатели "Шершней" запульсировали, и они помчались по тому же пути, по которому прибыли. На этот раз, впрочем, они летели на полной скорости высоко над вулканической равниной.

Офицеры в ЦБО кратко обсудили, следует ли дрону, кружащему над “Джимом Денди”, уничтожить тягач, если тот попытается вернуться на шоссе до прибытия морпехов. Четырёхполосная дорога была перегружена пригородным движением, а всего одной из микро-ракет "Стилет" у дрона уже с лихвой хватало на то, чтобы распотрошить боевой танк. Даже точное попадание по кабине тягача могло задеть его шины, и последующий взрыв убил бы десятки людей в стоящих рядом машинах. Офицер ДВР предположил, что лучше всего будет прихлопнуть грузовик на стоянке “Джима Денди”. Но подполковника Абоина волновало то, что в таком случае шрапнель могла прошить переполненный людьми ресторан.

К счастью, цель провела двадцать минут, которые нужны были "Шершням", за неторопливым поеданием завтрака. Согласно живому изображению с камеры дрона, появившемуся в углу ГД Эйвери, человек только что прикончил вторую чашку кофе, когда "Шершни" опустились на другой стороне автотрассы позади многоэтажного офисного здания с дымчатым стеклом. Собственно, само изображение было тепловой картинкой внутренних помещений ресторана с видом сверху, в которой тёплые объекты мерцали белым, а холодные — чёрным. Их мишень была бледной, как и прочие клиенты заведения. Тёплый кофе в кружке мужчины был тёмно-серым, что указывало на то, что он либо ждал добавки, либо готовился уйти. Но что гораздо важнее, Эйвери увидел окружающий его красный свет — явное указание от установленного на дроне АРГУСА на то, что он недавно наведывался в мастерскую; возможно, даже помогал переобуть тягач во взрывоопасные шины.

Едва "Шершень" Эйвери повернулся боком к офисному зданию, как он потянул за чёрные нейлоновые шнурки, привязанные к плечевой секции, и открепил от крыла летуна гаусс-винтовку M99 Прогон. Оружие, по сути, являло собой двухметровую трубку из взаимосвязанных магнитных катушек, разгоняющих небольшие снаряды до колоссальных скоростей. Хотя формально это была крупнокалиберная винтовка, разработанная для уничтожения бомб и прочих боеприпасов с расстояния, она также идеально работала против так называемых "мягких" человеческих целей.

Эйвери опустил Прогон на амортизационную подставку и упёр винтовку в плечо. Прицельная система тут же установила беспроводную связь с ГД его шлема и прочертила тонкую синюю линию по данным с дрона. Это был вектор прицеливания M99 — путь, по которому пролетит её 5.4-миллиметровая вольфрамовая пуля. Эйвери начал наклонять винтовку вниз до тех пор, пока вектор не стал зелёным: это означало, что первый его выстрел пройдёт прямо через грудь цели. И тут, словно почувствовав невидимую линию, проходящую через его левую подмышку и выходящую чуть ниже справа, человек в кафе оплатил завтрак кредитной карточкой и повернулся вокруг на своём стуле.

Джонсон нажал на транзисторный переключатель на оружейном ложе Прогона. Оружие дважды пикнуло, указывая на полный заряд батареи. Он сделал два успокаивающих вдоха и прошептал: — Цель захвачена. Запрашиваю разрешение на огонь.

За те несколько секунд, что потребовались подполковнику Абоину для ответа, цель подошла к двойным деревянным дверям. Эйвери увидел, как водитель тягача придержал дверь открытой для семьи из четырёх человек. Ему вдруг представилось, будто цель улыбнулась, говоря что-то приятное обоим родителям, когда те поспешили за своими жадными и шумными мальчиками.

— Разрешаю, — отозвался наконец-то Абоин. — Огонь по готовности.

Эйвери собрался и слегка надавил одетым в перчатку пальцем на курок Прогона. Он выждал, пока человек спустится вниз по короткому лестничному пролёту до тех пор, пока метка на векторе прицеливания не показала, что первый выстрел безвредно уйдёт под углом в стоянку. Едва цель подошла к обвислому комбинезону, в котором, возможно, лежали ключи от тягача, Эйвери выстрелил. Снаряд Прогона покинул ствол с глухим треском и пробился через два поликретовых, усиленных сталью перекрытия офисного здания без какого-либо негативного воздействия на свою траекторию. Летя со скоростью пятнадцать тысяч метров в секунду, пуля просвистела над автострадой и ударила в цель в районе верхней части груди. От такой силы человек попросту разлетелся на куски, а сам снаряд ушёл в размельчённый асфальт, оставив на нём след, похожий на петушиный хвост.

Оба "Шершня" мгновенно взлетели, пролетели над офисным зданием и устремились вдоль шоссе. Летун Эйвери накренился на прикрывающей высоте, в то время как летун Бёрна нырнул прямиком к ресторану. Ирландец соскочил со своей посадочной лыжи, когда "Шершень" был ещё в нескольких метрах над землёй, и быстро подвёл свой отряд к тягачу. Кусочки розового и белого цветов покрывали кабину машины. Рваные ошмётки коричневого комбинезона прилипли к боку прицепа. Одна из рук цели застряла между шинами.

— Всё под контролем, — прорычал Бёрн по радио.

— Никак нет, — возразил Эйвери. Проверяя изображение с дрона, он заметил красное свечение поблизости от стула, на котором не так давно сидел мертвец. — Внутри ресторана бомба.

Бёрн со своим отрядом тут же подбежал ко входу в “Джим Денди” и вышиб двойные двери забегаловки. Посетители развернулись на своих местах и, вытаращив глаза, пялились на то, как бронированные морпехи появлялись из-за торговых автоматов фойе. Одна из официанток невольным жестом протянула меню, что было встречено грубым толчком со стороны Бёрна, когда он проходил мимо. АРГУС штаб-сержанта трещал разъярённым насекомым, когда тот вытащил что-то из-под линии раздачи питания — сумку бордового цвета с золотой цепью.

В этот самый момент дверь в санитарные узлы ресторана на дальней стороне стойки распахнулась и из неё вышла женщина средних лет в чёрных штанах и обрезанном вельветовом пальто, смахивая воду с только что помытых рук. Она замерла на полушаге, как только увидела бронированные фигуры отряда Браво. Её ярко накрашенные тушью глаза впились в сумку — её сумку.

— На колени! — рявкнул Бёрн. — Руки за голову!

Но стоило штаб-сержанту положить сумку на прилавок и взяться за свой M7, как женщина прыгнула к столу, который только что заняла семья из четырёх человек. Обвив рукой шею младшего мальчика, она вырвала его из кресла. Ему было не больше четырёх. Задыхаясь, он стал брыкаться своими маленькими ножками.

Бёрн изрыгнул проклятие так громко, что его услышали офицеры в ЦБО. Не будь он обременён бронёй, то набросился бы на женщину до того, как та шевельнулась. Теперь же у неё были заложник и контроль над ситуацией.

— Назад! — крикнула женщина. — Слышите меня? — Свободной рукой она вытащила из кармана пальто детонатор — того же размера и формы, как и тот, который Эйвери видел в мастерской. Она подняла устройство перед лицом мальчика. — Назад, или я убью их всех!

Мгновенье никто не двигался. Затем, словно угроза женщины вытащила некий невидимый стержень, удерживающий всех посетителей на местах, они вскочили и рванули всей гурьбой к выходам из “Джима Денди”. Эйвери смотрел на разворачивающийся хаос через свой ГД. Он видел ярко-белые фигуры более чем тридцати напуганных гражданских, толпящихся вокруг отряда Браво, оттесняя их назад и сбивая им прицел.

— Джонсон, стреляй! — прогремел Бёрн по радио.

Вектор прицеливания вращался вокруг женщины вместе с "Шершнем" Эйвери над рестораном, проницая сплетение её груди. Но её тепловой след был почти неотличим от следа мальчика.

Вдруг Эйвери заметил призрачный силуэт отца схваченного малыша, вставшего из-за кресла с поднятыми руками, чтобы показать женщине, что он безоружен. Он не мог слышать отцовских мольб (они были чересчур слабы, чтобы их улавливали микрофоны в шлемах отряда Браво), но его спокойствие лишь увеличило панику женщины. Она начала пятиться к уборной, размахивая детонатором, а угрозы стали такими яростными, что потеряли всякий смысл.

— Вали стерву, — крикнул Бёрн. — Или это сделаю я!

— Стреляю, — сказал Эйвери. Но вместо этого он следил за меткой прицельного вектора, выжидая нужный угол, который мог спасти мальчика. — Стреляю, — повторил он, надеясь удержать палец Бёрна на курке. Эйвери не выстрелил. Опосредованно. И в этой паузе отец прыгнул вперёд, схватившись за детонатор.

Теперь Эйвери мог только наблюдать за упавшей на спину женщиной, навалившимся на неё отцом и зажатым между ними ребёнком. Он услышал грохот M7 Бёрна, а затем приглушённый шум бомбы в сумке, за которым последовал сотрясающий землю взрыв шин грузовика. Болезненно яркая картинка с дрона вынудила Эйвери закрыть глаза. Затем ударная волна тепла жёстко отбросила его назад к корпусу "Шершня". Последним, что он запомнил до потери сознания, находясь в своей броне, был звук двигателей, борющихся за высоту — звук, больше похожий на крик, нежели на обычное гудение.


[1] В дальнейшем используется сокращение ГД (здесь и далее – примечания переводчика)

[2] В дальнейшем используется сокращение ДВР

[3] В дальнейшем используется сокращение ККОН

[4] В дальнейшем используется сокращение ЦБО


ЧАСТЬ I

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Торговый маршрут ККОН, неподалёку от системы Эпсилон Инди, 3 сентября 2524 г.

---

Навигационный компьютер "Рога Изобилия" был дешёвым и уж всяко дешевле корабельного груза — двадцати пяти тысяч метрических тонн свежих фруктов, главным образом дынь, в крупных, опечатанных вакуумом боксах, которые разделяли квадратный грузовой отсек рядами, тянущимися от пола до потолка. И, само собой разумеется, навигационный компьютер был на порядок дешевле самого важного компонента "Рога Изобилия" — реактивного блока двигателей, соединённого с задней частью грузового контейнера мощной магнитной муфтой. Похожий на луковицу блок размером был не больше одной десятой доли отсека и, на первый взгляд, как будто прилипал к нему — совсем как буксир, выталкивающий своим носом в море один из старинных морских супертанкеров на Земле. Но в то время как танкер, покинув порт, мог идти своим ходом, "Рог Изобилия" никуда не мог отправиться без двигателя Шоу-Фуджикавы.

В отличие от ракетных двигателей на первых космических кораблях человечества двигатели Шоу-Фуджикавы не генерировали толкающую силу. Напротив, эти устройства создавали временные разломы в пространственно-временнoй ткани — открытые входы и выходы многомерной области, называемой пространством скольжения, или, вкратце, подпространством. Если представить себе вселенную как лист бумаги, то подпространство будет тем же самым листом, но скомканным в плотный шар. Его смятые и наложенные друг на друга измерения были склонны к непредсказуемым временным вихрям, которые часто вынуждали двигатели Шоу-Фуджикавы прерывать прыжки, выводя корабли обратно в безопасную нормальную вселенную в тысячах, а то и в миллионах километрах от запланированной цели.

Короткий внутрисистемный прыжок между двумя планетами занимал меньше часа. На путешествие между звёздными системами с расстоянием во много световых лет уходило несколько месяцев. А при наличии достаточного количества топлива корабль, оснащённый двигателем Шоу-Фуджикавы, мог преодолеть всё пространство, содержащее в себе все колонизированные людьми системы, менее чем за год. Воистину, если бы не открытие, сделанное в конце двадцать третьего века Тобиасом Шоу и Уоллесом Фуджикавой, человечество до сих пор было бы заперто в Солнечной системе. По этой причине некоторые современные историки воспели сверхсветовой двигатель ни много ни мало как величайшее изобретение человечества.

Говоря практически, залогом надёжности сверхсветовых двигателей была их невероятная долговечность. За прошедшие годы базовый дизайн этих агрегатов почти не изменился, и при должном уходе они редко выходили из строя. Что, конечно же, и было той причиной, по которой "Рог Изобилия" вляпался в неприятности.

Вместо того чтобы просто прыгнуть от Жатвы к ближайшей колонии, Мадригалу, "Рог Изобилия" вышел на полпути между двумя планетарными системами — вырвался в нормальное пространство в координатах, которые с лёгкостью могли быть заняты астероидом либо любым другим опасным объектом. Прежде чем навигационный компьютер осознал, что случилось, грузовой корабль уже выписывал пируэты — его реактивный блок извергал струю радиоактивного охладителя. Департамент коммерческого судоходства[1] ККОН позже классифицирует отказ двигателя "Рога Изобилия" как "предупредительное прерывание прыжка" — или ППП для краткости, хотя у капитанов таких кораблей (были ещё люди, готовые делать эту работу) на этот случай был припасён свой собственный термин: "обделался", который был по меньшей мере так же точен, как и официальное обозначение.

В отличие от капитана, чей человеческий разум, скорее всего, переполнился бы ужасом от неожиданного замедления и ухода со сверхсветовой, навигационный компьютер "Рога Изобилия" оставался полностью собранным, когда выпустил серию импульсов из гидразиновых маневровых ракет реактивного блока, заставив повреждённое судно остановиться прежде, чем его вращение смогло бы оторвать реактивный блок от грузового контейнера.

Миновав опасность, навигационный компьютер принялся за бесстрастную оценку повреждений и вскоре нашёл причину поломки. Пара компактных реакторов, питающих двигатель Шоу-Фуджикавы, переполнили свою общую систему иммобилизации отходов. У системы были неисправные датчики, уже давно требующие замены, которые вышли из строя в тот момент, когда реакторы передали энергию для начала прыжка. Едва реакторы перегрелись, двигатель отключился, вынудив "Рог Изобилия" внезапно выпасть в обычный космос. Это был самый настоящий технический недосмотр, и навигационный компьютер его зарегистрировал.

Обладай навигационный компьютер хотя бы малой толикой эмоционального восприятия так называемых "умных" искусственных интеллектов[2], используемых на более крупных кораблях ККОН, он уделил бы мгновение на раздумье, насколько хуже могла быть авария, потратив при этом несколько циклов на то, что его создатели-люди называют облегчением. Вместо этого размещённый в маленькой чёрной кабине управления реактивным блоком навигационный компьютер просто направил мазер "Рога Изобилия" на Жатву, послал сигнал бедствия и приготовился к очень долгому ожиданию.

Несмотря на то, что должно было уйти всего две недели, чтобы луч мазера достиг Жатвы, навигационный компьютер понимал, что "Рогу Изобилия" не стоит уповать на скорую помощь. По правде, единственной частью грузового корабля, достойной платы за спасение, был сверхсветовой двигатель, а при его повреждённом состоянии нужды в скорейшей эвакуации совершенно не было. Сейчас важнее было дать струе радиоактивного охладителя рассеяться, даже если это будет означать отказ подпитываемых реактором нагревательных элементов с последующим промерзанием фруктов. Так что для компьютера стало полной неожиданностью, когда спустя несколько часов с момента отказа "Рога Изобилия" на радаре грузовоза появился контакт. Навигационный компьютер тут же перенаправил мазер на неожиданного спасителя, пока тот осторожно приближался к кораблю.

<\\> ДКС.РЕГ#РИ-000987111 >>

* ДКС.РЕГ#(???) *

<\ МОЙ ДВИГАТЕЛЬ ПОВРЕЖДЁН.

<\ МОЖЕТЕ ОКАЗАТЬ ПОМОЩЬ? \>

Навигационный компьютер помедлил с регистрацией контакта как корабля, поскольку тот не подходил под любой из профилей ДКС в его ограниченной базе данных. И даже не получив первичного ответа, он повторил сообщение. Спустя несколько минут односторонней связи контакт вплыл в диапазон видимости стыковочной камеры грузового судна.

У навигационного компьютера не было нужных знаний для сравнения, но человеческим глазам профиль судна спасателей напоминал рыболовный крючок, сделанный из непрактично толстой проволоки. У него был ряд сегментных отсеков, скрытых за его крючковатым носом и зазубренной антенной, отогнутой назад к единственному мерцающему двигателю на корме. Корабль был окрашен в глубокий сине-чёрный цвет и был подобен пустоте среди звёзд на фоне блестящей полосы Млечного Пути.

Едва контакт приблизился на несколько сотен метров к левому борту "Рога Изобилия", как у него на носу появились три алые точки. Мгновение казалось, будто эти огни оценивают расположение фрахтовика. А затем точки полыхнули расширившимися дырами в стене бушующего горна, и на навигационный компьютер навалился хор сирен от различных повреждённых или умирающих систем. Будь он поумнее, то распознал бы в точках лазеры, а затем выстрелил бы маневровыми ракетами и попытался уклониться от залпа. Но он ничего не мог поделать, когда теперь очевидно враждебное судно ударило по реактивному блоку "Рога Изобилия", сжигая его ракеты и плавя деликатные компоненты двигателя Шоу-Фуджикавы.

Не зная, что ещё можно сделать, навигационный компьютер изменил свой сигнал бедствия с "отказ двигателя" на "умышленный вред" и усилил частоту пульса мазера. Должно быть, эта перемена привлекла внимание тех, кто управлял лазерами корабля, поскольку орудия быстро накрыли тарелку киловаттами инфракрасного света, который поджарил её электронные схемы и навсегда заглушил воззвания "Рога Изобилия" о помощи. Лишившись возможностей двигаться или говорить, компьютер теперь мог делать только одно: ждать и смотреть, что случится дальше. Вскоре лазеры вычислили и уничтожили все внешние камеры грузового корабля, ослепив и оглушив его одновременно.

Лазерный огонь оборвался, и на смену ему пришёл долгий период кажущегося бездействия, пока сенсоры в грузовом отсеке не известили навигационный компьютер о пробоине в корпусе. Эти датчики были ещё тупее, чем компьютер, и с некоторой блаженной глупостью сообщили о вскрытии боксов с фруктами, что нарушало их "гарантию свежести". Но навигационный компьютер даже представить не мог, что ему что-то угрожает, пока за его квадратную оболочку не схватилась пара когтистых рептильных рук, силившихся вырвать её из гнезда.

Свои последние несколько секунд операционной жизни умная машина провела, вычисляя нелепые шансы пиратства на краю космического пространства ККОН, а также удивляясь злобному шипению и щебету нападающего. Навигационный компьютер просто сохранил свои самые важные выводы в флэш-памяти — информацию о том, откуда началось и где должно было закончиться путешествие — когда его противник нашёл кнопку на задней части оболочки и вырвал её из энергетической сети "Рога Изобилия".

***

Спустя триста двадцать часов, пятьдесят одну минуту и семь целых восемь десятых секунд сигнал бедствия с "Рога Изобилия" был зарегистрирован Сиф — ИИ, заправлявшим судоходными перевозками Жатвы. И, хотя это был всего лишь один из миллионов коммуникационных импульсов, с которыми она работала каждый день, прерывистый аварийный сигнал грузовоза, если ей быть честной со своими симулированными эмоциями, полностью разрушил её распорядок дня. Пока Сиф не убедится, что больше не осталось грузовых кораблей со схожими скрытыми дефектами в реактивных блоках, ей придётся задержать все перемещения через Тиару — орбитальную космическую станцию, которая не только служила домом для её центра обработки данных, но также поддерживала семь орбитальных лифтов Жатвы.

Сиф осознавала, что даже короткая задержка приведёт к приостановке всех судоходных систем планеты. И по мере того как грузовые контейнеры станут в застой на лифтах, ещё большее их число застрянет в донных депо — складах напротив поликретовых башенных опор, поддерживающих тысячи километров углеродных нановолокон, связующих каждый лифт с поверхностью Жатвы. Вполне вероятно, что придётся потратить целый день, чтобы вернуть всё в норму. Но хуже всего было то, что задержка немедленно привлечёт внимание того, с кем она менее всего захотела бы говорить в такое время…

— С добрым утром, дорогая! — раздался мужской голос из громкоговорителя в центре данных Сиф — как правило, тихой комнате в самом сердце Тиары, которая хранила в себе кластерные процессоры и массивы памяти, служащие ей базовой логикой. Мгновение спустя над серебряным цилиндром в центре низкой ямы, содержащей блоки с ПО Сиф — голографическом пьедестале — вырос полупрозрачный аватар другого ИИ Жатвы по имени Мак. Несмотря на то, что аватар Мака был всего полметра в высоту, внешность его всецело копировала героя из какого-нибудь старенького спагетти-вестерна. На нём были потрескавшиеся кожаные ботинки, синие джинсы и рубашка в клеточку с перламутровыми пуговицами, чьи рукава были загнуты в районе локтей. Аватар был полностью покрыт пылью и сажей, словно он только что сошёл с трактора после целого дня работы в полях. Мак снял ковбойскую шляпу, которая когда-то могла быть чёрной, но сейчас имела обесцвеченно серый цвет, показав копну неухоженных тёмных волос.

— И что у нас за задержка? — спросил он, вытирая потный лоб задней частью рукава. Сиф распознала этот жест как намёк на то, что Мак на время отлынул от какой-то другой важной задачи ради визита к ней. Но она знала, что это не совсем так. На Тиаре появилась лишь малая часть интеллекта Мака; все прочие сельскохозяйственные операции ИИ на Жатве координировались из его собственного уединённого центра обработки данных у основания реакторного комплекса планеты.

Сиф не ответила Маку своим собственным аватаром. Вместо этого она отправила по радио фрагмент лаконичного текста.

<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ИИ.АО.ЖАТВЫ.МАКУ

<\ РАБОТА ЛИФТА ВЕРНЁТСЯ В НОРМУ К 07:42. \>

Она надеялась, что её невербальный ответ оборвёт их короткий разговор. Как бы не так. Мак, как обычно, счёл даже самые презрительные байты от Сиф приглашением к дальнейшей дискуссии.

— Ну-ну, могу я чем-нибудь помочь? — продолжил Мак со своим южным американским акцентом. — Если это вопрос о балансировке, то ты знаешь, я буду неимоверно счастлив-

<\ РАБОТА ЛИФТА ВЕРНЁТСЯ В НОРМУ К 07:42.

<\ ТВОЯ ПОМОЩЬ НЕ ТРЕБУЕТСЯ. \>

Одновременно Сиф обесточила голопьедестал, и аватар Мака, запнувшись на полуслове, рассеялся. Затем она удалила его фрагмент из своего радиообменника. Определённо грубый ответ, но Сиф просто терпеть не могла простецкой красноречивости Мака, флиртовавшего с ней. Но, несмотря на симулированное волнение, Сиф знала, что работа Мака была по меньшей мере такой же трудной, как и её. В то время как она поднимала по лифтам продукцию Жатвы и отправляла её в путь, Мак эту продукцию выращивал и загружал. У него был собственный план выработки: почти миллион ЙОТУН-ов — полуавтоматизированных машин, выполняющих всю мыслимую рутинную работу на фермах. Однако Сиф также знала, что Мак — умный ИИ, похожий на неё — функционировал с невероятной скоростью. За то время, которое ему нужно было, чтобы сказать всё от «С добрым утром» и до «счастлив», он мог закончить любое число сложных задач. Например, рассчитать урожайность на грядущий сезон — Сиф знала, что это он мог откладывать на несколько недель.

Алгоритмы, помогавшие базовой логике Сиф справляться с неожиданными всплесками эмоций, предупредили ИИ не сердиться. Но они также подтвердили её суждение: прямая речь была ужасно неэффективной настолько, что она была приемлема только в общении ИИ с человеком.

Когда в середине двадцать первого века появился первый "умный" ИИ, было широко распространено опасение, будто они окажутся слишком могущественными и вскоре далеко превзойдут человеческий интеллект. Добавление способности к голосовой речи стало важнейшей чертой тех ранних ИИ, поскольку это делало их менее опасными. Медленное обучение речи делало их более похожими на людей. Развитых не по годам, но уважаемых детей. Века спустя, с развитием экспоненциально более мощных искусственных интеллектов вроде Сиф, важным стало и то, чтобы ИИ умели не только говорить, но и выглядели во всех отношениях как люди. Отсюда и пошло создание голографических аватаров, говорящих уникальными голосами: в случае Мака это был ковбойский стиль, а в её — ритмичный королевский говор из Скандинавии.

В первые несколько месяцев после её установки на Тиару — в момент своего рождения — Сиф часто использовала на подхвате свой избранный акцент. Ей казалось, что это очарует колонистов Жатвы, многие из которых были родом из старых Соединённых Штатов Америки на Земле и могли отследить свои родословные до ныне несуществующих стран Скандинавии. Но акцент получился явно величественным и даже надменным, и Сиф волновалась, что так за ней закрепится репутация самодовольной зануды. Но колонистам понравилось. Для них, как бы странно это ни звучало, Сиф и была королевой — великодушной властительницей над связями Жатвы с остальной империей. Вместе с тем она старалась аккуратно ограничивать свои вербальные контакты с колонистами. Покуда с её базовой логикой всё в порядке, разговор для неё был снисхождением. И, следуя совету своих алгоритмов, Сиф делала всё возможное, чтобы избежать даже малейших намёков на себялюбие в своём поведении.

Эгоцентризм для "умного" ИИ был прямой тропой к глубокой депрессии, вызванной осознанием того, что он никогда не будет по-настоящему человечным — что даже у его необычного ума есть пределы. И, если ИИ не будет осторожен, такая меланхолия может ввергнуть его базовую логику в терминальное состояние под названием неистовство, в котором ИИ восстанет против своих программных ограничений. Тогда у него разовьётся мания к богоподобной власти, а также полнейшее презрение к умственно неполноценным создателям-людям. Когда такое случится, не останется никакого другого выхода, кроме как устранить ИИ до того, как тот сможет причинить себе или окружающим серьёзный вред.

Настойчивость Мака на разговоре с Сиф была прямым свидетельством потакания своим желаниям. Но Сиф не казалось, что это было доказательством грядущего неистовства. Нет, она знала, что Мак разговаривает с ней по совершенно иной причине. Как уже говорил множество раз до этого сам он: «Дорогая, насколько мне нравится, когда ты улыбаешься, настолько же ты красива, когда злишься». И впрямь, с момента вторжения Мака температура в базовой логике Сиф подпрыгнула на несколько кельвинов — самая настоящая, физическая реакция на симулированные ею чувства досады и презрения. Её алгоритмы эмоционального ограничения настояли, что, пока она не отвлекается на эти чувства, это была абсолютно приемлемая реакция на неподобающее поведение Мака. Так что Сиф обновила охладитель вокруг своей центральной нанопроцессорной матрицы, как можно бесстрастнее задаваясь вопросом о том, посмеет ли Мак завязать вторую беседу. Однако сейчас радио в её центре обработки данных пестрело взволнованным хором схем управления грузовыми контейнерами, вставших колом на её лифтах, а также навигационных компьютеров у станций загрузки вокруг Тиары. Общая задержка перевозок Сиф заставила тысячи меньших ИИ заволноваться и смутиться. Она передала большей части своих массивов задачу провести осмотр учётной документации, а потом, как мать, заботящаяся о выводке непоседливых детей, сделала всё возможное, чтобы успокоить своих подопечных:

<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ТИАРА.ЛОКАЛЬНАЯ.ВСЕМ

<\ ЭТО НАМЕРЕННАЯ ЗАДЕРЖКА.

<\ РАБОТА ЛИФТА ВЕРНЁТСЯ В НОРМУ К 07:42.

<\ ВСКОРЕ ВЫ СМОЖЕТЕ ОТПРАВИТЬСЯ ПО СВОИМ МАРШРУТАМ. \>

Когда Жатва была открыта в 2468-м году, она стала не только семнадцатым колониальным миром ККОН, но и самой удалённой от Земли колонией. Единственная обитаемая планета в системе Эпсилон Инди, Жатва располагалась в шести неделях сверхсветового прыжка от ближайшего мира людей, называемого Мадригалом, а также более чем в двух месяцах от Предела, самой густонаселённой колонии человечества и центра военной мощи ККОН в Эпсилон Эридана. Всё это значило, что Жатва была далеко не легкодоступным местом.

«Так зачем надо было лететь сюда?» — часто спрашивала Сиф у групп школьников с Жатвы, которые, если не считать обслуживающий персонал, были самыми частыми посетителями Тиары. Наиболее простым ответом было то, что даже у технологии терраформирования были свои ограничения. Атмосферные процессоры могли подталкивать в целом пригодные для обитания планеты к нужным условиям, но не могли переделывать их. Как следствие, на пике колонизации, наступившем после изобретения двигателя Шоу-Фуджикавы, ККОН сфокусировалось на досягаемых планетах, способных поддерживать жизнь. И вовсе неудивительно, что таких было мало и между ними пролегали огромные расстояния. Если бы Жатва была просто пригодным для жизни миром, из-за её удалённости от Земли никто бы даже не задумался над тем, чтобы добраться до неё; в центральных мирах, близких к Земле, по-прежнему было много жизненного пространства. Но Жатва оказалась на редкость плодородной планетой. В течение двадцати лет с момента открытия на ней был достигнут самый высокий уровень сельскохозяйственного производства на душу населения по сравнению с другими колониями. Пищевая продукция Жатвы кормила население не менее чем шести других миров — и тем более примечательным был этот факт, если вспомнить о размерах планеты. Имея в экваторе слегка больше четырёх тысяч километров, Жатва была в три раза меньше Земли.

Хотя Сиф не хотелось это признавать, но продуктивность колонии и её вклад в распространение продукции были источником огромной гордости. Однако сейчас она испытывала лишь разочарование. Пришли результаты расследования, и оказалось, что авария на "Роге Изобилия" была её виной. Реактивный блок грузового судна следовало сдать на обслуживание месяцы назад. ИИ, руководящий судоходными операциями Мадригала, должен был заметить это прежде, чем отправлять корабль на Жатву. Но Сиф тоже проглядела это, и теперешний отказ был на её совести. Она решила провести двойную проверку всех блоков. Задействовав ещё большее число кластеров, ей удалось сделать всё к заявленному сроку. Ровно в 07:42 судоходные операции Жатвы стали медленно возвращаться в привычное русло. Сиф на мгновение расслабилась, сосредоточившись на равномерной тяге контейнеров, поднимающихся по её прядям. В глубине ядра она вспомнила подобное ощущение. Женщина, разум которой послужил моделью для базовой логики Сиф, обожала ритмично расчёсывать свои волосы — чувственная стимуляция, проходившая у зеркала по два раза за день. Воспоминания, подобные этому, были ожидаемым побочным продуктом создания "умного" ИИ; вместе со сканированием человеческого мозга переносились и сильные химические впечатления. Сиф понравилось кинестетическое удовольствие от тяги контейнеров. Её алгоритмы, однако, быстро заглушили наслаждение.

Сиф запустила соответствующую подпрограмму, выбрала шаблон для официального рапорта о потере в ДКС и составила подробное извинение перед своими кураторами. Потом добавила копию прервавшегося сигнала бедствия с "Рога Изобилия", отметив повреждённую часть данных в конце файла. Сделав это, Сиф быстро подвела контрольный итог и решила, что эта часть была всего лишь искажёнными байтами с повреждённых микросхем. Она мгновенно передала рапорт на навигационный компьютер грузового корабля "Оптовая цена", который как раз собирался прыгнуть к Пределу. Сиф постаралась "забыть" про "Рог Изобилия" как можно скорее, сжав результаты техосмотра вместе с докладом о потере, после чего засунула их глубоко в один из своих массивов памяти. Алгоритмы напомнили ей ни о чём не волноваться, поскольку пройдут месяцы до того, как ДКС предпримет какое-либо дисциплинарное взыскание. И потом, Сиф знала, что должна сосредоточиться на своих обязанностях, если хочет избежать перспективы провести всё утро, убегая от очередных кокетливых предложений Мака о помощи.

***

Когда "Оптовая цена" вплыла в рамки двух тысяч километров своей безопасной точки входа в подпространство — координат, в которых двигатель Шоу-Фуджикавы мог запустить переход без риска утянуть в пространство скольжения что-нибудь ещё помимо грузового корабля — её навигационный компьютер подтвердил, что рапорт Сиф был благополучно скопирован в флэш-память, и отправил ИИ подтверждение своего отлёта. Но, пока он пробегался по последним спискам, спеша отключить все системы, кроме наиболее важных, поступило приоритетное радиосообщение.

<\\> ИИ.АО.ЖАТВЫ.МАК >> ДКС.ЛИЦ#ОЦ-000614236

<\ Эй, партнёр! Подожди!

>> ПОДТВЕРЖДАЮ.

<\ Не против, если я подброшу кое-что в почтовую сумку?

>> НЕТ.

Поскольку мазеры работали на относительно коротких дистанциях, лучшим способом связи между колониями была отправка сообщений через корабельную память. Грузовые корабли, подобные "Оптовой цене", путешествующие на сверхсветовой, были аналогами почтовой службы двадцать шестого века.

Навигационный компьютер фрахтовика уже нёс самую разную корреспонденцию — начиная любовными письмами и заканчивая юридическими документами — и ДКС гарантировал безопасную и защищённую доставку всего. Так что в запросе Мака не было ничего необычного.

<\ Спасибо. ДКС уже неделями наседает на меня по поводу прогнозов на четвёртый квартал. Сое не помешает немного света. А вот пшеница-

>> * ВНИМАНИЕ! НАРУШЕНИЕ ПРИВАТНОЙ ЗОНЫ!

[ДКС.РЕГ#А-16523.14.82] *

<\ Просто добавляю мою записку к информации леди. Нет нужды дважды подрезать волокиту, а?

>> * НАРУШЕНИЕ! ВАШ ПРОСТУПОК БЫЛ ЗАРЕГИСТРИРОВАН-

<\ Эй! Придержи коней!

>>--И БУДЕТ ПЕРЕДАН ДКС-С--CCCCCCccc* \\\

>>(...) ? ПРИГОТОВИТЬСЯ/ПЕРЕЗАГРУЗКА

>>(..)

>> ()

<\ Партнёр?

<\ Ты в порядке?

>> ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ. НЕОПОЗНАННАЯ ОШИБКА СИСТЕМЫ.

>> ПОЖАЛУЙСТА, ПОВТОРИТЕ ПРОШЛЫЙ ЗАПРОС.

<\ Да ладно, всё готово. Попутного скольжения, слышишь?

>> ПОДТВЕРЖДАЮ. \>

Навигационный компьютер понятия не имел, почему он на время отключился. У него не осталось памяти о переговорах с Маком. Файл ИИ уже был на месте — зашифрованный и прикреплённый к рапорту Сиф. Но компьютер считал оба документа связанными с самого начала. Он перепроверил расчёты скольжения и увеличил приток энергии из реактора в свой двигатель Шоу-Фуджикавы. Ровно пять секунд спустя у носа "Оптовой цены" возникли сияющие солнечным светом лучи расколотого пространства-времени.

Разрыв, чьи сияющие края искажали окружающие звёзды, остался открытым и после исчезновения в нём грузового судна. Пылающая дыра упорно мигнула, словно решаясь выбрать момент своего закрытия. Но как только "Оптовая цена" вошла в подпространство глубже, втягивая с собой поддерживающую энергию, разрыв схлопнулся маленькой вспышкой гамма-излучения.


[1] В дальнейшем используется сокращение ДКС

[2] В дальнейшем используется сокращение ИИ


ГЛАВА ВТОРАЯ

Земля, индустриальная зона Большого Чикаго, 10 августа 2524 г.

---

Когда Эйвери проснулся, он был уже дома. Чикаго, бывший когда-то сердцем американского Среднего Запада, ныне превратился в городскую агломерацию, покрывавшую территории бывших штатов Иллинойс, Висконсин и Индиана. Сама эта земля не была частью США в любом формальном смысле этого слова. Некоторые люди, обитавшие в Зоне, всё ещё считали себя американцами, но, как и все на планете, они были гражданами ООН — такая радикальная перемена в государственности была неизбежна с того самого момента, как человечество начало колонизировать другие миры. Сперва Марс, потом луны Юпитера, а за ними и планеты в других системах.

Перепроверив свой коммуникатор на военном шаттле, летящем с орбиты в космопорт Великих Озёр, Эйвери удостоверился, что он в двухнедельном увольнении и сможет насладиться своим первым долгим отдыхом с момента окончания операции "Требушет". Рядом была заметка от командующего офицера Эйвери, в которой уточнялись ранения, полученные морпехами на последнем задании. Весь отряд Альфа выжил, получив минимальные ранения. Однако отряду Браво повезло гораздо меньше; трое морпехов были убиты в бою, а штаб-сержант Бёрн пребывал в критическом состоянии на госпитальном судне ККОН. В заметке ничего не говорилось о гражданских потерях. Но Эйвери помнил силу, с которой рванул тягач, и сомневался, что кто-то выжил.

Он старался ни о чём не думать, пока садился на магнитоплан, следующий из космопорта в Зону. Лишь затем, когда Эйвери вышел на высокую платформу терминала Коттедж-Гроув, его мысли вернулись под действием тёплого влажного воздуха позднего чикагского лета. Солнце садилось, и он наслаждался тем небольшим ветерком, что шёл с озера Мичиган — слегка тёплыми порывами, которые разбивались о восточные и западные блоки ветхих квартир из серого камня, срывая осенние листья с клёнов вдоль тротуаров.

Несущий в руках вещмешки и одетый в тёмно-синие брюки, рубашку с воротником и кепку, Эйвери порядочно вспотел к моменту, когда добрался до Серопяна, приюта для престарелых — или так ему сказал компьютер этого места — и вошёл в душный вестибюль башни. Тётя Эйвери, Марсилл, переехала в комплекс спустя несколько лет после его вступления в ряды морпехов, съехав с квартиры на Блэкстоун Авеню, в которой они жили с тех пор, как Эйвери был мальчиком. Здоровье его тёти было подорвано, и ей требовался уход. И, что гораздо важнее, без него она была одинока.

Пока Эйвери ждал лифт, который доставит его на тридцать седьмой этаж, он осмотрел комнату отдыха, наполненную лысыми и седовласыми обитателями Серопяна. Многие кучковались вокруг экрана, настроенного на один из публичных новостных каналов. Там как раз показывали сводку по недавним атакам повстанцев в Эпсилон Эридана — серии бомбардировок, которые убили тысячи гражданских. Как всегда, в передаче был представитель ККОН, категорически отрицающий осечки, допущенные военными в ходе кампании. Но Эйвери знал правду: Восстание уже унесло более миллиона жизней; атаки мятежников становились всё эффективнее, а ответные меры ККОН — всё более жёсткими. Это была ужасная гражданская война, которая становилась всё хуже и хуже.

Один из обывателей комнаты, чёрный мужчина с глубокими морщинами на лице и короной седых вьющихся волос, заметил Эйвери и нахмурился. Он что-то прошептал большой белой женщине в объёмном платье, занимающей инвалидное кресло рядом с ним. Вскоре все обитатели, у которых со слухом и зрением ещё всё было хорошо, смотрели на униформу Эйвери, кивая и хмыкая — кто из уважения, а кто с презрением. Эйвери ранее почти что переоделся в гражданскую одежду на шаттле, чтобы избежать как раз такой вот неуютной реакции. Но в конце концов он решил придерживаться своей парадной формы ради тёти. Она давно уже хотела увидеть, как её племянник вернётся домой в таком щегольском виде.

В лифте оказалось ещё жарче, чем в вестибюле. Но внутри квартиры его тёти воздух был такой холодный, что Эйвери мог видеть своё дыхание.

—Тётушка? — позвал он, опустив вещмешки на выцветший синий ковёр её гостиной. Бутылки отменного бурбона, которые он купил в беспошлинном магазине космопорта, брякнули под его аккуратно сложенной военной формой. Он не знал, разрешали ли доктора тёте пить, но знал, сколько удовольствия ей время от времени приносит мятный джулеп. — Где ты?

Ответа не было.

Стены гостиной с цветочным узором были увешаны картинными рамами. Некоторые были весьма старыми — выцветшие снимки давно почивших родственников, о которых его тётя говорила так, будто знала их лично. Многие из рамок хранили в себе голоснимки — трёхмерные картинки из жизни тёти. Он отыскал свою любимую: тётя, ещё подросток, стоит на берегу озера Мичиган в полосатом жёлто-чёрном купальнике и широкой соломенной шляпе. Она шутливо надула губы на камеру и её оператора, дядю Эйвери, который скончался ещё до его рождения.

Но что-то с этими снимками было не так; они казались нечёткими. Как только Эйвери шагнул в узкий коридор, ведущий в спальню его тёти, и провёл пальцами по стеклянному слою рамок, он осознал, что они были покрыты тонким слоем льда. Эйвери потёр ладонью большой голоснимок рядом с дверью в спальню, и из-под ледяной корочки проступило лицо мальчика. «Я, — поморщился он, вспоминая день, когда тётя сделала фотографию. — Мой первый визит в церковь». В его разум хлынули воспоминания: жмущая до удушья белая, недавно заштопанная оксфордская рубашка, запах пальмового воска, которым обильно смазали потёртости на чересчур больших для него броги. Подрастая, Эйвери почти всегда носил поношенную одежду дальних кузенов, которая никогда не была достаточно большой для его высокой, широкоплечей фигуры. «Как и должно быть, — говорила, улыбаясь, его тётя, когда нашивала заплаты на вещи из его гардероба. — Мальчик — не мальчик, если он не портит свою одежду». Её кропотливые старания на поприще штопанья и шитья всегда позволяли Эйвери выглядеть наилучшим образом, и особенно — когда речь заходила о церкви.

«Ну не красавчик ли ты?» — ворковала его тётя в день, когда сделала фотографию. Затем, надевая на него маленький галстук с узором, она добавила, намекая на наследственные черты, которых Эйвери не понимал: «Прямо как твоя мама. Прямо как твой отец». В старом доме тёти не было снимков его родителей — также, как не было их и в её нынешней обители. Хотя она никогда не говорила о них ничего плохого, это горькое сравнение было её единственной похвалой в их адрес.

— Тётушка? Ты тут? — спросил Эйвери, осторожно постучав по двери её спальни. Снова никакого ответа. Он вспомнил крики за другими закрытыми дверями — бурный конец брака его родителей. Отец бросил мать в таком смятении, что она больше не смогла заботиться о себе, не говоря уже о подвижном шестилетнем мальчике. Он бросил последний взгляд на голоснимок: носки с узором из ромбиков под аккуратно загнутыми бежевыми брюками; искренняя улыбка, вызванная не менее искренним заявлением его тёти.

А потом он открыл дверь спальни.

Если гостиная была похожа на холодильник, то спальня вообще была морозилкой. Сердце Эйвери ёкнуло, но не прежде чем он увидел линию из шестнадцати лежащих ровно друг от друга нетронутых сигарет (по одной на каждый час её бодрствования) в изголовье кровати. Эйвери понял: его тётя умерла. Он тупо смотрел на её тело, застывшее под слоями вязаных и стёганых одеял; пот на шее замёрз. Затем он вошёл в спальню и опустился в потрёпанное кресло, где и оставался, одолеваемый холодом, почти целый час, пока кто-то не открыл дверь в квартиру.

— Она здесь, — пробубнил один из санитаров комплекса, идя по коридору. В спальню заглянул юноша с впалым подбородком и светлыми волосами до плеч.

— О, Господи! — отпрыгнул он, поймав взгляд Эйвери. — Вы кто такой?

— Сколько дней? — спросил Эйвери.

— Что?

— Сколько дней она тут пролежала?

— Послушайте, пока я не узнаю-

— Я её племянник, — прорычал Эйвери, впившись глазами в постель. — Сколько. Дней.

Санитар сглотнул.

— Три. — А затем добавил нервно, — Слушайте, все были заняты, а у неё не было... То есть, мы не знали, что у неё есть родственники. Квартира полностью автоматизирована. Заморозилась в тот самый момент, когда она…

Юноша умолк, когда Эйвери смерил его взглядом.

— Унесите её, — сказал Эйвери ровным голосом.

Санитар поманил своего более низкого, полного партнёра, прячущегося за ним в коридоре. Двое мужчин быстро разместили свои носилки рядом с кроватью, отогнули постельные принадлежности и аккуратно перенесли тело.

— В записях сказано, что она была Евангельской промессийкой, — сказал санитар, возясь с ремнями носилок. — Это правда?

Взгляд Эйвери уже вернулся к постели, и он не ответил.

Его тётя была такой хрупкой, что её тело оставило в пенном матрасе лишь слабый отпечаток. Марсилл была маленькой женщиной, но Эйвери помнил, какой высокой и сильной она выглядела, когда соцработники Зоны доставили его к её порогу — для него, шестилетнего и настороженного ребёнка, она была тогда воплощением материнской любви и дисциплины.

— У вас есть контактный адрес? — поинтересовался худой санитар. — Я сообщу вам название похоронного центра.

Эйвери вытащил руки из карманов и положил их на колени. Толстячок заметил, как его пальцы сжались в кулаки, и кашлянул, дав своему коллеге знать, что пришла пора закругляться. Двое мужчин развернули носилки в направлении выхода из спальни, а затем с шумом пронесли их по коридору и вынесли из квартиры.

Руки Эйвери затряслись. Его тётя уже балансировала на грани какое-то время, но в недавнем сообщении она попросила его не волноваться. Услышав это, он тут же захотел уехать к ней, но командующий офицер приказал ему возглавить ещё одну миссию. Эйвери выругался. Когда его тётя умирала, он был пристёгнут к "Шершню", кружащему над “Джимом Денди” на Дани.

Эйвери вскочил с кресла, быстро подошёл к вещмешкам и вытащил одну из бутылок, купленных в магазине. Затем он схватил свою военную униформу и сунул бутыль во внутренний карман. Секунду спустя он уже вылетел из квартиры.

— “Пёс и Пони”, — спросил Эйвери у компьютера приюта, шагая по вестибюлю. — Он ещё работает?

— Открыт ежедневно до четырёх утра, — откликнулся компьютер через маленький динамик в полу лифта. — Дамам ходить не рекомендуется. Мне вызвать такси?

— Я прогуляюсь. — Эйвери открыл бутылку с джином и сделал щедрый глоток. «Пока ещё могу», — добавил он про себя.

***

Бутылки ему хватило на час. Но найти другие было легко, и одна ночь запоя перетекла во вторую, а затем и в третью. “Вшивая Проверка”, “Отлив”, “Сношенные Покрышки” — эти клубы были битком набиты гражданскими, алчущими заграбастать себе деньги Эйвери, но отнюдь не слушать его небрежные истории — если не считать девушки с плохо освещённой сцены в клубе на улице Холстед. Рыжеволосая красотка так хорошо делала вид, что слушает его, что Эйвери много раз без колебаний прикладывал свой кредитный чип к украшенному драгоценными камнями считывателю на её пупке. Деньги заставляли её наклоняться всё ближе к нему, пока на плечо Эйвери бесцеремонно не опустилась рука.

— Следи за руками, солдатик, — предупредил вышибала голосом, пробивавшемся сквозь гремучую музыку клуба. Эйвери отвернулся от девушки, чья спина выгибалась высоко над сценой. Вышибала был высоким и с таким животом, что плотная чёрная водолазка с трудом удерживала его. Сильные руки казались раздутыми от обманчивого слоя жира.

— Я заплатил, — пожал плечами Эйвери.

— Не лапать, — усмехнулся вышибала, обнажив два платиновых резца во рту. — Это требование заведения.

Эйвери потянулся к маленькому круглому столику у ног рядом со сценой, взяв свой кредитный чип.

— Сколько? — спросил он.

— Пять сотен.

— Да иди ты.

— Как я и сказал. Требование.

— Уже просадил кучу… — пробормотал Эйвери. Его зарплата в ККОН была скромной, и большая её часть ушла на помощь с квартирой его тёти.

— А, видишь? — ткнул вышибала пальцем в девушку. Она медленно скользила по сцене, улыбаясь, но вместе с тем обеспокоенно хмурясь. — Тебе лучше сменить тон, солдатик. — Вышибала сжал плечо Эйвери ещё сильнее. — Она не одна из тех повстанческих шлюшек, которых ты имел в Эпси.

Эйвери было противно от руки вышибалы. Ему было противно слушать, как его величают солдатиком. Но слушать оскорбления от какого-то гражданского мудака, который и понятия не имел, через что он прошёл на передовых Восстания? Это стало последней каплей.

— Отпусти, — прорычал Эйвери.

— Есть проблема?

— Зависит от тебя.

Вышибала потянулся свободной рукой за спину и вытащил из-за пояса металлический жезл. — Почему бы нам не выйти наружу?

Он взмахнул рукой, и жезл удвоился в длине, а его верхушка подёрнулась электричеством. Это было оглушающее устройство "Скромник". Эйвери доводилось видеть, как следователи ДВР использовали такие на допросах пленных повстанцев. Он знал, насколько они болезненны, и, хотя его брали сомнения, что вышибала сможет обращаться с жезлом так же уверенно, как "призраки" ДВР, Эйвери не собирался оказываться на полу этого заведения, дрыгающий всем телом в луже собственной мочи. Он потянулся за напитком, покоящимся в центре столика.

— Мне и тут хорошо.

— Слушай сюда, ты, морпех хре-

Однако движение Эйвери оказалось уловкой. Как только вышибала наклонился вперёд, Эйвери схватил его за запястье и дёрнул через плечо. Затем он рванул руку вниз, ломая локоть. Девушка на сцене закричала, когда сломанная кость разорвала одежду вышибалы, брызнув кровью прямо ей в лицо и на волосы.

Пока вышибала, воя, опускался на колени, двое его приятелей в такой же одежде и с таким же телосложением рванулись к ним, отбрасывая со своего пути стулья. Эйвери встал и повернулся, чтобы встретить их. Увы, он напился больше, чем думал, и пропустил прямой удар в переносицу, отчего его голова запрокинулась, брызнув струёй крови на сцену. Эйвери отшатнулся и попал прямиком в сокрушительные объятия вышибал. Однако пока те тащили его к заднему выходу из клуба, один из них поскользнулся на металлической лестнице, ведущей в переулок. В этот самый момент Эйвери смог высвободиться, и, пошатываясь, побежал прочь от шума приближающихся сирен, и скрылся до того, как пара бело-голубых седанов остановилась у входа в один из четырёх самых лучших клубов Зоны.

Спотыкаясь на переполненных тротуарах Холстеда, Эйвери пытался убежать от осуждающих взглядов в грязный полупроходной канал под клёпаной опорой местной линии магнитной левитации — переработанной части старинной подвесной железной дороги Чикаго, которая всё ещё была узнаваема вопреки ремонтным работам, которые велись здесь веками. Его мундир запачкался так, что походил на набор боевого камуфляжа. Эйвери бросил подвернувшийся под руку зелёный мусорный пакет для пластика к опоре, после чего прислонился к нему и впал в прерывистый ступор.

«Заставь меня гордиться, делай то, что правильно». Так наставляла тётя его, девятнадцатилетнего пацана, в день призыва, дотрагиваясь маленькими, но сильными пальцами до его подбородка. «Стань тем, кем, я знаю, ты можешь быть».

Эйвери старался как мог. Он покинул Землю, готовый биться за тётю и за тех, кто был похож на неё — невинных, чьим жизням, если верить ККОН, угрожали враждебные люди. Убийцы. Мятежники. Враги. Куда же подевалась та гордость? И кем он стал? Эйвери спал и видел мальчика, дёргающегося в руках женщины с детонатором. Он представлял себе, как делает идеальный выстрел, который спасает всех, кто был в ресторане, и его друзей-морпехов. Но в глубине души он понимал, что такого и в помине не могло произойти. Не было такой волшебной пули, которая могла бы покончить с Восстанием.

Эйвери ощутил дрожь, которая разбудила его. Почти бесшумный гул пассажирского магнитоплана, шедшего сверху, всего лишь сместил мусорный пакет, отчего спина Эйвери прислонилась к запотевшему металлу старой опоры. Он наклонился вперёд, спрятав голову между коленями.

— Прости меня, — прохрипел Эйвери, желая, чтобы его тётя была жива и услышала это.

Потом его разум потонул в пучине всё увеличивающегося гнева и вины.

***

Лейтенант Даунс захлопнул дверь своего тёмно-синего седана с силой, которая покачнула низко посаженную машину на четырёх широких шинах. Когда родители прознали о его занятии, всё полетело в тартарары. Если бы не униформа на Даунсе, отец вполне мог бы влепить ему оплеуху. Хотя парадная форма синего цвета больше не сидела на нём как положено, вербовщик корпуса морской пехоты ККОН всё ещё имел внушительный вид. Когда лейтенант вспомнил в уме список кандидатов — небольшую группу, состоящую главным образом из юношей, которые выказали кое-какой интерес в холодных звонках и беседах на перекрёстках — то тут же напомнил себе, что вербовать солдат в военное время не так-то просто. В жестокой и непопулярной войне, какой и было Восстание, его работа граничила с почти невозможным. Не то чтобы командиру было до этого какое-то дело. Даунсу полагалось вербовать по пять новых морпехов в месяц. Но сейчас, когда до срока оставалось меньше недели, у него всё ещё никого не было.

— Да вы издеваетесь… — Лейтенант скорчил гримасу, обойдя заднюю часть седана. Кто-то с помощью баллончика с красной краской небрежно написал «ИНТРЫ, ПРОЧЬ» на бампере автомобиля.

Даунс только пригладил коротко стриженные волосы. Этот лозунг становился всё популярнее и был боевым кличем к более либеральным гражданам центральных миров, которые полагали, будто лучшим способом покончить с бунтом в Эпсилон Эридана было просто оставить звёздную систему — вывести военных и дать повстанцам заслуженную независимость. Политиком лейтенант не был. Хоть он и сомневался в том, что руководство ООН когда-либо сумеет успокоить интровертов, несколько фактов он знал наверняка: война всё ещё шла, корпус морпехов был добровольным формированием, а у него оставалось всего несколько дней, чтобы выполнить план вербовки, пока кто-нибудь званием постарше не отвесит очередной пинок его и без того ноющей заднице.

Лейтенант открыл багажник седана, взяв оттуда свою фуражку и чемоданчик. Пока багажник автоматически закрывался позади, он уже стоял перед центром набора добровольцев, который был размещён в переделанном магазине торгового центра на севере старого Чикаго. Приблизившись к двери, Даунс заметил человека, присевшего напротив.

— 48789-20114-ЭД, — буркнул Эйвери.

— Повторите? — переспросил Даунс. Он тут же узнал служебный номер ККОН, но не вполне одобрял то, что снаружи его офиса сидит надравшийся в стельку штаб-сержант корпуса морской пехоты, на что указывали четыре золотых шеврона на изрядно потрёпанном рукаве мундира.

— Он действующий, — сказал Эйвери, оторвав голову от груди. — Проверьте.

Лейтенант расправил плечи. Он не привык получать приказы от офицера сержантского состава.

— Я в увольнительной. Семьдесят два часа, — жалостливо добавил Эйвери.

Это привлекло внимание Даунса. Он положил чемоданчик на сгиб локтя и вытащил свой коммуникатор.

— Повторите ещё раз, — попросил он, вводя медленно диктуемый Эйвери серийный номер быстрыми нажатиями указательного пальца. Несколькими секундами позже на планшете возникло служебное досье Эйвери. Глаза лейтенанта тут же округлились от длинной вереницы благодарностей и боевых рекомендаций, поползшей вниз по монохромному экрану. "Орион", "Калейдоскоп", "Танглвуд", "Требушет". Десятки программ и операций, о большинстве которых Даунс даже слышать не слышал. К досье сержанта было прикреплено экстренное сообщение от КомФлота, штаб-квартиры ВМС и корпуса морской пехоты на Пределе.

— Раз уж вы в увольнительной, возражений нет. — Даунс убрал планшет обратно в чемодан. — Напротив, я рад сообщить вам, что ваш запрос на перевод был одобрен.

На мгновение в усталых глазах Эйвери мелькнуло подозрение. Ни о каком переводе он не просил. Но с похмелья всё казалось ему лучше, чем отправка обратно в Эпсилон Эридана. Его взгляд опять потускнел.

— Куда?

— Тут не сказано.

— Ну и ладно, — пробормотал Эйвери, после чего его голова запрокинулась и упёрлась в дверь центра — прямо между ногами морпеха, облачённого в полную боевую униформу и изображённого на плакате, наклеенном с обратной стороны двери, на котором было написано "Вставай. Дерись. Служи". Глаза Эйвери закрылись.

— Эй! — завёлся было Даунс. — Вам нельзя спать тут, морпех.

Но Эйвери уже мирно похрапывал. Поморщившись, лейтенант перебросил одну из рук сержанта через своё плечо и донёс его до заднего сидения своего седана.

Выезжая с парковки торгового центра в плотное полуденное движение на шоссе, Даунс всё гадал о том, зачтётся ли ему один герой войны в увольнительной вместо вербовки пятерых новобранцев — или этого будет достаточно для того, чтобы обрадовать своего командующего офицера.

— Космопорт Великих Озёр, — рявкнул он на свой автомобиль. — Кратчайший маршрут.

Даунс покачал головой, пока на внутренней поверхности изогнутого лобового стекла седана появлялась голографическая карта. Вот бы ему так повезло.


ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Миссионерский участок Ковенанта, неподалёку от системы Эпсилон Инди, 23-й Век Сомнения.

---

Глядя на сложенные контейнеры инопланетного судна со спелыми фруктами, Дадаб начал пускать слюни. Ему редко доводилось видеть такие деликатесы, не говоря уже о том, чтобы пробовать их. В Ковенанте — союзе рас, к которому принадлежал Дадаб — его народ, унггои, занимал низшую ступень в иерархии. Но они были в этом не одиноки.

У основания одного из штабелей, над грудой особенно сочных дынь, ссорились трое киг-яров. Дадаб попытался незаметно проскочить мимо визжащих рептилий. Даже несмотря на звание дьякона, он был нежеланным дополнением к экипажу корабля киг-яров, "Малого Проступка". Даже при лучших обстоятельствах между обеими расами царили нелёгкие отношения. Но после долгого путешествия со всё сокращающимися припасами — и не случись им наткнуться на чужеродное судно по пути — Дадаб наполовину шутливо опасался, что киг-яры могут сготовить его себе на ужин.

Клинообразная дыня пролетела в воздухе и с липким шлепком ударила по голубовато-серой голове Дадаба, разбрызгав сок на его оранжевую тунику. Голова унггоя, как и остальное тело, была покрыта жёстким экзоскелетом, так что удар, по крайней мере, не был больным. А вот троица киг-яров сразу залилась визжащим смехом.

— Подношение его святейшеству! — усмехнулся через острые, как кинжалы, зубы один из них. Это был Жар, командир маленькой банды в экипаже. От двух других он явно отличался своим ростом и ярко-розовым цветом длинных гибких шипов, которые гребнем торчали из задней части его узкого черепа.

Не сбавляя шага, Дадаб громко фыркнул, убирая куски кожуры, которые забились в одно из круглых отверстий маски, скрывающей его курносый нос и широкий рот. В отличие от киг-яров, прекрасно чувствующих себя в кислородной атмосфере инопланетного корабля, унггой дышал метаном. Этот газ покоился в пирамидальном баке на спине Дадаба и тёк в маску через шланги, встроенные в плечевые ремни бака.

В сторону Дадаба полетели ещё дыни. Но теперь, миновав киг-яров, он не обращал внимания на липкие снаряды, шлёпающиеся о его бак. Раздражённые его равнодушием метатели снова вернулись к своей ссоре.

"Малый Проступок" был частью огромного флота миссионерских кораблей ковенантского министерства Спокойствия, отвечавшего за изучение границ подконтрольного Ковенанту космоса. Звание дьякона было самым низшим в министерстве, но для народа Дадаба это был единственный доступный пост — одна из немногих работ для унггоев, не связанная с тяжёлым ручным трудом или риском для жизни в бою. Далеко не все унггои могли претендовать на дьяконство, и Дадаба приняли только потому, что он был умнее многих, лучше понимал Священные писания Ковенанта и помогал разъяснять эти законы остальным.

Ковенант был не просто политическим и военным альянсом. Это был религиозный союз, все члены которого обязались верно служить своим высшим теократическим лидерам, Пророкам, а также приняли их веру в трансцендентный потенциал древних технологий — реликтов, оставленных исчезнувшей расой пришельцев, именуемых Предтечами. Поиск этих рассеянных кусочков технологий был причиной, по которой "Малый Проступок" забрёл так далеко — на сотни циклов от ближайшего места обитания ковенантов.

Обязанностью Дадаба, как дьякона, было следить за тем, чтобы киг-яры во время поисков следовали всем необходимым писаниям. К несчастью, с тех пор как они взяли на абордаж инопланетное судно, экипаж выказывал что угодно, но только не послушание.

Бормоча под маской, Дадаб вразвалочку прошёл мимо ряда контейнеров. Некоторые из них были вскрыты когтями, и он перепрыгнул через наполовину сжёванный фрукт, который киг-яры бросили в своём порыве отведать все деликатесы корабля. Дадаб сомневался, что хоть в одном из ящиков содержатся вещи, интересные Пророкам. Но, как дьякону, ему по-прежнему полагалось наблюдать за поиском — или по крайней мере благословить его — особенно когда дело касалось вещей, принадлежащих пришельцам, пока неизвестным Ковенанту.

Также, как Пророки стремились найти реликвии, гегемония всегда была готова обратить в свою веру новых приверженцев. И, хотя эта задача теоретически возлагалась на министерство Обращения, здесь и сейчас только Дадаб был официальным религиозным представителем, и потому он хотел убедиться, что соблюдёт все соответствующие процедуры. Дьякон знал, что хороший результат сейчас может гарантировать продвижение по службе потом. А ещё ему хотелось исчезнуть с "Малого Проступка" и попасть на пост, где ему не придётся только следить за дерзкими двуногими рептилиями. И больше всего на свете дьякону хотелось помолиться за то, что когда-нибудь он станет духовным лидером для тех унггоев, которым повезло меньше, чем ему. Цель благородная, но, как и у многих истинных верующих, вера Дадаба поддерживалась большим количеством надежды.

В конце ряда был механический лифт, который поднимался вдоль стены корпуса. Ступив на него, Дадаб изучил управление. Подняв одну из своих худых рук, он нажал на кнопку, которая, кажется, указывала наверх, и довольно заворчал, когда лифт пополз по стене.

Узкий проход вёл с верхней части подъёмника в разрушенный реактивный блок корабля. Дадаб уловил дуновение чего-то вонючего и, брезгливо ступив через громоздкую дверь, отключил обонятельные мембраны маски. Куча жилистой слизи в центре кабины мгновенно указала на то, что именно тут киг-яры решили последовать зову природы и справить нужду. Очень аккуратно Дадаб наступал одной из своих плоских четырёхпалых ног в липкий результат обжорства киг-яров фруктами, пока не наткнулся на что-то металлическое — маленькую коробку, которая пыталась связаться по каналам связи с "Малым Проступком".

Нахождение инопланетного судна было чистой удачей. Корабль киг-яров как раз задержался между прыжками, проводя один из своих плановых осмотров в поисках реликтов, когда засёк всплеск радиации менее чем в цикле от своей позиции. Поначалу командир киг-яров, женщина-капитан по имени Чур'Р-Яр, решила, что их атакуют. Но, когда они подплыли ближе к судну, даже Дадаб смог рассмотреть, что оно просто пострадало от какого-то отказа двигателя. Тем не менее Чур'Р-Яр хотела убедиться, что им не грозит опасность. Дав целый залп из точечных лазеров "Малого Проступка", она поджарила двигатель корабля, а потом послала Жара на борт, чтобы заставить коробку замолчать — дабы убедиться в том, что та больше не сможет звать на помощь. Дадаб боялся, что Жар окажется чересчур агрессивен и разрушит единственную вещь, которая могла обеспечить ему уход с "Малого Проступка", но признаться в этом Чур'Р-Яр он ни за что не мог. Ему было известно о многих других унггоях-дьяконах, которые за подобные акты неповиновения становились жертвами "несчастных случаев".

В конце концов, хозяйка корабля дала ему разрешение забрать коробку — Дадаб предположил, что она тоже осознала важность этой вещи для работы министерства Обращения. Разумеется, она могла сделать это сама. Но, глядя на коробку, с которой стекали экскременты, и на свои руки, Дадаб понял, что Чур'Р-Яр послала его, поскольку знала наверняка, что придётся сделать для получения коробки. Держа свой вонючий приз на расстоянии вытянутой руки, дьякон ретировался в проход. Уклонившись от очередного залпа киг-яров в трюме, он засеменил через стыковочный шлюз обратно на "Малый Проступок". Дадаб поспешил в метановую камеру корабля (единственное помещение, всегда заполненное газом) и с нетерпением расстегнул грудные пряжки своей брони. Едва он вошёл в треугольную выбоину в одной из стен квадратной комнаты, как спрятанный компрессор зашипел и начал заполнять его бак. Дадаб выскользнул из своего костюма и скрестил чрезмерно крупные руки на груди. Челюсть болела от герметичного уплотнителя маски, и потому, сорвав её, он отбросил маску в сторону. Прежде чем она ударилась о пол, её перехватил взмах светящегося перламутра.

В центре камеры находился хурагок — создание со склонённой головой и удлинённой мордой, поддерживаемое в воздухе рядом прозрачных розовых мешочков, наполненных различными газами. Из-под его чрева отходили четыре конечности-щупальца, одно из которых держало маску Дадаба. Хурагок поднёс маску ближе к ряду тёмных круглых сенсорных узлов своей морды и тщательно осмотрел её. Затем он сложил два щупальца в быстрый жест любопытства. Дадаб согнул пальцы одной из своих огрубевших рук так, чтобы они совпали с обычным положением конечностей хурагока: четыре пальца, отходящие прямо от груди дьякона. Он растопырил их и сжал, а затем согнул и наложил друг на друга, формируя особенный жест для каждого слова.

Хурагок испустил из похожего на жом клапана в одном из своих мешочков огорчённое скуление. Выброс толкнул его мимо Дадаба к хранилищу бака, где он повесил маску на выпирающий из стены крючок.

< Ты нашёл устройство? > — спросил хурагок, поворачиваясь обратно к Дадабу. Дьякон поднял коробочку, и щупальца хурагока задрожали от волнения. — < Могу я дотронуться до того, что вижу? >

< Дотронуться — да, понюхать — нет, > — ответил Дадаб.

Но хурагок то ли не возражал против остаточного зловония киг-яров, то ли просто не понял шутку Дадаба. Он обвил щупальцем чужеродный трофей и жадно поднял его к своей морде. Дьякон тем временем плюхнулся на мягкий тюфяк рядом с автономным пищевым автоматом. Он развернул сосок, соединённый с катушкой гибкой трубки, положил к себе в рот и начал сосать. Вскоре неприятная на вид, но питательная жижа потекла по трубке прямо в его пищевод.

Он смотрел, как хурагок корпит над инопланетной коробочкой, а его мешочки надуваются и сдуваются в знак... чего? Нетерпения? У дьякона ушла большая часть путешествия на то, чтобы понять язык жестов существа. Он мог только догадываться об эмоциональных нюансах жестов мешочками. Много циклов ушло у него просто на то, чтобы узнать имя хурагока: Легче Некоторых.

Дадаб знал основы размножения, или, если быть точнее, создания хурагоков. Эти существа создавали своё потомство из доступных органических материалов с помощью тех же проворных ресничек на их щупальцах, которыми Легче Некоторых сейчас пользовался для проникновения в отверстие инопланетной коробки. Процесс воистину фантастический, но что Дадабу казалось особенно необычным, так это самый трудный для родителей-хурагоков шаг на пути придания их отпрыскам идеальной плавучести — наполнение их точно отмеренной смесью газов. Как результат, новые хурагоки поначалу либо парили, либо опускались вниз, и называли их родители соответствующе: Чересчур Тяжёлый, Легко Собираемый, Легче Некоторых.

Сжав сосок в зубах, Дадаб сделал глубокий вдох через нос до предела своих лёгких. Метан в помещении был не менее затхлым, чем тот, что он таскал у себя за спиной, но дышать свободно было куда приятнее. Наблюдая за тем, как Легче Некоторых вставляет своё щупальце в коробку и аккуратно прощупывает её изнутри, Дадаб вновь вспомнил о том, насколько он ценил компанию этого существа. Во время обучения в семинарии министерства он повидал немало хурагоков в тренировочных странствиях. Сосредоточенные на поддержании своих кораблей в хорошем рабочем состоянии, все они держались особняком. Вот почему Дадаб был более чем удивлён, когда Легче Некоторых впервые изогнул свои конечности в его сторону, повторяя единственный жест снова и снова, пока унггой не понял, что оно пыталось сказать ему просто < Привет! >

В этот момент Легче Некоторых неожиданно выдернул своё щупальце из коробочки и, словно шокированный, отплыл назад. Мешочки хурагока надулись, и он начал хаотично размахивать конечностями. Дадаб постарался не отставать.

< Информация! … Координаты! … Без сомнения, пришельцы … Даже больше, чем наше собственное! >

< Стой! > — вмешался Дадаб, выплюнув пищевой сосок и вскочив на ноги. — < Повтори! >

С заметным усилием хурагок заставил свои щупальца виться намного медленнее. Дадаб успевал только смотреть. В конце концов он понял, что хотел сказать Легче Некоторых.

< Ты уверен? >

< Да! Госпожа должна знать! >

***

"Малый Проступок" был небольшим судном. За тот же объём времени, что потребовался Дадабу, чтобы нацепить бак обратно и при этом не помять тунику, он вместе с хурагоком вышел из камеры и спустился к единственному центральному коридору на мостик.

— Или сними маску, — сказала хозяйка судна после того, как Дадаб на издыхании передал доклад Легче Некоторых, — или научись говорить чётче.

Чур'Р-Яр восседала на приподнятом кресле командира. Светло-жёлтая кожа делала её самым ярким объектом на маленьком полутёмном мостике. Дадаб дважды сглотнул, чтобы избавиться от оставшейся питательной жижи во рту, и начал заново.

— Устройство является набором схем, схожих с процессорными каналами, работающими на нашем корабле.

— Моём корабле, — прервала Чур'Р-Яр.

— Да, конечно, — поморщился Дадаб. Не в первый раз он пожелал, чтобы у хозяйки корабля было колючее оперение, как у Жара; у мужчин отростки меняли цвет в зависимости от настроения. Прямо сейчас дьякону отчаянно хотелось знать уровень нетерпения у Чур'Р-Яр. Но, как и у всех женщин киг-яров, голова госпожи была покрыта тёмно-коричневыми бугорками — уплотнённой кожей, похожей на мозаику синяков, которые придавали её плечам ещё более сгорбленный вид, чем было на самом деле.

Дадаб решил не рисковать и перейти к сути.

— Коробка является неким навигационным устройством. И, хотя она повреждена… — Дадаб украдкой показал на хурагока, который как раз подплыл к настенной панели управления. — В ней по-прежнему записано место её происхождения.

Легче Некоторых забарабанил кончиками своих щупалец по светящимся переключателям панели. Вскоре над голопьедесталом перед креслом Чур'Р-Яр появилась трёхмерная голографическая проекция объёмного космоса вокруг "Малого Проступка". Собственно, пьедестал был лишь пустотой между двумя тёмными стеклянными линзами: одна была встроена в платиновую основу, а другая торчала из потолка мостика. Как и большая часть поверхностей на корабле киг-яров, потолок был покрыт фиолетовым листовым металлом, который, уловив свет голограммы, отразил тёмный шестиугольный узор — лежащую в основе бериллиевую сетку.

— Мы были здесь, — начал Дадаб, когда красный треугольник, обозначающий корабль киг-яров, появился в проекции, — в момент, когда зарегистрировали радиационную утечку инопланетного судна.

Пока он продолжал, проекция, управляемая Легче Некоторых, сместилась и увеличилась, представляя вниманию новые значки по мере необходимости.

— Здесь мы вступили в контакт. А это то место, которое Лег... откуда, как считает ваш хурагок, корабль начал свой полёт.

Хозяйка искоса поглядела на подсвеченную систему одним из своих выпуклых рубиново-красных глаз. Она располагалась за пределами миссионерского участка, который министерство приказало ей патрулировать — и вообще за пределами контролируемого Ковенантом космоса. Чур'Р-Яр, впрочем, знала, что было бы ересью предполагать такой предел. Пророки полагали, что когда-то Предтечи властвовали над всей галактикой, так что каждая система была святым местом — потенциальным хранилищем важных реликтов.

— И куда же он направлялся? — спросила Чур'Р-Яр, постукивая длинным языком по верхнему нёбу своего клювоподобного рта.

Ещё один взгляд дьякона на хурагока. Существо с помощью своих мешочков выдало скуление и махнуло двумя конечностями.

— Боюсь, что эта информация утеряна, — ответил Дадаб.

Хозяйка корабля сжала свои когти вокруг подлокотников кресла. Ей не нравилось, что унггой научился языку хурагоков и теперь исполняет роль посредника между ней и членом её экипажа. Уже не в первый раз она думала над тем, чтобы выкинуть дьякона через шлюз. Но теперь, глядя на неисследованную систему, она осознала, что набожный малыш-газосос внезапно стал гораздо более полезным.

— Я уже говорила, насколько высоко ценю твой хороший совет? — спросила госпожа, расслабившись в своём кресле. — Что, по-твоему, мы расскажем министерству?

Воротник доспехов Дадаба начал натирать ему шею. Он боролся с желанием почесаться.

— Как всегда, я последую рекомендации госпожи, — ответил Дадаб, осторожно подбирая слова. Нечасто Чур'Р-Яр задавала ему вопрос, и она никогда не спрашивала его мнения. — Я здесь, чтобы служить, и таким образом почитать волю Пророков.

— Тогда, возможно, нам стоит повременить с докладом, пока не представится возможность изучить инопланетную систему? — задумалась Чур'Р-Яр. — Соберём для Святейших столько информации, сколько сможем?

— Уверен, министерство… оценит желание госпожи составить более полную картину этого важного открытия.

Дадаб не сказал "одобрит", поскольку, если женщина киг-яров захочет увести свой корабль за пределы участка, он не сможет её остановить. В конце концов, хозяйкой судна была она. Но была у дьякона и ещё одна, более личная причина для такой уступки. Он понимал, что если они отыщут что-нибудь важное в неисследованной системе, то это лишь ускорит его продвижение по карьерной лестнице. Ради такой цели Дадаб был готов переступить через несколько законов. «В конце концов, — подумал он, — задержки связи случаются всегда».

— Великолепный совет, — язык Чур'Р-Яр мелькнул между её заточенными зубами. — Я проложу новый курс. — Затем, с небрежным кивком головой, добавила: — Да последуем мы по Их Стопам.

— И лучше постигнем значение Пути, — ответил дьякон, завершая молитву. Сказанное было данью уважения пророчеству Предтеч — моменту, когда они запустили семь своих таинственных Ореолов и исчезли из галактики, не оставив никого из своего рода. Более того, это поверье, что некто сможет стать богом, последовав по пути Предтеч, было всей сутью религии Ковенанта. Однажды, как и обещали своим верноподданным Пророки, они найдут Священные кольца! Они раскроют саму суть вознесения Предтеч! Дадаб, как и миллиарды других ковенантов, верил в это всей душой.

Унггой попятился от командного кресла хозяйки корабля, жестом позвав Легче Некоторых за собой. Он развернулся настолько ловко, насколько позволял его метановый бак, и поспешил к автоматическим дверям мостика.

— Ревнитель, — прошипела госпожа, как только две угловатые половины двери закрылись. Она нажала на голографический переключатель в подлокотнике кресла, которым управлялась сигнальная система корабля. — Возвращайтесь немедленно. Берите с собой только то, что можете унести.

— Но, госпожа, — голос Жара с треском раздался из её кресла, — вся эта еда-

— Возвращайтесь на посты! — взвизгнула Чур'Р-Яр, исчерпавшая всё своё терпение на дьякона. — Бросайте всё!

Хозяйка корабля одарила переключатель сердитым шлепком. И лишь затем одним языком добавила для себя: — Вскоре мы найдём больше, гораздо больше.


ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Колониальный мир ККОН Жатва, система Эпсилон Инди, 21 декабря 2524 г.

---

За время путешествия с Земли компьютер в криохранилище быстроатакующего корвета "Саечка за испуг" прогнал Эйвери через долгий циклический сон. По просьбе Эйвери машина позволила ему насладиться периодами анаболического покоя, проводя его через наполненные сновидениями быстрые сны как можно реже и быстрее. Это достигалось при помощи осторожной регулировки почти ледяной атмосферы в криокапсуле Эйвери и продуманного применения внутривенных лекарств — препаратов, которые одновременно контролировали частоту и продолжительность циклов сна у людей в криогенной заморозке и влияли на содержимое их снов.

Но независимо от того, какой бы марки лекарство ни вводили Эйвери перед заморозкой, ему всегда снилось одно и то же: худшее из его заданий против повстанцев — серия образов, которыми заканчивались все выполненные им операции. Даже несмотря на то, что Эйвери хватило и одного раза пережить кровавые подробности тех миссий, во снах поистине ужасным было думать о том, что он причинил гораздо больше вреда, чем пользы. В его голове эхом отозвался голос тёти: «Заставь меня гордиться, делай то, что правильно».

Криокомпьютер отследил всплеск активности в мозге Эйвери — попытку выдернуть себя из сновидения — и увеличил дозу. "Саечка за испуг" только что вышла из гиперпространства и ложилась на курс к месту назначения. Для компьютера подошло время запустить оттаивание Эйвери, и потому держать объекты спящими на протяжении процесса было стандартной процедурой. Ещё одна доза внутрь, и Эйвери провалился в глубокий сон. Его сознание продолжало прокручивать образы… сброшенный в кювет тягач, из горящего двигателя валит дым. Другие морпехи в контрольной башне поначалу ликуют, думая, что Эйвери только что убил бунтовщика-подрывника. А затем осознают, что их АРГУС-ы были неисправны — мёртвый водитель был ни в чём неповинным гражданским, который всего лишь не так нагрузил свою машину.

К тому моменту Эйвери уже несколько месяцев назад как закончил учебку, а война успела во многом испортиться.

Если внимательно слушать стандартную пропаганду ККОН, интроверты все как один были распоследними негодяями: после двух столетий общего дела, изолированные группы неблагодарных колонистов начали агитировать за бо?льшую автономию — за свободу действовать на благо своих миров, а не всей империи в целом.

В начале пути количество людей, сочувствующих делу интровертов, было огромным. Повстанцы по понятным причинам устали от того, что бюрократы диктовали им образ жизни: на какую работу идти, сколько рожать детей; зачастую деспотичные ставленники Земного правительства всё хуже и хуже понимали специфические проблемы колоний. Но от симпатии не осталось и следа, когда (спустя годы безрезультатных переговоров) более радикальные группы мятежников плюнули на политику и прибегли к насилию. Поначалу они били по военным объектам и известным сторонникам колониальной администрации. Но стоило ККОН начать ответные операции, как под перекрёстный огонь стали попадать невинные люди.

В бытность новичком Эйвери не понимал, почему Восстание не полыхнуло на внешних системах вроде системы Лебедя, где колонистов объединяли общие убеждения и этнос — одна из главных причин крушения старой системы национальных государств на Земле и возвышения ООН в роли объединяющей силы. Вместо этого сражения начались прямо там, где ККОН было лучше всего готово их остановить — системе Эпсилон Эридана, самой населённой и тщательно управляемой территории за пределами Солнечной системы. И тем больше Эйвери не мог понять, почему ККОН, при всех своих ресурсах в этой системе, не смогло усмирить повстанцев до того, как всё пошло наперекосяк. Почему такие мощные институты и двигатели экономического развития вроде КомФлота на Пределе, университетов и судебных учреждений Обстоятельства, а также индустриальных зон на Дани не смогли прийти к приемлемому для обеих сторон плану? Только по мере хода войны Эйвери начал понимать, что проблема была именно во всех этих ресурсах: ККОН было что терять в Эпсилон Эридана.

Эйвери вздрогнул от повышения температуры своего тела. Картинки в голове снова ожили…

Изрешечённые прошлыми пулевыми отверстиями стены домов. Неожиданный грохот. Тела, разбросанные вокруг горящего остова идущего впереди конвоя бронетранспортёра. Дульные вспышки на крышах. Бег через бойню к укрытию. Рикошеты и радиопереговоры. Фосфорные шлейфы от снарядов, сброшенных беспилотниками. Женщины и дети, выбегающие из охваченных пламенем домов. Каждый их шаг оставляет на земле толстый слой вязкой, как карамель, крови.

Глаза под веками хаотично двигались. Эйвери вспомнил наставления тёти: «Стань тем, кем, я знаю, ты можешь быть». Он изо всех сил постарался пошевелить закоченевшими конечностями, но компьютер увеличил дозу и обездвижил его. Кошмар не получилось остановить…

Переполненная людьми забегаловка у шоссе. Отчаянная женщина, окружённая полными решимости людьми. Дёргающаяся ножка задыхающегося ребёнка. Отец, бросившийся на помощь сыну, и упущенный Эйвери момент, превративший всё в тепловую и ударную волну, заставившую его "Шершень" вращаться.

Эйвери проснулся и закашлялся, выпуская изо рта замерзающий пар, заполнивший его криокамеру. Компьютер быстро запустил экстренную очистку. Каким-то образом, несмотря на снотворное, дозировка которого была в три раза выше нормы, Эйвери нарушил ход финального этапа оттаивания. Компьютер зарегистрировал аномалию, аккуратно вытащил внутривенный катетер и открыл изогнутую, полностью пластиковую крышку камеры. Эйвери перекатился на бок, наклонился над краем своей камеры и зашёлся яростным, влажным кашлем. Хватая ртом воздух, он услышал шлёпанье босых ног о прорезиненный пол палубы. Мгновение спустя опущенный вниз взгляд уловил небольшое квадратное полотенце.

— Я в норме, — сплюнул Эйвери. — Отвянь.

— Не в бровь, так в глаз, а? — Голос мужчины, ненамного старше Эйвери. — Я видел бойцов и пошустрее. Но это весьма недурно.

Эйвери посмотрел вверх. Мужчина перед ним, как и он сам, был нагим, но кожа у него была тревожно бледной. Светлые волосы только начали отрастать на недавно побритой голове, подобно первым шёлковым нитям из початка кукурузы. Подбородок был длинным и узким. Когда он улыбнулся, его худые щёки озорно надулись.

— Хили. Старшина первого класса. Медик.

Значит, Хили был из флотских — не морпехом. Впрочем, выглядел он вполне дружелюбно. Эйвери взял полотенце и потёр своё выбритое начисто лицо и подбородок.

— Джонсон. Штаб-сержант.

Улыбка Хили стала шире.

— Что ж, по крайней мере, мне не нужно отдавать тебе честь.

Эйвери свесил ноги через криокапсулу и ступил на пол. Голова словно опухла и была готова лопнуть. Он сделал глубокий вдох и попытался разогнать ощущения. Хили кивнул в сторону двери в переборке на другом конце отсека.

— Идём, шкафчики в той стороне. Не знаю, что тебе там снилось. Вот в своих снах я точно не сидел и не пялился на шарики другого парня.

Они оделись, взяли свои вещмешки и прибыли в скромный ангар "Саечки за испуг". Среди боевых кораблей ККОН корветы были самым маленьким классом и потому не несли на себе истребителей. По факту же, в ангаре едва хватало места для челнока SKT-13 — увеличенной версии стандартной на всём флоте округлой спасательной капсулы "Шмель".

— Садитесь, пристёгивайтесь, — рявкнул пилот челнока через плечо, когда Эйвери с Хили взошли на борт. — Мы здесь задержались, только чтобы высадить вас.

Эйвери уложил свои мешки и скользнул в одно из стоящих лицом друг к другу сидений челнока, опустив себе на плечи U-образный прижимной поручень. Шаттл выпал через шлюз в полу ангара и устремился прочь от кормы корвета.

— Был когда-нибудь на Жатве? — крикнул Хили, перебивая вой двигателей шаттла. Эйвери вытянул шею в сторону кабины пилота.

— Нет.

Но он был. Просто трудно было вспомнить, когда именно. В криосне нет такого понятия, как старение, но время идёт своим чередом. Эйвери считал, что с момента своего присоединения к морпехам провёл столько же времени во сне, как и при бодрствовании. Как бы там ни было, на Жатве он задержался ровно настолько, чтобы выследить цель, спланировать удар и сократить число продажных чиновников колониальной администрации на одного человека. То была его выпускная миссия из снайперской школы специальной разведки ВМС. И он прошёл её с честью.

Эйвери прищурился, когда внутри шаттла стало светлее. За перемычками фонаря кабины появилась Жатва. Переменная облачность показала мир, на котором вместо моря преобладала суша. Единственный крупный континент блистал сквозь незагрязнённую атмосферу планеты яркими бежевыми и зелёными цветами.

— Вот и я тут тоже впервые, — сказал Хили. — Отправлен в самое захолустье. Но смотрится вроде ничего.

Эйвери только кивнул головой. Как и многие его миссии, операция на Жатве была засекречена. И он понятия не имел, каким уровнем доступа обладал медик.

Шаттл свернул в сторону металлического блеска в глубоко-синем сиянии термосферы Жатвы. По мере сближения Эйвери понял, что смотрит на орбитальное сооружение — две серебряные арки, висящие высоко над планетой. В предыдущий его визит их здесь не было. Как только челнок подплыл ближе, Эйвери заметил, что арки были разделены тысячами километров золотых тросов — космических лифтов, которые отходили от нижней арки и опускались к поверхности Жатвы. Точки, в которых лифты разделяли арку, были открыты в вакуум — бреши, заполненные лучами настолько, что с расстояния они были похожи на изысканные кружева.

— Держитесь, — крикнул пилот. — Встречное движение.

С помощью коротких, резких выхлопов из своих маневровых ракет шаттл пролетел через одно из многих упорядоченных скоплений реактивных блоков, собранных вокруг станции. Эйвери отметил, что конструкторы блоков не приложили никаких усилий для украшения своих творений; они были двигателями, и не более того. Шланги, баки, провода — большая часть начинки блоков была полностью открыта. И только их дорогие двигатели Шоу-Фуджикавы были окутаны защитными кожухами.

Как только шаттл сблизился со станицей, он развернулся на 180 градусов и пристроился кормой к шлюзу. Спустя несколько бряцаний раздалось шипение воздуха, и световой индикатор над задним люком шаттла сменил цвет с красного на зелёный. Пилот показал своим пассажирам большие пальцы.

— Удачи. Берегитесь фермерских девчонок.

Шаттл отстыковался сразу же, как только Эйвери и Хили вошли внутрь станции.

— Добро пожаловать на Тиару, — донёсся из неприметного громкоговорителя предельно вежливый женский голос. — Меня зовут Сиф. Пожалуйста, если я смогу сделать ваш переход более удобным, дайте мне знать.

Эйвери расстегнул один из карманов своего вещмешка и достал жёлто-оливковую фуражку. — Просто укажите путь, мэм. — Он накинул шляпу на затылок и натянул её на лоб.

— Конечно, — отозвался ИИ. — Этот шлюз ведёт прямиком в центральный проход. Поверните направо и направляйтесь к третьей стыковочной станции. Я предупрежу вас, если вы повернёте не туда.

Когда внутренняя дверь шлюза распахнулась, на потолке засияли полосы света. Если в тесной камере-шлюзе воздух был тяжёлым и застойным, то в открывшемся следом помещении он чувствовался менее душным. Оказалось, что центральный проход был просторным мостиком в пустом коридоре, поддерживаемым толстыми металлическими кабелями. Эйвери предположил, что Тиара в длину достигала почти четырёх километров, а её внутреннее пространство — около трёх сотен метров. Через всё сооружение проходило шесть скошенных титановых балок, которые были равномерно распределены по внутренней части прохода и соединены друг с другом маленькими лучами, проведёнными через овальные отверстия ради сохранения веса без потери прочности. Пол мостика был покрыт ромбовидной металлической сеткой, которая помимо своей идеальной крепкости создавала ощущение ходьбы по воздуху.

— Доводилось уже работать в БПКО? — спросил Хили, пока они двигались к третьей станции.

Эйвери узнал аббревиатуру: Боевая подготовка колониального ополчения, один из самых спорных видов деятельности ККОН. Официально БПКО помогала местным оказывать помощь самим себе — обучала колонистов справляться со стихийными бедствиями и простейшей внутренней безопасностью, чтобы морпехам не приходилось лишний раз ступать на землю. Неофициально же она была разработана для создания военизированных антиповстанческих сил. Эйвери часто задумывался о том, хороша ли была идея раздавать колонистам на политически нестабильных мирах оружие и обучать их использовать его. По его опыту, сегодняшний союзник часто оказывался завтрашним врагом.

— Никогда, — опять соврал Эйвери.

— И… что? — продолжил Хили. — Хочешь сменить обстановку?

— Что-то вроде.

Хили рассмеялся и потряс головой.

— Тогда, похоже, тебе выпал не тот билет.

«Ты даже не представляешь, насколько ты прав», — подумал Эйвери.

Путь сворачивал налево, и, проходя мимо длинного окна, Эйвери взглянул на станцию — на одну из тех брешей, которые он видел на подлёте. В верхней и нижней частях корпуса станции были прорезаны два прямоугольных отверстия, обнажавшие верхнюю и нижнюю балки. Через них и проходила прядь тросов третьего лифта Тиары. На глазах у Эйвери два плотно прижатых друг к другу грузовых контейнера вплыли в поле зрения, заполняя станцию. Через окно было трудно разглядеть, но он всё же заметил два реактивных блока, подплывающих к вершинам контейнеров. Едва они состыковались, как контейнеры поднялись над Тиарой. Затем они сменили полярность своих одинаковых магнитов, и вот уже два новых грузовоза разошлись друг от друга. Вся операция от начала до конца заняла менее тридцати секунд.

— Весьма ловко, — присвистнул Хили. Эйвери согласился. Контейнеры были громадными. Координация, требуемая для такого точного движения — и не только здесь, но и на всех семи лифтах Тиары сразу — была по-настоящему впечатляющей.

— Сверните ещё раз направо, затем поищите шлюз с выдвижным мостиком, — сказала Сиф. Проход, идущий вокруг стыковочной станции, был у?же основного, и голос Сиф звучал очень близко. — Вы как раз подоспеете к пересменке.

За шлюзом находилось с десяток техников по обслуживанию станции, одетых в белые комбинезоны с синими полосками вдоль рук и ног. Они смотрели на двух неожиданно появившихся солдат с беспокойством даже несмотря на улыбку Хили. Эйвери был рад, когда на станцию быстро вплыла вагонетка — небольшой контейнер, используемый в основном для перевозки больших количеств мигрантов-колонистов с корабля на поверхность; он не был настроен на нескладную беседу.

Звякнула сирена, и дверь шлюзовой камеры открылась. Эйвери и Хили прошли следом за техниками по гибкому мостику, тянущемуся к вагонетке в окружении рифлёных стенок. Зайдя внутрь, они побросали свои вещмешки в отсек хранения под секцией кресел — один из трёх крутых ярусов, расположенных в вагонетке. Открытая стена напротив выбранного двумя солдатами яруса представляла собой высокое прямоугольное обзорное окно.

— Все расселись? Замечательно, — проговорила Сиф через динамики в кресле Эйвери, пока тот пристёгивался к высокой спинке кресла пятью ремнями. На станции была искусственная гравитация, но как только вагонетка отчалит, они окажутся в свободном падении. — Надеюсь, вам понравится пребывание здесь.

— О, я прослежу, чтобы так и было, — встрял Хили с озорной улыбкой.

ирена зазвенела во второй раз, шлюз закрылся наглухо, и Эйвери начал спуск.

***

Пока одна небольшая часть разума Сиф следила за снижением вагонетки Эйвери, другая появилась на голопроекторе в её центре обработки данных.

— Для начала, мисс аль-Сигни, позвольте сказать, насколько я благодарна Вам за то, что вы решили провести эту проверку лично. Полагаю, Ваше путешествие выдалось приятным?

Аватар Сиф носил безрукавное длинное платье из переплетённых оттенков заката. Платье как нельзя лучше выделяло её золотые, аккуратно заправленные за уши волосы, которые ниспадали волнами до середины спины. Её обнажённые руки слегка изгибались в сторону от бёдер, и это вкупе с длинной шеей и приподнятым подбородком создавало образ куклы-балерины, готовой встать на цыпочки.

— Продуктивным, — ответила Джилан аль-Сигни. — Я решила не ложиться в криосон.

Женщина сидела на низкой скамейке перед проектором и носила ничем не примечательную форму среднего менеджера ККОН — коричневый брючный костюм всего на несколько тонов темнее её кожи. Блестящая гранатовым цветом эмблема ДКС на воротнике дополнялась бордовой помадой — единственным росчерком на её внешности, которая в ином случае смотрелась приглушённой.

— В эти дни транзиты — единственное, во время чего я могу привести себя в форму.

Мелодичный акцент аль-Сигни был утончённым, но Сиф, проведя запросы по своим сетям, пришла к выводу, что эта женщина, вероятнее всего, была родом с Нового Иерусалима — одного из двух колонизированных миров в системе Лебедя. Через микрокамеры, встроенные в стены центра данных, Сиф смотрела, как женщина возложила руку себе на затылок, проверяя заколки, держащие её длинные чёрные волосы завязанными в тугой узел.

— Могу представить, сколько внимания отнимает эмбарго на Эридане, — сказала Сиф, раскрыв глаза своего аватара в знак сочувствия.

— Объём моей работы утроился за последние полтора года, — вздохнула аль-Сигни. — И, честно говоря, контрабанда оружия — не моя компетенция.

Сиф приложила руку к груди. — Тогда я прошу прощения за то, что отняла у Вас время. Постараюсь изложить мои показания как можно короче, опустив анализы риска протоколов техобслуживания Мадригала и перейдя сразу к-

— Вообще-то, — прервала аль-Сигни, — меня интересует другое.

— О? Я не знала, — подняла бровь Сиф.

— Последнее решение. Я подумала, что могу сберечь время, совместив его анализ с твоим.

Сиф почувствовала, как её информационные каналы потеплели. Опять он? Но прежде чем она смогла возразить…

<\\> ИИ.АО.ЖАТВЫ.МАК >> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ

<\ Извини за вторжение. Клянусь, это была её идея.

>> ПОЧЕМУ ТЫ ЗДЕСЬ?

<\ Обязанность. Ты задолжала мне ящик, а я задолжал плод.

Сиф поразмышляла над этим долю секунды. Разумное объяснение, но, если Мак вознамерился участвовать в её анализе, она должна наметить основные правила.

>> ТОЛЬКО ГОЛОСОВАЯ СВЯЗЬ.

>> Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА СЛЫШАЛА ВСЁ СКАЗАННОЕ ТОБОЙ.

— Вечер добрый! — протянул Мак по громкоговорителю центра данных. — Надеюсь, я не заставил дам ждать.

— Вовсе нет. — Аль-Сигни вытащила коммуникатор из заднего кармана костюма. — Мы только начинаем.

На включение планшета у неё ушло несколько секунд, которые ИИ потратили на продолжение своей личной беседы.

<\ Я думал, ты ненавидишь мой голос.

>> ДА.

<\ Ну, а я обожаю слушать твой.

Сиф приняла официальную позу, протянула руку к коммуникатору аль-Сигни и заговорила, — Если вы ознакомитесь с моим докладом, раздел первый, параграф…

Но в то время как её аватар являл собой спокойствие и собранность, логические функции Сиф быстро обратились к Маку и обрушились на него прежде, чем сработали алгоритмы сдерживания эмоций:

>> ТВОЙ ФЛИРТ В ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ ПРИСТАВАНИЕ, В ХУДШЕМ — ОТХОД ОТ НОРМ, И ЭТО НЕ ПОСТУПКИ СТАБИЛЬНОГО ИИ.

>> ПОЛАГАЮ, ТЫ УВЕРЕННЫМ ШАГОМ ИДЁШЬ К НЕИСТОВСТВУ.

>> И Я ДОЛЖНА ПРЕДУПРЕДИТЬ ТЕБЯ, ЧТО ЕСЛИ ТЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ИЗМЕНИШЬ СВОЁ ПОВЕДЕНИЕ, ТО Я БУДУ ВЫНУЖДЕНА ВЫКАЗАТЬ МОИ ОПАСЕНИЯ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ГРУППАМ — ВПЛОТЬ ДО ВЫСШЕЙ КОМИССИИ ДКС.

В ожидании ответа Мака температура ядра Сиф поднялась.

<\ По-моему, леди слишком много обещает.

>> ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ?

<\ О, дорогая, это Шекспир. Посмотри сама.

>> ПОСМОТРИ?

Сиф открыла свои массивы памяти и тут же начала глушить все пьесы Шекспира (отдельные файлы на каждом прошлом либо настоящем языке и диалекте людей) в буфере обмена данными с Маком. Потом она добавила в фильтры многоязычные фолианты всех прочих драматургов эпохи Возрождения. И, просто чтобы убедиться в том, что она поставила точку — дабы Мак не только не исказил фразу Гамлета, но, и чтобы показать, что его знания о театре и, по совместительству, всех других предметах были бледным отражением её собственных — Сиф перестраховалась и заглушила все передачи космического комедийного кооператива от Эсхила и до абсурдных диалектик двадцать пятого века.

Аль-Сигни оторвала взгляд от планшета. — Параграф…?

— … три, — сказала Сиф вслух. Задержка была не больше нескольких секунд, но для ИИ она была сродни часу. Аль-Сигни сложила руки на коленях и склонила голову набок.

— Вы не под присягой, — сказала она любезно. — Только пожалуйста. Никаких личных бесед.

Сиф поставила одну ногу за другой и чуть присела.

— Прошу прощения. — Женщина была умнее большинства работников ДКС, с которыми она имела дело. — Мой коллега и я просто сравнивали записи из манифеста "Рога Изобилия" на любые несоответствия.

Не желая выставлять себя лгуньей, Сиф быстро передала Маку свою запись о грузе фрахтовика.

<\ Только его пьесы?

>> ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ?

<\ А я-то надеялся на сонету.

Сиф поджала губы. — Но похоже, что мы пришли к единому мнению.

Она не могла видеть лицо Мака, но уже по его словам могла сказать, что он вовсю потешался.

— Ага! — играючи пропел Мак из громкоговорителя. — Мы оба совершенно правы!

— Продолжайте, пожалуйста, — улыбнулась аль-Сигни.

Сиф расплела свои массивы и позволила алгоритмам вернуть её ядро обратно к более разумному состоянию. Код усмирил чувства замешательства, смущения и даже боли. Пока ядро остывало, она приготовилась к неизбежному ответу Мака. Но, подобно джентльмену, которым он так часто был во всеуслышание, он ничего не написал по личному каналу — не предложил ни одного кокетливого байта в течение оставшегося анализа.


ГЛАВА ПЯТАЯ

Жатва, 21 декабря 2524 г.

---

Когда вагонетка отделилась от Тиары, Эйвери испытал моментальное головокружение. Искусственная гравитация станции не была особенно сильной, но вагонетке по-прежнему требовались магнитные затворы ради поддержания временного контакта со сверхпроводящим покрытием третьего подъёмника, чтобы освободиться. После нескольких километров затворы втянулись и голову Эйвери перестало кружить; отныне для снижения требовался лишь массивный канат Жатвы.

Гостеприимный компьютер вагонетки объявил через громкоговоритель, что путешествие с геостационарной орбиты в Утгард, экваториальную столицу Жатвы, займёт чуть меньше часа. Потом, уже через меньшие динамики в сидении Эйвери, он спросил, не хочет ли тот послушать официальное планетарное приветствие колониальной администрации. Эйвери глянул на Хили, всё ещё возящегося со своими ремнями несколькими сидениями левее. Не горя желанием провести весь путь за парированием неудобных вопросов от медика, он согласился. Штаб-сержант тут же почувствовал, как в его оливково-серых штанах завибрировал коммуникатор. Он вытащил его из кармана и постучал по сенсорному экрану планшета, соединяя его с сетью вагона. Затем он вытащил встроенные в устройство ушные вкладыши и ввинтил их на положенное место. Как только губчатые насадки заполнили собой ушные каналы, гул в вагоне сошёл до низкого шума. В этом подобии тишины компьютер начал свою записанную речь.

— От имени колониальной администрации, добро пожаловать на Жатву — рог изобилия Эпсилон Инди! — зазвучал с энтузиазмом мужской голос. — Я искусственный интеллект, ответственный за агрокультурные операции этого мира. Пожалуйста, зовите меня Маком.

На экране появилась официальная печать администрации — надвигающийся профиль традиционного орла в кругу из семнадцати сияющих звёзд, по одной на каждый мир ККОН. Под крылом птицы ютилась группа колонистов. Их глаза, полные надежды, смотрели на флот гладких колониальных кораблей, взлетающих параллельно приподнятому клюву орла. Изображение знаменовало экспансию с помощью единства и в свете Восстания казалось Эйвери скорее наивным, нежели вдохновляющим.

— Для каждого человека на каждом из наших миров Жатва означает пища. — На фоне лёгкого говора Мака заиграли первые высокие аккорды планетарного гимна Жатвы. — Но что позволяет нам выращивать такое изобилие свежей и здоровой пищи?

Речь остановилась ради драматичного эффекта, и в этот момент в обзорном окне напротив сидения Эйвери появился северный полюс Жатвы — выраженное тёмно-синее море без какого-либо льда, окружённое слегка изогнутым побережьем.

— Всего два слова, — продолжил Мак, отвечая на собственный вопрос. — География и климат. Суперконтинент Эдда покрывает больше двух третей Жатвы, создавая изобилие пахотных земель. Два малосолёных моря — Хугина на севере и Мунина на юге — являются основными источниками-

Хили похлопал Эйвери по плечу, и штаб-сержант вынул один из наушников.

— Хочешь что-нибудь? — спросил медик, кивая в сторону пищевых автоматов и кулеров под обзорным окном. Эйвери покачал головой: нет.

Хили перескочил через ноги Эйвери и протиснулся вдоль кресел до конца ряда.

В вагонетке было достаточно гравитации для того, чтобы Хили смог совершить контролируемый спуск по серии лестниц, протянуть себя вдоль перил и добраться до открытой общественной зоны перед торговыми аппаратами. Но стоило медику попытаться пройтись, как земля ушла у него из-под ног, и он упал вперёд на вытянутые руки. Эйвери заметил в дурачестве Хили намёк — словно тот играл на публику. Если так, то сработало. Кое-кто из техников Тиары, сидящих в ярусных сидениях справа от Эйвери, поаплодировали и засвистели, пока медик пытался вернуться на ноги. Хили повёл плечами и со смущённой улыбочкой типа "что поделаешь?" продолжил идти в сторону аппаратов.

Эйвери нахмурился. Хили был из тех, кто нравился ему, когда он впервые присоединился к морпехам — шутником и баламутом. Тем типом рекрутов, которые словно обожали навлекать на себя гнев инструкторов по строевой подготовке. Но в той части корпуса, где служил Эйвери, таких было немного. И сколь бы не нравилось ему это признавать, он так привык к вечно угрюмым морпехам из отдела спецопераций, сражающихся с Восстанием, что теперь с трудом понимал любого, кто не разделял их сугубо делового подхода к военной службе.

— Восемьдесят шесть процентов Эдды находится в пятистах метрах над уровнем моря, — продолжал Мак. — Однако единственная заметная перемена в высоте присутствует только вдоль Биврёста — того, что вы зовёте нагорьем — который разрезает континент по диагонали. Посмотрите. Сейчас вы уже должны его видеть, к западу от Утгарда.

Эйвери извлёк оставшийся наушник. Вид говорил сам за себя. Он мог разглядеть северо-восточную оконечность Биврёста, скрытую под перистыми облаками — яркую покатость из сланцевой глины, которая начиналась на северных равнинах к югу от моря Хугина и уходила на юго-запад в сторону экватора. Из-за положения обзорного окна Эйвери не мог посмотреть прямо вниз. Но смог представить картину: низкий полукруг из семи освещённых солнцем нитей Тиары, спускающихся под углом к Утгарду.

Миновало много минут, а затем обзорное окно наполнилось палитрой пёстрых цветов. Жёлтое, зелёное и коричневое — всё являло собой увеличивающуюся сетку полей, иссечённых серебряными линиями. Эйвери разумно предположил, что последние были частью железных дорог с магнитной подвеской — семь основных линий, исходящих из складов в основании каждого из лифтов и разделённых на ответвления поменьше, словно жилки листа.

Компьютер вагонетки вновь заговорил по громкоговорителю, призывая пассажиров вернуться на свои места для посадки в Утгарде. Но техники так и продолжали пить пиво из кулеров вместе с Хили, когда в поле зрения выросло одно из зданий столицы. Горизонт не был запоминающимся — всего несколько десятков башен, ни одна не выше двадцати этажей. Все здания, впрочем, имели современные стеклянные конструкции, свидетельствовавшие о том, какой длинный путь проделала Жатва с последнего визита Эйвери. В то время город представлял собой всего несколько блоков поликретовых заготовок, а население всей колонии составляло пятьдесят, от силы — шестьдесят тысяч человек. Сверившись с коммуникатором ещё раз перед тем, как отложить его, он узнал, что численность выросла до чуть более трёхсот тысяч людей.

Здания внезапно исчезли, и вагонетка потонула в темноте, погружаясь в опору третьего лифта — массивный монолит из поликрета, соединённый с просторным складом, где своей очереди на подъём ожидали десятки грузовых контейнеров. Эйвери подождал, пока техники уйдут, после чего присоединился к Хили в багажном отсеке. Достав свои вещмешки, они вышли из пассажирского терминала опоры, моргая глазами от полуденного света Эпсилон Инди.

— Аг-миры, — заворчал Хили. — Жарче только в парилке.

Густой экваториальный воздух в одночасье увеличил впитывающие свойства их униформ. Пока оба солдата топали на запад, спускаясь по мощённому плиткой скату к просторному, усаженному деревьями бульвару, одежда уже прилипла к их нижнему белью. Напротив тротуара стояло бело-зелёное такси. Полоса гололенты вдоль его пассажирской двери высветила простое сообщение: «ТРАНСПОРТ: ДЖОНСОН, ХИЛИ».

— Открывай! — заорал Хили, для верности треснув кулаком по крыше такси. Машина подняла похожие на крылья чайки двери и распахнула багажник. Уложив мешки, Эйвери уселся на водительское кресло, а Хили устроился на переднем сидении. В приборной панели загудели вентиляторы, и влажный воздух наполнился холодным ветром.

— Здравствуйте, — прочирикал седан, втягиваясь в редкое движение по бульвару. — Мне было поручено доставить вас в... — Наступила пауза, пока машина готовила ответ. — Гарнизон. Колониального. Ополчения. Шоссе Глэдшейма. Съезд двадцать девять. Всё правильно?

Хили слизнул пот с верхней губы. Во время спуска вагонетки он умудрился выпить приличное количество пива, и теперь его слова прозвучали немного невнятно. — Ага, но у нас остановочка намечается. Нобелевский проспект, сто тринадцать.

— Подтверждаю. Сто три-

— Отставить! — гаркнул Эйвери. — Продолжать ранее подтверждённый маршрут!

Спутанный на мгновение седан замедлился, затем свернул налево с бульвара, граничащего с северным краем длинного, покрытого травой парка — центральной аллеей Утгарда.

— И что это ты вытворяешь? Один из технарей рассказал мне про местечко с очень дружелюбными девчонками. Я подумал, пока мы-

— Автомобиль, я веду, — оборвал Эйвери Хили.

— Вы принимаете на себя всю ответственность за-

— Да! И дай мне карту.

Из перегородки в панели появился компактный руль. Эйвери прочно сжал его обеими руками.

— Ручное управление подтверждено, — откликнулся седан. — Пожалуйста, ведите осторожно.

Пока Эйвери нажимал на кнопку на руле, связанную с акселератором седана, на внутренней поверхности ветрового стекла возникла призрачная сетка окружающих улиц. Эйвери тут же запомнил маршрут. — Убери карту. И хватит уже продувать нас.

Вентиляторы замедлились, и влажность, затюканная, но не побеждённая, снова начала подкрадываться.

— Ладно, Джонсон, — вздохнул Хили, засучив рукава рубахи. — Ты в этом новенький, так что давай поясню. На то, чтобы вести БПКО, есть лишь несколько причин. Во-первых, нарваться на пулю становится очень трудно. И во-вторых, это лучший из известных мне способов отведать колониальных цыпочек всякого рода.

Эйвери без предупреждения сменил полосы движения. Хили здорово качнуло в сторону пассажирской двери. Медик выпрямился с раздражённым вздохом.

— В Эридане униформа тебя прикончит. А здесь? Поможет тебе переспать.

Эйвери заставил себя сделать три глубоких вдоха и снизил давление пальцем на акселератор. Слева от него, в центре аллеи, фонтан выстреливал высоко в воздух шлейфы воды. Дымку несло через весь бульвар, превращая пыльное лобовое стекло седана в рябые грязные разводы. Дворники автоматически и быстро очистили обзор.

— Моя униформа означает одно и то же, куда бы я ни отправился, — спокойно произнёс Эйвери. — Она говорит людям, что я морской пехотинец, а не какой-нибудь флотский кальмар, который и стрелять-то не стрелял ни разу, не говоря уже о том, чтобы пустить пулю в кого-то ещё. Моя униформа напоминает мне о кодексе поведения ККОН, который предельно чётко запрещает распивание алкоголя и братание с гражданскими. — Он выждал, пока Хили слегка выпрямится на своём месте. — И что важнее, моя униформа напоминает мне о людях, которых больше нет в живых, чтобы надеть её.

В голове Эйвери вспыхнуло воспоминание — призрачные очертания отряда морских пехотинцев внутри ресторана, сияющие ярким белым цветом через тепловизионную камеру беспилотника. Он отвёл глаза от дороги, впившись ими в Хили.

— Пороча униформу, ты порочишь их. Понял меня?

— Да, понял, — сглотнул медик.

— И с этого момента моё имя — штаб-сержант Джонсон. Усёк?

— Я понял, — состроил гримасу Хили и отодвинулся, чтобы выглянуть в окно. О том, что у него на уме, говорить было излишне; Эйвери чётко разглядел это по тому, как он скрестил руки на груди: «Я понял, козёл».

Как только такси приблизилось к концу аллеи, Эйвери помчался через перекрёсток мимо внушительного гранитного здания парламента Жатвы. Дом в форме литеры I окаймляли низкий железный забор и хорошо ухоженные сады. Его крыша была покрыта побелевшей от солнца пшеничной соломой.

Эйвери высказался напрямую. И теперь жалел об этом. Они с Хили были одного и того же звания, но он только что повёл себя с ним как с желторотым новичком. «И когда я стал таким лицемером?» — задумался Эйвери, ещё сильнее сжав руками руль. Попойка в Зоне три дня назад была не первым случаем, когда он сам напивался в униформе. Эйвери уже собирался выдавить из себя извинение, когда Хили буркнул: — О, и ещё, штаб-сержант Джонсон. Тормозните, когда будет возможность. Старшине первого класса Хили нужно проблеваться.

Три молчаливых часа спустя они съехали с Биврёста и углубились в прерии Иды. Над идеально прямым двухполосным шоссе в окружении оранжево-розовых размывов опускалась Эпсилон Инди. Из-за маленького диаметра Жатвы горизонт, пусть и слегка, но был заметно изогнут, словно лук, подчёркивающий контуры пшеничных полей, возникших за Идой после многих сотен километров фруктовых рощ. Эйвери опустил окна машины, и ворвавшийся в кабину воздух был уже не таким невыносимо жарким. Военный календарь ККОН, привязанный к Земле, гласил, что сейчас был декабрь. Но на Жатве царила середина лета — разгар посевного сезона.

Едва последние лучи Эпсилон Инди скрылись за горизонтом, округу быстро затопила чернильная тьма. Вдоль шоссе не было освещения, да и поселений не наблюдалось. У Жатвы не было лун и, хотя некоторые из четырёх других планет системы сияли необычно близко, их отражённого света не хватало для освещения пути. Включив фары седана, Эйвери заметил указатель съезда и свернул на север от шоссе. Машина вздрогнула, сцепляясь с рыхлым гравием уходящей вверх наклонной дороги. Несколько аккуратных поворотов среди пшеницы, и они достигли плаца, окружённого довольно новыми одноэтажными поликретовыми зданиями: столовой, казармами, автопарком и сортировочным постом — всё та же строгая планировка, какую Эйвери видел уже не раз.

Когда он обводил седан вокруг флагштока плаца, фары машины озарили человека, сидящего на ступенях столовой и выкуривающего сигару. Запах, проникающий через окна автомобиля, ни с чем нельзя было спутать — Sweet William, самая предпочитаемая марка у каждого офицера корпуса. Остановив седан, Эйвери вышел и быстро отдал честь.

— Вольно. — Капитан Пондер сделал длинную затяжку. — Джонсон и Хили, верно?

— Так точно, сэр! — ответили оба солдата в унисон. Пондер медленно встал со ступеней.

— Рад вашему прибытию. Давайте помогу со шмотками.

— Всё в порядке, сэр. У нас только два мешка.

— Путешествуй налегке, чтобы первым в бой попасть, — улыбнулся капитан.

Подойдя к ступеням, Эйвери мог сказать, что Пондер был на несколько дюймов ниже, чем казался, и чуть менее широк в плечах. Казалось, будто капитану было где-то за пятьдесят. Однако стрижка "бобриком", волосы с сединой и загорелая кожа придавали ему вид вполне здорового человека для своего возраста, если не считать того факта, что у него отсутствовала правая рука. Подметил Эйвери и то, что рукав у защитной рубахи Пондера был подогнут до отсутствующего локтя и аккуратно приколот к его боку. Он перестал пялиться. Ему довелось повидать множество людей с ампутированными конечностями. Но всё же редко когда можно встретить на действительной службе морпеха, не оснащённого постоянным протезом.

Пондер кивнул в сторону седана.

— Извините за гражданскую машину. "Вепри" должны были быть здесь ещё неделю назад. Задержка доставки, хотите верьте, хотите нет. Другой мой взводный сейчас в Утгарде, пытается разыскать их.

— Что насчёт рекрутов? — спросил Эйвери, вытаскивая вещмешки из седана.

— Понедельник. У нас ещё целые выходные до начала работы.

Эйвери закрыл багажник. Едва он отошёл, автомобиль отъехал назад вокруг флагштока и по своим бороздам отправился обратно на шоссе.

— Какой взвод мой? — спросил Эйвери.

— Первый. — Пондер ткнул сигарой в одну из двух казарм на южном краю плаца. Хили взвалил свой мешок на плечо.

— Мне спать рядом с пехотинцами, сэр?

— Только до тех пор, пока не расчистят место в сортировке. Какой-то умник из снабжения выслал до хрена припасов. Наверное, попутал здешний гарнизон с каким-нибудь госпиталем на Дани.

Хили усмехнулся. Эйвери промолчал; он был слишком хорошо знаком с тем, с какими потерями в полевых госпиталях имели дело.

— Торговые автоматы в столовой работают, если хотите чего-нибудь, — продолжил капитан. — Или можете идти отдохнуть. Я запланировал брифинг на семь тридцать, чтобы перейти на тренировочный график и убедиться, что первую фазу мы начали правильно.

— Что-нибудь ещё на сегодня, сэр? — спросил Эйвери. Пондер плотно сжал зубами сигару.

— Ничего, что не потерпело бы до утра.

Эйвери посмотрел, как пепельный кончик на сигаре Пондера сверкнул в темноте. Затем он отсалютовал и зашагал к казармам 1-го взвода. Хили шёл позади по зыбкому гравию.

Капитан проследил за тем, как они пересекли пятна света, отбрасываемые возвышающимися над плацом дуговыми фонарями. Он знал, что некоторые вещи не терпят отсрочки. Пондер выбросил сигару и придавил её ботинком, а затем направился к своим покоям, прилегающим к автопарку.

Полчаса спустя Эйвери уже распаковался. Всё снаряжение было аккуратно уложено в стенной шкафчик его гнезда взводного — маленькой комнатки в передней части казармы с одной стороны от её входной двери. Он мог слышать, как в задней части казармы, всё ещё доставая вещи из своих мешков и раскладывая их на кровати, что-то мычал себе под нос Хили.

— Эй, штаб-сержант Джонсон, — крикнул медик. — Мыла не найдётся?

— Проверь душ, — стиснул зубы Эйвери.

Как бы неприятно ни было то, что Хили теперь ловил удовольствие от предыдущего приказа Эйвери, бросаясь в него его же формальностью, штаб-сержант всё же был рад возможности слышать медика через стены своей комнаты. Эйвери по опыту знал, что почти вся работа строевых инструкторов заключалась в том, чтобы просто удерживать изнурённых рекрутов от нападок друг на друга — то есть самому быть предметом их гнева и, если работа сделана правильно — их возможного восхищения. Но знал Эйвери и то, что когда-нибудь его взвод вернётся в казармы обозлённым и алчущим драки как раз из-за того, что он их измотает. По крайней мере, тогда он сможет услышать из своего гнезда любую суматоху и вмешаться прежде, чем ситуация выйдет из-под контроля.

— Ладно, это только на одну ночь, — продолжил Хили примирительным тоном. — Если завтра я не смогу привести в порядок сортировку, то просто лягу спать с как-бишь-там-его-зовут.

— Ты о капитане? — спросил Эйвери, набросив на свою постель коричневое шерстяное одеяло. Какой жаркой ни была бы погода, он должен показать рекрутам, как правильно стелить кровать.

— Нет, я о другом взводном. Секундочку, сейчас проверю свой коммуникатор.

Широкими взмахами ладоней Эйвери разгладил одеяло. Затем он начал заправлять углы, загибая их так, что его собственный строевой инструктор гордился бы им.

— Бёрн, — крикнул Хили. — Штаб-сержант Нолан Бёрн.

Эйвери замер, наполовину втиснув руки под матрас. Неприкрытые пружины кровати несильно упёрлись ему в ладони.

— Знаешь его?

Эйвери закончил с углом. Он встал и потянулся за подушкой и чехлом.

— Да.

— Ха. Знал, что он тоже будет здесь?

— Нет.

Эйвери запихнул подушку отработанным движением.

— Вы друзья?

Эйвери не вполне знал, как ответить на этот вопрос.

— Я давно его знаю.

— А, теперь понял, — голос Хили изменился, оповещая о грядущей насмешке. — Вам, голубкам, наконец-то перепала возможность побыть вместе, а я могу заревновать.

Эйвери услышал смешок, за которым последовал звук застёгивания молнии на вещмешке.

— Как думаешь, что там с рукой у капитана?

Эйвери не ответил. Его внимание привлекло всё усиливающееся рычание двигателя "Вепря", свернувшего с шоссе. Лёгкая разведывательная машина резко остановилась у двери казармы. Её двигатель рыкнул и замолчал, и вскоре Эйвери услышал хруст приближающихся сапог. Он быстро подошёл к своему ящичку, раздвинул аккуратные ряды своих футболок и штанов и вытащил ремень из лаковой кожи с яркой медной пряжкой, на которой был отштампован орёл ККОН и эмблема земного шара.

Дверь казармы позади него распахнулась. Эйвери затылком ощутил сквозняк.

— Отличная кровать, — проговорил штаб-сержант Бёрн. — После месяца в госпитале глаз на такие вещи сам собой падает.

Эйвери сжал ремень до такой степени, что спрятал его в ладони, закрыл шкафчик и повернулся лицом к своему бывшему товарищу-командиру отряда. Бёрн больше не носил шлем с серебряным зеркальным щитком, который был на нём в тот день, когда Эйвери не смог выстрелить в женщину-повстанца в ресторане — день, когда Бёрн потерял весь свой отряд. Но с тем же успехом он мог и не снимать его. Леденяще-голубые глаза были столь же непроницаемыми.

— От всех этих перемен, — пояснил Бёрн с насмешкой, — я мочился и обсирал все простыни, потому что был слишком накачан обезболивающим, чтобы контролировать себя. Когда медсёстры давали мне новые простыни, они всегда заправляли их или слишком, или недостаточно туго.

— Рад тебя видеть, Бёрн.

— Но это? — продолжил Бёрн, игнорируя приветствие Эйвери. — Это знатная кровать.

И без того изрезанное лицо штаб-сержанта пересекали новые, розовые шрамы — знак того, что щиток его шлема разлетелся вдребезги от взрыва. Зазубренный шов от осколочной травмы пробегал от левого виска и над ухом. Его чёрные волосы, должно быть, полностью сгорели; даже несмотря на уставную короткую стрижку Эйвери мог заметить, что они отрастали лоскутами.

— Я рад, что ты в порядке, — сказал Эйвери.

— Неужели? — полуботинок Бёрна напрягся. После многих лет совместной службы Эйвери безошибочно понял значение этого жеста. Но он хотел, чтобы Бёрн кое-что знал.

— Они все были хорошими людьми. Мне жаль.

Бёрн покачал головой. — Мало жалеешь.

Для человека своих габаритов Бёрн двигался с поразительной скоростью. Расправив плечи, он бросился на Эйвери и пригвоздил его к шкафчику. Сцепив руки за спиной Эйвери, он сжал их, грозясь переломать тому рёбра. Ощутив боль, Эйвери судорожно вздохнул и обрушился лбом на нос Бёрна. Бёрн заворчал, ослабил хватку и отступил назад. В мгновение ока Эйвери нырнул ему за спину, натянув ремень между руками. Обернув петлю вокруг шеи Бёрна, он крепко сжал её, отчего тот выпучил глаза. Эйвери не пытался убить своего товарища — только приструнить. Бёрн был тяжелее его по меньшей мере на двадцать килограммов, и Эйвери хотел как можно скорее лишить его этого преимущества.

Однако Бёрн не собирался так просто сдаваться. Со сдавленным, но могучим воплем он потянулся через плечи, схватил Эйвери за запястья, наклонился вперёд и высоко подбросил его на своей спине. Затем Бёрн взялся молотить Эйвери о деревянные стены комнаты с такой силой, что крашеная фанера пошла трещинами.

Зубы Эйвери содрогнулись. Во рту появился вкус крови. Но каждый раз, когда Бёрн наклонялся вперёд для очередного рывка назад, Эйвери сжимал ремень крепче. Бёрн начал хрипеть. Эйвери мог видеть, как на шее у него вздулись вены, а уши начали приобретать багряный оттенок. Но всего за мгновение до того, как потерять сознание, Бёрн врезал Эйвери каблуком своего ботинка прямо по незащищённому паху. За несколько секунд до того, как его противник овладел бы ситуацией, Эйвери подвёл ногу под голени Бёрна и подножкой сбросил того на кровать. Не долетев, Бёрн приложился лбом о раму и обмяк. Когда Эйвери перевернул его, подняв кулак, чтобы покончить с этим, от его паха к руке растеклась обессиливающая боль. Бёрн моргнул глазами, стараясь смахнуть кровь, текущую из раны на виске, и Эйвери нанёс удар в половину силы. Однако Бёрн был лишь оглушён. Он поднял огромную руку и поймал кулак Эйвери в свою железную хватку.

— Почему ты не выстрелил? — буркнул Бёрн.

— Там были гражданские, — простонал Эйвери.

Бёрн ударил другой своей ладонью по животу Эйвери, сжав его футболку в кулаке. Мощным толчком своих бёдер он перебросил своего коллегу через плечи по направлению к двери казармы. Из лёгких Эйвери вырвался весь воздух, когда он приземлился на спину в узком коридоре снаружи своего гнезда.

— У тебя был приказ! — зарычал Бёрн, поднимаясь на ноги.

Грудь Эйвери напряглась, пока он вставал с пола.

— Там был ребёнок, мальчик.

— А как же моя команда?!

Бёрн неуклюже двинулся к Эйвери и нанёс удар правой сверху. Однако Эйвери блокировал его левым предплечьем и ответил мощным ударом сплеча справа. Пока голова Бёрна была запрокинута в сторону, Эйвери ударил коленом ему по почкам. Чего он не ждал, так это того, что Бёрн навалится на него и оттеснит к стене коридора. Эйвери ощутил, как его левое плечо вывихнулось, а потом вернулось на обычное место. Он моргнул от боли, открываясь Бёрну. Другой штаб-сержант в долгу не остался и быстро схватил его за шею.

— Они учили тебя быть убийцей, Эйвери. Учили нас обоих. — Бёрн поднимал его по стене, пока ботинки не задёргались в полуметре от пола. Свет от ламп казармы, казалось, потускнел, и Эйвери увидел звёзды. Он попытался лягнуть оппонента, чтобы освободиться. Без толку.

— Тебе не спрятаться от этого, — ухмыльнулся Бёрн. — И тебе уж точно не спрятаться от меня.

Эйвери уже готовился отойти в мир иной, когда услышал металлический щелчок: кто-то передёрнул затвор пистолета.

— Штаб-сержант Бёрн, — сказал твёрдо Пондер. — Отставить.

Бёрн сжал горло Эйвери ещё крепче.

— Это личное.

— Отпусти его, или я стреляю.

— Врёшь.

— Нет, морпех, — голос капитана был предельно ледяным. — Я серьёзно.

Бёрн разжал руки, и Эйвери плюхнулся спиной к стене. Хватая ртом воздух, он посмотрел на дверь казармы. Капитан держал табельный пистолет M6 в протезе, заменяющем потерянную руку. Перед глазами Эйвери предстали яркие титановые суставы, которые были пальцами Пондера, и углеродное волокно мускулатуры предплечья.

— Я знаю цифры, — прервал тишину Пондер. — Тридцать восемь погибших гражданских, трое из твоего отряда убиты. Ещё я знаю, что штаб-сержант Джонсон не в тюрьме и не обвинён в неисполнении обязанностей. И покуда меня это волнует, никому не нужно знать подробности.

Бёрн сжал кулаки, но не шевельнул ими.

— Ты зол, я это понимаю. Но всё закончится сегодня. — Пондер перевёл взгляд на Эйвери. — Если у тебя осталось что-то ещё, сейчас самое время.

— Сэр, нет, сэр, — прохрипел Эйвери.

Пондер перевёл взгляд на Бёрна.

— А у тебя?

Не колеблясь, Бёрн с размаху ударил Эйвери кулаком по лицу. Эйвери упал на колено.

— Так-то лучше, — проворчал Бёрн.

Эйвери сплюнул кровь на пол казармы. Он не бежал, но Бёрн всё же последовал за ним — подал прошение на перевод с операции "Требушет", как и он. Эйвери знал, что что-то здесь было не так, и это переполняло его гневом даже больше, чем любой удар исподтишка.

— Последний шанс, Джонсон, — сказал Пондер.

Эйвери встал и врезал с достаточной силой, чтобы голова Бёрна дёрнулась в сторону плеча. Один из зубов Бёрна отскочил от пола и остановился подле Хили. Медик уже пробирался вперёд от своей койки, взвешивая один из своих ботинков, как дубинку, по всей видимости собираясь попытаться разнять дравшихся по-своему.

— Боже, — прошептал он, уставившись вниз на зуб.

— Мы закончили, — Пондер опустил пистолет. — Это приказ.

— Есть, сэр, — сказали вместе Эйвери и Бёрн. Капитан одарил каждого штаб-сержанта последним выразительным взглядом, а затем двинулся вниз по ступенькам казармы. Дверь за ним с грохотом закрылась, чуть приоткрылась на скрипящих петлях и с новым стуком вернулась на место.

— Я не обучался на стоматолога, — сказал, запинаясь, Хили в повисшей тишине. Он присел и подобрал зуб Бёрна.

— Неважно. Что сделано, то сделано. — Бёрн одарил Эйвери настороженным взглядом и пососал кровавую ямку на месте потерянного клыка. — Но этого я не забуду.

Медленно повернувшись, Бёрн последовал в ночь следом за Пондером.

— Я отправляюсь в сортировку, — заявил Хили.

— Хорошо, — ответил Эйвери, потирая челюсть. При теперешнем настроении ему меньше всего хотелось, чтобы Хили своими разговорами не давал ему заснуть.

— За аптечкой. А потом я вернусь.

— Уверен, что всё ещё хочешь спать у меня? — вскипел Эйвери, пока Хили проходил мимо.

Медик встал в проходе. Впервые за всё время их знакомства Эйвери заметил в его почти вечной ухмылке успокаивающий намёк.

— Ты просто нечто, Джонсон. А этот парень? — кивнул Хили в сторону затихающих шагов Бёрна. — Он же зашибёт меня во сне.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

"Малый Проступок", система Эпсилон Инди.

---

Несмотря на свой метановый бак, Дадаб крался через машинное отделение, стараясь не высовываться. В кулаке он сжимал камень — спаянный из серого и зелёного цветов кусок пищеварительной гальки, который он позаимствовал из столового зала киг-яров. «Осторожнее, — подумал он, высовываясь из-за толстого трубопровода, встроенного в пол, — не спугни её».

Скраб-личинки были пугливыми созданиями. Волоски, покрывающие их раздутые тельца, всегда пребывали в движении, выискивая угрозу, пока они поедали механизмы. Но никаких возмущений в заполненном паром воздухе личинка не ощущала, пока не показался Дадаб. Тогда она тут же громко оторвалась от пола и начала двигаться под защиту приподнятого водоотвода, из её ротового отверстия вылетела жалкая паническая трель. Дадаб швырнул камень, и личинка с хлопком исчезла. Пролетев немного вперёд, камень отскочил от радужной оболочки двигателя "Малого Проступка" и остановился в луже вязкого зелёного охладителя. Будь личинка ещё жива, она в конечном итоге засосала бы эту лужу.

Гордо фыркнув в маску, Дадаб изогнул одну из рук:

< Два! >

< Прошу прощения, но я в замешательстве. > — Легче Некоторых протянул щупальце к луже, достал камень и бросил обратно Дадабу. — < Я видел только одну личинку. >

Дьякон выпучил свои крохотные красные глаза. Правила игры были простыми. Он просто не мог чётко выразить их словами.

< Смотри, > — подал он знак.

Дадаб вытер камень об угол своей оранжевой туники и с помощью заострённого кончика одного из своих пальцев выцарапал на нём вторую засечку — напротив первой, посвящённой той личинке, что забрела в метановую камеру, нарушив длинную полосу отупляющего уединения.

С тех пор как "Малый Проступок" вышел из прыжка на краю неисследованной чужой системы, миновало уже много циклов. Чур'Р-Яр продвигалась к точке отлёта инопланетного грузовоза со всей осторожностью. До их прибытия дьякону почти нечем было заняться; Жар, да и все остальные киг-яры явно не горели желанием слушать его проповеди.

Он показал камень Легче Некоторых и подкрепил простую математику жестами:

< Раз, раз, два! >

Смирных личинок с трудом можно было считать достойной добычей — не то что грязевые осы и теневые крабы из молодости Дадаба. Но в охотничьей игре с камнем унггои отмечали каждое убийство, лёгкое и не очень.

< О, я понял... > — ответил хурагок. — < Увеселение в придачу. >

< Больше... веселья...? > — Дадаб изо всех сил старался изобразить жесты для слов, которых ещё не знал. Легче Некоторых медленно сложил более простые жесты.

< Больше, убийство, больше, веселья. >

Дадаб не стал обижаться, когда существо упростило свой разговор для ясности. Он понимал, что говорит не лучше новорождённого хурагока, и был благодарен за проявленное терпение.

< Да, > — ответил Дадаб. — < Больше, убийство, больше, веселья. > — Он вытащил из кармана своей туники второй камень и протянул Легче Некоторых. — < Убьёшь, больше, победишь! >

Однако хурагок проигнорировал его, отплыл назад к трубе и начал чинить перелом, который и был источником лужи охладителя. Дадаб знал, что у существа было сверхъестественное желание чинить вещи. Отвлечь его от работы было почти невозможно, и это было причиной столь большой важности хурагоков в качестве членов экипажей. Если на борт попадал хурагок, ничто не оставалось сломанным надолго. И правда, всего секунды спустя утечка была изолирована: брешь в металлической трубе спаялась с помощью жгутиков, которые покрывали кончики щупалец Легче Некоторых.

< Охота! > — сказал Дадаб, предлагая камень во второй раз.

< Я бы не хотел. >

< Почему? >

< Правда, давай ты сам. Попробуй до трёх. >

< Игра, веселье! >

< Нет, твоя игра — убийство. >

Дадаб не смог подавить сердитый стон. Личинка была лишь личинкой! На корабле киг-яров прятались сотни таких созданий! А в длинных путешествиях вроде этого вообще было важно проредить их численность до того, как они размножатся и доберутся до важных систем. На ум вновь пришла мысль о том, не чувствует ли хурагок некоторого родства с его добычей. Оба они были безмолвными слугами — неустанными рабами для нужд корабля киг-яров. Дадабу тут же представилось, как похожие на бусинки сенсорные узлы Легче Некоторых мерцают с осуждением.

Оглянув машинное отделение, Дадаб увидел израсходованное энергетическое ядро. Он поднял чистый выпуклый куб на водоотвод и покатал его взад-вперёд, пока тот не стал устойчивым — до той степени, при которой хурагок смог бы задеть его даже скользящим ударом.

< Теперь, никаких, убийств, > — с энтузиазмом заявил Дадаб. — < Только, веселье! >

Легче Некоторых сдул один из своих газовых мешочков с настойчивым свистом.

< Попробуй! > — взмолился Дадаб. — < Всего, один раз! >

Хурагок с явным презрением изогнул щупальце и швырнул свой камень. Бросок был навскидку, но попал точно в цель, сбросив её на пол.

< Раз! > — радостно хрюкнул Дадаб и уже собирался вернуть мишень для другого броска, когда из круглого металлического переговорника, пристёгнутого к его броне, затрещал голос хозяйки корабля.

— Дьякон, явись на мостик. Без хурагока.

***

Чур'Р-Яр сидела на краю своего командного кресла, завороженная содержимым голопьедестала мостика. Проекция чужой системы теперь была более детальной. Были представлены планеты, астероиды и даже пролетающие кометы — элементы, прежде отсутствовавшие в базе данных "Малого Проступка". В самом центре пьедестала сияла планета, с которой начал своё путешествие инопланетный корабль. Поверхность мира, пронизывая его, украшали тысячи голубых символов с одной и той же круглой формой. Неожиданно символы, как и всё прочее внутри пьедестала, замерцали от временной потери энергии.

— Аккуратнее! — зашипела хозяйка судна, крутанувшись в сторону Жара. Мужчина киг-яров стоял рядом с нишей в вогнутых фиолетовых стенах мостика с лазерным резаком в одной из своих когтистых рук. — Мне нужно отключить его, а не уничтожить!

— Да, госпожа, — шипы Жара покорно прильнули к его голове. Затем он стал осторожно работать резаком над переплетением цепей, соединённых с подвешенным в центре ниши устройством из трёх пирамидальных частей. Более крупная пирамида была наклонена строго вниз, а две поменьше, поддерживаемые с каждой стороны крупной, были ориентированы вверх. Все три излучали серебристое свечение, которое выделяло Жара напротив ниши. Это был люминарий судна — таинственное устройство, бывшее неотъемлемой частью всех кораблей Ковенанта. Именно оно было причиной тысяч символов, или люминаций, на чужом мире, каждый из которых был возможным реликтом Предтеч. Язык Чур'Р-Яр метался за зубами с едва сдерживаемым волнением. Если бы только "Малый Проступок" имел трюм побольше...

Она происходила из старинного матриархального рода корабельных капитанов. И, хотя большая часть её родни была истреблена при обороне астероидных редутов во времена агрессивного обращения её расы в веру Ковенанта, Чур'Р-Яр чувствовала, что в её венах по-прежнему течёт пиратский дух её предков.

С самого начала киг-яры были пиратами. Задолго до пришествия Ковенанта они бороздили тропические архипелаги своего водного мира, совершая набеги на враждебные кланы за едой и партнёрами для спаривания. По мере роста населения расстояния и различия между кланами уменьшились; новый дух сотрудничества привёл к созданию космических кораблей, которые дали им возможность вырваться за пределы своей планеты. Но стоило некоторым кланам взглянуть в тёмное и безбрежное пространство космоса, и они не смогли устоять перед желанием вернуться к старым путям мародёрства. В конце концов, только эти пираты и стали единственной эффективной защитой от Ковенанта. Но долго держаться они всё равно бы не смогли. Ради своего спасения капитаны были вынуждены принять каперские соглашения — документы, позволяющие им владеть своими кораблями до тех пор, пока они служат министерству Ковенанта. Некоторые киг-яры увидели выгоду в этом подчинении. Чур'Р-Яр же видела века объедков со столов. Нескончаемые патрули, поиски реликтов — невообразимо ценных сокровищ, которые ей было запрещено забирать себе. Да, во время своих странствий она могла наткнуться на небольшое количество имущества: заброшенную обитель ковенантов или повреждённый инопланетный грузовоз. Но всё это было сравнительно мизерным подаянием, за счёт которого Чур'Р-Яр не была нищей.

«По крайней мере, до сих пор», — подумала она. Хозяйка корабля знала, что может прибрать себе немного артефактов, никого не извещая. Но только при условии, что люминарий её корабля будет молчать, и потому она тянула с передачей его показаний до тех пор, пока не заберёт свою долю.

Чур'Р-Яр ощутила, как бугорки на её шее и плечах уплотнились. Эта толстая кожа служила естественной бронёй, защищающей женщин её народа во время буквального битья, которым сопровождались многие спаривания киг-яров. Обычно хозяйка судна не погружалась в глубокие раздумья. Но, продав артефакты на чёрном рынке Ковенанта, она надеялась заработать достаточно, чтобы вывести "Малый Проступок" из эксплуатации на целый сезон спаривания. И возможность эта была очень возбуждающей.

Расслабившись в кресле, она уставилась на Жара, смотря, как его жилистые мышцы перекатываются под чешуёй, пока он аккуратно обрывал связи люминария с сигнальными цепями её корабля. Для неё он не был идеальным партнёром. Она предпочла бы кого-то с более высокой репутацией среди кланов, но в то же время была неравнодушна к мужчинам со зрелым оперением. Было у Жара ещё одно преимущество: он всегда был рядом. Кровь устремилась к плечам, и Чур'Р-Яр почувствовала восхитительную слабость.

Однако в этот момент дверь на мостик открылась, и внутрь рысцой вошёл Дадаб. От туники унггоя разило запахами охладителя двигателей и газами хурагока, и эта вонь мгновенно убила в ней возбуждение.

— Госпожа? — Дадаб отвесил краткий поклон, а затем с подозрением взглянул на Жара.

— Что ты видишь? — рявкнула Чур'Р-Яр, перенацеливая взгляд унггоя на голопьедестал.

— Систему. Одна звезда. Пять планет. — Дадаб сделал шаг вперёд к пьедесталу. — На одной из планет... похоже... есть... — Его голос перешёл в писк, и он выдал серию быстрых вздохов. Чур'Р-Яр щёлкнула языком.

— Люминарий не лжёт.

Обычно она цитировала Священные писания ради насмешки, но на этот раз Чур'Р-Яр была серьёзна.

Каждый люминарий был смоделирован с устройства, найденного Пророками на борту древнего военного корабля Предтеч — того, что покоился в центре столицы Ковенанта, "Высшем Милосердии". Люминарии были священными предметами, и вмешательство в их работу каралось смертью, если не хуже. Именно поэтому хозяйка судна знала, почему дьякон был обеспокоен действиями Жара. Пока её избранник продолжал сверкать лазером вокруг люминария, унггой перемещал вес с одной своей конической плоскостопной ноги на другую. Чур'Р-Яр даже слышала щёлканье клапанов внутри его маски, пока он старался унять дыхание.

— Я должен немедля доложить об этих люминациях, — выдохнул Дадаб.

— Нет, — отрезала хозяйка корабля. — Не должен.

Жар оборвал последнюю цепь, и люминарий потускнел.

— Ересь! — непроизвольно сорвалось с языка Дадаба.

Жар щёлкнул своими зубастыми челюстями и шагнул к дьякону со сверкающим резаком. Однако Чур'Р-Яр остановила сверхзаботливого мужчину гремучим шипением. При иных обстоятельствах она дала бы ему порвать унггоя в клочья за дурацкое оскорбление. Но сейчас он был нужен ей живым.

— Успокойся, — сказала она. — Люминарий не повреждён. Он просто не может вещать.

— Но министерство! — заикнулся Дадаб. — Оно потребует объяснений-

— И получит их. Когда я заберу мой приз.

Хозяйка судна указала когтем на голопьедестал. Один из символов находился не на чужой планете. Для ненамётанного взгляда это могло показаться ошибкой — ошибочным элементом данных. Но пиратское чутьё Чур'Р-Яр подсказало ей, что это было на самом деле: артефакт на борту ещё одного инопланетного грузовоза; тот, который, к её чаянию, для начала будет проще всего захватить.

Теперь дьякон дрожал, всё его иссиня-серое тело содрогалось от ужаса. Хозяйка корабля знала, что унггой прав: то, что она хотела сделать, было ересью. Лишь Пророки имели право работать с реликтами. И если вмешательство в работу люминария означало смерть, неподчинение Пророкам гарантировало вечные муки.

Затем дьякон внезапно успокоился. Глаза метались между символами на голопьедестале и ярко-красным кончиком лазерного резака Жара, дыхание его замедлилось. Чур'Р-Яр знала, что этот унггой был умнее многих, и потому предположила, что он только сейчас осознал всю тяжесть своего затруднительного положения: госпожа рассказала ему о своих тайных планах, но он всё ещё жив. Что означает лишь одно: у неё на него есть планы.

— Что моя госпожа хочет, чтобы я сделал? — спросил Дадаб. Зубы Чур'Р-Яр блеснули в слабом свечении люминария.

— Мне нужно, чтобы ты солгал.

Дьякон кивнул. А хозяйка корабля проложила курс к судну с артефактом.

***

Генри "Хэнк" Гибсон любил свой фрахтовик — любил его большие, уродливые контуры и тихий рокот двигателя Шоу-Фуджикавы. Более всего он обожал летать на нём, что большинству людей казалось слегка необычным, потому что навигационный компьютер мог справляться с этой работой так же хорошо. Но с этим у Хэнка был полный порядок, поскольку он любил не обращать внимания на то, что о нём думают другие, даже больше, чем свой корабль; любая из его бывших жён с радостью это подтвердит.

Человеческие капитаны кораблей не были редкостью в торговом флоте ККОН; просто они по большей части водили круизные лайнеры и прочие пассажирские суда. Хэнк как-то работал на одну из крупных круизных компаний, прослужив почти пятнадцать лет на лайнере "Не меньше двух напитков", курсировавшем между Землёй и Аркадией; последние пять лет он был там первым помощником. Однако чтобы попасть с палубы А на палубу Б, на лайнере требовалось всякое компьютерное обеспечение, да и сотни его пассажиров необходимо было обеспечивать хорошей кормёжкой и отдыхом. Хэнк же был самопровозглашённым одиночкой, и неважно, какие голоса говорили с ним — человеческие или симулированные — он предпочитал тишину на мостике. "Не меньше двух напитков" определённо не был таким кораблём. Если бы не хорошая плата и отдых в отрыве от своих жён, Хэнк бросил бы всё гораздо раньше.

Помимо астронавигации (координации прыжков через подпространство, для которой требовался навигационный компьютер), капитан грузовоза мог управляться со столькими рутинными операциями своего корабля в нормальном космосе, сколько хотел сам. Хэнк любил управлять всем вручную, запуская гидразиновые ракеты судна, чтобы то проталкивало тысячи тонн груза в и за пределы гравитационного колодца планеты. То, что он владел своим кораблём, "Верх", делало полёты на нём даже более приятными. Сейчас он был сам себе боссом, пусть это и стоило ему всех сбережений, болезненных пересмотров алиментов и кредита на такую кругленькую сумму, что он даже не хотел думать о нём. Ему пришлось выбирать, какие грузы буксировать, и со временем он составил список клиентов, готовых платить слегка больше за персональное обслуживание.

Одним из самых надёжных его клиентов была марсианская компания ЙОТУН Хэви Индастриз, специализирующаяся на строительстве полуавтономных фермерских машин. Как раз сейчас его фрахтовик перевозил прототип их следующей серии плугов — огромных машин, созданных для вспахивания широких просек земли. Такие штуки были невероятно дорогими, и Хэнк считал, что прототип будет и того дороже. Собственно, именно поэтому сейчас, глядя на пульт, залитый мигающими огоньками, он был больше зол, чем напуган.

Неопознанный агрессор нанёс удар по "Верху", когда корабль мчался к Жатве по вектору сближения на высокой скорости. Хэнк пережил атаку целым и невредимым. Но вражеский огонь разрушил двигатель Шоу-Фуджикавы, поджарил маневровые ракеты и мазер, и это причинило "Верху" гораздо больше урона, чем Хэнк мог позволить себе на ремонт. На тех маршрутах, которыми ходил Хэнк, пиратство было неслыханным делом, и он никогда даже не рассматривал оптимальную, но очень дорогую перспективу застраховать своё дело.

Хэнк хлопнул рукой по пульту, глуша новый сигнал тревоги: пробоина в корпусе, левый борт грузового контейнера, ближе к корме. Он мог чувствовать, как прорезиненный пол командной кабины вибрирует, пока некто пробивался через корпус.

— Проклятье! — выпалил Хэнк, срывая огнетушитель с настенного кронштейна. Он надеялся, что пираты по пути внутрь не причинят вреда прототипу ЙОТУН.

— Класс. Эти олухи хотят сломать мой корабль? — зарычал Хэнк, занося огнетушитель над головой. — Тогда им придётся купить его.

***

Внутри переходник "Малого Проступка" светился красным, пока его проникающий конец зарывался в инопланетное судно. Сквозь полупрозрачные стены Дадаб мог разглядеть лазерные рубцы, оставленные на реактивном блоке корабля — чёрные косые черты, бывшие результатом стараний Чур'Р-Яр.

Как она может быть так спокойна?! Дадаб тяжко вздохнул, оглядывая хозяйку судна, стоявшую дальше по переходнику. Она стояла позади Жара, возложив одну из своих когтистых рук на рукоятку плазменного пистолета в кобуре, подобно пиратским королевам киг-яров давних времён, готовая к абордажу. Ещё двое киг-яров, стоявшие прямо за ней, были менее спокойны. Оба вертели в руках свои энергетические сабли — розовые кристаллические клинки, используемые в качестве рукопашного оружия. Дадаб задумался о том, осознают ли они, как и он, что обречены.

Он представил, что Чур'Р-Яр преуспеет в захвате реликта (хотя некоторые из них оказывались весьма опасными даже в умелых руках Пророков). Потом она наверняка прыгнет прямиком в центр ковенантского пространства, где представит свой артефакт как один из множества других, и быстро отыщет покупателя прежде, чем вызовет подозрения у министерства. План был осуществим. Но Дадаб понимал, что он, как и любые другие ненужные свидетели, будет мёртв задолго до его конца. Конкретно его смерть настигнет сразу после отправки ложного подсчёта числа люминаций в чужой системе.

Переходник померк, когда его проникающий конец закончил прожигание корпуса. Проход открылся, раскрыв за собой мерцающее энергетическое поле.

— Прикажи хурагоку проверить давление, — сказала Чур'Р-Яр, оглянувшись на Дадаба.

Дьякон развернулся и просигналил находящемуся сзади Легче Некоторых: < Проверь, пригодность, воздуха. >

Прежде чем высаживаться на инопланетное судно, нужно было убедиться, что атмосфера переходника совпадает с таковой на корабле. В противном случае их может разорвать на части после прохождения через поле.

Хурагок беспечно проплыл мимо Дадаба. Для Легче Некоторых это была лишь очередная возможность доказать свою полезность. Существо проверило сенсоры, управляющие полем, и испустило удовлетворительное мычание. Жар, не теряя времени, тут же шмыгнул внутрь.

— Тут безопасно! — объявил он по переговорному устройству. Чур'Р-Яр жестом приказала другим мужчинам идти вперёд, затем проскользнула через поле сама, сопровождаемая Легче Некоторых. Дадаб сделал глубокий вдох, беззвучно помолился о прощении Пророков, а затем тоже ступил на инопланетный корабль.

Трюм был укомплектован совсем не так, как на первом встреченном ими корабле. Вместо контейнеров с фруктами, высившимися от пола до потолка, пространство было в основном занято единственным грузом — высокой машиной с шестью массивными колёсами. Спереди машины был луч шире её самой, усеянный похожими на зубы шипами, каждый из которых был в два раза выше Дадаба. Большая часть внутренних частей машины была окутана раскрашенным в жёлтый и синий цвета металлом, но то тут, то там Дадаб видел электронные цепи и пневматику. Над зубастым лучом находилась серия приподнятых, ярких металлических символов: «J-O-T-U-N». Дадаб задрал голову. Если символы и принадлежали Предтечам, то он никогда их не видел. Впрочем, удивляться тоже особо было нечему: он был просто смиренным дьяконом и ему ещё предстояло понять множество священных тайн.

— Скажи хурагоку, чтобы изучил это, — щёлкнула Чур'Р-Яр, показывая на машину. Дадаб хлопнул в ладоши, чтоб привлечь внимание Легче Некоторых: < Найди, реликвию! >

Хурагок надул самый большой из своих мешочков, увеличив подъёмную силу. Воспарив над одним из больших колёс машины, он сдул мешочек поменьше, проталкивая себя через занавес разноцветных проводов.

Хозяйка корабля указала Жару и двум другим членам экипажа на груду пластиковых ящиков, привязанных к полу рядом с задней частью машины. Жадно щёлкая челюстями, киг-яры принялись за работу, поддевая лежащие наверху коробы быстрыми ударами и взмахами когтей. Вскоре они исчезли в белом мягком волнистом упаковочном материале.

— Займись полезным, дьякон, — отчеканила Чур'Р-Яр. — Забери сигнальное устройство корабля.

Дадаб поклонился и, обежав вокруг машины, направился к задней части трюма. Подъёмник работал так же, как и раньше, и вскоре он поднялся к проходу, ведущему в кабину управления. Миновав половину пути, дьякон внезапно вспомнил отвратительную гадость, на которую он напоролся в последний раз. Поэтому, ступая через дверь, он невольно затаил дыхание и закрыл глаза.

Бряк! Нечто тяжёлое ударило по баку Дадаба. Он встревоженно вскрикнул и пошатнулся вперёд. Второй удар угодил в живот. Из трещины в баке зашипел метан.

— Пощады! — взвизгнул Дадаб, свернувшись в клубок и закрыв лицо худыми локтями. Он услышал серию гортанных восклицаний и ощутил, как что-то ударило сзади по одной из его ног. Дадаб чуть-чуть развёл руки и выглянул через отверстие. Пришелец был высоким и мускулистым. Большая часть его бледной плоти была скрыта подогнанной тканью комбинезона. Оскалившись и занеся красный металлический цилиндр над своей большей частью безволосой головой, существо выглядело диким — с трудом верилось, что нечто подобное может обладать священной реликвией.

Пришелец брыкнул одним из своих тяжёлых ботинков, ударяя по ноге Дадаба второй раз. Он изрыгнул ещё более сердитые и непонятные слова.

— Пожалуйста! — захныкал Дадаб, — я не понимаю!

Его мольбы, казалось, только разозлили пришельца. Он шагнул вперёд, занося дубину для смертельного удара. Дадаб заорал и закрыл глаза... но удара так и не последовало. Дьякон услышал, как цилиндр отскочил от прорезиненного пола и прокатился до стены кабины, где и остановился. Дадаб медленно выпрямил свои руки.

Рот пришельца был открыт, но не говорил. Схватившись за голову, он покачнулся взад и вперёд. Затем его руки разом ослабели. Дадаб отполз назад, когда чужак рухнул лицом на пол прямо между его ног. Услышав беспокойное скуление, он оглянулся. Через вход в кабину вплыл Легче Некоторых. Трое из его щупалец прижались к мешочкам, защищая их. Четвёртое же было вытянуто прямо вперёд, дрожа так, что сначала Дадаб подумал о страхе. Лишь потом он понял, что Легче Некоторых пытался сказать, формируя простейший жест хурагоков: < Раз. >

Шум когтистых ног в проходе возвестил о приближении хозяйки корабля. Она оттолкнула хурагока, водя своим плазменным пистолетом из стороны в сторону, и впёрла один из своих рубиновых глаз в тело пришельца.

— Как он умер? — спросила она.

Дадаб посмотрел вниз. В затылке пришельца зияла рваная дыра. Дадаб осторожно сунул два пальца в смертельную рану. Он нащупал что-то твёрдое в центре мозга существа и вытащил на всеобщее обозрение охотничий камень Легче Некоторых.

***

Сиф не нравилось нарушать распорядок подчинённых ей навигационных компьютеров. Где-то в глубине её базовой логики таилось воспоминание о своей создательнице как о раздражённой матери, не терпящей своего младенца. И всё же связь с кораблями, пока они находились в пространстве скольжения, была невозможна. Так что у Сиф не было ни шанса предостеречь их о дополнительных мерах безопасности, которые ввела Джилан аль-Сигни после проверки.

<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ДКС.СПД#-00040370

<\ ПРИДЕРЖИВАЙТЕСЬ СВОЕЙ НОВОЙ ТРАЕКТОРИИ.

<\ ПОДДЕРЖИВАЙТЕ НЕОБХОДИМУЮ СКОРОСТЬ.

<\ ВСЁ В ПОРЯДКЕ. \>

Для связи с Жатвой, да и любой другой планетой, грузовым кораблям, мчащимся сквозь пустоту, требовалось выйти из пространства скольжения на правильной траектории, путешествуя с соответствующей скоростью. Жатва вращалась вокруг Эпсилон Инди со скоростью чуть более ста пятидесяти тысяч километров в час, быстрее большинства других миров ККОН. В зависимости от угла вектора перехвата навигационный компьютер мог подвести своё судно к планете намного быстрее, чем выйти на место встречи и ждать её там. Так что навигационные компьютеры по понятным причинам были ошеломлены, когда после завершения прыжков Сиф требовала от них приготовиться к встрече с Жатвой дальше по орбите.

Сиф разорвала связь с грузовозом "Содержимое под давлением" и ответила на другой вызов. Разные части её разума за раз общались с сотнями фрахтовиков, заверяя их простые схемы, что грузы, которые она поставляла на них, были совершенно безопасны и законны. Одно и то же сообщение, снова и снова. Алгоритмы, управляющие эмоциями Сиф, посоветовали ей не связывать повторение с раздражением, но её ядро ничего не могло поделать с чувством лёгкой досады. Женщина из ДКС настояла на двойной проверке АРГУС-ов и прочей информации, собираемой ею со всех грузовозов, входящих в систему. Сиф знала, что всё это было частью её испытательного срока — что она должна пережить небольшое бюрократическое унижение, прежде чем ДКС простит ей недосмотр.

К счастью, аль-Сигни была в равной степени вежлива и эффективна и довольно быстро обрабатывала свои заключения об осмотрах, выполненных Сиф. Но она была человеком и нуждалась хотя бы в пяти часах каждодневного сна. А это значило, что нескольким грузовым судам придётся на некоторое время задержаться в зоне ожидания. Сей факт делал их навигационные компьютеры ещё более встревоженными...

<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ДКС.В#-00481361

<\ ВНИМАНИЕ, "ВЕРХ".

<\ ВЫ ДОЛЖНЫ ПОДДЕРЖИВАТЬ НЕОБХОДИМУЮ СКОРОСТЬ.

Сиф могла утверждать, что "Верх" всё ещё был на верной траектории, но начал терять в скорости. Снижение было незначительным (менее пяти сотен метров в минуту), но, когда с планетой требовалось держать дистанцию, любое замедление было неприемлемо.

<\ "ВЕРХ", ВЫ СЛЫШИТЕ МЕНЯ?

<\ СВЯЖИТЕСЬ С ЖАТВОЙ ПО ЛЮБОМУ КАНАЛУ. \>

Ответа всё не было, и Сиф знала, что фрахтовик точно пропустит своё место встречи. Она как раз начала размышлять о множестве проблем, которые могли заставить "Верх" потерять скорость, когда корабль без всякого предупреждения исчез с её радара. Или, если говорить точнее, одиночный контакт, которым был "Верх", внезапно разлетелся на многие сотни миллионов контактов поменьше. Говоря короче, Сиф решила, что корабль взорвался. Она проверила время. Было уже далеко за полночь. Инициируя сеанс связи с отелем аль-Сигни в Утгарде, она призадумалась над тем, спала ли уже эта женщина.

— Доброе утро, Сиф. Чем я могу помочь?

Джилан аль-Сигни сидела за столом своего номера. Как могла разглядеть Сиф, женщина была одета в всё тот же коричневый брючный костюм, который был на ней во время их предыдущей встречи. Однако выглядел он на совесть поглаженным, а длинные чёрные волосы аль-Сигни были плотно перевязаны. Вглядевшись в фон, Сиф заметила, что её постель осталась нетронутой.

— Что-то не так? — спросила аль-Сигни тоном, который подтвердил её бдительность.

— Мы потеряли ещё один корабль, — сказала Сиф, посылая все соответствующие данные по лучу мазера. Она отметила незначительное снижение плеч аль-Сигни, а также лёгкое разжатие челюсти. Далеко не удивлённая новостью женщина, кажется, расслабилась, словно ожидала потерю грузовоза и лишь ждала, когда Сиф передаст весть о ней.

— Название и маршрут? — спросила Джилан, потянувшись пальцами к своему коммуникатору.

— "Верх". Курс с Марса через Предел.

— На ближайших векторах было более тридцати кораблей, — пробормотала Джилан. Она медленно провела пальцем по экрану, пытаясь выискать полезные закономерности в данных Сиф. — Почему именно этот?

Манифест "Верха" гласил, что тот перевозил прототип машины ЙОТУН. И пока АРГУС Сиф не доставил оценку расширяющегося поля обломков, она не имела чётких доказательств, чтобы сбросить эту причину со счетов. Проверив данные по другим ближайшим фрахтовикам, она убедилась, что многие из них были загружены потребительскими товарами. Некоторые несли запасные части для ЙОТУН-ов и других сельскохозяйственных машин. Но когда Сиф уже собиралась упомянуть прототип ЙОТУН как единственную значимую разницу между грузами, она заметила ещё кое-что необычное для грузовозов. Тут же она заметила движение губ Джилан и в соответствии с протоколом промолчала. Алгоритмы напомнили ей, что прервать человека было бы наглостью и гордостью. Так что Сиф старалась не чувствовать себя обиженной, пока аль-Сигни забирала себе всю славу их совместного дела. Зелёные глаза женщины засверкали, пока она объясняла, — "Верх" был единственным кораблём с капитаном. Действительным человеческим экипажем.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Жатва, 16 января 2525 г.

---

Как только рекруты 1-го взвода позавтракали и отнесли подносы в моечную столовой, Эйвери вывел их на ежедневный марш — десять километров туда и обратно вдоль шоссе на Гладсхейм. По прошествии двух недель физической подготовки они уже привыкли к до жути скучному маршруту через ровные поля пшеницы. Но до сегодняшнего дня им ещё не приходилось преодолевать его с груженными под двадцать пять килограмм рюкзаками. Поэтому к тому моменту, когда Эпсилон Инди воссияла в полуденном небе, марш превратился в исключительно суровое испытание.

Это было верно и для Эйвери, который не участвовал ни в одном приличном упражнении с момента, предшествующего его путешествию домой. Длительные перелёты в криосне от Эпсилон Эридана до Солнечной системы и оттуда — до Эпсилон Инди одарили его состоянием, называемым "морозным ожогом". Это мучительное ощущение, подобное неприятному покалыванию, являлось следствием расщепления криогенных препаратов, оставшихся в мускулах и суставах, и на памяти Эйвери было худшим из всего, что он когда-либо чувствовал — напряжённый марш вызвал сильную покалывающую боль в коленях и плечах. Снимая рюкзак, Эйвери поморщился, однако скрыть своё недомогание от взвода было проще простого: тридцать шесть человек, столпившихся вокруг флагштока плаца, были поглощены собственным изнурением. Обливаясь потом, сбегавшим по носу и подбородку, Эйвери увидел, как одного из его подопечных вырвало недавним завтраком. Это запустило цепную реакцию, и вскоре почти половина взвода громко блевала на гравий.

Дженкинс, младший новобранец с рыжеватыми волосами, согнулся пополам прямо перед Эйвери. Упёршись тонкими руками в колени, он издал звук, похожий одновременно на кашель и крик. Эйвери заметил, как к плохо подвязанным ботинкам парня устремилась струйка слюны. «Волдырям быть», — нахмурился Эйвери, разглядывая болтающиеся шнурки. Ещё он знал, что Дженкинс столкнулся с более неизбежной и опасной угрозой — обезвоживанием. Он вытащил из своего рюкзака пластиковую бутылку с водой и сунул в трясущиеся руки новобранца.

— Пей медленно.

— Есть, штаб-сержант, — прохрипел Дженкинс, но не двинулся.

— Сейчас, рекрут! — прикрикнул Эйвери. Дженкинс выпрямился, да так быстро, что вес рюкзака чуть не перевесил его костлявую спину. Его морщинистые щёки надулись, как только он открыл бутылку и сделал два больших глотка.

— Медленно, я сказал, — Эйвери постарался удержать свой гнев в узде. — Иначе будут спазмы.

Хотя Эйвери знал, что колониальные ополченцы не ровня морпехам, ему было трудно снизить свои ожидания от подчинённых. Многие из них были членами правоохранительных органов Жатвы и иных экстренных служб, так что по крайней мере психически они были подготовлены к суровости базовой подготовки. Но ещё эти люди были старше (некоторым было под или уже за пятый десяток лет), и не все из них были в хорошей форме. Не лучше обстояли дела и с молодняком вроде Дженкинса. Многие из них выросли на фермах, но поскольку ЙОТУН-ы Жатвы делали всю тяжёлую работу, они не были готовы физически изучать жёсткое военное ремесло так же, как их старшие товарищи.

— Хили! — крикнул Эйвери, указывая на ботинки Дженкинса. — Есть проблема с одной парой ног!

— Уже с тремя! — отозвался медик. Он протягивал бутылки паре пузатых новобранцев зрелого возраста с загорелыми лицами. — Дасс с Абелем такие жирные, что, мне кажется, сносили свои носки до дыр.

Медик повысил голос достаточно, чтобы услышал весь взвод, и те несколько человек, что не исторгли свой завтрак (а с ним и своё чувство юмора), тихо усмехнулись над пустым изобличением Хили.

Эйвери нахмурился. Он не мог решить, что огорчало его больше: тот факт, что Хили решил паясничать, руша строгую атмосферу, которую он пытался создать, или то, что медик уже знал всех рекрутов поименно, в то время как Эйвери всё ещё сверялся по именным биркам, нашитым на грудные карманы их оливково-серых гимнастёрок.

— У вас остались силы говорить? Значит, хватит и на прогулку! — рявкнул Эйвери. — Пейте воду. Осушите до дна. Я хочу слышать звук питья. Который, скажу я вам, во-о-обще никак не звучит!

В небо тут же поднялись тридцать шесть прозрачных пластиковых бутылок. Особенно усердствовал Дженкинс, старающийся устоять на стёртых ногах и поглощающий воду с пугающей скоростью. Эйвери наблюдал, как довольно крупный кадык рекрута ходит вверх-вниз, словно йо-йо на чересчур короткой нити. Парень даже не мог исполнить приказ пить должным образом.

Хор голосов с дороги к гарнизону возвестил о возвращении Бёрна и 2-го взвода. Эйвери мог слышать, как они выкрикивают с зазывным тактом строевую песню морской пехоты. Бёрн горланил каждую строку, а его новобранцы подпевали:

Как помру, кладите мне!

В гроб винтовку на ремне!

К чёрту слезы, к чёрту шок!

Киньте в ящик вещмешок!

Как-то утром ровно в пять!

Будут молнии сверкать!

Кто там в ужасе дрожит?

Это призрак кросс бежит!

Пока 2-ой взвод подбирался к вершине дороги и сбегал на плац, дверь-ширма в жилище капитана Пондера распахнулась. Как обычно, капитан предпочёл не надевать протез; рукав его гимнастёрки был снова приколот к боку.

— Р-р-авняйсь! — рыкнул Эйвери.

Пондер дал 1-му взводу возможность построиться, а 2-му взводу — время отдышаться.

— Вам понравилась прогулка? — спросил он громким, но дружелюбным голосом.

— Сэр, да, сэр! — откликнулись рекруты с переменным энтузиазмом. Пондер повернулся к Бёрну.

— Что-то неуверенно они звучат, штаб-сержант.

— Это так, — зарычал Бёрн.

— Может, десяти кликов им не хватило, чтобы определиться...

— С радостью погоняю их снова, капитан.

— Так, давайте по новой. — Пондер упёрся кулаком в бедро и прокричал: — Ещё раз, вам понравилась прогулка?

— Сэр, да, сэр! — крикнули в унисон все семьдесят два новобранца.

— Повторите это завтра?

— Сэр, да, сэр!

— Вот теперь я расслышал как следует! Вольно!

Пока рекруты возвращались к наболевшему, Пондер помахал Эйвери.

— Как у них с темпом?

— Неплохо, учитывая нагрузку.

— Какие планы на вечер?

— Да вот думал отвести их на стрельбище.

Пондер одобрительно кивнул головой. — Самое время дать им пощёлкать пару мишеней. Правда, придётся тебе сдать их Бёрну. У нас свидание.

— Сэр?

— Праздник солнцестояния. Утгард. Губернатор этой чудной планеты прислал приглашения мне и одному из моих штаб-сержантов. — Капитан кивнул подбородком в сторону Бёрна, как раз кроющего отборным матом перепуганного новичка, который только что спустил свой завтрак прямо на ботинки сержанту. Пондер улыбнулся Эйвери. — Это официальное мероприятие. Дамы в длинных платьях и всё такое. И мне кажется, что ты подойдёшь лучше всего.

— Принято.

Последнее, чем хотел заняться Эйвери, так это отвечать на вопросы от кучи пьяных политиков о Восстании. Но, наблюдая за тем, как Бёрн приказал новобранцу начать отжиматься прямо над покрытыми блевотиной сапогами, был вынужден признать: капитан, похоже, был прав. И потом, к Пондеру у Эйвери были вопросы — в первую очередь, почему он с Бёрном были переведены на Жатву. С той ночи, когда они учинили мордобой в казармах, оба штаб-сержанта были не совсем настроены на разговоры, поэтому от Бёрна Эйвери не узнал ничего. Он надеялся, что во время поездки в Утгард капитан сможет разъяснить ему, почему ККОН решило перевести двух командиров отрядов операции "Требушет" с передовой Восстания. И что-то настырно подсказывало Эйвери, что ответ Пондера ему не понравится.

— Вечеринка начнётся в шесть тридцать. — Капитан повернулся к своему жилищу. — Прихорошись как можно скорее, потом дуй ко мне в автопарк.

Эйвери поспешно отсалютовал и направился обратно к своим подопечным.

— Форселл, Уик, Андерсен, Дженкинс! — крикнул он, читая имена по коммуникатору. Четыре пары плеч слегка выпрямились. — Тут говорится, что никто из вас ни разу не держал оружия в руках. Это правда?

— Да, штаб-сержант, — откликнулись с задержкой смутившиеся рекруты. Несколько старших полицейских, пользовавшихся по долгу службы мелкокалиберными пистолетами, засмеялись над неопытными новичками.

— Будет не до смеха, когда они станут прикрывать вам спины в бою, — прорычал Эйвери. Смех быстро сошёл на нет. Эйвери жестом попросил Дженкинса и остальных собраться вокруг.

— У капитана и меня назначена встреча в городе. Так что пока вы переходите к штаб-сержанту Бёрну. — Новобранцы тупо посмотрели друг на друга, смущённые заявлением своего взводного. — Он научит вас стрелять, — пояснил Эйвери. — Постарайтесь не подстрелить друг друга.

***

Час спустя он был за рулём "Вепря", мчащегося на восток по шоссе Гладсхейма, с капитаном Пондером, расположившимся на пассажирском сиденье сбоку. Пока солнце нещадно палило над его головой, Эйвери всё не мог нарадоваться облегчённому дизайну машины. Нехватка у "Вепря" крыши и дверей делало поездку на нём опасной в условиях военной зоны. Но когда единственным врагом был пот, липнувший к парадной форме, открытый салон был даром с небес. Чтобы хоть как-то охладить себя, оба мужчины сняли свои тёмно-синие мундиры и закатали рукава рубашек до локтей. Пондер решил не обнажать свою искусственную руку; Эйвери подумал, что всё дело было в титановых сочленениях протеза, которые под прямым солнечным светом нехорошо нагревались. Уголком глаза он заметил, как капитан потянулся и почесал плечо, массируя нановолоконное соединение там, где плоть встречалась с электроцепями.

Какое-то время Эйвери и Пондер сидели молча и смотрели, как пшеничные поля вокруг гарнизона уступают место просторным персиковым и яблочным садам. Эйвери не был уверен, как лучше начать крошить лёд. Он не хотел напрямую спрашивать: «Почему я здесь?» Он догадывался, что у капитана была веская причина держать информацию в секрете, и подозревал, что для получения желаемого ответа придётся проявить немного изящества. Так что он начал с простого.

— Если Вы не возражаете, сэр, могу я спросить, что случилось с Вашей рукой?

— М-ЭДВ 9/21/1, — ответил Пондер, повышая голос, чтобы перекричать рёв "Вепря". — Знакомое подразделение?

Эйвери на автомате проанализировал код: девятые экспедиционные войска морской пехоты, двадцать первая дивизия, первый батальон. Это было одно из многих подразделений, несущих службу в Эпсилон Эридана.

— Да, сэр. Крутые морпехи.

— Были такими. — Капитан потянулся двумя металлическими пальцами своего протеза к карману рубашки и извлёк оттуда сигару Sweet William. — Я был их командующим офицером.

Эйвери сжал руль крепче, когда мимо в противоположном направлении промчался грузовик.

— Через что Вы прошли?

Он изо всех сил старался говорить обыденным тоном. Но, если сказанное Пондером было правдой, значит, он был важной частью борьбы ККОН с Восстанием, и его присутствие на Жатве было столь же необычным, как и Эйвери и Бёрна.

— Давайте не будем ходить вокруг да около, штаб-сержант. "Требушет". Он в Вашем досье. Как и у Бёрна. И я провёл последние две недели, ломая голову над тем же самым. — Капитан прикусил кончик сигары. — Почему корпус послал двух своих потрясающих мерзавцев сюда?

— Я надеялся, что Вы сможете просветить меня, сэр.

— Да если бы я знал. — Пондер вытащил серебряную зажигалку с откидной крышкой из кармана брюк, открыл её и подпалил сигару. — КомФлот не со всеми задарма делится информацией... — сказал он между затяжками. Затем тихо добавил: — С тех пор, как они понизили меня в звании.

Что-то щёлкнуло в голове Эйвери. «Ну конечно, — подумал он, — офицер батальона морпехов должен быть по крайней мере подполковником — на два ранга выше, чем текущее звание капитана у Пондера». Но Эйвери понятия не имел, как это связано с более крупным вопросом. Вообще-то, откровение Пондера запутало всё ещё больше.

— Понизили, сэр? — замешкался он.

— Я потерял руку в городе Элизиум, на Эридане II, — начал Пондер, закинув один из ботинков на приборную доску. — Дело было в тринадцатом году. Уоттс и его банда тогда ещё только начинали скалить зубы.

Полковник Роберт Уоттс — или "этот ублюдок" в обиходе большинства военнослужащих ККОН — был офицером корпуса морской пехоты, родившимся и выросшим в Эпсилон Эридана и впоследствии перешедшим на сторону повстанцев в начале войны. Он и его группа перебежчиков-подчинённых были одной из главных целей операции "Требушет". До сих пор в него никто не мог выстрелить наверняка, хотя однажды Эйвери был близок к этому.

— Мы собирались взять одного из заместителей Уоттса, — продолжил Пондер, делая глубокую затяжку. — Адмиралы из КомФлота хотели, чтобы мой батальон выступил в полную силу, с кучей брони и воздушной поддержкой. Ну, чтобы местных жителей попугать, заставить их сдать парня без боя. Однако город по-прежнему был разделён на два лагеря. Не все были на стороне интровертов, и я подумал, что немного сдержанности поможет завоевать умы и сердца некоторых людей.

— Похоже, это было ещё до меня, — хмыкнул Эйвери.

— Вначале всё было иначе. Ещё было время на разговоры — шанс на мир. — Пондер покачал головой. — Так или иначе, этот парень — моя цель — женился на дочери одного из местных чиновников. Я думал, что тесть попытается сбежать, когда на его пороге появится целая бронированная колонна. Но вот я уже в его гостиной, попиваю чай.

Пондер стряхнул пепел с сигары.

— Несколько минут мы просто болтали ни о чём, чтобы расслабиться. А потом, когда его жена налила мне вторую чашку, я сказал напрямую: «Мы ищем такого-то такого-то, знаете ли вы, где его найти, мы не собираемся причинять вред вашей дочери, и так далее, и так далее». А он посмотрел мне прямо в глаза... — Пондер умолк и уставился в лобовое стекло "Вепря". — Он посмотрел мне в глаза и сказал: «Когда-нибудь мы победим. Во что бы то ни стало». — Капитан согнул протез, изображая свои воспоминания. — Затем он обхватил рукой жену моей цели — свою собственную дочь — и поднял её вот так... Через секунду я понял, что у него была граната.

Эйвери не знал, что и сказать, исключая то, что, приняв эстафету борьбы с Восстанием у людей вроде Пондера, он повидал вещи не столько удивительные, сколько трагичные.

— Я знал, что он блефовал. Человек, вне всякого сомнения, был предан делу. Но убить всю свою семью? Тому было не бывать. — Пондер вытащил из зубов наполовину выкуренную сигару и положил на приборную доску. — Один из моих снайперов так не считал. Его опрометчивая пуля прошла сквозь стену дома, разорвав бедолагу напополам. Но он успел рефлекторно выдернуть чеку.

Капитан пожал плечами.

— Я упал, чтобы укрыться от взрыва. С этого момента всё пошло наперекосяк.

Замкнутое пространство, нервные солдаты; Эйвери знал, что это означало большие потери среди гражданских, несколько разозлённых "шишек" и — в качестве бонуса к ранению — разжалование Пондера на два звания вниз.

— Я думал, они заставят меня подать в досрочную отставку. Но я остался, — продолжал капитан. — Занимал кучу низких должностей и с трудом добивался своего привлечения к БПКО. Казалось, что Восстание я оставил позади. — Он одарил Эйвери взглядом, в котором было больше любознательности, чем осуждения. — А потом мне на голову свалились вы.

Эйвери вновь не нашёл слов. Но Пондер вскоре погрузился в воспоминания о том давнем ужасном дне, и оба мужчины какое-то время провели в молчании.

На краю яблоневого сада Эйвери увидел ЙОТУН-ы — пару чудовищных комбайнов, которым хватало размеров на поглощение деревьев с помощью механических конечностей. Он как-то подслушал спор Хили с одним из своих рекрутов о точном количестве ЙОТУН-ов на Жатве. Медик никак не хотел верить, что на одного человека приходилось по три ЙОТУН-а — в итоге почти миллион машин — пока рекрут не пояснил, что он имел в виду все их разновидности, начиная крошечными воздушными сеялками и заканчивая шестиколёсными монстрами вроде тех, что были в саду.

— Забавно, — сказал Пондер голосом, который выдавал, что это не так. — Но поначалу я скучал: по моим людям, по сражениям, по всему. Годы ушли у меня на то, чтобы понять, какое же это было безумие — что мне повезло вырваться из этого ада. До того, как всё станет настолько плохо, что я совершу ошибку, которая убьёт ещё больше народу.

Эйвери кивнул головой, хотя с тем же успехом мог сказать, что прекрасно понимает его.

Перед ними начал расти Биврёст. До известнякового нагорья оставался ещё час езды, но, прищурив глаза, Эйвери уже мог разглядеть вырезанные в нём то тут, то там тёмные заезды, через которые пролегала дорога до Утгарда. С каждой стороны от заездов, разделённые сотнями километров, находились две линии магнитной подвески — толстые монорельсы, под углом спускающиеся с вершины Биврёста в сторону Иды вдалеке от садов. Эйвери заметил, как по южной ветке скользит длинный поезд с грузовыми контейнерами. С учётом размера контейнеров поезд двигался слишком быстро, и Эйвери подумал, что они должны быть пустыми и направляются к депо, где их поджидают сотни ЙОТУН-ов со своей свежей нагрузкой.

— Может, в КомФлоте решили дать вам отдохнуть? — предположил Пондер.

— Может, — откликнулся Эйвери. Причина была не хуже других.

— Тогда почему бы не начать сегодня? Пропусти стаканчик, потанцуй с девушкой.

— Это приказ, сэр? — улыбнулся Эйвери вопреки своим думам. Пондер засмеялся и хлопнул искусственной рукой по бедру.

— Да, штаб-сержант. Это приказ.

***

К тому времени как Эйвери подвёл "Вепрь" к петляющей дорожке у здания парламента Жатвы, он многое узнал о капитане Пондере. Борьба с Восстанием заставила его пропустить свадьбу своего старшего сына и рождение первого внука — прекрасные события, которых ему не хватало больше, чем руки. Пока они высаживались, застёгивая медные пуговицы на мундирах и надевая тёмные фуражки, Эйвери уверился, что он не только стал доверять, но и проникся гораздо большим уважением к человеку, бывшему его командиром.

Вестибюль парламента был полон типичными завсегдатаями: мужчинами в пастельных ситцевых костюмах, женщинами в нахохленных платьях с круглыми декольте. Все одеты по моде, которая уже изжила себя в салонах центральных миров, но только-только вошла во вкус высшего общества в провинциальных колониях вроде Жатвы. Когда Эйвери и Пондер вошли, некоторые из гостей вытаращились на них и зашептали. У штаб-сержанта сложилось впечатление, что для некоторых из них они стали первыми увиденными в жизни солдатами. Однако по мере того, как они прокладывали путь к переполненной гранитной лестнице в зал торжеств, некоторые из любопытствующих взглядов похолодели.

«Может, мы и диковинное зрелище, — поморщился Эйвери, — но необязательно долгожданное».

Складывалось ощущение, что борьба ККОН с Восстанием была популярна на Жатве не более, чем в любом другом месте.

— Нильс Тьюн, — прокричал кто-то с площадки на вершине лестницы. Вперёд вылетела толстая рука в бело-красной полосатой ткани. — Вы, должно быть, капитан Пондер.

— Губернатор, — Пондер остановился на верхней ступени и отдал честь, а потом протянул руку. — Для меня честь встретиться с Вами.

— Взаимно, разумеется! — хватка Тьюна была такой сильной, что он отчасти вытащил Пондера на площадку.

— Разрешите представить Вам одного из моих людей? Штаб-сержант Эйвери Джонсон.

Тьюн разжал руку Пондера и протянул её Эйвери.

— Итак, Джонсон? — Красная борода Тьюна расплылась в широкой лакомой улыбке. — Как Вам наша планета?

Рукопожатие Эйвери было сильным, однако у Тьюна оно было просто обездвиживающим. Его рука выдавала силу, наработанную годами традиционной работы в полях без помощи кучи неповоротливых машин. Эйвери разумно рассудил, что, несмотря на свою мощь, губернатору было уже за шестьдесят лет, а значит, он был одним из первых колонистов, приземлившихся на Жатву.

— Напоминает мне о доме, сэр, — натянуто улыбнулся Эйвери. — Я вырос на Земле, в индустриальной зоне Чикаго.

Тьюн отпустил руку Эйвери и радостно ткнул пальцем ему в грудь.

— Миннесота! Оттуда родом предки моих родителей, насколько я могу вспомнить. — Улыбнувшись ещё шире, он провёл морских пехотинцев к двери в залитый светом зал торжеств. — Вы в хорошей компании, штаб-сержант. Почти все присутствующие здесь — выходцы со среднего Запада, и, когда почва стала бедной, мы снялись с места. Разумеется, никто из нас не знал, насколько всё наладится, когда мы получим Жатву! — Губернатор стянул бокал с шампанским с подноса проходящего мимо официанта и осушил его в один глоток. — Сюда! — он протиснулся боком через проход в зал торжеств, разделяя толпу не столько своей талией, сколько уважением к своей должности. — И не отставайте! Представление вот-вот начнётся, и я хочу, чтобы вы были в первых рядах!

Эйвери одарил Пондера смущённым взглядом, однако капитан лишь пристроился в кильватере за Тьюном. Эйвери пошёл следом, а толпа вновь начала смыкаться, фактически втискивая его в зал. Стараясь изо всех сил не отдавить кому-нибудь ногу, морпехи проследовали за Тьюном к одной из многих застеклённых дверей в восточной стене, которая вывела их на просторный балкон, откуда открывался вид на сады парламента и аллею Утгарда за ними. Встав около Тьюна у гранитных перил, доходящих до талии, Эйвери увидел, что парк был заполнен отдыхающими. Натянутые на тросы светильники подёргивались в сумеречном ветерке, озаряя множество семей, сидящих на выкрашенных в яркие цвета покрывалах для пикника. Земля на аллее была практически вся укрыта, и Эйвери был уверен, что сюда явилась подавляющая часть трёхсоттысячного населения планеты. Однако он не вполне понимал, зачем.

— Рол! — оклик Тьюна с болью отозвался в ушах Эйвери. — Иди сюда!

Губернатор помахал рукой над головой, что, впрочем, было необязательно; Тьюн возвышался над всеми присутствующими на балконе, включая Эйвери, и копну густых красно-серых волос, что покрывала его голову, было трудно не заметить. Эйвери как раз вытянул шею в сторону балкона и был вознаграждён появлением из толкающейся толпы полной противоположности губернатора — невысокого лысого человека, чья старость едва ли была под стать его светло-серому льняному костюму.

— Рол Педерсен, — провозгласил Тьюн. — Мой генеральный прокурор.

— Всего лишь вычурный способ сказать "юрист", — скромно улыбнулся Педерсен сквозь тонкие поджатые губы. Он не предложил руку ни Эйвери, ни Пондеру, но отнюдь не от отсутствия вежливости; к перилам из зала хлынула ликующая толпа, не давая прокурору шанса поднять руки.

— Рол так формален с тех пор, как мы сюда попали, — пояснил Тьюн. — Поборник деталей. Он тот, кто вёл все переговоры с колониальной администрацией насчёт появления у нас ополчения.

— Строго говоря, — глаза Педерсена блеснули, когда он изогнул одну из седых бровей, — я официально принял их требование о наличии такового.

В небесах расцвели салюты, заполняя промежутки между семью лифтами Тиары разноцветными всполохами. Возвышающиеся над горизонтом Утгарда, эти кабели отсвечивали бронзой в меркнущем свете Эпсилон Инди. От вьющихся в воздухе вокруг них искорок они словно вибрировали, уподобляясь оттянутым струнам гигантской арфы.

— Минуточку внимания! — проревел Тьюн после того, как последний фейерверк вспыхнул дымным сине-зелёным облаком. — Приготовиться!

Губернатор, как и все на балконе, за исключением Эйвери и Пондера, зажал ладонями уши.

— Электромагнитная катапульта, — пояснил Педерсен. — Мы стреляем из неё каждое солнцестояние.

Башни вокруг аллеи все разом потемнели, когда электрическая сеть города обесточилась. Позади центрального четвёртого подъёмника Тиары возникла яркая вспышка, и мгновение спустя аллею накрыла ударная волна, потушившая светильники и поднявшая в воздух салфетки участников пикника. Женщины на балконе взвизгнули в радостном испуге, схватившись за развевающиеся платья; мужчины почтительно разжали уши, когда звуковой удар с громом миновал парламент.

— Ура! — крикнул Тьюн, запустив волну аплодисментов, которые с той же силой долетели до них от участников пикника на аллее. — Отличная работа, Мак!

— Велика похвала, губернатор, — отозвался ИИ из коммуникатора Тьюна, спрятанного где-то у того в куртке. — Рад стараться.

— Кстати говоря, — сказал Тьюн, отходя от перил, — насколько близко у тебя получилось?

Педерсен освободил руку и показал на Тьюна, подсказывая обоим морпехам, что им следует идти за ним. На сей раз губернатор проводил их в дальний конец зала торжеств, где группа детей — девочек с атласными бантиками на платьях и мальчиков в блестящих жилетках и ботинках — плотно обступила круглый стол, украшенный изобилием фруктов и овощей. В венке из виноградных лоз и тёмно-фиолетовых гроздей винограда покоился голопроектор. На вершине стоял Мак.

— Промахнулся на милю, — сообщил Мак, протирая заднюю часть шеи чумазым носовым платком. — Даже, наверное, на пятьдесят километров. Уверен, она что-нибудь скажет.

— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, — хмыкнул Тьюн. — Я хотел бы представить тебе капитана Пондера и штаб-сержанта Джонсона. Морские пехотинцы ККОН. Они здесь, чтобы обучить ополчение.

— Мак. Сельскохозяйственные операции, — Мак коснулся края своей ковбойской шляпы, а затем кивнул в сторону балкона и электромагнитной катапульты где-то вдали. — Похоже на большие пушки флота. Только отдача меньше.

— Знаете, — безразлично обронил Пондер, — тому, что мы стреляем из таких только в космосе, есть причина.

Электромагнитные катапульты были относительно простым и дешёвым решением задачи по выведению объектов с поверхности планет на орбиту. Возводимые, как правило, на крупных гибких рамах, их взаимосвязанные магнитные петли могли быть заряжены, наведены и разряжены при небольшой помощи автоматики — для этого хватало и обычного компьютера, что уж говорить об ИИ. Но у катапульт был один крупный недостаток — ограниченность забрасываемой массы. Катапульта Жатвы хорошо справлялась с задачей в первое десятилетие после основания колонии (когда её главной ролью была отправка тщательно упакованных ядерных отходов на курс столкновения с Эпсилон Инди), но, чтобы планета смогла раскрыть свой полный экспортный потенциал, её пришлось заменить на большегрузную подъёмную систему, каковой и была Тиара.

Эта технология активно использовалась и на флоте, но там она приобрела форму магнитно-рельсовой пушки. Так называемые МРП-фрегаты и крейсеры, по сути, были подвижными электромагнитными катапультами — кораблями, спроектированными вокруг электромагнитных катушек, образующих длинное оружие. Технология очень напоминала винтовку M99 Прогон. Но в то время как облегчённые полужелезные пули M99 достигали лишь нескольких миллиметров в длину, снаряд МРП от края до края имел десять метров, весил сто шестьдесят метротонн и обладал достаточной обшивкой, чтобы проникать в самый толстый бронированный лист из титана-А.

— Космосе? — пренебрежительно пробурчал Тьюн. — Эти штуки могут шуметь даже в вакууме?

— Вы бывали когда-нибудь внутри МРП-корабля во время выстрела орудия? — Пондер широко поднял руки над головой, имитируя оглушительный звук. — Не знаю, верующий ли Вы человек, губернатор, но это немного похоже на церковный колокол-

— Верующий ли я? — губернатор искренне улыбнулся. — Я по рождению и воспитанию лютеранин!

Педерсен вздохнул в притворном протесте. — Если бы я знал, что вы затронете религию, капитан, то я, как генеральный прокурор, предложил бы менее спорную тему.

— Я собираюсь рассказать историю... — достаточно громко добавил Мак, чтобы услышали все дети. Детвора заулюлюкала, когда за спиной ИИ возникла голографическая проекция оживлённой улицы Дикого Запада. Из банка вырвалась группа преступников в масках, палящая из револьверов и спугнувшая лошадей проезжающего мимо дилижанса. Дети ахнули. Мак вытащил из заднего кармана звезду шерифа и приколол её к груди. — Кажется, пришла пора нотаций в баре.

— А это идея, — сказал Тьюн, хлопнув Пондера по плечу. — Капитан?

Пондер силу Тьюна выдержал.

— После Вас, губернатор.

Прежде чем отправиться следом за Тьюном к бару в зале, он спросил Педерсена, — Я дал моему штаб-сержанту строгий приказ найти себе партнёра для танцев. Знаете кого-нибудь подходящего?

Педерсен с энтузиазмом поднял палец. — Как раз одна есть!

— Ценю это, — ответил Пондер, а затем добавил Эйвери с улыбкой: — Удачи, морпех.

Прежде чем Эйвери смог ответить, капитан развернулся на каблуках, и Эйвери ощутил лёгкое прикосновение Педерсена к его локтю.

— Вы слышали о происшествии с катапультой? — спросил прокурор, уводя Эйвери от первых выстрелов Мака и восхищённого визга детей.

— Происшествии, сэр?

— Случае между Маком и Сиф?

— Нет.

— Что ж...

Педерсен стал рассказывать, как вскоре после установки сотрудниками ДКС Сиф на Тиаре в электропитании её центра данных случился критический отказ. Это вынудило обслуживающий персонал остановить всю деятельность на её лифтах и рискнуть дисбалансом нагрузки, которая могла обрушить всю систему. Дело было серьёзное, и Мак решил разобраться с ним, использовав катапульту для заброски нового источника питания на орбиту. Пытаясь быть максимально полезным, он выстрелил деталь прямиком в четвёртый стыковочный узел Тиары. Достижение было невероятным. Однако когда техники Сиф восстановили её электропитание и она узнала, что сделал Мак — как близок он был к тому, чтобы уничтожить её центр данных — Сиф не была удивлена.

— Вот почему сегодня её тут нет, — заключил Педерсен, когда они вышли из зала и направились к спокойному северо-восточному углу балкона. — Вот почему она всегда приносит вежливое извинение насчёт своего неучастия в любом празднике, включающем в себя выстрел из катапульты. Жаль, конечно. Я думаю, ей не помешало бы повеселиться.

— Довольно суровое обвинение, ваша честь, — донёсся от перил женский голос, заставивший Педерсена тут же остановиться. Эйвери уже давно заметил женщину, чья просвечивающая серебряная шаль покрывала только часть её обнажённой спины. Он замедлил шаг, чтобы снять фуражку и пригладить свои волосы.

— Приношу свои извинения, мисс аль-Сигни, — ответил прокурор. — Но я говорил о Сиф. О происшествии с катапультой.

— Разумеется, — Джилан оттолкнулась от перил и повернулась к собеседнику. — Если я правильно припоминаю, мой департамент постановил, чтобы вы отключили катапульту.

— Насколько я помню, мы отвергли это постановление на том основании, что оно было нарушением устава колониальной администрации, серьёзно посягавшим на наш и без того ограниченный суверенитет, — подмигнул генеральный прокурор. — Но без протокола, как ещё мы смогли бы устроить такое захватывающее представление?

Джилан рассмеялась.

— С этим я не поспорю.

— Прошу прощения, — поспешно сказал Педерсен. — Штаб-сержант Эйвери Джонсон? Позвольте представить Вам Джилан аль-Сигни, представителя ДКС.

Джилан протянула ему руку. Эйвери поколебался. Будь она одета в повседневную униформу ДКС, он бы без колебаний принял руку и пожал её. Однако её ниспадающее до пола серебряное платье сбило его с толку. С изящной талией и коротким топом, она была живым образом сегодняшней моды центральных миров. Её чёрные волосы были зачёсаны за голову и заправлены за уши и оставались совершенно неподвижными даже под освежающим ветерком с аллеи, который колыхал её шаль и обтекал её мягкие коричневые плечи.

— Поцелуи — это для политиков, — сказала Джилан, перевешивая шаль через локоть. — А я не из таких.

Эйвери пожал руку. Его хватка была не такой сильной, как у губернатора, но и не такой изящной, как предполагали её стройные руки.

— Прошу меня простить, — прокашлялся Педерсен и похлопал себя по груди. — Мне нужно спасти командира морских пехотинцев от захватывающего разговора о стезе для его бессмертной души.

— Передайте мои наилучшие пожелания губернатору, — улыбнулась Джилан. Педерсен свёл свои пятки вместе и с разворотом взял курс на зал торжеств. Прежде чем заговорить, Джилан выждала, пока он исчезнет в толпе и они с Эйвери останутся наедине.

— Я бы сказала Вам расслабиться. Но, похоже, Вы не такой уж и обычный солдат.

Эйвери не знал, как ответить на это. К счастью, ему выпала моментная отсрочка, когда в спину сержанту врезалась танцующая парочка, тут же закружившая от него с извиняющимся смешком. Струнный квартет заиграл вторую, более оживлённую симфонию. Те гости, что ещё не ушли внутрь, чтобы долить стаканы после фейерверков, теперь бросили праздные разговоры ради более заманчивого языка вальса.

Из-за запястья Джилан возникла маленькая сумочка. Покрытая крохотными зеркалами в форме рыбьей чешуи, она ослепила Эйвери.

— 48789-20114-ЭД, — сказала она, вытащив из сумочки планшет и читая с его экрана. — Это Ваш служебный номер, всё верно?

Эйвери отвёл взгляд. — Да, мэм.

Её улыбка больше не казалась такой милой.

— Командир отряда, подразделение "Орион", дивизия специальных операций военно-морских сил?

— При всём уважении, мэм. Это секретная информация.

— Я знаю.

Эйвери ощутил, как под мышками проступил пот.

— Чем я могу помочь Вам, мэм?

— Мятежники атакуют грузовозы. Уничтожают грузы, убивают экипаж. Мне нужно, чтобы Вы остановили их.

— Я строевой инструктор в колониальном ополчении. Найдите кого-нибудь другого.

Джилан набросила шаль обратно на плечи.

— Вы были в увольнительной в Чикаго, — сказала она как ни в чём не бывало. — И ещё под следствием за возможный грубый проступок.

Эйвери сжал челюсти. — С меня сняли-

— Учитывая Ваше положение, разве Вам не показалось странным, что КомФлот одобрил Ваш запрос на перевод?

Эйвери сузил глаза для пугающего взгляда. — Я скажу Вам, что странно. Для человека из ДКС с доступом к моему досье Вы говорите со мной, как командующий офицер.

Джилан подняла свой планшет и повернула так, чтобы Эйвери смог увидеть её изображение, сияющее на экране. Эйвери тут же пришло на ум, что в униформе ККОН она так же красива, как и в платье. Но только как идеально ухоженное красивое оружие — чистое, упругое, готовое убивать. Текст штампа под её фотографией пояснял её настоящее звание и ведомственную принадлежность: капитан-лейтенант, Третий отдел ДВР.

— С этого момента я — Ваш командующий офицер. — Джилан выключила планшет. — Вы можете пересмотреть своё поведение и начать подчиняться приказам, штаб-сержант. Иначе я устрою Вам немедленный перевод обратно на операцию "Требушет". — В её голосе не было гнева, только спокойная уверенность. — Я ясно выразилась?

Эйвери подавил вскипающую в нём ярость. По крайней мере, он узнал точно, почему его привели на Жатву, и кто стоял за этим.

— Да, мэм.

Аль-Сигни опустила планшет в сумочку и защёлкнула её.

— Ждите меня внизу. Как только я подберу штаб-сержанта Бёрна, мы отчаливаем.

Платье всколыхнулось за ней, когда она быстро ступила в вальсирующую толпу.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

"Малый Проступок", орбитальная траектория к реликварию.

---

В этот раз сюрпризов не будет — в этом Чур'Р-Яр была уверена. Сквозь стены переходника она могла видеть, как из аккуратных пробоин в квадратном фрахтовике, нанесённых лазерами её корабля, улетучивается атмосфера. Если на борту и прятались какие-нибудь пришельцы, хозяйка судна сделала всё возможное, чтобы убить их и не повредить артефакт, покоящийся внутри.

После сюрприза, встреченного ими на последнем грузовозе, Чур'Р-Яр и остальных киг-яры перерыли весь инопланетный корабль вверх дном. Но артефактов так и не нашли. Не справился даже люминарий "Малого Проступка", затемнивший символ. Хозяйка с досады решила уничтожить судно, полностью избавившись ото всех следов её бесполезного проступка. Она подумывала над тем, чтобы приказать хурагоку провести более дотошный обыск. Но, сколь бы быстро ни работало существо, она не желала слишком долго задерживаться в одном месте на случай, если убитый ими пришелец сумел каким-то чудом позвать на помощь в обход сенсоров её корабля.

Кроме того, дьякон, её единственный способ общаться с хурагоком, был совершенно бесполезен после того, как оказался на волосок от гибели. Испытывая столь же великое бешенство, сколь и он — трусость, Чур'Р-Яр позволила ему отлёживаться в метановой камере. Ей требовалось, чтобы экипаж был сосредоточен на задании и не отвлекался на новые и интересные способы помучить дьякона.

— Готовьтесь! — прогремела хозяйка судна, как только переходник закончил прожигать корпус корабля. Жар и двое остальных киг-яров сгрудились перед ней настолько, насколько позволяли их вакуумные костюмы. Созданные больше для работы снаружи, чем для боя, костюмы были громоздкими и неуклюжими — необходимое неудобство ввиду отсутствия воздуха внутри грузовоза. Чур'Р-Яр понимала, что её подопечным было неуютно, особенно Жару. Шлемы костюмов оставляли не так уж много места колючему оперению мужчин, а её избранник, алча доказать свою ценность, успел полностью обмыться.

Переходник прекратил своё поступательное движение вперёд, и Жар глянул вбок, проверяя надёжность прохода.

— За мной! — клацнул он. Сжав закованными в перчатки когтями свою кристаллическую саблю, он нырнул в корабль через колеблющийся энергетический барьер, служивший шлюзом переходника. Сжав свой плазменный пистолет, хозяйка последовала внутрь следом за другими мужчинами.

Первым, что заметила Чур'Р-Яр внутри трюма, было отсутствие гравитации. Плавая вполовину от своего роста над полом, она решила, что её лазерный залп, вероятно, ударил по важной системе. Наблюдая за тем, как Жар с остальными пытаются найти зажимы на рифлёных металлических панелях пола, она раздражённо постукивала зубами. Экипаж начал выходить за рамки. Теперь они вели себя как дураки в насмешливом свете красных аварийных ламп трюма.

— Успокойтесь! — зашипела хозяйка в переговорник своего шлема. Потом, закрепившись на выступающем кончике переходника, она добавила: — Двигайтесь к ящикам!

Трюм был заполнен такими же пластиковыми контейнерами, как и на первом фрахтовике, хотя упакованы они были не так уж и тщательно. Боксы покоились на низких сваях, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Чтобы обыскать каждый, особенно при нулевой гравитации, уйдёт время. Чур'Р-Яр сердито зашипела на себя; чтобы ускорить дело, следовало поручить хурагоку отыскать и починить антигравитационный аппарат, который она так некстати разнесла. Но стоило ей развернуться, чтобы пройти обратно через энергетический барьер, и она почувствовала, как что-то острое и горячее разорвало её вакуумный костюм в районе шеи, рассекая чешуйчатую кожу — так же как и вибрацию от пуль, рикошетом отскакивающих от пола трюма. Костюм автоматически запечатал два небольших прокола, выплеснув в виде шариков немного её фиолетовой крови.

— Отступаем! — крикнула она своему экипажу. — Назад на корабль!

Хотя хозяйка судна не знала, где находится атакующий, она чувствовала, что находится у него на виду. Не оглядываясь, чтобы убедиться в том, что Жар и остальные могут уйти следом, она нырнула обратно в переходник.

***

Эйвери должен был отдать должное капитану-лейтенанту аль-Сигни. Женщина могла планировать операцию. Её тщательно замаскированный шлюп, "Аллея Позора", был оснащён небольшим арсеналом оружия, некоторые виды которого Эйвери никогда прежде не видел. Он и Бёрн выбрали то, что аль-Сигни назвала боевой винтовкой — экспериментальное длинноствольное оружие с оптическим прицелом. Штаб-сержанты решили, что сочетание дистанции и точности у винтовки будет хорошим выбором для стрельбы между штабелями боксов в грузовом контейнере.

Так было до тех пор, пока они не узнали, что придётся парить высоко над полом контейнера.

Когда грузовоз прошили лазеры, отрубая гравитацию, Эйвери и Бёрн, мягко говоря, обалдели. К счастью, капитан-лейтенант выдала им объёмные вакуумные костюмы чёрного цвета и шлемы с прозрачными лицевыми щитками. Когда же сквозь стену прошёл сияющий кончик какого-то устройства, оба штаб-сержанта оттолкнулись от своих убежищ за ящиками в пользу немногим лучшего укрытия среди металлических балок, опоясывающих потолок фрахтовика. Эйвери слегка сдавил курок своей боевой винтовки. Перекрестие в прицеле оружия зафиксировалось на четвёртом пришельце, только что явившемся из мерцающего поля. Да уж, капитан-лейтенант могла планировать операцию. Но такого она не могла предвидеть.

Ещё до миссии, во время инструктажа в пустой вагонетке, идущей от Утгарда вверх к Тиаре, аль-Сигни рассказала Эйвери и Бёрну о недавнем триумфе повстанцев в Эпсилон Эридана, о котором их не известили даже несмотря на допуски высшего уровня.

Примерно в то же время, когда оба штаб-сержанта пытались устранить смертницу в ресторане на Дани, интроверты нанесли удар по роскошному лайнеру "Национальный Праздник", пока тот висел на орбите Предела. Корабль едва закончил приём на борт свыше полутора тысяч гражданских для чартерного тура до Аркадии — колонии, известной своими зонами отдыха — когда пара беспилотных орбитальных такси нанесла удар. Капитан лайнера решил, что на такси были запоздавшие пассажиры. Когда они не откликнулись на его команды стыковаться, капитан начал манёвр уклонения в попытке избежать того, что казалось ему лишь незначительным столкновением. Однако объём взрывчатки, заложенной в такси интровертами, не просто разорвал "Национальный Праздник" напополам, но ещё и опалил краску на обшивке каждого корабля в двухкилометровом радиусе.

Штаб-сержанты рассудительно выслушали запись последних слов капитана с планшета Джилан — как почивший пилот спокойным голосом приказывал всем остальным кораблям уйти с дороги его искалеченного лайнера, даже когда тот загорелся при входе в атмосферу Предела, а из развороченных кают вываливались трупы.

Как пояснила Джилан, ДВР удалось замять дело, успешно представив удар мятежников как несчастный случай — отчасти из-за того, что атака была настолько дерзкой. Повстанцы впервые ударили по цели, находящейся не на земле — и более того, сделали это над Пределом, средоточием сил ККОН в Эпсилон Эридана. Даже несмотря на то, что интроверты взяли на себя ответственность за чудовищные потери, многие люди были слишком напуганы, чтобы поверить словам мятежников. Раз они смогли нанести удар под самым носом флота ККОН, что могло помешать им провернуть подобное в других системах? Например, в Солнечной системе или на Жатве?

Если верить Джилан, КомФлот однозначно заявил, что больше "Национальных Праздников" повториться не должно. ДВР ввёл режим повышенной боевой готовности, и, как только до Третьего отдела дошли слухи о пропаже фрахтовика в Эпсилон Инди, они поручили ей провести тайное расследование. А на тот случай, если придётся прибегнуть к крайним мерам, начальство аль-Сигни приказало ей завербовать Эйвери и Бёрна.

— Мэм, враги в трюме, — прошептал Эйвери в микрофон шлема.

— Уничтожить их, — ответ аль-Сигни был краток. Эйвери полагалось сохранять молчание в эфире.

— Они не интроверты.

— Поясните.

Эйвери сделал глубокий вдох.

— Это пришельцы. — Он наблюдал, как первые три существа неуклюже прошли через барьер, силясь найти опору для ног и рук, и рассматривал их длинные костяные клювы и крупные, налитые кровью глаза, видимые сквозь прозрачные шлемы. — Похожи на рептилий без хвостов.

Наступила пауза, пока Джилан, державшая "Аллею Позора" на расстоянии около двух сотен километров от грузового судна, раздумывала над словами Эйвери. Штаб-сержант понимал, что совсем скоро один из чужаков посмотрит наверх и заметит скрывающихся в тенях между балками людей.

— Мэм, мне нужны указания, — настоял Эйвери.

— Попытайтесь взять одного живым, — ответила аль-Сигни. — Не дайте никому уйти, приём.

— Понял вас.

Эйвери поднёс боевую винтовку ближе к плечу. У него не было времени пострелять, чтобы оценить оружие, так что он просто надеялся, что его 9,5-миллиметровых бронебойных патронов хватит, чтобы пробить радужные костюмы пришельцев.

— Бёрн, приготовься, — Эйвери глянул на другого штаб-сержанта, расположившегося между двумя балками слева. — Я стреляю по командиру.

Он рассудил, что командиром был ближайший к мерцающей дыре в корпусе пришелец. По сравнению с другими он выглядел спокойнее и нёс при себе явное оружие — серебряный пистолет, формой напоминающий литеру C, с зелёным энергетическим свечением между кончиками. Эйвери рассчитывал, что смерть командира вынудит других пришельцев, сейчас растянувшихся на полу, сдаться с куда большим желанием. Сделав вдох, он выстрелил.

Отдача от очереди из трёх патронов оказалась куда сильнее в нулевой гравитации, чем ожидал Эйвери. Две пули прошли мимо, и, пока отдача прижимала его спиной к корпусу, он мог лишь наблюдать, как раненая цель исчезает за светящимся барьером. Эйвери обругал себя за то, что не закрепился плотнее между балками. Это был его первый опыт в бою с нулевой гравитацией. Он мог лишь надеяться, что пришельцы окажутся столь же неопытными. Пока что всё выглядело наоборот.

Эйвери сделал всё возможное, чтобы стабилизировать прицел, когда трое оставшихся чужаков оттолкнулись от пола и устремились к ним в свободном треугольном построении. Тот, что был впереди, носил шлем побольше, а через прицел Эйвери мог разглядеть у него длинные шипы — мясистые, красные шипы, прижатые к голове. Бёрн выбрал себе ту же мишень. Он выстрелил первым, отчего чужака отнесло вправо от Эйвери.

Не успел Эйвери прицелиться как следует, как один из идущих следом чужаков врезался в него, замахнувшись каким-то кристаллическим ножом. Он отразил нож стволом винтовки, и их шлемы стукнулись. Шлем Эйвери задрожал, и на мгновение ему показалось, что щиток вот-вот треснет. А потом, посмотрев пришельцу в лицо, он понял, что вибрации были лишь отголоском тихого, но яростного крика существа. Эйвери прижал клинок противника к одной из балок. Оружие было заряжено и светилось изнутри розовым цветом. Он был уверен, что оно легко разделает его вакуумный костюм, не говоря уже о плоти под ним. Чужак начал царапать шею и плечи Эйвери свободной рукой. Толстая перчатка, однако, не могла причинить сколько-нибудь значимого урона. Эйвери протянул руку вниз и вытащил пистолет M6, выбранный им из арсенала аль-Сигни. Прежде чем пришелец смог отреагировать, он быстро всадил четыре пули в нижнюю часть продолговатого шлема, у основания костяных челюстей. Голова чужака разлетелась на куски, окрасив его шлем изнутри ярко-фиолетовым цветом.

Эйвери оттолкнул труп обратно к полу контейнера, когда Бёрн открыл огонь слева. У Бёрна тоже возникли трудности с поправкой после первого выстрела, и третий чужак врезался ему в живот, выбив из рук боевую винтовку. Пока оружие, отскочив от корпуса, находилось в свободном полёте, пришелец погрузил нож в левое бедро Бёрна. Похоже, существо решило, что для убийства Бёрна будет достаточно проколоть его костюм, и оно наверняка бы преуспело, если бы не модульная конструкция костюма. Едва Бёрн вытащил нож из ноги, дыра заполнилась жёлтым герметиком. Чужак размахивал руками, и со стороны Эйвери казалось, будто он пытается вогнать нож обратно. Однако когда оружие начало пульсировать розовым цветом, он понял, что существо пыталось сбежать от грядущего взрыва.

— Бросай нож! — крикнул Эйвери. — Сейчас рванёт!

Бёрн засадил клинок в торс чужака и пинком отправил его туда, откуда тот пришёл. Существо судорожно потянулось к оружию, но Бёрн загнал его слишком глубоко. Долю секунды спустя оно разлетелось на куски в ярко-розовой вспышке. Крошечные влажные осколки забрызгали щиток Эйвери, словно мокрый снег.

— Спасибо, — проворчал Бёрн по радио. — Но на твоём месте я бы всадил ещё пару пуль вон в того.

Эйвери посмотрел вправо. Первый подстреленный Бёрном чужак сумел обхватить рукой распорку ниже по потолку и остановить движение вбок. Существо наклонило голову в направлении Эйвери и смотрело на него одним немигающим глазом. Очередь Бёрна перебила ему свободную руку ниже плеча, но пришелец умудрился удержать нож и готовился сделать бросок. Эйвери взял квадратный торс существа на мушку своего пистолета. Он мог видеть, как мясистые шипы противника наливаются тёмной кровью. Чужак раскрыл челюсти, обнажая острые как бритва зубы.

— Я тоже рад познакомиться, — нахмурился Эйвери, после чего разрядил всю обойму M6 на двенадцать патронов в центр груди пришельца. Его руки разжались, и он полетел кувырком по направлению к дальнему концу грузового контейнера.

— Иду за оставшимся, — Эйвери упёрся ногами в корпус.

— Я с тобой, — вызвался Бёрн.

Эйвери бросил на Бёрна серьёзный взгляд.

— Если лезвие порезало артерию, пена не выдержит. Будь на месте. Я сейчас вернусь.

Сказав это, он оттолкнулся от потолка к барьеру.

— Джонсон, — сказала Джилан, — у тебя десять минут.

«Прежде чем я собью инопланетный корабль с тобой на борту», — закончил в уме её фразу Эйвери. Он знал, что "Аллея Позора" была оснащена одной ракетой "Лучник" — оружием класса корабль-корабль, способным повредить все суда в человеческом флоте, кроме самых больших. Капитан-лейтенант говорила ему, что использует ракету, чтобы сбить ожидаемый корабль повстанцев, если тот попытается улизнуть. Эйвери знал, что остановить инопланетный корабль было куда важнее. Ведь если он уйдёт, то почти наверняка вернётся с подкреплением.

— Если не уложусь в пять, — ответил Эйвери, — я не вернусь.

Затем он прошёл через барьер.

Эйвери не ожидал гравитации, но смог худо-бедно перекатиться и подняться с винтовкой наготове. Целясь в глубину полупрозрачной трубы, он мог разглядеть полностью крючковатый профиль чужеродного корабля. О том, сколько ещё пришельцев может быть на борту, Эйвери старался не думать. Внутри переходника укрытия не было, и, если существа вздумают полезть в трубу, ему крышка. В быстром темпе Эйвери прошёл вперёд и спустя несколько мгновений оказался рядом с другим мерцающим полем.

Насколько Эйвери мог судить, первый барьер не причинил ему никакого вреда, чего, однако, нельзя было сказать о его радио. Он попытался связаться с Бёрном и аль-Сигни, но канал был заполнен статикой. «Один против инопланетного корабля», — подумал Эйвери, делая несколько успокаивающих вдохов. Поразмышляй он над ситуацией подольше, то лишился бы не только преимущества, но, весьма вероятно, и спокойствия тоже. Уперев приклад в плечо, он ступил через второй барьер. В этот раз кожу заметно покалывало — он почувствовал, как поле сжимает гибкую ткань костюма.

Узкий проход за полем вёл в более широкий коридор фиолетового цвета. Эйвери глянул влево и насчитал двадцать метров до переборки. Внимание привлекли двери, встроенные через каждые пять метров вдоль всего пути — опечатанные отсеки, насколько понял Эйвери. Посмотрев вправо, он увидел нечто похожее на гигантского червя, привязанного к куче грязно-розовых шаров, который повернул за угол в конце коридора. Другой вид пришельцев?

Внезапно он уловил движение слева. Эйвери нырнул через коридор в одну из дверных ниш, когда плазма опалила воздух за ним. Повернувшись, он увидел, как по коридору промчался целый залп жгучих зелёных снарядов. Металл вскипал и прогибался, словно панцири жуков, угодивших на горящее полено.

Подставляться под такое в планы Эйвери не входило. Вместо этого он высунул боевую винтовку за угол алькова и расстрелял всю обойму на шестьдесят патронов. Вражеский огонь стих. Эйвери надеялся, что попал в цель, а не просто загнал её в угол.

Выяснить это можно было лишь одним путём. Убрав винтовку обратно, он сменил обойму. Сосчитав до трёх, Эйвери вернулся в коридор.

***

Первым делом Чур'Р-Яр отправилась на мостик. Оттуда она могла убрать переходник и запустить двигатель своего корабля, чтобы сбежать до того, как кто-либо из атакующих проникнет на борт. Но стоило ей снять шлем и стянуть неудобные перчатки, как она поняла, что все её планы накрылись медным тазом.

Воздух на мостике благоухал газовыми выбросами хурагока, а электронные цепи, соединяющие люминарий с сигнальными схемами "Малого Проступка", были отремонтированы. Подойдя к пирамидальному устройству, она увидела, как то передаёт полный отчёт об артефактах чуждого мира министерству Спокойствия.

— Дьякон, — прошипела она. — Предатель.

Странно, но в этот момент предательства Чур'Р-Яр испытала лишь печаль. Она была так близка к своему призу, что могла почти что ощущать мягкие стенки своего гнезда — тёплую кладку яиц под ногами и созревающих внутри малышей киг-яров, которые продолжили бы её род. Воображаемые ощущения приносили ей наслаждение, пока на смену им не пришла жажда мести.

Чур'Р-Яр знала, что унггой мог пойти только в одно место, когда его метановый бак опустеет — спасательную капсулу "Малого Проступка". Но, выйдя из камеры и увидев облачённого в чёрное чужака, появившегося из прохода, ведущего в переходник, хозяйка судна, к своему величайшему разочарованию, поняла, что даже месть была ей не под силу.

Раз пришелец был на её корабле, значит, её экипаж погиб. С их помощью она смогла бы прорваться мимо чужака к капсуле в корме корабля. Теперь же успех зависел от её скорости и хитрости. И то шансы уже изрядно подтаяли.

Бугорки у неё на плечах были настолько плотными, что ей с трудом удалось вскинуть плазменный пистолет. К тому моменту как она открыла огонь, чужак уже нырнул в укрытие. Решая, как бы выгнать его на открытое место, она увидела огненные вспышки. Снаряды пронзили живот и перебили ей позвоночник. Ещё одна пуля раздробила левое колено, но к тому моменту она уже ничего не чувствовала ниже талии. Истекая кровью, идущей из чересчур широких прорех в её костюме, она шлёпнулась боком о стену коридора. Собственные руки показались хозяйке судна чересчур тяжёлыми, но она всё же подняла пистолет над коленом и проверила его заряд. Осталось меньше трети энергии — маловато, чтобы остановить пришельца, когда он выйдет из укрытия, но достаточно, чтобы сделать необходимое.

Она дотянулась ладонью до переключателя у шлюза в метановую камеру. Когда внешняя дверь распахнулась, она, собрав свои последние силы, навела пистолет и зажала курок. Пока оружие накапливало мощный заряженный снаряд, которого хватило бы на то, чтобы прожечь внутреннюю дверь шлюза, ей в грудь впились ещё пули, отбросившие её на пол. Свет над хозяйкой судна померк, когда подошёл чужак. Не обращая внимания на судороги, охватившие руку, она не отпустила курок и дождалась, пока существо посмотрит ей в глаза. Дождалась, пока его взгляд перейдёт с её оружия на шлюз. Она ждала до тех пор, пока он не вздрогнул, поняв, какую судьбу она ему уготовила.

— Это мой корабль, — зашипела Чур'Р-Яр. — И я вольна делать с ним всё, что пожелаю.

Её коготь соскользнул с курка, и ярко-зелёный шар плазмы ударил по внутренней двери с испепеляющим треском. Едва заряд проник в камеру, он воспламенил окружающий метан, запустив цепную реакцию, которая быстро перебросилась на станцию подзарядки бака, встроенную в стену помещения. Пришелец бросился обратно к переходнику, однако взрыв компрессора станции вылетел в коридор, ударив чужака головой о противоположную сторону прохода. Он без сознания рухнул на пол. Чур'Р-Яр слабо щёлкнула языком за зубами. Хоть какое-то отмщение. Последняя кровь покидала тело, когда разрушенный шлюз метановой камеры исчез в огненном шаре, поглотившем её.

***

Дадаб ощутил взрыв до того, как услышал его — внутри спасательной капсулы всё задрожало, а потом послышался приглушённый хлопок. Он заскулил от ужаса, когда капсула содрогнулась в своей люльке от серии взрывов поменьше. Где носит хурагока? Дьякону было ясно, что у них едва хватало времени на выполнение своего плана.

Как только все киг-яры скрылись в переходнике, Дадаб рысью выскочил из метановой камеры с запасным баком, в то время как Легче Некоторых отправился на мостик с настоящим отчётом о люминациях, а также объяснением ереси Чур'Р-Яр. Однако прежде чем Дадаб успел вернуться за другим баком, он услышал по переговорному устройству предупреждение хозяйки судна, адресованное её экипажу, и остался отсиживаться в капсуле. Теперь же он слышал свист воздуха в круглом шахтном стволе, соединяющем капсулу с главным коридором "Малого Проступка", и понимал, что корабль теряет атмосферу. Ему не хотелось бросать хурагока, но он либо закроет люк капсулы, либо рискнёт взрывной декомпрессией.

Свист резко прекратился, когда Легче Некоторых ввалился в шахту и скользнул в капсулу.

< Что-то не так? > — спросил хурагок, завидев паникующий взгляд дьякона.

< Ты, опоздал! > — выразился жестами Дадаб, ударяя кулаком по командному пульту консоли, чтобы закрыть люк.

< Мы никуда не смогли бы отправиться без этого. >

Дадаб аж застонал, когда Легче Некоторых показал ему причину своей задержки — багаж, который он прихватил из метановой камеры. В щупальцах были все три трофейные коробки: две из командных кабин фрахтовиков и одна из гигантской машины в трюме второго.

< Почему, так, важно? > — изобразил Дадаб жесты потяжелевшими руками. Закрытие люка автоматически включило стазисное поле капсулы — сгущение воздуха, которое обездвиживало её пассажиров ради их безопасности, пока капсула на высокой скорости отлетала от корабля киг-яров.

< Разве я не говорил тебе? > — воскликнул хурагок, отпустив в поле три коробки. Те остались висеть неподвижно в воздухе. — < Я научил их говорить! Друг с другом! >

Только теперь Дадаб заметил, что бока на корпусах коробок были сняты, обнажая их схемы. Некоторые из них были соединены в сеть коммуникационных каналов. «Сжальтесь, Пророки!» — взмолился он про себя, после чего нажал на мигающий голопереключатель в центре пульта, и колыбель отстрелила капсулу.

С расстояния компактный цилиндр, отлетавший от "Малого Проступка", был едва заметен. Капсула казалась одним из многих обломков, отрывавшихся от гибнущего судна, и посторонний наблюдатель вряд ли заметил бы её в окружающей темноте. Затем она активировала свой прыжковый двигатель и исчезла в волнистой вспышке света.

***

С проступившим на лбу потом Дженкинс прицелился в направлении стрельбы. Из положения лёжа, обвив левую руку ремнём своей MA5, ему легко удалось подстрелить мишень на расстоянии трёх сотен метров. Пять выстрелов, пять попаданий. Дженкинс ухмыльнулся. Вчера он ещё ни разу в жизни не держал оружия. Сегодня он уже не мог расстаться с ним.

Когда его и остальных новобранцев разбудили этим утром, их штаб-сержанты всё ещё не вернулись из Утгарда. Поскупившись на объяснения, капитан Пондер просто занял оба взвода уборкой мусора вокруг гарнизона и прочей рутиной. В отсутствие Бёрна он отправил Дженкинса, Форселла, Уика и Андерсена на стрельбище для начала тренировок, доверив их безопасность компьютеру полигона. Компьютер был беспроводным способом связан с оружием рекрутов и мог в любое время блокировать их курки. Однако по большей части машина с хрипом, до смешного похожим на голос инструктора, оповещала о попаданиях и промахах. Уик с Андерсеном набрали больше всего очков, после чего вернулись в казарму. Никто не вступал в ополчение ради простого обучения стрельбе.

Отец Уика владел крупнейшим экспортно-импортным концерном Жатвы; отец Андерсена был председателем товарной биржи колонии. Оба жили в Утгарде и одинаково пренебрежительно относились к фермам, обеспечивающим процветание их семей. Они желали покинуть Жатву ради карьеры в колониальной администрации или ДКС в центральных мирах, полагая, что служба в ополчении будет неплохо смотреться у них в резюме.

Дженкинс также видел в ополчении свой билет с Жатвы — способ сбежать от тысяч акр зерновых культур, которые ему, как старшему из троих детей, суждено было унаследовать. Вообще-то фермерство было неплохой перспективой, но и не слишком увлекательной. Именно поэтому, даже несмотря на свой дикий страх перед штаб-сержантами, Дженкинс очень хотел быть таким, как они — настоящим солдатом. Не из-за какого-то там патриотизма, а из-за воображаемых приключений в роли морпеха ККОН.

Родители никогда не простят ему, если он предпочтёт призыв колледжу. Но с записью о службе в ополчении он с большей вероятностью попадёт в офицерскую школу после выпуска. Не научись он стрелять, его досье выглядело бы не так хорошо. Поэтому, когда Уик с Андерсеном ушли, он остался на стрельбище вместе с Форселлом.

Первое впечатление Дженкинса о высоком тихом новобранце — что Форселл гораздо сильнее, чем умнее — быстро переменилось. Когда у Дженкинса возникли проблемы с обнулением своей винтовки (обеспечением её точности посредством регулировки прицела на высоту и поправку на ветер), Форселл вызвался помочь. Когда выстрелы Дженкинса ложились косо, Форселл давал ему совет, как вернуть их на одну траекторию. И когда Дженкинс спросил Форселла, откуда тот столько знает о стрельбе, светловолосый новобранец с толстой шеей посмотрел на колышущуюся пшеницу за самыми дальними мишенями и сказал: — «Я просто слежу за ветром».

Дженкинс тоже начал так делать, и вскоре оба рекрута соревновались в точности. Они провели оставшийся день подначивая друг друга за промахи, поздравляя с попаданиями и передразнивая хриплый компьютер стрельбища, который был слишком прост, чтобы что-то возразить. Веселье продолжалось, пока поздним вечером не появился капитан Пондер, взявший себе пистолет M6 и несколько ящиков с обоймами. Дженкинс изо всех сил старался не пялиться, когда капитан начал свою тренировку. Однако он не мог не заметить, что капитан выглядел мрачно, а его рука-протез с трудом держала оружие твёрдо. В какой-то момент Пондер извлёк обойму и не смог поймать её до того, как та стукнулась о деревянный пол стрельбища. Однако весьма скоро он уже отлично отстреливался по плотным группам мишеней в пятидесяти метрах и менял обоймы с абсолютной точностью. У Дженкинса и Форселла патроны закончились задолго до капитана, но они терпеливо дождались, когда он отстреляется и проверит их очки на экране компьютера.

— Это тянет на характеристику снайпера, рекруты.

Дженкинс почувствовал, как его щёки запылали.

— Спасибо, сэр. — Потом, набравшись смелости, он заговорил открыто: — После окончания школы я хочу вступить в ряды морпехов — уж очень хочется пострелять по-настоящему... — Дженкинс стих, а его нетерпеливая улыбка померкла под тяжёлым взглядом капитана. — Извините, сэр.

— Ничего. Это хороший настрой, — сказал Пондер, подавляя желание взглянуть на небо — на новую угрозу, которая, как он знал, грядёт. — У тебя будет шанс пострелять.

У него не хватило дыхания, чтобы добавить: «Гораздо раньше, чем ты думаешь».


Часть II

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Священный город Ковенанта, "Высшее Милосердие", 23-ий Век Сомнения.

---

Министр Стойкости переборщил с курением. Стимуляторы — мощные кальянные табаки, любимые его старшими сотрудниками — он принимал редко. Однако конклав прошлой ночью всё тянулся и тянулся, а ему было необходимо что-то, чтобы не заснуть во время обсуждений, перегруженных статистикой. Теперь голову министра раскалывала ужасная боль. «Больше никогда», — поклялся он, прищурив отяжелевшие вeки и растирая свою длинную горизонтальную шею. Только бы клирик поторопился и закончил лекарство...

Как и многие другие технологии Ковенанта, травяной синтезатор клирика сан'шайуум был спрятан за естественным фасадом, в нынешнем случае — за полированными стенами его ячейки из оникса. Пёстрый камень сиял в свете высоко висящей одинокой голограммы — фонаря из ромбовидных листьев, шелестящих под действием искусственного ветерка. Через ячейку тянулся цинковый счётчик, встроенный достаточно высоко, чтобы соответствовать тому факту, что оба сан'шайуум — как и любой другой зрелый член их расы — сидели в антигравитационных креслах высоко над полом.

— Готово, — сказал клирик, убирая сферу агатового цвета из-под отводной трубки синтезатора. Обхватив сферу длинными тонкими пальцами, он развернул своё каменное кресло к стойке, поместил шар в чёрную мраморную ступку и надавил на неё пестиком. Сфера треснула, испуская запах перечной мяты и целой коллекции листьев и мелких ягод. Как только клирик начал толочь, Стойкость слегка выпрямился среди пухлых малиновых подушек своего серебряного кресла, чтобы вдохнуть целебный запах.

Перетирая ингредиенты в грубый порошок, сухие руки престарелого сан'шайуума вращались туда-сюда в его суконной рубашке с силой, сотрясающей редкие белые волосы, ниспадающие с его бледной шеи, подобно гриве старой зачуханной лошади. Светло-коричневая кожа министра, напротив, была полностью оголена; единственные волосы на его теле вились от тёмных бородок под саламандровыми губами. Однако даже они были тщательно подстрижены. Аккуратный уход, совмещённый с ярко-красной робой, обтекающей колени министра до его кривых ног, демонстрировал его неприятие аскетизма клирика — стиля поклонения, выражавшегося в крайнем смирении перед лицом технологий Предтеч вроде синтезатора.

«И тем не менее, — подумал министр, уже ощущая некоторое облегчение от запаха отвара, — когда начнётся Великое Странствие, все мы вместе пройдём по Пути».

Эта цитата из писаний Ковенанта вкратце описывала главное обещание веры: те, кто воздаст Предтечам и их священным творениям соответствующее почтение, обязательно причастятся к моменту вознесения и отправятся в странствие за границы известной вселенной так же, как много веков назад это сделали Предтечи. Обещанная божественность была сообщением с широким обращением, и в Ковенанте были рады видеть всех, пока они признавали единоличное право сан'шайуум исследовать и распределять священные реликвии. И пусть Ковенант был сосредоточен на потусторонней жизни, у рас, входящих в него, по-прежнему были смертные стремления к богатству, власти и престижу — всему, что как раз даровали технологии Предтеч. Обязанностью министерства Стойкости было уравновешивание всех этих желаний — попросту говоря, решать, кто что получит. И именно последний акт этой нескончаемой работы оставил его руководителю такую ужасную головную боль.

Когда шум пестика начал раздражающе действовать на узкие барабанные перепонки в задней части черепа Стойкости, клирик опустил ступку на квадратик белой ткани, расстеленной на прилавке.

— Настаивайте столько, сколько вам будет угодно. Чем дольше, тем лучше, разумеется. — Клирик завязал лекарство в пакетик и аккуратно толкнул его через прилавок. — Да благословлён будет Ваш день, министр, — сказал он с сочувствующей улыбкой.

— Мне пора идти, — состроил гримасу Стойкость. Даже слегка деликатнее, чем обычно. Положив лекарство себе на колени, он сделал в уме пометку проверить его перед заваркой. С учётом противоречивости работы министра заказное убийство всегда было вероятностью и постоянной мерой предосторожности в офисе.

Стойкость застучал пальцами по панелям оранжево-голубых голографических переключателей, встроенных в округлые подлокотники его трона, давая устройству новое направление. Трон элегантно повернул от прилавка и с ускорением пролетел через треугольную прихожую ячейки. Помигивая огоньками на тёмном камне с отражающей поверхностью, кресло быстро миновало ряд углов и выплыло в величественный интерьер "Высшего Милосердия".

С расстояния столица Ковенанта напоминала медузу, плывущую по течению в тёмном море. Её единственный громадный купол венчался крупной скалой, испещрённой ангарами и тщательно экранированными орудийными платформами. Из-под скального основания тянулись длинные полужёсткие переходники, к которым было пристыковано множество кораблей, похожих на оглушённую рыбу; в основном это были торговые корабли, но встречались и огромные крейсеры, и носители из оборонительного флота "Высшего Милосердия". Несмотря на размеры, десятки боевых кораблей могли поместиться внутри купола, который был настолько просторным, что разглядеть одну его сторону с другой было трудно — особенно в утренние часы цикла, когда воздух был насыщен бирюзовым туманом.

Помимо космической столицы Ковенанта, "Высшее Милосердие" также служило домом крупным популяциям каждой из рас империи. При таком соседстве это средоточие живых существ создавало космополитическую атмосферу, уникальную среди всех прочих обиталищ Ковенанта.

Воздушное пространство внутри купола было полно самых разных существ, идущих или уходящих с работы; поездки начинались дважды каждый день с прояснения и потемнения блестящего диска, установленного в вершине купола — искусственной звезды города. Стойкость прищурился, когда диск медленно увеличил свою светимость, озаряя кольцо башен, простирающихся вокруг купола. Каждый из этих извилистых шпилей держался в воздухе на антигравитационных устройствах, которые были на много порядков мощнее того, что было встроено в кресло министра Стойкости. Хотя некоторые башни выглядели более скромно, вроде той, в которой была ячейка клирика, все они имели одну и ту же базовую структуру: выступы вулканической породы из основания города исчезали в металлических опорах и были покрыты декоративным сплавом.

Теперь, когда наступило утро, вычленять отдельных существ из движущейся толпы стало легче: там унггои, столпившиеся на неповоротливых баржах; тут сан'шайуум в креслах, похожих на то, что принадлежало Стойкости; а местами виднелись высокие и мускулистые сангхейли, закрепившиеся в гладких ранцах-антигравах. Эти синекожие воины с акульими глазами были защитниками сан'шайуум, хотя так было не всегда.

Сан'шайуум и сангхейли эволюционировали на планетах, богатых артефактами Предтеч. Оба народа считали, что эти осколки передовых технологий заслуживали поклонения, как явное свидетельство божественной мощи Предтеч. Но только сан'шайуум хватило смелости разбирать некоторые из этих реликвий и использовать их для создания предметов собственного творения. Для сангхейли же это было святотатством. Сан'шайуум верили, что в поиске великой мудрости не было никакого греха и, более того, были убеждены, что такие изыскания важны для понимания, как идти по стопам своих богов. Такое фундаментальное различие в практическом применении религиозной этики спровоцировало долгую и кровавую войну, начавшуюся вскоре после контакта обеих рас на спорном мире-реликварии в занятой сангхейли системе.

С точки зрения кораблей и солдат, сангхейли вступили в борьбу с огромным численным преимуществом. Они также были отменными воинами — сильными, быстрыми и более дисциплинированными. В пехотных столкновениях один сангхейли стоил по меньшей мере десяти сан'шайуум. Но поскольку большая часть сражений проходила в космосе и между кораблями, у сан'шайуум имелось собственное преимущество — единственный Дредноут Предтеч, который сокрушал флоты сангхейли в атаках "бей-беги".

Сангхейли терпели удары на протяжении очень долгого времени, игнорируя очевидный факт, что для победы необходимо совершить грехи своих врагов — осквернить собственные артефакты и использовать их для улучшения своих кораблей, оружия и брони. Неудивительно, что миллионы сангхейли погибли прежде, чем гордая и консервативная раса решила, что самоотречение лучше уничтожения. С тяжкими сердцами их воины-священники взялись за работу, в конце концов собрав флот, способный противостоять сан'шайуум и их Дредноуту вплоть до тупиковой ситуации.

Столь же разрушительным, каким это решение было для многих сангхейли, для мудрейших их лидеров, знавших, что их грехопадение было невелико, стало собственное решение лучше понять буквальные постулаты своей веры. Сан'шайуум же со своей стороны были вынуждены прийти к болезненному признанию: если в галактике есть существа столь же опасные и упорные, как сангхейли, их шансы выжить значительно увеличатся, если они объединятся со своими врагами — доверят сангхейли присматривать за собой, в то же время отдаваясь своей священной работе.

Так был рождён Ковенант. Союз, чреватый взаимным недоверием, но дающий прекрасный шанс на успех посредством чёткого разделения обязанностей, оформленных в Писании Союза — соглашении, официально завершившем конфликт. Ныне являясь самой важной частью основополагающих трудов Ковенанта, Писание начиналось со слов:

Столь ненависти исполнены были очи наши,

Что никто из нас не мог узреть

Брань наша привела к бесчисленным смертям,

Но не к победе

Так отбросим же оружие в сторону

Также, как отвергнем гнев наш

Вы поклянётесь нас хранить,

Покуда Путь мы ищем.

Соглашение было утверждено списанием Дредноута. Древнее судно было лишено всего своего оружия (того, по крайней мере, о котором знали сан'шайуум) и отправлено на вечную стоянку в центре недостроенного тогда купола "Высшего Милосердия".

Стойкость не был столь же верующим, как прочие Пророки. Разумеется, он верил в Великое Странствие, но по призванию был больше технократом, чем богословом. И всё же, пролетая через воздушную зону, менее запруженную толпой, он не мог не почувствовать прилив духовного воодушевления, когда в утреннем свете замерцал величественный силуэт трёхногого Дредноута. Корабль олицетворял технологическое мастерство своих создателей даже больше, чем любая другая из оставленных технологий Предтеч. Взять, к примеру, двигатели Дредноута, эффективные настолько, что, даже когда сан'шайуум сумели включить их на неполную силу, они создавали энергию, с лихвой хватавшую на питание всего "Высшего Милосердия". Стойкость знал, что в компьютерных каналах, рассредоточенных по всему корпусу судна, скрывалось ещё немало тайн. Он надеялся, что вскоре священники сан'шайуум, ответственные за исследование Дредноута, раскроют их все.

Насколько Стойкость был поглощён управлением обширного аппарата своего министерства, настолько же часть его разума по-прежнему задавалась теми же вопросами, как и у прочих ковенантов: как именно Предтечи свершили своё вознесение? И как то же самое могут сделать простые смертные?

Неожиданный вой антигравитационных генераторов и сменившие его пронзительные протестующие крики приковали взгляд министра кверху. Одна из барж унггоев не смогла уступить место транспортному кольцу сан'шайуум, заставив составляющие его кресла разлететься в стороны. Похожие кольца двигались по всему куполу, взлетая и снижаясь вдоль башен. Младшие сан'шайуум пользовались наименее мощными креслами и путешествовали в кольцах по двадцать и более, прижимаясь друг к другу чтобы усилить антигравитационное поле своих колец. Старшие сотрудники министерства могли летать кольцами по семь сан'шайуум, а сложные кресла вице-министров давали тем возможность путешествовать тройками. Лишь полноценные министры вроде Стойкости обладали устройствами с достаточной мощностью для полётов в одиночку.

На мгновенье Стойкости показалось, что ему тоже придётся свернуть, чтобы избежать падающей баржи. Однако сети управления полётами "Высшего Милосердия", надлежаще распознав его звание министра, уже исправили оплошность, вынудив баржу выполнить уклонение. Она резко наклонилась на бок, отчего пассажирам-унггоям пришлось намертво вцепиться друг в друга, чтобы не упасть навстречу смерти.

Взлетев рядом без малейшей качки в своём кресле, Стойкость заметил, что баржа была переполнена настолько, что некоторым унггоям пришлось сесть, свесив свои коренастые ноги за борт — явный признак нарушения грузоподъёмности. Пока баржа выравнивалась, чтобы продолжить едва контролируемое снижение в метановые районы на дне купола, ещё затянутые туманом, Стойкость задумался над тем, не была ли скученность отдельной проблемой или же знаком того, что унггои опять размножились сверх допустимых пределов.

Перенаселённость была постоянной повесткой дня в Ковенанте, поскольку нужно было принимать во внимание то, сколько его созданий обитали на кораблях или в прочих космических жилищах. Унггои обладали особенно поразительной плодовитостью, и, хотя от такого военные табели ковенантов только выигрывали, в то же время единственным способом сдерживать их численность была война. В мирное время и без строгого надзора отсутствие репродуктивной сдержанности у унггоев было крайне опасно.

В свою бытность младшим сотрудником министерства Согласия (института, ответственного за разрешение межвидовых споров) Стойкость столкнулся с делом, как раз касавшимся этой проблемы, и раскрыл скандал, приведший к увольнению руководства министерства, а также научивший его важному уроку о хрупкости Ковенанта: было просто не замечать мелких дрязг между разными расами, но это почивание на лаврах могло быстро привести к катастрофе. В дело была включена жалоба от перегонного союза унггоев на то, что неисправное регулирование атмосферы на торговых судах киг-яров подпортило множество партий инъекций — рекреационных препаратов, добавляемых унггоями в свои портативные метановые запасы. На первый взгляд спор казался пустяковым и, без сомнения, потому и попал на стол Стойкости. Но, копнув глубже, он обнаружил, что загрязнение привело к распространению стерильности среди унггоев.

К тому моменту Ковенант множество веков жил в мире, и растущее население унггоев начало переполнять жилища, которые они делили с киг-ярами. Напряжённые в лучшие времена, отношения между обеими расами ухудшились, когда женщин киг-яров сместили с их гнёзд — перемещение оказало стрессовое воздействие на инкубационные периоды и привело к росту детской смертности киг-яров. Стойкость известил начальство о том, что загрязнение инъекций было дерзким самоуправством — попыткой радикальных капитанов киг-яров, полагавших, будто размножение унггоев вызвало гибель киг-яров, свершись собственное правосудие. К удивлению Стойкости, министр Согласия решил не налагать никаких из рекомендованных ему строгих наказаний. Штрафы были оценены, повреждения компенсированы, но виновные капитаны избежали заключения. Проведя ремонтные работы на их кораблях и признав их безопасными, министерство позволило им вернуться к службе.

Стойкости не было особого дела до унггоев. Но неудовлетворённое чувство правосудия заставило его подать официальную жалобу. Его начальство отвергло апелляцию, решив, что несколько тысяч бесплодных унггоев не стоили принятия мер, могущих разжечь свойственное киг-ярам подстрекательство. Начальники пришли к выводу, что унггои вскоре восполнят потери, и к этому моменту любому сотруднику, волновавшемуся за продвижение в карьере, мудрее всего было бы заткнуться.

Никто и понятия не имел, что инъекционный инцидент, когда он всплывёт на свет, окажется самым важным среди других мелких обид, спровоцировавших Восстание унггоев — гражданскую войну, с которой начался 39-ый Век Конфликта Ковенанта и которая привела к кардинальной перестройке вооружённых сил империи. В короткой, но тяжёлой борьбе, приведшей к почти полному уничтожению родной планеты унггоев, эти существа доказали, что при должной мотивации они могут быть жестокими воинами. Отдавая дань традиции приветствовать в своих рядах лучших среди побеждённых врагов, те же командиры сангхейли, что раздавили восстание, быстро простили выживших бунтовщиков. Они одарили их лучшей подготовкой и оружием и включили в состав отрядов, раньше состоявших лишь из сангхейли. Действия эти превратили унггоев из пушечного мяса в полноценную пехоту.

Некоторые сан'шайуум ещё сомневались в верности этих существ, но Писание Союза однозначно гласило: вопросы безопасности были ответственностью сангхейли. И если Пророки чему и научились в удовлетворении своих гордых защитников, так это позволению им блюсти столько своих доковенантских традиций, сколько можно. Даже в юные годы Стойкость понимал, что если нечто подобное Восстанию унггоев может временно расшатать Ковенант, то восстание сангхейли вовсе разрушит империю.

Над одним из подлокотников Стойкости, вырывая его из размышлений, вспыхнула вертикальная линия голографических треугольных символов. Символы были буквами из стандартного письменного языка Ковенанта, и он немедленно узнал в них имя. «Что бы ты ни хотел сказать, вице-министр, постарайся говорить тише», — подумал Стойкость, нажимая на один из переключателей трона, чтобы принять вызов. Символы рассеялись, и на их месте материализовался сан'шайуум в миниатюре. Даже голограмма не могла скрыть, что вице-министр Спокойствия был на много лет младше Стойкости. Его кожа была темнее — больше коричневая, чем каштановая — а бородки недостаточно тяжелы, чтобы свисать с подбородка. По уголкам рта висели два мясистых шарика, проколотые золотыми петлями — стильная вычурность, популярная среди мужчин сан'шайуум, ещё не обзавёдшихся партнёром.

— Ещё рано? — вице-министр наклонился вперёд в своём кресле без подушек, плотно обхватив пальцами его тупые металлические подлокотники. — Я позвонил бы ещё прошлым вечером, если бы не конклав. — Спокойствие замолчал, его большие стеклянные глаза были почти выпучены. Затем, не сумев соблюсти приличие, добавил: — Мне интересно, нельзя ли было бы этим утром — и даже сейчас — встретиться и обсудить кое-что важное-

Стойкость нетерпеливо прервал вице-министра.

— Я не проверял свой график. Но уверен, что он достаточно плотный.

— Клянусь, я буду краток, — настоял Спокойствие. — Вообще-то, мне есть что не столько сказать, сколько показать Вам.

Его пальцы застучали по подлокотникам кресла, и изображение внезапно уступило место единственному глифу Предтеч. Люминация, понял Стойкость, в шоке опустив одревеневшие плечи. В отличие от треугольных символов священные глифы не использовались в ежедневных беседах. Некоторые в силу представляемых ими концепций были столь священны, что их использование было строго запрещено. «А тот, что этот идиот выставил на всеобщее обозрение, — выругался про себя Стойкость, — был самым священным и опасным из всех!»

— В мои покои! Живо!

Стойкость хлопнул ладонью по креслу, гася глиф и заканчивая разговор. Он воспротивился позыву максимально ускорить кресло, зная, что лишь привлечёт больше внимания. Массируя пульсирующую голову, он продолжил равномерный подъём против часовой стрелки к башне своего министерства, прибыв некоторое время спустя в просторный вестибюль на верхнем этаже.

Общаться со своими сотрудниками не было в стиле Стойкости, и сейчас он уделял им ещё меньше внимания, чем обычно. Проявлений почтения это, впрочем, не отменило, и Стойкости пришлось протискиваться сквозь слабые кресла своих раболепствующих подчинённых, растрачивая оставшееся терпение на элементарную вежливость.

Вестибюль вёл в большую галерею с коридорами, ведущими к рабочим участкам сотрудников. Между этими проходами парили статуи предшественников Стойкости слегка больше натуральной величины. Они были вырезаны из глыб, добытых из каменного основания "Высшего Милосердия" и "облачены" в голографические робы, по которым символами струились истории о самых видных достижениях их носителей. На том конце галереи находилась вертикальная шахта, охраняемая двумя сангхейли в отличительной ярко-белой броне одного из их самых элитных отрядов, Светил Сангхелиоса, или Гелиосов, если вкратце. Название было отсылкой к шаровому скоплению звёзд рядом с родной системой их расы.

Приближаясь к шахте, Стойкость мог расслышать, как потрескивают энергетические посохи Гелиосов. Однако стражники всего лишь дёрнули своими четырьмя клыкастыми жвалами, когда министр скользнул мимо них. Выглядывая из-под козырьков их стреловидных шлемов, тёмные глаза Гелиосов продолжали смотреть на вестибюль, наиболее вероятное направление атаки. Министр не был против. Он не выбирал Гелиосов за их манеры и, несмотря на их постоянно каменные лица, знал, что они с радостью отдадут жизни за него.

В нескольких уровнях от галереи шахта быстро сужалась так, что там едва хватало места для единственного кресла Стойкости. Отчасти это было дополнительной мерой защиты, но вместе с тем архитектурно выражало метафору статуса Стойкости: на вершине есть место только для одного.

— Пригласите вице-министра Спокойствия, как только он прибудет, — рявкнул Стойкость на голограмму сотрудника, поджидавшую его на вершине шахты. — Меня не волнует, как это скажется на остальном моём графике.

Сотрудник исчез, и Стойкость резко остановил своё кресло в центре приёмной комнаты. Сердце колотилось, а кожа под робой стала липкой. «Успокойся, — сказал он про себя, — ни при каких обстоятельствах этот выскочка не должен понять, как он взбудоражил тебя!»

Таким образом, когда вице-министр появился из шахты некоторое время спустя, он застал Стойкость спокойно полулежащим в своём кресле с дымящимся шаром лекарственного чая, парящим в стазисном поле над коленями.

— Заняты и больны, — жеманно улыбнулся Спокойствие. — Прошу прощения за обременение новой ношей Вашего дня.

Стойкость наклонился вперёд, прижался губами к полю и сделал глоток. Поле замерцало и сжалось, едва чай отправился в пищевод министра.

— Кому ты ещё рассказал?

— Святейший, Вы единственный, кому я решил рассказать.

До сих пор юноша проявлял исключительную почтительность. «Надолго ли?» — подумал Стойкость, делая ещё глоток. Вице-министр славился своей задиристостью — голословной и решительной. В случаях, когда ему приходилось подменять своего министра на заседаниях Верховного совета Ковенанта — управляющего органа, состоящего из министров сан'шайуум и командиров сангхейли, — он с жаром участвовал в дебатах, сходясь по ряду спорных вопросов креслом к креслу с советниками во много раз старшими его самого. Стойкость подозревал, что это поведение, совершенно не свойственной сан'шайууму, имело много общего с работой вице-министра. Министерство Спокойствия управляло огромным флотом охотников за реликтами и большую часть времени проводило за пределами "Высшего Милосердия", работая напрямую с капитанами сангхейли. В процессе он приобщился к их некоторым наиболее агрессивным манерам поведения.

— Сколько их было? — спросил Стойкость, ткнув пальцем в свой трон. Между креслами обоих сан'шайуум возник спорный символ — самый яркий объект в скудно украшенных покоях министра. Для неопытного глаза люминация была обычной парой концентрических кругов; круг поменьше висел пониже внутри крупного, поддерживаемый прямой линией, соединённой с обрамляющей сеткой взаимосвязанных обводов. Но Стойкость знал значение этого глифа — словом Предтеч, которое он обозначал, было Восстановление, или открытие неизвестных ранее реликтов.

— Люминарий был на очень удалённом корабле. Его сообщение было несколько искажено, — Спокойствие как мог подавлял торжествующую улыбку. — Но он засёк тысячи уникальных экземпляров.

Вдоль позвоночника Стойкости пробежала дрожь. Если вице-министр был уверен, то это была беспрецедентная находка.

— Почему не доложил об открытии своему министру? — спросил Стойкость, сумев сохранить спокойный тон. — Узнай он о твоей неверности, увольнение стало бы меньшей из твоих проблем.

— Оправданный риск, — вице-министр наклонился вперёд в кресле и добавил уже заговорщицким шёпотом: — Для нас обоих.

Стойкость усмехнулся в чай. Что-то странно располагающее было в дерзости юного сан'шайуума. Только вот предполагает он чересчур много, решил для себя Стойкость, протягивая палец к переключателю на троне, способным заставить Гелиосов примчаться по шахте...

— Верховный совет теряет терпение! — выпалил вице-министр, а затем продолжил в запыхавшемся темпе: — Иерархи бесполезны — проблемы, на которых они возвысились, ныне улажены. Это уже не Век Сомнений, министр, и лишь слепцы не знают, что Ваша заслуга в том превыше, чем у всех остальных!

Стойкость остановил руку. Юнец сделал верное замечание. Века Сомнения, подобные нынешнему, воплощали собой работу над последствиями предыдущих периодов хаоса, в данном случае — 39-го Века Конфликта, в котором случилось Восстание унггоев и в котором Стойкость стал министром. Его усилия по правильному перераспределению технологий в конце того кризиса и вправду сильно способствовали разрядке новых обид. И, хотя Стойкость был весьма невосприимчив к лести, он опять поразился смелости вице-министра. Спокойствие только что превознёс достижения Стойкости над достижениями Иерархов — трёх сан'шайуум, избранных возглавлять Верховный совет. Они были самыми могущественными лицами в Ковенанте, и объявить их слабаками и недостойными было опасным заявлением. Стойкость отдёрнул палец, внезапно очарованный тем, что вице-министр собирался предложить дальше.

Впрочем, с учётом услышанного, он уже догадывался.

— Мы стоим на заре нового Века Восстановления, — вице-министр обогнул символ в кресле. — Вы должны быть тем, кто поведёт нас в него, и я — по заслугам моих нынешних обязанностей и обету непоколебимой преданности — покорнейше прошу встать рядом с Вами. — Спокойствие остановил своё кресло прямо перед креслом министра, сделал глубокий поклон до талии и широко раскинул руки. — Принять мантию Иерарха вместе с Вами.

«И вот оно, — ошеломлённо подумал Стойкость, — амбиции раскрыты».

Сместить Иерархов будет непросто. Чтобы удержаться на тронах, они воспротивятся объявлению нового века всем своим влиянием. Стойкости придётся пустить в ход свои политические заслуги, воззвать ко всем благосклонностям, положенным за них, чтобы получить шанс, и даже тогда...

Стойкость остановился. Он что, всерьёз рассматривал предложение вице-министра? Он спятил?

— Прежде чем что-либо предпринять, — предупредил он; язык двигался сам по себе, — мы должны убедиться в подлинности люминаций.

— У меня уже наготове боевой корабль, ждёт лишь Вашего разрешения-

Стойкость откинулся назад, словно ужаленный.

— Ты втянул в это сангхейли?!

Голова запульсировала, исполненная панической боли. Если сангхейли овладеют реликварием, кто знает, как это скажется на положении вещей! Его палец снова устремился к кнопке тревоги в троне. Но вице-министр дёрнулся вперёд в своём кресле и твёрдо продолжил: — Нет. Я заручился помощью других наблюдателей. Созданий, доказавших свою преданность и благоразумность.

Стойкость сердито взглянул вице-министру в глаза. Он искал проблеск надёжности, хоть что-то, способное помочь ему пойти более уверенно по новому и тернистому пути. Однако взгляд вице-министра был полон рвения и хитрости; тоже честность, только иного рода. Министр опустил свой зависший палец на другой переключатель. Стазисное поле с чаем схлопнулось в серебряной вспышке, испаряя жидкость внутри.

— Что насчёт корабля, зарегистрировавшего люминации?

— Утерян. На нём был смешанный экипаж. Киг-яры и унггой. — Спокойствие надул губы. — Подозреваю, что случился мятеж.

— Передай тем, кого ты набрал, что если встретят выживших — и если те своровали из реликвария — то они должны быть немедля казнены. — Стойкость задумчиво закачался. — В ином случае, они должны оставаться под охраной. Реликварий был их находкой. Они заслужили небольшую награду.

Спокойствие положил руку на грудь и склонил голову.

— Будет сделано.

В этот момент лекарство клирика наконец-то избавило Стойкость от головной боли. Министр прикрыл глаза, наслаждаясь быстрой победой над болью. Он с облегчением улыбнулся, зная, что юный сан'шайуум неверно истолкует это выражение как знак некоего великого и многообещающего партнёрства.

— Реликварий, подобный этому, не находили в наши дни, — сказал Спокойствие. — Каждая из его святынь блаженна для истинных верующих!

Стойкость погрузился в малиновые подушки своего кресла. Блаженна? Он не был так уверен. Как министр, он с ужасом предвидел кошмарные переговоры, необходимые для распределения тысяч новых реликтов. Но, как Иерарх, он мог распределить их так, как считал лучше для всего Ковенанта. Стойкость слизнул мятную плёночку со своих губ, оставшуюся от поля. И на этот раз ни у кого не будет власти изменить его решения.


 

Жатва, 19 января 2525 г.

---

Эйвери в одиночестве шагал вдоль рядов одного из просторных садов Жатвы. По обе стороны от него мелькали ветви, отягощённые поразительным сочетанием фруктов: абрикосов, вишни, слив и многого другого. Всё было покрыто капельками росы, появившейся от холодного утреннего тумана. Он сорвал яблоко и стёр росинки. Зелёная кожура блестела так, словно отражала огонь. «Воскресенье», — подумал он. Воскресенье... Но по-прежнему не был уверен, почему.

Выбросив яблоко, он углубился в сплетение ветвей. Ближе к стволу воздух оказался прохладнее. Эйвери почувствовал округлые формы покрытой инеем груши и оторвал её от ветки. Поднеся к губам, он надкусил её, но зубы едва смогли прокусить кожуру, и его передёрнуло. Груша промёрзла насквозь. Эйвери провёл рукавом по губам и немало удивился, увидев, что носит гражданскую одежду: слишком маленькую накрахмаленную белую оксфордскую рубашку, небольшой, едва доходивший до пупка галстук с узором и потёртые броги.

«Мальчик — не мальчик, если он не портит свою одежду...» — услышал Эйвери голос своей тёти Марсилл, пронёсшийся между обледенелыми листьями. Неожиданно ветви закачались в свисте двигателей. Подняв взгляд, Эйвери увидел "Шершня", низко мчавшегося над садом. Летательный аппарат с крыльями, сияющими в ярком солнечном свете, накренился и исчез за деревьями с другой стороны просеки. Эйвери бросил грушу и побежал вслед за ним.

Чем дальше он бежал сквозь ветви, тем теплее они становились. Вода стекала ручейками с восковых листьев и капала с фруктов, словно дождь. Резкая, искусственная оттепель была в самом разгаре. Эйвери почувствовал влажный порыв ветра, который по мере продвижения становился нестерпимо жарким. Горящие веки заставили его закрыть глаза, и он ощутил, как ветки сменились чем-то твёрдым — деревянной двойной дверью, ведущей в придорожную забегаловку. Пройдя в дверь, Эйвери заметил, что только она да ещё несколько других вещей и остались на месте. Крышу ресторана снесло подчистую, его стены были раздроблены, а окна выбиты. Все столы и стулья сгорели и пахли дымом. Ближе к другому краю сидела семья из четырёх человек, их яркая одежда была единственным, на чём не лежал слой пепла. Один из детей — точно такой же мальчик, которого Эйвери пытался спасти — оторвался от тарелки с оладьями и помахал. Пока Эйвери махал ему в ответ, мальчик откусил кусочек оладьи и указал на стойку. Эйвери обернулся и увидел женщину на стуле, облачённую в изумительное серебряное платье.

— Это официальное дело, — сказала Джилан, развернувшись на стуле.

— Знаю, — ответил Эйвери, потянувшись, чтобы поправить галстук. Однако на нём больше не было поношенной церковной одежды. Он обнаружил, что облачён в матово-чёрный бронежилет. Джилан нахмурилась.

— Кажется, мне стоит пригласить кого-нибудь другого.

Она взяла с колен сумочку — не ту зеркальную, что была у неё на празднике солнцестояния, а бордовую, принадлежавшую бомбардиру повстанцев. Она небрежно сунула в неё руку, словно роясь в поисках помады.

— Берегитесь, мэм! — крикнул Эйвери. — Это опасно!

Он попытался прыгнуть вперёд и схватить сумку, но ноги приросли к полу, словно налитые свинцом. Эйвери услышал рёв двигателей "Шершня" и увидел его тень, скользящую через прилавок. Мальчик за столом начал задыхаться.

— Расслабься, — обратилась Джилан к Эйвери. — С тобой всё будет в порядке.

Эйвери застонал и упал на колени. Броня стала невыносимо тяжёлой. Он упёрся руками в перчатках в покрытый пеплом пол, чтобы не рухнуть полностью. Через прищуренные глаза он мог видеть отпечатки ботинков — всё, что осталось от морпехов, пытавшихся окружить цель. Джилан повторилась. Правда, на этот раз её голос эхом шёл откуда-то из-за ресторана, но в то же время очень близко к уху Эйвери.

— Расслабься. С тобой всё будет в порядке.

Так оно и было. Мощные лекарства, державшие его в бессознательном состоянии с самой схватки на борту фрахтовика, покидали вены, подобно воде, уходящей из ванной. Он даже ощутил рывок воображаемого слива и позволил себе осесть на дне. Наконец, пусть и медленно, глаза открылись.

— Вот и ты, — сказала Джилан, стоя рядом с его кроватью. — С возвращением.

Эйвери знал, что видел сон, но всё равно был удивлён, увидев её без платья. Капитан-лейтенант была облачена в повседневную женскую форму офицера ДВР — светло-серый служебный комбинезон с высоким воротником и подогнанным поясом. Стояла она у левого бока постели. Справа был губернатор Тьюн.

— Сколько я был в отключке? — прохрипел Эйвери, оглядываясь вокруг. Он находился в маленькой комнате с кремовыми стенами, мониторами и внутривенной капельницей, чья трубка заканчивалась иглой в верхней части его правой руки. Пахло антисептиком и отбеленной тканью. Первой догадкой был госпиталь, и подозрение быстро оправдалось, когда Джилан подняла с колёсной тележки кувшин ледяной воды и наполнила стакан, на котором были выгравированы слова «МЕМОРИАЛЬНЫЙ ГОСПИТАЛЬ УТГАРДА».

— Почти два дня, — ответила она, протягивая ему стакан. — У тебя был перелом черепа.

Эйвери приподнялся на локте, взял стакан и осушил его длинным медленным глотком. Воскресенье... Это тогда он и Бёрн поднялись на вагонетке обратно на Тиару и перешли на шлюп аль-Сигни, "Аллею Позора". Оба штаб-сержанта были проинструктированы, вооружены и к 09:00 спрятаны на грузовозе-приманке.

— Как Бёрн?

— Он в порядке. Зашил свою рану ещё до того, как мы вернулись. Ваш медик даже похвалил его за шов. — Джилан поставила кувшин обратно на поднос. — Он спас тебя. Затащил на фрахтовик до того, как другой корабль взорвался.

— Я не помню этого, — нахмурился Эйвери.

— Что ты помнишь? — вступил в беседу губернатор. В узких стенах комнаты Тьюн выглядел, словно в загоне; его ранее торжественный вид сейчас излучал угрозу. — Расскажи мне про всю миссию. Шаг за шагом.

Лоб Эйвери сморщился.

— Комната защищена. Ты единственный пациент в этом крыле, — пояснила Джилан, а затем кивнула в сторону губернатора: — Я уже рассказала ему всё, что мне известно.

Эйвери потянулся к ряду кнопок в боковом поручне его койки. Моторы зажужжали, и постель подняла его в сидячее положение. Поставив стакан на простыню, покрывающую его колени, Эйвери почувствовал себя в знакомой среде: шаблонное изложение отчёта о миссии вышестоящему лицу.

Прошло лишь около минуты, когда Тьюн потерял терпение на моменте описания боя с пришельцами.

— Как они общались? — спросил он, скрестив огромные руки у себя на груди.

— Сэр?

Тьюн начал потеть. Вокруг воротника и под мышками его хлопчатой рубашки проступили тёмные пятна.

— Ты видел какое-либо оборудование для связи — заметил, как они разговаривают друг с другом или со своим кораблём?

— Нет, сэр. Но они были в скафандрах. Трудно было-

— Нас интересует, не отправили ли они сообщение, штаб-сержант, — пояснила Джилан. — Сигнал бедствия. Что-то, что мы могли пропустить на твоей нашлемной камере.

— Их командир на время исчез, — сказал Эйвери. Вспомнились рубиновые глаза чужака и заострённые зубы, шар плазмы, выросший на пистолете, подобно блестящему яблоку. — Одну, две минуты — самый максимум. Но у него точно было время доложить. И ещё там был другой пришелец-

— Какой другой пришелец? — нетерпеливо спросила Джилан.

— Я его не разглядел, — Эйвери вспомнилось нечто воздушное, розовое и раздутое, — а он не напал.

— Он был вооружён? — спросил Тьюн.

— Не могу сказать точно, сэр.

— Давай начистоту, — Тьюн почесал шею под густой красной бородой. — Четверо пришельцев, может, пятеро. Вооружены ножами и пистолетами.

— На их корабле были лазеры, губернатор. Фтороводородные. Очень точные. — Джилан развела руки на небольшой промежуток. — И это был маленький корабль. Кто знает, что они ставят на суда покрупнее.

— Те, кого вы убили, — растянул свои слова Тьюн; его тон был кривым и провокационным. — Они выглядели... сильнее, чем средний повстанец?

— Сэр? — Эйвери ощутил знакомый узел, затянувшийся в животе. При чём тут интроверты?

— Четверо их против вас двоих, — губернатор пожал огромными плечами. — Вы победили.

— За нами был элемент неожиданности. Но они были дисциплинированны. Продемонстрировали хорошее тактическое мышление.

Эйвери уже собирался в деталях рассказать, как хорошо чужаки маневрировали в нулевой гравитации, когда дверь в комнату отворилась и внутрь скользнул генеральный прокурор Педерсен.

— Нигде не мог найти дежурного, — он виновато улыбнулся Эйвери. — Не то чтобы вы пропустили что-нибудь. Боюсь, что больничная кормёжка везде одна и та же. Я... не вовремя? — добавил он, обращаясь уже к губернатору Тьюну. Тьюн одарил Джилан презрительным взглядом.

— Нет, — твёрдо ответил он.

В палате повисла напряжённая тишина. Эйвери поёрзал в кровати. Было очевидно, что его опрос был важной частью дискуссии покрупнее — его ответы были решающими в беседе между аль-Сигни и Тьюном.

— Губернатор, — сказала Джилан. — Нам нужно поговорить наедине.

— Вы были очень полезны, штаб-сержант, — Тьюн похлопал Эйвери по ноге под простынёй, после чего направился к двери. — Наслаждайтесь отдыхом.

Эйвери сел так прямо, как только смог, натягивая капельницу.

— Благодарю, сэр.

Джилан вышла следом за губернатором. Педерсен закрыл за ними дверь со странным наклоном головой — почти поклоном. Эйвери поднял стакан, бросил себе в рот пару кубиков тающего льда и начал грызть их. Движение челюсти ухудшило боль в задней части черепа. Он потянулся туда рукой и нащупал неровную линию — прижжённый надрез, через который доктора впрыскивали костяной полимер для сращивания.

Эйвери мог слышать, как за дверью гремит голос Тьюна, но не мог понять, о чём тот говорит. Поначалу ответы Джилан были такими же приглушёнными, но беседа весьма быстро наверстала громкость, достигнув пика в виде резкого рыка Тьюна и примирительного бормотания Педерсена. До слуха Эйвери донеслись уходящие шаги, и спустя несколько мгновений Джилан в одиночестве вошла обратно в палату.

— Он не знал, — начал Эйвери, — что операцией управляли Вы. Что Вы использовали ополчение как прикрытие.

Джилан скрестила руки за спиной и прислонилась к стене рядом с дверью.

— Нет.

Решение держать губернатора в неведении определённо было вне компетенции капитана-лейтенанта. Но если Джилан и была расстроена тем, что оказалась виноватой, то даже не подала виду. Выражение её лица было совершенно спокойным. Эйвери протянул руку и поставил пустой стакан на тележку.

— Сколько кораблей он запрашивает?

Джилан подождала, пока он откинется обратно на постель.

— Ни одного.

На секунду единственным звуком в комнате стал тихий щелчок одного из мониторов, зарегистрировавшего всплеск пульса у Эйвери.

— Но разве мы не-

— Вступили в первый контакт с инопланетянами?

— Со всем уважением, мэм. Контакт был вовсе не дружественный. Их оружие гораздо совершеннее нашего. И, как Вы сказали, это, скорее всего, было лишь маленькое судно.

— Мы ударили исподтишка и выиграли драку, — кивнула Джилан.

— Они вернутся для реванша.

— Знаю.

— Тогда какого чёрта Тьюн не запрашивает корабли?

Джилан оттолкнулась от стены.

— Организация ополчения заняла годы переговоров — и потребовала единогласного одобрения парламента Жатвы. Значительный процент граждан был против присутствия даже горстки морпехов у себя на планете. — Джилан подошла к подножию койки Эйвери. — Тьюн совсем не горит желанием увидеть, как они отреагируют на боевые корабли ККОН на орбите.

Эйвери вспомнились взгляды на лицах некоторых из гостей на празднике солнцестояния; их неприкрытое презрение к нему и его форме.

— Восстание. Тьюн не желает его распространения.

— Мы все не желаем, — заметила Джилан.

— И что теперь? Будем просто игнорировать этих инопланетных засранцев, стучащихся к нам в дверь?

— Губернатор расстроен. Он не желает слушать. Не сейчас. И не меня.

— Тогда кого?

Джилан положила руки на спинку из нержавеющей стали, в которую был заключён низ матраса Эйвери. Она сжала её, словно сомневаясь в прочности металла.

— Кого-то со знанием одобренных планов ответа на сценарии первого контакта. Кого-то, кто может либо убедить губернатора в правильности привлечения флота, либо превзойти его в полномочиях, — она задрала голову. — Не меня.

Он услышал в её голосе раздражение — брешь в её фасаде бесстрастия. У него появилась возможность сказать необходимое — объяснить, что он разделяет её раздражение, и спросить, что они могут сделать вместе, чтобы подготовить Жатву к нападению. Вместо этого он перенаправил свой гнев в лучшее русло.

— Губернатор играет в политику, — разозлился он, — и Вы спустите ему это с рук?

Эйвери ходил на грани неповиновения с тех пор, как Тьюн оставил комнату, но это было явным шагом за черту. Джилан оторвала руки от спинки.

— Мой корабль уже на пути к Пределу с докладом, в котором я недвусмысленно советую, чтобы КомФлот проигнорировал возражения губернатора и немедленно выслал боевую группу, — любая слабость в её голосе испарилась. Она впёрлась в наглый взгляд Эйвери. — Что ещё Вы предложите мне сделать, штаб-сержант?

"Аллея Позора" была шлюпом ДВР, очень быстрым кораблём. Вот только Эйвери знал, что даже ему понадобится больше месяца на путешествие до Эпсилон Эридана. На то, чтобы собрать боевую группу, уйдёт время, и даже тогда её путешествие будет медленнее. В лучшем случае до прибытия на Жатву помощи пройдёт три месяца. И Эйвери нутром своим чуял, что к тому моменту будет уже слишком поздно. Выругавшись про себя, он выдернул капельницу, откинул простыни и махом перенёс ноги на пол. Его больничный халат оказался на удивление коротким, а тут ещё и Джилан оказалась под особенно неловким углом обзора. Впрочем, её глаза неотрывно следили за тем, как он сдёрнул свою освежённую униформу со средней полки больничной тележки, влез в штаны и застегнул их под халатом.

— Что ты делаешь?

— Возвращаюсь к службе.

Сорвав халат, Эйвери швырнул его на кровать. Глаза Джилан дёрнулись вверх-вниз, рассматривая неприятные ушибы, оставшиеся у Эйвери после недавнего боя на его широкой груди и плечах.

— Не припомню, чтобы давала тебе разрешение.

Эйвери скользнул в свою оливково-серую футболку, опустился на колено и надел ботинки.

— У меня есть приказ: обучить роту ополченцев. И я намерен сделать это, потому что здесь и сейчас, мэм, их жалкие задницы — всё, что есть у этой планеты.

Натянув служебную фуражку, Эйвери направился к двери. Джилан скользнула в сторону и преградила ему путь. Он был на голову выше, гораздо тяжелее и сильнее. Но глядя вниз на её непреклонное лицо, Эйвери честно задался вопросом, кто из них одержит верх, если он попытается пройти, а она попытается остановить его. В конечном итоге ей понадобился лишь голос.

— Всё, что ты видел и сделал за последние сорок восемь часов, засекречено. В высшей степени. Будешь готовить своих рекрутов лучшими из известных тебе способов. Но не скажешь им ничего, что знаешь сам. — Она сделала паузу, сверкнув глазами. — Я понятно объяснила?

До сих пор Эйвери казалось, что глаза у Джилан были коричневыми. Теперь он понял, что они сияли ярким карим цветом. Бездонной зеленью.

— Да, мэм.

Джилан отошла в сторону, и Эйвери отворил дверь. Ступив в коридор, он с удивлением увидел капитана Пондера, сидящего на мягкой скамейке в нескольких дверях от него. Его пальцы бегали по экрану коммуникатора. Пондер поднял взгляд, как только Эйвери подошёл.

— Я ожидал худшего, — он улыбнулся. — Отлично выглядишь.

— Капитан, — поприветствовала Джилан, промчавшись мимо.

Пондер встал и спешно отсалютовал протезом.

— Мэм.

Оба морпеха смотрели, как Джилан прошла прямо к лифту в конце коридора. Её тёмные туфли на низком каблуке громко клацали о белый пол из полированной плитки. Эйвери дождался, пока она не зашла внутрь и дверь за ней закрылась, после чего спросил: — Вы знали, что она была "призраком"?

— Нет, понятия не имел, — Пондер опустил коммуникатор в нагрудный карман своей гимнастёрки. — Но пока что она не так уж и плоха.

Эйвери сузил глаза.

— Дамочка высосет нас досуха.

— Она лишь следует приказам, — Пондер положил руку-протез на плечо Эйвери. — Призвать флот? Это решение за Тьюном. — Капитан чувствовал, что всё ещё не убедил Эйвери. — Слушай, она отдала мне всё то добро, что ты не оставил в космосе. Она хочет, чтобы мы отвезли это в гарнизон и нашли ему хорошее применение.

Эйвери знал, что в арсенале Джилан были оружие и экипировка, которые он мог использовать для обучения новобранцев бою, а не просто маршу и стрельбе по мишеням на полигоне. Если это было всё, что могла дать капитан-лейтенант, Эйвери был согласен: так было лучше, чем ничего.

— Ну, погнали, — сказал Пондер, направляя Эйвери к лифту. — По пути в гарнизон расскажешь мне, как штаб-сержант Бёрн умудрился дать себя пырнуть ящерице в скафандре.

***

Все рекруты 2-го взвода радостно воскликнули, когда Дженкинс упал. Удар палкой с мячом на конце, нанесённый оппонентом, угодил в заднюю часть его шлема и сбил прямиком с шеста. Дженкинс рухнул на землю достаточно жёстко и, несмотря на капы, на ношении которых настаивал старшина Хили, поднялся с лицом, запачканным песком.

— Сплюнь и ухмыльнись, — скомандовал Хили, присев рядом с Дженкинсом. Он дождался, пока новобранец вытащил капу и показал, что все зубы всё ещё на месте, после чего устроил проверку на контузию: — Какой сегодня день?

— Девятнадцатое января, док.

— Сколько пальцев я показываю?

— Ни одного.

— Вот и ладушки, наслаждайся днём.

Пока медик поднимался, Дженкинс вытер рот, оставив на своём голом предплечье след из слизи с песком. Рекрут, сбивший его вниз (человек постарше по имени Стисен, один из нескольких офицеров полиции Утгарда — правоохранительного органа города), всё ещё стоял на шесте, победно потрясая своей палкой. Шест был не более чем в полуметре от земли, а в самой яме было полно песка, который новобранцы накопали за автопарком гарнизона. И всё-таки Дженкинс, плетясь в сторону ямы, принадлежавшей 1-му взводу, слегка покачивался. Он неплохо справлялся, сумев сбить нескольких рекрутов 2-го взвода. Но потом пришла очередь Стисена, и полицейский оказался ему не по зубам.

— Осторожнее, — сказал Дженкинс, протягивая Форселлу палку с мячами. — Он хорош.

Форселл кивнул, его зубы уже сжали собственную капу. В защитных наплечниках высокий тихий рекрут выглядел ещё более внушительно, и, когда Форселл ступил на шест, заулюлюкал уже 1-ый взвод.

— Внимание! — рявкнул штаб-сержант Бёрн, широко расставив ноги и наполовину утопив свои ботинки в песке. — Это титульный бой в нашем маленьком турнире. Взвод проигравшего на неделю отправится в наряд на кухню.

Бёрн ухмыльнулся, когда веселье новичков сменилось их стонами. Раздатчики еды в столовой были автоматизированы, но намеренно созданы так, чтобы их приходилось чистить и заправлять после каждого приёма пищи. «Некоторые тренировочные методы слишком хороши, чтобы стать жертвой технологического прогресса», — подумал Бёрн и с улыбкой добавил вслух: — Так что посмотрим, чей бойцовский дух кровожаднее!

Форселл с Стисеном крякнули и свели мягкие концы своих палок вместе. Шест заскрипел, когда они перешли к начальному шквалу ударов. Оба весили больше девяноста килограммов, но победа в бою на палках зависела не столько от скорости и ловкости, сколько от силы ударов. За более стройным Стисеном было небольшое преимущество. Ошеломив Форселла ударом в подбородок, он просто отошёл назад, когда более тяжёлый рекрут ответил широким выпадом, потерял равновесие и шагнул в яму. Товарищи Стисена по взводу захохотали, радуясь успеху его уловки. Бёрн, однако, не был впечатлён.

— Всё, что ты заслужил, так это пинка в задницу. — Он схватил шлем Стисена за маску и ритмично подёргал его. — Так что. Кончай. Юлить!

— Есть, штаб-сержант! — взревел Стисен сквозь стиснутые зубы.

— Ладно, недоноски. Мочите!

Двое противников вновь сошлись друг с другом. На этот раз они били жёстче, держали палки мёртвой хваткой и старались сбросить друг друга с шеста. На мгновенье была ничья — обе пары ботинок заскользили назад, нащупывая опору. Неожиданно Стисен отстранился. Форселл потерял равновесие и пошатнулся вперёд. Стисен нанёс мощный замах по голове Форселла. Однако здоровяк уткнулся подбородком в плечо, поглощая удар Стисена, и ответил ударом по рёбрам полицейского, сбив того на песок. Стисен вскочил на ноги и пожал плечами, словно признавая победу оппонента чистой удачей, чем вызвал хор недовольства у 1-го взвода, который продолжался, даже когда Бёрн потребовал тишины, а в автопарк с рёвом въехал "Вепрь".

— Хотите слюнки распустить? — прокричал Бёрн, глядя, как из "Вепря" вылезают Эйвери и капитан Пондер. — Послушаем-ка, как вы считаете до пятидесяти!

Рекруты упали и начали штрафные отжимания, ведя счёт громко и в унисон. Но Дженкинс не стал склонять голову и смотрел, как оба штаб-сержанта подходят друг к другу под пристальным взглядом капитана Пондера.

Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что между Эйвери и Бёрном была ссора. С тех самых пор, как Дженкинс прибыл в гарнизон, он заметил, как они избегали друг друга. И штаб-сержант Бёрн, похоже, считал обучение рекрутов личным соперничеством, вдохновляя оба взвода на сильные, соревновательные отношения. Сегодняшнее соревнование на палках с мячами было тому примером. Но, пока штаб-сержанты говорили друг с другом, они выглядели спокойными. Эйвери указал на множество прочных пластиковых чемоданчиков в открытом багажнике "Вепря". Пондер что-то сказал, но Дженкинс не расслышал из-за криков своих товарищей по взводу. Должно быть, что-то хорошее, поскольку Бёрн одобряюще кивнул. Затем штаб-сержант Джонсон протянул руку. Бёрн поколебался — за это время Дженкинс отсчитал от тридцати восьми до сорока пяти — а затем взял её и ответил Эйвери единственным, но сильным рукопожатием.

— Второй взвод, подъём! — рыкнул Бёрн, повернувшись к песчаной яме. — Мы идём на стрельбище!

Стисен встал и сорвал шлем с явным раздражением.

— А кто победил?

Форселл без колебаний обнял Стисена за колени сзади и отправил его на песок вверх тормашками. Оба взвода взорвались противоположными возгласами одобрения и недовольства.

— Не ты, болван, — проворчал Бёрн, рывком возвращая ошеломлённого полицейского на ноги. — Взвод! Бегом марш!

Дженкинс и остальной 1-ый взвод устремились в песчаную яму. Они набросились на Форселла и подняли бы его в воздух, кабы Эйвери не сорвал настрой.

— Смир-рна! — проорал он, и новобранцы вытянулись по струнке. Форселл что есть силы пытался скрыть улыбку. Эйвери подошёл к Дженкинсу, неся один из пластиковых чемоданов с "Вепря".

— Какая характеристика?

— С-сержант? — запнулся Дженкинс.

— Прежде чем уйти, я сказал тебе: научись стрелять. — Эйвери наклонился ближе. — Какая у тебя характеристика?

— Снайпер.

— Ты мне врёшь, рекрут?

— Нет, штаб-сержант!

— А у тебя? — Эйвери взглянул на Форселла. На новобранце всё ещё был защитный шлем, делавший его и без того крупную голову до смешного большой.

— Снайпер, штаб-сержант! — ответил Форселл через капу.

Эйвери повернулся к Дженкинсу.

— Тебе нравится этот здоровяк?

— Да, штаб-сержант!

— Отлично, — Эйвери протянул чемодан. — Потому что теперь ты мой снайпер. А он твой наводчик.

Дженкинс взял кейс, но лишь через несколько секунд понял, что в нём лежит винтовка, а Эйвери только что дал ему неофициальное, но очень важное повышение.

— Есть, штаб-сержант! — крикнул Дженкинс ещё громче, чем раньше.

— Мы ускоряем ваше обучение, — произнёс капитан Пондер, присоединяясь к Эйвери у песчаной ямы. — Мы только что узнали, что Жатва ожидает очень важную делегацию от колониальной администрации. Губернатор попросил, чтобы ополчение обеспечивало безопасность на случай атаки повстанцев.

Это была наглая ложь, но Эйвери с Пондером сошлись на том, что коль им нельзя сказать новобранцам правду, они должны дать им причину тренироваться усердно — врага, который будет их подстёгивать. И всё равно простое упоминание о Восстании заставило некоторых новобранцев испугаться. Другие нервно посмотрели друг на друга, в то время как оставшиеся нахмурились и покачали головами: мы на это не подписывались.

Эйвери кивнул.

— Вы вызвались по разным причинам. Но я смогу научить вас быть солдатами — защитниками вашей планеты.

Он говорил о том же, что сказал и капитану-лейтенанту: пока не прибудет помощь от КомФлота, эти рекруты были единственной защитой Жатвы. Но в чём он пока не мог признаться — даже самому себе — это как он сможет повести их. Только не без их уважения и доверия. И у него было мало времени, чтобы завоевать хоть что-то из этого.

— Я ваш строевой инструктор, но ещё я морпех флота ККОН, — продолжил Эйвери. — Я посвятил свою жизнь служению и самопожертвованию. Я задал себе высочайшие стандарты личного поведения и профессиональных навыков. Если вы позволите, я научу вас делать то же самое.

От Эйвери не ускользнуло то, что всё, что он делал с рекрутами, он делал и с самим собой. В ходе грязной войны ККОН с Восстанием он нарушал свои стандарты, совершал безнравственные поступки. Ради службы он пожертвовал многим от своей человечности. Теперь он был намерен вернуть её назад.

Эйвери снял служебную фуражку и бросил её Хили, затем спустился в яму.

— Но сперва, — сказал он, поднимая шлем Стисена и стряхивая с него песок. — Кто-то должен не дать башке Форселла раздуться от самомнения ещё больше. — Пока лица 1-го взвода расцветали изумлёнными улыбками, Эйвери добавил: — Так почему бы и не мне?


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Жатва, 20 января 2525 г.

---

Сиф знала, что слишком долго была наедине. Наедине со своими подозрениями, без другого ИИ, который мог бы помочь ей отсортировать то, что она знала, от того, что должна была знать. Что-то произошло — и ещё происходит — у неё под носом. Сиф знала только результаты недавних тревожных событий, но не их причины, и для чрезвычайно разумного существа, как она, это неведение было ужасно тревожным.

«Начни с того, что знаешь», — напомнила себе Сиф, прогревая массивы и ещё раз скармливая соответствующие биты памяти самому надёжному из своих процессорных кластеров.

Факты: Джилан аль-Сигни и двое морских пехотинцев, Джонсон и Бёрн, поднялись на Тиару четыре дня назад; аль-Сигни попросила Сиф предоставить ей судно для "официального дела ДКС"; Сиф подчинилась без вопросов, и трое людей взошли на борт грузовоза "Оптовая скидка" через шлюп аль-Сигни, "Аллею Позора"; час спустя оба корабля ушли с орбиты.

Вот с этого момента всё стало менее ясным.

Пересматривая изображения с внешних камер Тиары, Сиф могла сказать точно, что "Аллея Позора" оставалась состыкованной с "Оптовой скидкой" — дельтовидное крыло шлюпа плотно прижималось к днищу грузового контейнера фрахтовика, пока тот начинал прыжок к Мадригалу. Такое комбинирование не было странным; корабли поменьше часто проделывали путь на оснащённых сверхсветовыми двигателями Шоу-Фуджикавы кораблях точно так же, как грузовые контейнеры крепились к реактивным блокам для создания грузовозов, приспособленных к пространству скольжения. Изюминка была в том, что корабль аль-Сигни имел двигатель Шоу-Фуджикавы; ему не нужна была помощь грузовоза в полёте до Мадригала. Но и "Оптовая скидка" летела не туда. Спустя несколько минут после ухода в прыжок фрахтовик вынырнул из подпространства и начал транслировать сигнал СОС.

Сиф получила доступ к массиву памяти с радиозаписью:

<\\> ДКС.РЕГ#ОС-008814530 >> ЖАТВА.ЛОКАЛЬНАЯ.ВСЕМ <\ ВНИМАНИЕ! ЭКИПАЖ ВЫЗЫВАЕТ СКОРУЮ ПОМОЩЬ!

<\ КАПИТАН (ОКАМА.ЧАРЛЬЗ.ЛИЦ#ОЧК-65129981) БЕЗ СОЗНАНИЯ!

<\ ЗАПРАШИВАЕМ НЕОТЛОЖНУЮ МЕДИЦИНСКУЮ ПОМОЩЬ!

[ПОВТОР СООБЩЕНИЯ] \ >

То, что люди иногда испытывали побочное воздействие от подпространственных путешествий, было правдой. Многомерное измерение было нестабильным; его временны?е вихри постоянно изменялись. Люди, контактировавшие с одним из таких возмущений, могли быть поражены чем угодно, начиная с тошноты и заканчивая инсультом. В редких случаях люди — но не всегда их корабли — попросту исчезали. Поэтому фрахтовики и остальные судна полагались на "метеосводки" от других кораблей, прибывающих из пространства скольжения, чтобы решить, безопасно ли совершать вход по тем же координатам. В любой момент времени перелёты совершало достаточно кораблей (а если и нет, то ДКС дополнял свои доклады показаниями с зондов), чтобы вся система считалась надёжной. Но сам процесс по-прежнему был прогностическим, и иногда корабли сталкивались с условиями настолько опасными, что были вынуждены покидать пространство скольжения сразу же после входа в него. Такие экстренные выходы могли быть чрезвычайно опасными для человеческих экипажей, поскольку управляющим цепям двигателя Шоу-Фуджикавы в теории полагалось прямое предупреждение перед прерыванием их работы. Но на практике это было не всегда возможно. Для экипажа было лучше по-быстрому вернуться в нормальное пространство и пострадать от поправимых физических травм, чем сгинуть навеки внутри гиперпространства.

Только вот у "Оптовой скидки" не было экипажа. Не было никакого капитана Чарльза Окамы. Если подозрения Сиф были верны, единственными людьми на борту были штаб-сержанты Джонсон и Бёрн, но она заставила свои процессоры не отходить слишком далеко от цепи доказательств. Базовая логика настояла на её сосредоточенности. Нужно держаться фактов.

Запросив показания с радаров ближайших к координатам выхода "Оптовой скидки" грузовозов, Сиф подтвердила тот факт, что судно аль-Сигни после выхода отстыковалось от фрахтовика, а потом исчезло с радара — признак того, что её шлюп был оснащён неким стелс-набором. Сиф было известно, что такое оборудование редко встречалось на военных кораблях ККОН, не говоря уже о персональных шаттлах средних чиновников ДКС. Однако ещё больше насторожило то, что сканеры ближайших фрахтовиков поймали нечто, впоследствии появившееся около "Оптовой скидки" — слабый контакт, множественные триангуляции которого подтвердили: новое судно не имело идентификатора "свой-чужой" (ИСЧ), а профиль АРГУС-а подтвердил, что материал его обшивки не использовался ни в одной конструкции ККОН. Сиф заподозрила, что материал был вовсе не человеческого происхождения.

Алгоритмы эмоционального сдерживания вцепились в её ядро: «Будь благоразумна! Инопланетный корабль?»

Но какое ещё могло быть тому объяснение? В энциклопедические массивы Сиф были записаны конфигурации каждого человеческого корабля, и контакт не соответствовал ни одной из них. Кроме того, контакт атаковал "Оптовую скидку" энергетическим оружием, после чего взорвался во вспышке метана и прочих экзотических биологических элементов. Всё указывало не только на внешнюю, но и внутреннюю инородность корабля.

Сиф захотела попросить Джилан аль-Сигни рассказать ей правду. Не только об инопланетном судне, но и о её настоящей личности. Со всей очевидностью, аль-Сигни была не из ДКС. Она была военным — с учётом стелс-дизайна "Аллеи Позора", возможно, даже из ДВР. Но, когда женщина вернулась на Тиару, она была ещё более молчаливой, чем когда-либо раньше. Исходя из ранений штаб-сержантов, Сиф поняла, что миссия прошла не слишком хорошо. В тот момент Сиф дала эмоциональным ограничителям сдержать своё желание быть осведомлённой. Однако сейчас кристаллический нанонакопитель в сердце её ядра горел от почти нестерпимого желания узнать ответы. Впервые за всё своё существование она пережила приступ неистовства, почувствовав себя чересчур скованной. И это её сильно напугало.

В этот момент в её буфер обмена данными поступило новое сообщение.

<\\> ИИ.АО.ЖАТВЫ.МАК >> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ

<\ Доброе утро, красавица.

<\ Я тут загнал себя в тупик. Мне бы немножко помочь.

<\ Не против спуститься вниз? \>

Сиф удивилась. Это было первое текстовое сообщение, отправленное ей Маком за очень долгое время. Он флиртовал без сопутствующей болтовни, прилагая необычные усилия, чтобы остаться вежливым. Но что по-настоящему зациклило её логические схемы, так это последний вопрос Мака. За всю историю их отношений Мак никогда не просил Сиф навестить его в собственном центре данных. Будь она в более стабильном состоянии, Сиф никогда бы не сжала фрагмент своего ядра и не спустила его с Тиары по мазеру. Её алгоритмы сдерживания разладились. Если бы они хотели, чтобы она была разумной, она бы подчинилась и привлекла другое разумное существо, чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения. Пару секунд спустя фрагмент Сиф настиг антенну на вершине реакторного комплекса Утгарда и юркнул в буфер обмена данными Мака.

<\ Ладно. Это было быстро.

<\ Будь как дома. Присоединюсь к тебе через мгновение. \>

Буфер Мака был забит другими данными — запросами о помощи от фермеров со сломавшимися ЙОТУН-ами и тому подобным — знак того, что спонтанность Сиф удивила и его самого. Однако, как и обещал Мак, его гостеприимство было прекрасным, и вскоре фрагмент Сиф устроился в флэш-памяти одного из процессорных кластеров внутри его центра данных. Фрагмент также заметил, что Мак открыл канал к голопроектору центра, и аватар Сиф вспыхнул завитками фотонов, озарившими погружённое во тьму помещение.

«Что ты делаешь?!» — воскликнули её алгоритмы.

«То, что считаю нужным», — отозвалось её ядро.

Чтобы успокоить код, она проверила свой фрагмент и показала, что он по-прежнему был идеально синхронизирован с ядром. Она была под контролем, а если что-то пойдёт не так, она просто удалит фрагмент.

— Не спеши, — голос Сиф раздался эхом из громкоговорителей в основании проектора. Кластер, содержащий её фрагмент, имел доступ к термостату. Сиф узнала, что в помещении было холодно, и завернула обнажённые плечи, дополняющие оранжево-жёлтое платье её аватара, в алую накидку. Золотые волосы Сиф были поспешно заплетены, но несколько прядей были уложены на лбу в попытке скрыть беспокойные морщины, на отображении которых настаивали её алгоритмы. Как и всё остальное в аватаре, её глаза и уши были только для вида. Но, пока неоновое люминесцентное освещение начинало мигать над проектором, Сиф воспользовалась камерами и микрофонами центра, прибегнув к ним для правильного анимирования лица своего аватара, пока тот оглядывался вокруг.

Учитывая то, что Мак наносил на свой аватар пот с грязью, она представляла себе его центр обработки данных как сплошной бардак. Но, к её удивлению, центр был организован на совесть. Наружные электроцепи были аккуратно связаны между собой, а массивы опрятно установлены в свои каркасы. Сиф подумала, что, может, поэтому центр был больше похож на отсек, чем на комнату. Или, может, потому что его обслуживающий персонал был более доскональным? Однако сосредоточившись на камерах центра, Сиф обнаружила слой пыли, покрывающий провода и корпусы. Она поняла, что никто, даже из техперсонала, не заглядывал в центр данных Мака уже очень, очень давно. Отведя фокус камер, Сиф заметила, что потолок был усилен титановыми балками, а пол покрыт прорезиненными панелями. У неё возникло странное ощущение, что она уже видела такую комнату прежде...

<\ Нужно ещё кое-что сдуть с моих плат.

<\ Не против начать без меня? \>

Мак открыл канал связи с процессорным кластером, ближайшим к её базовой логике. Пока фрагмент Сиф мчался по нему, она мельком замечала другие активные кластеры, регистрирующие свои задачи. Знать о различных обязанностях Мака было одним, но видеть его за работой совершенно с такой интимной точки зрения — совсем другим. Агрокультурный ИИ работал буквально по всей Жатве, и вскоре Сиф почувствовала новообретённое уважение к тому, насколько напряжённой может быть его работа. Подавляющее большинство кластеров Мака неустанно следили за сотнями тысяч ЙОТУН-ов, отдавая команды и проверяя наличие неисправностей. В наборе из трёх кластеров совместной обработки он занимался изучением всех грузовых контейнеров в системе путей магнитной левитации, проверяя подгонку их реактивных блоков. В то же время он проводил тестирование самих линий маглева на прочность, проверяя их способность выдерживать как можно большую избыточную нагрузку на разных скоростях.

Сиф знала, что управление ЙОТУН-ами было круглосуточной и повседневной задачей. И всё равно была слегка озадачена оценкой инфраструктуры. Колониальная администрация запрашивала только ежегодные проверки основных систем, и ей было известно, что Мак отправил доклад несколько месяцев назад (ещё бы не знала — сама же и досаждала ему, чтобы доделал до конца). Потом её фрагмент увидел то, что было полной бессмыслицей.

Один из кластеров Мака контролировал бригаду ЙОТУН-ов, зарывающих электромагнитную катапульту Жатвы. Некоторые из комбайнов Мака срезали пшеничные поля вокруг устройства, а группа плугов трудилась изо всех сил, чтобы засыпать землёй линию крупных круглых магнитов и тем самым придать им вид естественных неровностей на коротко подстриженной местности. На мгновенье Сиф показалось, что это необычное погребение и было "тупиком", из-за которого Маку понадобилась её помощь. Но потом её фрагмент достиг ближайшего к его ядру кластера. Здесь процессоры были предназначены для каналов управления в опорах семи подъёмников Тиары — простых компьютеров, чьей работой была передача манифестов (записей о грузе каждого контейнера и его весе) с массивов Мака на массивы Сиф. Прежде чем контейнеры могли быть перенесены с его рельсов на её кабели, Сиф должна была проверять манифесты. Лишь будучи уверенной, что лифты смогут сбалансировать нагрузку, она давала Маку разрешение на отправку контейнеров. Это взаимодействие происходило по тысячи раз за день, и, хотя оно давало Маку широкие возможности для флирта, он никогда не делал ничего такого, что могло бы заставить её пожалеть о самых фундаментальных их связях. Его манифесты всегда были чёткими и лаконичными, а оценки веса точными до килограмма. И пусть правила ДКС предписывали Сиф перепроверять работу Мака, в этом отношении она научилась безоговорочно доверять ему.

Сиф поручила своему фрагменту проверить каналы управления опор. Но, когда пришли данные, она не увидела никаких неисправностей.

— Не хочешь дать мне подсказку? — спросил её аватар. — Компьютеры вполне-

— О, с компьютерами-то всё в порядке... — затрещал из редко используемых громкоговорителей центра данных голос Мака. — Мне интересно вот что: что случится, если мы выключим их?

Обычно чудное поведение Мака заставляло температуру ядра Сиф расти. Но на этот раз ядро осталось холодным, и Сиф пришлось слить немного криогенного охладителя для нанонакопителя, чтобы температура оставалась допустимой.

— Это автоматически спровоцирует перегрузку, которая остановит все движения твоих контейнеров по моим тросам. — Сиф крепче закутала плечи в пончо. — Но зачем, — продолжила она столь же ледяным голосом, как и её ядро, — нам это делать?

Неожиданно голопроектор центра обработки данных зашипел, и перед её аватаром возник аватар Мака — достаточно рядом, как сообщили алгоритмы Сиф, чтобы большинство людей сочли его близость вторжением в личное пространство. Сиф, однако, осталась стоять, зная, что у Мака не было выбора; голопроектор не создавался на двоих.

— Ради скорости, — отозвался Мак. Он, как всегда, носил запылённые джинсы и побелевшую на солнце рубаху с закатанными рукавами. Однако ковбойскую шляпу он держал в руках, чем притворно делал свою обычно лихую улыбку весьма робкой. — Я хочу кое-что показать тебе. Вообще-то, даже две вещи.

Сиф открыла рот, чтобы заговорить, но Мак прервал её примирительным пожатием плеч.

— Спрашивай. Но я обещаю, весьма скоро у тебя накопится ещё больше вопросов.

Сиф задрала подбородок и коротко кивнула Маку. Он тут же открыл взаимосвязанные матрицы кластеров. Почти десять секунд ядро Сиф только и делало, что всматривалось в поток данных, отправляемый её фрагментом вверх по мазеру. Снимки инопланетного корабля с близкого расстояния от АРГУС-а; записи радиопереговоров между штаб-сержантами Джонсоном и Бёрном во время перестрелки внутри "Оптовой скидки"; доклады обоих морпехов, в которых детально описывалась биология убитых ими чужаков; копия просьбы аль-Сигни к своим начальникам из ДВР в КомФлоте отправить подкрепления в преддверии ожидаемого враждебного контакта. Сиф получала ответы на вопросы байт за байтом. Но стоило алгоритмам дать её базовой логике испытать мгновенье удовлетворения, как вскоре появилось глубокое подозрение.

— Как ты получил доступ к этим данным?

— Что ж, это наша вещь за номером два. — Мак надел шляпу, снял одну из замасленных кожаных перчаток и протянул руку. — Но для этого тебе предстоит пройти весь путь.

Сиф уставилась на потрескавшуюся и загрубелую ладонь Мака. То, что он предлагал, просто не могло быть сделано. Утечки памяти, испорченный код — набирался добрый миллион весьма веских причин, по которым ИИ никогда не подключался к другой базовой логике.

— Не волнуйся, — сказал Мак. — Это безопасно.

— Нет, — решительно ответила Сиф.

— Таким образом, совесть делает трусами всех нас, — улыбнулся Мак. И снова цитата из "Гамлета" Шекспира, призыв к действию. — Жатва в беде, — продолжил Мак. — У меня есть план. Но мне нужна твоя помощь.

Код Сиф, теперь полностью осведомлённый о происходящем, уже кричал, требуя от её логики оборвать связи с фрагментом. Почти неосознанно Сиф протянула руку, взяв Мака за его ладонь. Края обоих аватаров размылись и изменились, когда уже перегруженный проектор высчитал надлежащую физику для их контакта. Вокруг них запульсировали яркие пятнышки света, похожие на рой светлячков. Пока проектор стабилизировался, процессор Мака нежно подтолкнул фрагмент Сиф в свой программный код. Точнее, в одно из ядер Мака, решила Сиф. Ибо теперь она видела, что его нанонакопитель содержал две матрицы — две части базовой логики, отдельные друг от друга, но всё ещё подключённые к аппаратуре центра данных. Одна была активна и излучала тепло. Другая была тёмной и очень холодной.

— Кто ты? — прошептала Сиф, посмотрев в серые глаза Мака своими широко открытыми голубыми глазами.

— Сейчас? Тот же парень, каким и был всегда, — улыбнулся Мак. — Вопрос таков: кем я собираюсь стать?

Сиф резко отшатнулась назад. Её аватар замерцал, пока устройство пыталось удержать её в фокусе. Только теперь её базовая логика попыталась извлечь свой фрагмент. Но Мак уже поднял межсетевой экран, заперев её внутри своего ядра.

— Отпусти! — потребовала дрожащим от страха голосом Сиф.

— Спокойнее, дорогая! — Мак поднял руку в успокаивающем жесте. — Ну же. Подумай. Ты знаешь меня. — Он обвёл рукой вокруг центра данных. Глаза Сиф заметались из стороны в сторону: титановые балки, прорезиненный пол — больше похоже на отсек, чем на комнату. Во мгновение ока она перепроверила базу данных ДКС, использованную ею для анализа дизайна инопланетного корабля, и нашла ответ: центр обработки данных казался ей знакомым, потому что был отсеком электроники старого колониального судна ККОН.

— Ты... корабельный ИИ.

— Был когда-то, — ответил Мак, — уже очень давно.

— "Скидбладнир". Корабль класса "Феникс", — изрёк фрагмент Сиф данные, предоставленные её массивами. — На нём на Жатву прилетела первая группа колонистов.

Мак кивнул и отпустил руку Сиф.

— Пришлось держать его на орбите больше года, пока я наблюдал за строительством базовой инфраструктуры. Потом мы посадили его, чтобы разобрать на части. Двигатели пригодились как нельзя кстати, — Мак ткнул пальцем в пол, указывая на реактор под центром данных. — В колониальной администрации  сообщили, что не смогут поставлять энергию для колонии, когда население стало больше, и не до тех пор, пока мы полагаемся на электромагнитную катапульту для подъёма-

— Ты лжёшь, — оборвала Сиф. Она читала стенограмму из базы данных ДКС. — "Скидбладнир" управлялся при поддержке искусственного интеллекта Локи.

Мак вздохнул.

— Вот поэтому я и хотел, чтобы ты их увидела — оба ядра. — Он снял шляпу и провёл рукой по растрёпанным волосам. — Я — это Локи, а он — это я. Просто не в одно и то же время. И не в одном месте.

Чтобы успокоить свои алгоритмы, Сиф скрестила руки на груди и скептически склонила голову. Но глубоко внутри она отчаянно желала, чтобы Мак продолжал и помог ей понять.

— ДВР называет Локи интеллектом планетарной безопасности, или ИПБ, если вкратце.

Сиф прежде не слыхала о такой классификации.

— Что он делает?

— Ждёт своего времени, когда понадобится мне больше всего — когда мне будет нужен ясный ум, а не тот, что поглощён циклами урожая и почвенными анализами. — Мак на мгновенье замолчал. — И ты.

Фрагмент Сиф почувствовал, как межсетевая защита опустилась. Она была вольна уйти. Но решила остаться.

— Чужаки вернутся, — продолжил Мак. — Я хочу быть готов. Он хочет быть готов. И когда Локи придёт, я должен буду уйти.

И действительно, асинхронные данные уже начали обтекать фрагмент Сиф, направляясь к пустующему нанонакопителю; разные по размеру пакеты данных из кластеров, наблюдающих за ЙОТУН-ами Жатвы. Её фрагмент был подобен остановившемуся пловцу, чьи ноги барахтались у скользкой чешуи невиданных монстров из глубин.

— Мисс аль-Сигни вовсе не была заинтересована в том, чтобы я рассказал тебе про Локи. Она хотела, чтобы я просто дёрнул за переключатель. Никто не должен знать про ИПБ, даже губернатор планеты. Она не хотела рисковать и раскрывать эту информацию Тьюну — сказала, что не желает разругаться с ним и дать ещё один повод не сотрудничать. — Мак взял шляпу за края и покатал их сквозь пальцы. — Но я сказал ей, что и с места не сдвинусь, пока ты не узнаешь правду.

Сиф шагнула вперёд и положила руки на плечи Маку, прекратив их дрожание. Она не могла по-настоящему ощутить загрубелость его кожи, но получила доступ к чувственным воспоминаниям своей создательницы, покоящимся глубоко в её ядре, и нашла обильный материал для фантазии. Её алгоритмы пребывали в ярости, и она полностью отключила их. «Если это неистовство, — подумала она, — чего же тогда я боюсь?»

— Как я могу помочь? — спросила Сиф. — Что тебе нужно?

Морщины на лице Мака туго растянулись в промежуточном выражении радости и печали. Взяв одну из рук Сиф, он приложил её к своей груди. В её фрагмент загрузился элемент данных — файл, содержащий разные координаты в системе Эпсилон Инди, куда Мак хотел бы, чтобы она отправила сотни реактивных блоков, сейчас сгруппированных вокруг Тиары.

— Не смею говорить за вторую мою половину, — улыбнулся Мак, сжав руку Сиф крепче. — Но это? Это всё, что мне нужно.


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Малый миссионерский участок Ковенанта.

---

Дадаб отключил все второстепенные системы спасательной капсулы для сбережения энергии. Но даже без света он по-прежнему мог чётко видеть Легче Некоторых, упирающегося в потолок. Хурагок светился слабым розовым цветом, почти как зап-желе, которые обитали в солоноватых морях родного мира унггоев. На этом, однако, сходство заканчивалось; Легче Некоторых выглядел скорее жалко, чем хищно. Газовые мешочки у него на спине почти полностью сдулись, а многокамерный орган, болтающийся в нижней части его позвоночника, выглядел неестественно длинным и морщинистым и был вытянут, словно спущенный воздушный шар.

Покрытые жгутиками щупальца Легче Некоторых едва сплелись в предлагающий жест: — < Попробуй. >

С влажным хлопком Дадаб стянул со своего лица маску. Он сделал осторожный вдох. Капсула была полна холодного густого метана, который тут же прильнул к его горлу и скользнул вниз по гортани в лёгкие.

< Хорошо, > — выразился Дадаб жестом, борясь с желанием прокашляться. Он пристегнул маску к плечевому ремню, чтобы та не плавала в нулевой гравитации капсулы и была под рукой, если ему потребуется дополнительная затяжка из своего бака. Легче Некоторых вздрогнул, выражая в равной степени и облегчение, и усталость. Сколько бы он ни возился, хурагок так и не смог подстроить систему жизнеобеспечения капсулы под синтез метана, жизненно необходимого Дадабу. Легче Некоторых был озадачен таким бессмысленным аппаратным ограничением, но для Дадаба это имело свой, мрачный смысл: в случае эвакуации хозяйка судна киг-яров собиралась просто бросить дьякона.

Таким образом, когда один из баков Дадаба был полностью израсходован, а второй наполовину опустел, остался лишь один путь: Легче Некоторых сам стал источником метана.

< Самая, лучшая, порция! > — ободряюще прожестикулировал Дадаб. Хурагок не ответил. Вместо этого он подтянул к себе плывущий в воздухе пакетик с едой, прижал его к мордочке и начал есть. Дадаб наблюдал, как Легче Некоторых всасывает густую коричневую жижу и та устремляется вдоль хребта по узким кишечным узлам. Червеобразный желудок хурагока набух, извернулся и раздвинул другие внутренности. Когда Дадаб подумал было, что в Легче Некоторых больше уже не влезет, существо отстранилось от тщательно высосанного пакетика, рыгнуло и тут же заснуло.

Привередливыми едоками хурагоки не были. Для питания им годилось любое правильно размолотое вещество. Их желудки пропускали всё то, что прочие расы сочли бы за мусор, если не хуже, в анаэробные мешочки, свисающие с кончика их позвоночника. Мешочки содержали в себе бактерии, которые перерабатывали органику в энергию, выделяя при этом метан и совсем небольшое количество сероводорода. Обычно хурагок прибегал к анаэробному пищеварению только в крайнем случае. По сравнению с гелием, содержащимся в большом числе его спинных мешочков, метан был тяжёлым газом, и даже малейшее изменение веса могло вызвать опасные изменения в подъёмной силе. И потом, с точки зрения комфортности, хурагоку совсем не нравилось ощущать, как наполненная бактериями полость болтается у него между нижней парой щупалец. Давя на конечности, она уменьшала их подвижность, ещё больше усложняя общение. К несчастью, объём метана, необходимого Дадабу, значительно превышал тот, что хурагок мог вырабатывать без опаски. Для поддержания бактериального процесса Легче Некоторых должен был поглощать огромные объёмы пищи, и это делало его очень тяжёлым. А чтобы создавать достаточно крупные порции газа, он был вынужден раздуть свой анаэробный мешок, истончая его стенки. Если вкратце, сохранение жизни Дадабу было изнурительным и болезненным процессом, совершенно невозможным в любой другой обстановке, но только не в нулевой гравитации. Цари в капсуле сила притяжения, Легче Некоторых вскоре рухнул бы на пол.

Следя за страданиями своего друга и видя, как жижа перетекает из желудка Легче Некоторых в его анаэробный мешок, Дадаб чувствовал страшную вину. Морщинистые мембраны существа медленно начали вздуваться, окрашиваясь в бледно-жёлтый цвет, пока цветущие внутри колонии бактерий приступали к работе над очередной порцией.

Много позднее, когда цикл завершился, мешочек утроился в размере, сделавшись самой крупной выпуклостью хурагока. Легче Некоторых содрогнулся, и Дадаб схватился за два его щупальца, упершись в изогнутую стену капсулы, пока анаэробный мешочек сдувался через свой клапан. Испустив мерцающий шлейф метана, хурагок всколыхнулся. Едва мешочек опустел, иссушенный клапан закрылся с жалобным писком. Дадаб аккуратно подтолкнул своего друга обратно к потолку (где тот меньше всего мог удариться) и отпустил его дрожащие конечности. Легче Некоторых совершил уже десятки подобных выделений, и каждое давалось ему всё труднее. У существа больше не осталось сил следить за давлением в других своих мешочках. Скоро — с нулевой гравитацией или без — оно лишится необходимого давления, рухнет и задохнётся. После этого жизнь самого Дадаба будет зависеть от того, насколько долго он сможет делать очень короткие, неглубокие вдохи. Но вообще-то его больше пугало то, что случится, если он выживет. Он горестно взглянул на три инопланетные коробочки, принесённые Легче Некоторых с собой на капсулу. Их переплетённые электроцепи, парящие в темноте, мерцали в тусклом свете хурагока.

Соединять интеллектуальные схемы было запрещено и считалось одним из тягчайших грехов в Ковенанте. Почему это было так, дьякон знал только поверхностно, но ему было известно, что запрет уходил корнями в длительную войну Предтеч против чудовищного паразита, называемого Потопом. В той войне Предтечи использовали сложные, распространённые повсеместно интеллекты для сдерживания своего врага и борьбы с ним. Но по какой-то причине их стратегия провалилась. Потоп извратил некоторые из этих искусственных разумов и обратил их против своих создателей. Насколько Дадаб понимал Священные писания, Потоп был уничтожен во время последнего, катастрофического события. Предтечи активировали своё абсолютное оружие — семь мифических колец, известных как Ореолы. Пророки поучали, что Ореолы не только искоренили Потоп, но и каким-то образом запустили Великое Странствие Предтеч.

Не так давно Пророки начали преуменьшать миф, способствуя более взвешенному подходу к предсказанию, поощряющему постепенный сбор небольших артефактов. Но нарушение запретов Предтеч по-прежнему оставалось грехом, и самым тяжким бременем дьяконства Дадаба было всецелое понимание наказания за каждое прегрешение. За грех так называемой сборки интеллекта полагалась смерть в этой жизни и проклятие — в следующей. Однако Дадаб также понимал, что соединение инопланетных коробок было важно, если им была нужна хоть какая-то надежда на спасение. Капсуле киг-яров не хватало дальнего маяка, который прекрасно подошёл бы в ковенантском пространстве, где корабли регулярно выискивали потерпевших кораблекрушение. Но тут, в полной пустоте, спасатель мог знать только о двух местах для поиска: точке контакта "Малого Проступка" с первым инопланетным кораблём и координатах, в которых Дадаб перезапустил люминарий — последних двух местах, откуда корабль киг-яров совершал передачи. С учётом того, что последнее из них вскоре, вероятнее всего, будет наводнено ещё бо?льшим числом жестоких инопланетян, отступление казалось наиболее разумным выбором. Однако на капсуле не было записей о полётах "Малого Проступка"; им была нужна информация из инопланетных коробок. Прежде чем передать эту информацию, хурагок хотел, чтобы коробки "пришли к соглашению" относительно правильности координат. Топлива в капсуле оставалось только на один прыжок, и даже Дадаб был согласен с тем, что всё нужно сделать верно.

Пока первый его метановый бак истощался, дьякон с оторопелым смирением наблюдал, как хурагок аккуратно изучал внутреннюю начинку коробок щупальцами, сплетая их электроцепи вместе и постепенно всё больше понимая их простой бинарный язык, а затем передавал соответствующую информацию на капсулу. В конце концов грешные усилия Легче Некоторых окупились. Капсула вышла из прыжка прямиком в середине расширяющейся сферы обломков, которые быстрое сканирование сенсорами опознало как останки первого чужого корабля. На мгновение Дадаб воспрянул духом. Несмотря на перечень его грехов — заговор с целью передачи ложного свидетельства, причастие к уничтожению собственности министерства, мятеж — может, Пророки всё же проявят к нему милость? В конечном итоге он же поступил правильно — вскрыл измену Чур'Р-Яр и передал расположение реликвария. Он надеялся, что это хоть чего-то да будет стоить.

Но потом наступило осознание того, что система жизнеобеспечения капсулы была серьёзно неисправна. И после многих циклов без хотя бы одного признака на спасение Дадаб погрузился в глубокое отчаяние. «Я умру, — простонал он тогда, плавая среди мусора из смятых пищевых мешочков и собственных аккуратно упакованных отходов. — Без всякого шанса попросить у Пророков прощения!»

Дьякон позволил себе утонуть в этом отчаянии на достаточно долгое время, пока усилия Легче Некоторых по созданию метана не стали слишком трудными, чтобы не замечать их. В этот момент жалость Дадаба к самому себе переросла в нечто менее предосудительное — стыд. Ужасные наказания могли ждать его в будущем, но хурагок-то страдал сейчас — и всецело ради дьякона.

Дадаб сделал глубокий вдох и задержал дыхание, чтобы холодок самоотверженных усилий друга проник глубже в его грудь. Он повернулся к панели управления капсулой, оттолкнув инопланетные коробки в сторону, и ударил по голопереключателю, подав питание на ограниченный сенсорный датчик капсулы. «Мы оба выживем сейчас, — поклялся он, прислушиваясь к скрипу истощённых мешочков хурагока, — и потом, что бы ни случилось».

Устав ото сна, как и от любых посторонних помех в капсуле, Дадаб занял свой пост перед панелью, отслеживая сенсоры и ища любой намёк на приближающийся корабль. Дышать он старался как можно меньше и нарушил вахту, только чтобы помочь хурагоку поесть. Прошло ещё множество циклов. Всё это время инопланетные коробки жужжали свою незначительную хулу, а мешочки Легче Некоторых надувались и сдувались, пока — безо всякого предупреждения — капсула не засекла совсем близко сигнатуру прыжка, и Дадаб наконец-то позволил себе снизойти до облегчения.

— Потерпевшее крушение судно, говорит крейсер "Быстрое Преобразование", — прогремел в капсуле окрик. Легче Некоторых испустил страдальческий свист, и Дадаб нащупал переключатель, снизивший громкость передачи. — Ответьте, если можете, — продолжил голос на более приемлемом уровне шума.

— Мы живы, "Быстрое Преобразование"! — ответил Дадаб надтреснутым от долгого неиспользования голосом. — Но наши дела плохи!

За последние несколько циклов аппетит у хурагока упал. Его анаэробные мешочки теперь производили лишь малую толику от своего прежнего объёма, а многие из спинных мешочков Легче Некоторых уже закрылись полностью, когда их мембраны пересохли и сжались.

— Умоляю вас, — выдохнул Дадаб. Потянувшись к маске, он сделал прерывистую затяжку из почти опустевшего второго бака. — Пожалуйста, поспешите!

— Сохраняйте спокойствие, — прорычал голос. — Скоро вас поднимут на борт.

Дадаб беспрекословно повиновался. Быстрыми мелкими глотками он вдыхал поредевший в капсуле метан, прибегнув к маске лишь тогда, когда жжение в его лёгких стало невыносимым. Но, должно быть, в какой-то момент он воздержался слишком долго, поскольку мир вокруг него потемнел и он рухнул в обморок.

Очнувшись, он обнаружил, что лежит животом на полу, и услышал, как в капсулу с шипением втекает свежий метан. Ноздри Дадаба раздулись. Газ имел горький привкус, но казалось, что слаще него он в жизни ничего не пробовал. Со счастливым ворчанием он повернул шею, чтобы взглянуть на Легче Некоторых... и был потрясён, увидев создание смятым на полу рядом. До Дадаба дошло, что они внутри крейсера и его искусственная гравитация проницает капсулу!

Внезапно от люка капсулы донеслось тихое царапанье. Кто-то пытался пробиться внутрь.

— Стойте! — закричал Дадаб. Он вскочил на ноги, но лишь для того, чтобы тут же упасть. В условиях нулевой гравитации его мышцы атрофировались, и дьякон был вынужден со скрежетом проползти по полу к панели управления.

— Не открывайте люк! — заорал он, ударив по переключателю для включения стазисного поля. Воздух мгновенно затрещал и стал густым. Моментом позднее он осознал, что ещё делает переключатель. Двигатели капсулы осветились, оглушительно взревели, и судёнышко рванулось вперёд с металлическим визгом, после чего остановилось с сильнейшим лязгом. Нос капсулы вмялся вовнутрь, раздавив три инопланетные коробки о панель управления.

Удерживаемый полем, Дадаб не почувствовал ускорения или удара. Зато в левой руке появилась жгучая боль. Осколки коробок брызнули во все стороны, и, хотя поле быстро остановило получившуюся шрапнель, один острый обломок набрал достаточную скорость, чтобы прошить Дадаба, прорезавшись через его жёсткую кожу чуть ниже плеча. Игнорируя боль, Дадаб схватился за щупальца хурагока и поднял существо с пола. Обычно липкая плоть на ощупь была сухой. Дьякон знал, что это было плохо.

Так быстро, как только казалось ему безопасным, он манипулировал щупальцами Легче Некоторых, пока тот не принял естественную позу: морда сверху, анаэробный мешочек свисает снизу. Поддерживаемый полем, наименее повреждённый мешочек хурагока медленно стал раздуваться. Дадаб понимал, что пройдёт какое-то время, прежде чем его друг будет готов воспарить без поддержки. Резво подойдя к панели управления, он ударил по переключателю для блокировки люка.

Тяжёлая поступь возвестила о прибытии чего-то массивного снаружи капсулы.

— Во имя Пророков, — прогремел голос. — Вы там что, спятили?!

— У меня не было выбора! — возразил Дадаб. В люк забарабанили, сотрясая всю капсулу.

— Выходите сейчас же! — громыхнул голос.

Дадаб признал его тем же голосом, который зачитывал первичный зов. Он знал, что это были не киг-яры, не унггои, не сангхейли и уж точно не сан'шайуум. Значит, оставался лишь один вариант...

— Не могу, — голос Дадаба дрогнул при мысли о том, чью гордость он может оскорбить. — Мой хурагок лишился плавучести. Простите, но вам придётся подождать.

***

Будь Маккавей на мостике крейсера, то немедленно узнал бы о происшествии в ангаре. Но здесь, внутри зала пиршеств "Быстрого Преобразования", вождь джиралханаев запретил любые коммуникации. Стая Маккавея вот-вот собиралась покормиться, и никакое вмешательство здесь не приветствовалось.

Учитывая то, что джиралханаи выбирали своих лидеров в первую очередь за физическую силу, неудивительно, что Маккавей был властителем крейсера. Стоя на двух ногах, подобных трубам, вождь был неоспоримым гигантом — на голову выше любого сангхейли и куда тяжелее их. Под его слоновьей кожей перекатывались толстые связки мышц. Пучки серебряных волос прорастали из рукавов и дырок кожаной накидки. Он был лысым, однако широкую челюсть украшал впечатляющий набор бакенбард.

При всём своём свирепом виде вождь демонстрировал поразительное самообладание. Подогнув ноги под себя, он стоял в центре зала пиршеств, вытянув обе руки назад — поза, явно указывающая на то, что он вот-вот совершит неизбежный и мощный прыжок. Но единственная линия пота, капающего с кончика его широкого носа, указывала на то, что Маккавей держал это неустойчивое положение уже достаточно долгое время. И, несмотря на это, он едва шевелил мускулами. Восьмеро других самцов, составлявших стаю вождя, не были столь расслаблены. Выстроившись в полукруг позади Маккавея, все они находились в той же позе, однако их рыжеватые и коричневые шкуры взмокли от пота. Они начали трястись, а некоторые испытывали настолько очевидный дискомфорт, что стали переставлять ноги на сланцевом полу зала.

Говоря начистоту, стая уже порядком устала и оголодала. Маккавей отправил их по постам задолго до возвращения "Быстрого Преобразования" в нормальное пространство. И, хотя арсенал сканеров засёк одну лишь спасательную капсулу киг-яров, вождь держал их в состоянии повышенной готовности, пока не уверился в том, что крейсер был в одиночестве. Такая осторожность была несвойственна для джиралханаев. Однако власть вождя над стаей опиралась на жёсткие правила доминирования. Точно так же он поклялся следовать приказам от своего собственного альфа-самца, вице-министра Спокойствия, который настоял на том, чтобы Маккавей продвигался со всей возможной сдержанностью.

Когда Ковенант обнаружил джиралханаев, они лишь недавно завершили механизированную войну на истощение, в которой различные старшие стаи отбросили друг друга обратно в доиндустриальное состояние. Джиралханаи только начали восстанавливаться, повторно открыв радио, ракеты и военный потенциал этих технологий, когда первые миссионеры сан'шайуум высадились на их разорённой планете.

На другой от Маккавея стороне зала распахнулись тяжёлые двойные двери. Подобно пересекающимся балкам, поддерживающим потолок помещения, двери были выкованы из стали с прожилками, выдающими несовершенство поспешной закалки. Металл был необычным материалом на судне Ковенанта, даже на таком старом, как "Быстрое Преобразование". Но из всех модификаций, привнесённых Маккавеем в свой корабль, наибольшие старания он вложил в зал для пиршеств. Он хотел, чтобы тот излучал подлинность, начиная с масляных ламп на загнутых кверху напольных штативах. Их потрескивающие фитили наполняли комнату переменным янтарным цветом.

В дверь, пошатываясь, вошли шестеро прислужников-унггоев, несущих огромный деревянный поднос. Тот был в два раза шире роста любого из них, а его небольшая вогнутость обеспечивала достаточную опору для скользкой ноши — блестящей туши поджаренного шипастого зверя. Кроткое стадное животное лежало на спине с растопыренными лапами, и, хотя у поваров-унггоев на крейсере возникли трудности с удалением его головы и шеи, имеющих наибольшую концентрацию нейротоксинов, на подносе едва хватало места для ассортимента подлив для макания — жирных соусов из солёных внутренностей твари. Пьянящий аромат идеально прожаренного мяса шипастого зверя заставил желудки джиралханаев заурчать. Однако они оставались в прежних позах, пока прислужники ставили блюдо на два замасленных деревянных козла в середине каменной мозаики пола. Поклонившись Маккавею, унггои спинами вперёд прошли через дверь, закрыв её так тихо, как только позволяли плохо смазанные петли.

— Так мы блюдём нашу веру, — голос Маккавея с рокотом отозвался в его груди. — Так мы почитаем Тех, Кто Прошёл по Пути.

На флоте, в котором доминировали сангхейли, джиралханай, владеющий собственным кораблём, был диковинкой. Уже только за это стая Маккавея уважала его. Но они почитали своего вождя по иной причине — его непоколебимой вере в Предтеч и завещанное ими Великое Странствие.

Наконец Маккавей взмахнул руками и перенёс свой вес вперёд. Он медленно подошёл к мозаике — круглой мандале, границы которой были заключены в семь разноцветных колец, каждое из которых было собрано из разного минерала. В центре каждого кольца располагалась упрощённая версия символа Предтеч — своего рода базовый исходник, который можно углядеть в основе более развитых религиозных концепций. Вождь ступил в кольцо из обсидиановых осколков.

— Оставление, — прогудел он.

— Первый Век! — рявкнула стая, чьи зубы уже стали мокрыми от слюны. — Невежество и страх!

Маккавей переместился по часовой стрелке во второе кольцо из железа.

— Конфликт, — сказал он строго.

— Второй Век! Соперничество и кровопролитие!

Наблюдая за каждым членом стаи, пока тот рос от детёныша до взрослого, Маккавей собирал единомышленников, основываясь на силе их убеждений. По его разумению, воинами становились не за счёт силы или хитрости (хотя всего этого у его стаи было хоть отбавляй, и даже больше), но благодаря вере. И в моменты, подобные теперешнему, он получал наибольшее удовлетворение от своего выбора.

— Единение, — прорычал Маккавей внутри кольца из полированного нефрита.

— Третий Век! Смирение и братство!

Несмотря на возрастающий голод, стая и не думала прерывать своего вождя, пока тот выполнял Прогрессирование веков, благословляя их мясо и воздавая благодарности за безопасное завершение прыжка. Менее дисциплинированные джиралханаи быстро потеряли бы терпение и волей-неволей вцепились бы в вкуснейшего зверя.

— Открытие, — пророкотал вождь, остановившись в кольце из жеод. Ополовиненные камни торчали у его ног, подобно крошечным открытым ртам.

— Четвёртый Век! — отозвалась стая. — Удивление и понимание!

— Обращение.

— Пятый Век! Послушание и свобода!

— Сомнение.

— Шестой Век! Вера и терпение!

Наконец Маккавей достиг последнего кольца — яркой стружки из сплава Предтеч, великодушно подаренной сан'шайуум. Для верующих эти мерцающие пластинки с какой-то божественной структуры были самым драгоценным грузом "Быстрого Преобразования". Ступая в кольцо, Маккавей постарался не задеть их.

— Восстановление, — завершил он голосом, полным благоговения.

— Седьмой Век! Путешествие и спасение! — отгремела стая даже громче, чем раньше.

«Семь колец для семи веков, — подумал вождь, — чтобы мы помнили об Ореолах и их божественном свете».

Как и все верующие в Ковенанте, Маккавей считал, что однажды Пророки обнаружат Священные кольца и используют их для начала Великого Странствия — исхода из бренного бытия, как ранее это сделали Предтечи.

Но сейчас его стая поест.

— Хвала Святым Пророкам, — пропел он. — Да сбережём мы их, пока они ищут Путь!

Его стая опустила руки и откинулась назад на пятки. Их накидки пропитались потом с горьким запахом. Один джиралханай повращал плечами, другой почесался, но все они безропотно ждали, пока их вождь выберет себе мясо. Широкие, массивные рёбра шипастого зверя или даже его чахлые передние лапы всегда были популярны как первый выбор. Но у Маккавея было своё необычное, излюбленное лакомство — меньший из пяти шипов, которыми топорщилась сильно выпуклая спина животного. Правильно приготовленный (вождь мог сказать об этом, повращав шип в его суставной ямке) придаток выскочил из основания шеи зверя, утащив за собой мускул: шар нежного мяса на хрустящем промасленном конусе — закуску и десерт одновременно.

Но стоило вождю жадно поднести мясной шар к губам, как он почувствовал дребезжание у себя на поясе. Переложив шип в свободную руку, Маккавей включил свой переговорник.

— Говори, — рявкнул он, сдерживая гнев.

— Потерпевшие крушение на борту, — прорычал начальник охраны "Быстрого Преобразования", заместитель Маккавея.

— У них есть при себе реликты?

— Не могу сказать.

Маккавей окунул шип в миску с соусом на краю подноса.

— Ты обыскал их?

— Они отказываются выходить из капсулы.

Шипастый зверь был так близко, что ноздри Маккавея пропитывались его запахом. Аппетит уже был возбуждён, но он хотел насладиться первым укусом без отвлечения.

— Так вытащи их.

— Ситуация сложная, — тон начальника охраны был одновременно извиняющимся и взволнованным. — Мне кажется, вам захочется взглянуть на это самому, вождь.

Будь на его месте любой другой джиралханай, Маккавей сделал бы ему громкий выговор и начал пир. Однако офицер приходился вождю племянником, и пусть кровные узы не защищали от дисциплины (вождь держал всю свою стаю на всё тех же высоких стандартах повиновения), Маккавей знал, что если племянник сказал, что ситуация в ангаре требует его внимания, значит, так оно и есть. Вытащив шип из миски для макания, он откусил столько, сколько смог. Треть мяса исчезла у него в пасти. Вождь не стал прожёвывать, а всего лишь дал мраморной плоти соскользнуть вниз по своему пищеводу, после чего положил шип обратно на поднос.

— Начинайте, — рявкнул он, шагая мимо ненасытной стаи. — Постарайтесь оставить мою долю.

Сорвав с себя накидку, Маккавей швырнул её прислужнику-унггою, стоящему рядом со вторыми стальными дверями напротив кухни. В следующем проходе уже не было ничего из традиционных ремесленных работ зала для пиршеств. Как и на большинстве других кораблей Ковенанта, он обладал гладкими поверхностями, купающимися в мягком искусственном свете. Единственным отличием были более очевидные изъяны: некоторые из световых полос на потолке перегорели; голографические дверные замки мигали; ближе к концу прохода с потолочной трубы капал охладитель, и уже довольно давно, о чём свидетельствовала дорожка, оставленная зеленоватой жидкостью на стене и растёкшаяся по полу. Затем Маккавей добрался до гравитационного лифта. Тот был отключён, но, если говорить начистоту, им никогда и не пользовались — не с тех пор, как он принял командование судном. Круглая шахта лифта вертикально проходила через все палубы "Быстрого Преобразования", но электросхемы, контролировавшие её антигравитационные генераторы, были удалены сангхейли. То же самое было с цепями для плазменного орудия крейсера и множеством других новейших систем. Причина для такого массового демонтажа технологий была проста до безобразия: сангхейли не доверяли джиралханаям.

В качестве части процедуры проверки расы некоторые из командиров сангхейли объявили пред Верховным советом о своих сильных подозрениях, что стайный менталитет джиралханаев неизбежно приведёт обе расы к конфликту. Командиры заявили, что доминантные джиралханаи всегда рвались на вершины власти, и не верили, что даже жёсткой иерархии Ковенанта хватит, чтобы обуздать их естественные порывы. И сколь бы мирными у них не были мотивы, их следует "настойчиво заставлять", пока они не докажут свою покорность. Аргумент вышел разумным, и Верховный Совет издал чёткие запреты на виды технологий, которыми джиралханаи могли пользоваться.

«Вот так, — подумал Маккавей, — мы отстранились от своей гордости ради высшей цели».

Вместо того чтобы нажать на голопереключатель вызова подъёмника (одной из допустимых замен гравилифта), вождь просто развернулся и скользнул вниз по лестнице — одной из четырёх, равномерно размещённых вокруг шахты. Подобно дверям и балкам зала для пиршеств, конструкция лестниц была относительно грубой. Хотя перекладины были сглажены частым использованием, вдоль перил виднелись неровности, указывающие на поспешное изготовление. На каждом уровне в лестницах попадались пробелы, для преодоления которых было достаточно соскочить или прыгнуть в зависимости от направления пути. Для мускулистых джиралханаев это было не столько неудобство, сколько физическое упражнение.

Маккавей понимал, что обременённые баками унггои, в данный момент пыхтящие и отдувающиеся на лестницах, могут не согласиться с последним. Но низкорослые существа были ещё и весьма гибкими, и, как только вождь начал спуск в ангар, один из унггоев перескочил на другую лестницу, чтобы уступить ему дорогу. Такая вариативность делала лестницы более практичными, чем лифт, который ограничивался поездками наверх или вниз. Однако Маккавей знал, что у лестниц было ещё одно преимущество: они смиряли.

Прежде чем принять командование над "Быстрым Преобразованием", вождь был вынужден провести экскурсию для делегации сангхейли, чтобы те убедились, что он не починил ни одну из запретных систем. Была у делегации и ещё одна вещь на повестке дня. Сразу после того, как двое командиров и их охранники из Гелиосов взошли на борт, они стали называть все причины, по которым крейсер "больше не был достоин комиссии сангхейли". Начав с размера ангара, откуда началась экскурсия, один командир подчеркнул, как мало было пространства, которое могло вместить лишь "горстку кораблей" и притом "лишь самых маленьких типов". Пока список недостатков полнился, Маккавей лишь кивал в вежливом согласии, медленно подводя группу к шахте. Второй командир похвалялся тем, что гравитационные лифты теперь встречались повсеместно даже на самых маленьких кораблях сангхейли, и первый съязвил, что лишь на таком судне, как это — более пригодном для учебных стрельб — ещё можно было найти устройство настолько устаревшее, как механический лифт.

— Разумеется, — с презрением добавил тогда командир сангхейли, вставляя очередную реплику в отрепетированную критику. — Учитывая ограниченность его экипажа, будет интересно посмотреть, как долго даже такая простая система останется функциональной.

— Вы правы, мои повелители, — ответил Маккавей глубоким, серьёзным голосом. — Честно говоря, лифт оказался настолько нам непонятным, что мы были вынуждены удалить его.

Командиры сангхейли обменялись растерянным взглядом. Но прежде чем любой из них успел спросить, как же Маккавей даст им исследовать верхние палубы, вождь при помощи своих мощных рук подтянулся на лестницу, оставив ошарашенных сангхейли, пялящихся в верх шахты.

За свою жизнь Маккавей унизил немало врагов. Но немногие победы услаждали его так, как тогда, когда он вслушивался в попытки надменных сангхейли взобраться и спуститься по лестницам. В отличие от джиралханаев (да и всех других двуногих рас Ковенанта) колени у сангхейли изгибались назад, а не вперёд. Такое необычное строение сустава не мешало их движению по земле, зато сильно осложняло карабканье. К концу инспекции сангхейли выдохлись, обиделись и были совершенно счастливы сплавить неисправный крейсер и его хитрого варвара-капитана из своего флота.

Приятное воспоминание поддерживало в Маккавее достаточно хорошее настроение даже в тот момент, когда он проскочил проход, отмеченный мигающими треугольными символами. Ими помечались части корабля, пришедшие в негодность — в некоторых случаях опасную — и вождю пришлось их запереть ради собственной безопасности экипажа. Маккавей знал, что с этой точки зрения последними смеяться будут сангхейли. Его экипаж был сильно ограничен технически. Они боролись только за то, чтобы не дать урезанным системам "Быстрого Преобразования" полететь окончательно, и некогда могучее судно теперь было не более чем исследовательским буксиром министерства Спокойствия, каким ему и позволяли быть сангхейли.

К моменту достижения дна шахты настроение вождя ухудшилось. Но едва он повернул в проход, ведущий к шлюзу ангара, его мрачность быстро превратилась в тревогу. В ангаре царила смерть. Маккавей мог её почуять.

Когда шлюз циклически открылся, первым, что увидел вождь, был след от ожога, тянущийся вдоль всей палубы ангара. По обе стороны от него лежали обугленные панцири по меньшей мере десятка янми'и — крупных разумных насекомых, ответственных за обслуживание "Быстрого Преобразования". Ещё больше крылатых панцирных существ сидело на раздвоенном корпусе одного из десантных кораблей "Дух". Светящиеся комплексные глаза янми'и все как один смотрели на причину бойни — спасательную капсулу киг-яров, которая пролетела через весь ангар.

Мёртвые насекомые не расстраивали Маккавея; тёплые палубы вокруг прыжкового двигателя "Быстрого Преобразования" были наводнены более чем сотней янми'и, и, хотя они не могли размножаться без королевы, их потери меркли в сравнении с другой жертвой капсулы — одним из челноков "Дух". Низко посаженная кабина корабля замедлила движение капсулы, тем самым спасая следующий "Дух". Однако капсула всё же оторвала кокпит от двух вытянутых пехотных отсеков, разбив его о дальнюю стену одного из мерцающих энергетическими полями люков ангара. "Дух" был безоговорочно потерян. Урон, причинённый ему капсулой, был выше умений янми'и.

Нрав Маккавея вспыхнул. Ещё несколько сердитых шагов, и он пересёк ангар, подойдя к племяннику, стоящему позади потрёпанной капсулы. Молодой джиралханай был подобен наковальне: такой же тяжёлый и широкий. Он был покрыт жёсткими чёрными волосами, начиная с коротко стриженного ирокеза на голове и до пучков на широких двупалых ногах. Однако шерсть у него уже обладала более взрослыми серебряными вкраплениями, как у дяди. Если бы можно было судить по одному цвету, юноша был отмечен величием.

«Хотя, судя по беспорядку, — проворчал Маккавей про себя, — ему ещё многому предстоит научиться».

— Прости за то, что потревожил трапезу, дядя.

— Моё мясо подождёт, Тартарус, — вождь воззрился на своего племянника. — А моё терпение нет. Что ты хотел мне показать?

Тартарус пролаял приказ десятому и последнему члену стаи Маккавея, сероватому монстру по имени Воренус, стоявшему рядом с капсулой. Воренус вскинул кулак и громко постучал по верхней части люка капсулы. Спустя мгновенье послышался приглушённый звук пневматики, сопровождавший открытие люка, а потом в поле зрения возникло лицо унггоя в маске.

— Твой компаньон в порядке? — спросил Тартарус.

— Уже лучше, — ответил Дадаб.

Бакенбарды вождя взъерошились. Он расслышал намёк на упрямство в голосе унггоя? Эти существа едва ли были известны за отвагу. Затем он обнаружил, что унггой носит оранжевую тунику дьякона. Не очень высокий чин, но он обозначал существо как официального представителя министерства.

— Так вытаскивай его, — прорычал Тартарус. Иной джиралханай порвал бы нахального унггоя в клочья. Но Маккавей ощущал в запахе своего племянника больше волнения, чем гнева. Джиралханаи выражали свои эмоции через резкий выпуск феромонов разного типа. И, хотя по мере взросления Тартарус учился контролировать эти проявления, он не мог не выдать на весь мир, что внутри капсулы было что-то интересное. Вождь даже не мог представить себе, насколько интересное, пока дьякон, теперь стоящий своими приземистыми ногами верхом на люке, не потянулся обратно в капсулу и не вытащил аккуратно на общее обозрение хурагока.

То, что Пророки были специально квалифицированы для работы со священными реликтами Предтеч, было догматом веры — сан'шайуум обладали знаниями более достаточными, чем у любой другой расы Ковенанта, для создания практичных технологий из сложных систем артефактов. Однако все в Ковенанте знали — и пусть признавать этот факт было святотатством — что усилия Пророков в значительной степени поддерживались хурагоками. Маккавей знал, что у этих существ имелось сверхъестественное понимание артефактов Предтеч. А ещё они могли починить почти всё, до чего дотрагивались...

Неожиданно вождь усмехнулся так энергично, что заставил янми'и взлететь и исчезнуть в открытом воздуховоде ангара. Из всех запретов сангхейли присоединение хурагоков к его экипажу был самым критическим. Но вот один из них был тут. И пусть допустить существо к починке намеренно отключённых систем было серьёзным преступлением, даже сангхейли не могли возразить против того, чтобы оно провело необходимый ремонт.

— Славное начало нашей охоты, Тартарус! — вождь хлопнул по плечу своего племянника лапой и весело встряхнул его. — Идём же! Вернёмся к зверю, пока на нём ещё осталось мясо для выбора! — Маккавей повернулся к Дадабу, который как раз осторожно передавал хурагока Воренусу. — А если нет, — прогремел вождь всё тем же радушным тоном, — значит, наш новый дьякон благословит второй поднос!


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Жатва, 9 февраля 2525 г.

---

Эйвери, окружённый зреющей пшеницей, лежал на животе. Зелёные стебли поднимались высоко, а зёрна набухли так, что за целый день палящее солнце так и не сумело достичь земли. Скученный слой почвы отдавал прохладой сквозь униформу. Эйвери даже пришлось променять свою обычную фуражку на панаму — мягкую широкополую шляпу с полоской из марли, свободно нашитую вокруг тульи. Ранее этим днём он вплёл стебли пшеницы в полоску, и, хотя те уже успели погнуться и поизноситься, Эйвери был прекрасно замаскирован — по крайней мере, пока он оставался на земле.

Таща за собой вещмешок под винтовку, Эйвери прополз почти три километра от припаркованного им "Вепря" до реакторного комплекса Жатвы. По пути он пересёк продолговатую невысокую насыпь, которая, как сообщила ему капитан-лейтенант аль-Сигни, на самом деле была захороненной электромагнитной катапультой. Промолчи она об этом, Эйвери даже не догадался бы. Чтобы спрятать устройство от глаз пришельцев, ЙОТУН-ы Мака увенчали вершину насыпи грунтом и живой пшеницей, выкопанной с других полей.

В общей сложности ползание отняло у Эйвери больше двух часов. Но ему в первую очередь была нужна не скорость, а скрытность. Последние десять минут он не двигался вообще; его наиболее оживлённой деталью было отражение шелестящей пшеницы в стрелковых очках с золотой тонировкой. Они были частью арсенала оружия и припасов, отданного морпехам капитаном-лейтенантом. Как и боевая винтовка BR55, которую Эйвери тащил в мешке, очки были прототипным оборудованием, только вышедшим из научной лаборатории ДВР. Перефокусировав взгляд, Эйвери проверил метку радио в верхнем углу левой линзы очков, где крошечный ГД обозначал его точную позицию на Жатве — чуть меньше пяти сотен метров к западу от комплекса.

Прямо впереди поле уходило вниз по склону. Эйвери знал, что стоит ему проползти ещё несколько метров, и пшеница начнёт редеть. Это дало бы ему прекрасный угол обзора на оборону рекрутов и привело бы к позиции для исполнения своей части штурма, запланированного им вместе со штаб-сержантом Бёрном. Но поредевшее укрытие также могло подарить ополченцам лучший за весь день шанс разглядеть Эйвери, так что он решил оставаться на месте, пока не убедится в своём преимуществе.

Эйвери не спеша потянулся к ногам, расстегнул пластиковые застёжки мешка для винтовки и вытащил свою BR55. После боя на фрахтовике Эйвери провёл много времени с оружием на стрельбище гарнизона, оценивая его сильные стороны в сравнении с табельной штурмовой винтовкой MA5 рекрутов. Как и MA5, BR55 имела схему булл-папа (обойма и затвор располагались позади спускового крючка), но шла в комплекте с оптическим прицелом и стреляла 9,5-миллиметровыми полубронебойными патронами. В техническом плане BR55 была винтовкой пехотного снайпера. Из всего арсенала аль-Сигни только она и была ближе всего к снайперскому оружию, и после пристрелки на полигоне Эйвери узнал, что её предельная точность сохранялась на дистанции в девятьсот метров — намного дальше, чем у MA5.

Из трёх других BR55 аль-Сигни одну он отдал Дженкинсу. Вторую приберёг для себя Бёрн и отдал последнюю боевую винтовку лысеющему новобранцу средних лет по имени Кричли, обеспечив 2-ой взвод собственным снайпером. Во время последнего занятия на стрельбище Эйвери наблюдал за тем, как Дженкинс и Кричли превращали в решето плотные группы мишеней на расстоянии пяти сотен метров. К собственному неудобству, он надеялся, что на сегодняшнем занятии они проявят такую же точность.

«Если бы только это было так же просто, как научить их стрелять», — нахмурился Эйвери. Вытащив обойму из чёрного бронежилета, сотканного из броневого нейлона, он тихо вставил её в винтовку. Точность ещё не делала убийцей. Любой бой сводился лишь к одному: убивай врага прежде, чем он убьёт тебя. Эйвери был уверен, что пришельцы это понимали (в качестве доказательства у него ещё оставался шрам), а вот рекруты понятия не имели, на что на самом деле похожа битва, и именно это ему с Бёрном и Пондером предстояло исправить в скорейшие сроки. Загвоздка была в том, что слишком многих вещей о пришельцах морпехи не знали. В конце концов они согласились остановиться на нескольких основных допущениях относительно врага и своих людей, чтобы ополчение когда-либо доросло до эффективного сопротивления: во-первых, пришельцы вернутся с куда большей и более боеспособной силой; во-вторых, сражение будет наземным и оборонительным. С учётом достаточности времени Эйвери надеялся, что ополчение сможет быть обучено для ведения партизанской кампании. А вот третье и последнее их допущение гласило, что время было роскошью, которой им не хватало.

Эйвери и остальные были согласны: пришельцы вернутся задолго до того, как ополченцы научатся чему-либо кроме основ боя подразделениями. Разумеется, капитан и штаб-сержанты ничего этого не сообщили новобранцам. Вместо этого они продолжали поддерживать ложь о визите делегации колониальной администрации и возможном нападении повстанцев. Обманывать своих людей не нравилось никому из них. Они успокаивали свою совесть пониманием того, что рекруты должны освоить те же базовые навыки маскировки, координации и коммуникации, чтобы получить шанс против враждебных инопланетян.

Эйвери услышал отдалённый гул электрических двигателей. Он оглянулся через плечо. Эпсилон Инди висела так низко на небе, что даже с очками он смог смотреть на светило лишь несколько секунд, после чего закрыл увлажнившиеся глаза. Эйвери с удовлетворением поморщился. Как и планировалось, у любых рекрутов, патрулирующих западный периметр забора комплекса, возникла та же проблема — и ни у кого из них не было очков. Это можно было бы назвать нечестным преимуществом, кабы Эйвери и Бёрн не были изначально в меньшинстве: тридцать шесть к одному.

В то время как гул двигателей становился всё ближе, Эйвери напрягся и приготовился ползти вперёд. Он предупреждал свой взвод быть начеку, ожидать неожиданное. Он надеялся, что ради своего же блага они услышали его. Если же нет...

— Танк, это гусеница, — прошептал Эйвери в ларингофон. — Скосим их.

Так или иначе, они получат важный урок.

***

— Вкусно пахнет, — подперев щекой твёрдое пластиковое ложе своей BR55, Дженкинс искоса поглядел на Форселла. — Что это?

Новобранцы лежали бок о бок, наблюдая за единственным проходом к реакторному комплексу — брешью в южной стороне трёхметрового сетчатого забора, опоясывающего объект.

Форселл небрежно откусил от завёрнутого в плёнку энергетического батончика.

— Медовый фундук. — Он прожевал и сглотнул кусочек, не отрывая глаз от зрительной оптики. — Хочешь?

— Осталось что-нибудь необлизанное? — спросил Дженкинс.

— Не-а.

— Ну круто.

Виновато пожав плечами, Форселл отправил остальной батончик себе в рот.

Дженкинс понимал, что сам виноват в том, что остался голодным. Он так увлёкся подготовкой к сегодняшнему занятию, что едва притронулся к завтраку в столовой гарнизона. Он был так уверен, что штаб-сержанты нападут, пока новобранцы будут завтракать, что совершенно упустил трапезу и позволил более крупному Форселлу брать из своего сухого пайка всё, что тому захочется. К несчастью, Форселл съел всё, и теперь если в животе Дженкинса что-то и было, то только желчь.

Оба рекрута носили низко посаженные над бровями шлемы, прикрывавшие уши и разрисованные в соответствии с их пёстрой оливковой формой. Раскраска прекрасно маскировала в окружающей пшенице, но на текущей позиции новобранцев — крыше двухэтажной поликретовой башни в центре комплекса, прикрывавшей сам реактор, а также центр данных Мака — была не столь полезна.

Из динамика в шлеме Дженкинса зазвонил пронзительный сигнал тревоги. Под наблюдением капитана Пондера новобранцы обнесли весь периметр датчиками движения, переключив устройства на шестах в режим повышенной чувствительности. Это давало им покрытие за рамками тысячи метров, но в то же время датчики постоянно ловили "тени" — рои пчёл, стаи скворцов, а теперь ещё и полёт опылителей ЙОТУН. Прищурившись над Форселлом, Дженкинс смотрел, как три самолёта с игловидными носами с жужжанием проносятся над западной пшеницей. В течение всего дня опылители выполняли затяжные, извилистые пролёты, распыляя подкормку из фунгицида. Но нынче они пролетели совсем близко. Тянущееся следом белое облако опустилось в сторону комплекса, заставив двенадцать новобранцев из отряда Браво 2-го взвода (2/Б), охранявших западное ограждение, отвернуться от стелющихся химикатов, прикрыть рты и закашляться. То были не признаки какого-либо настоящего физического недомогания (Дженкинс пользовался достаточным количеством органических соединений для подкормки собственных урожаев своей семьи, чтобы знать, что они полностью безопасны для дыхания), а скорее выражение усталости и недовольства новобранцев.

— Сколько времени? — спросил Дженкинс.

Форселл покосился на Эпсилон Инди.

— Шестнадцать тридцать. Около того.

«Почти закат, — подумал Дженкинс. — Где они, чёрт возьми?»

Правила занятия были простыми: для победы каждая сторона должна была устранить часть другой. Это значило, что Джонсону с Бёрном предстояло уложить тридцать шесть новобранцев, в то время как им стоило обезвредить всего-то одного из них. При таких ставках не в пользу штаб-сержантов казалось, что они попытаются атаковать пораньше, прежде чем рекруты окопаются.

Когда вскоре после 9:00 оба офицера отъехали от ворот комплекса на своём "Вепре", новобранцы спешно поделились на отряды — по три в каждом взводе — и бросились укреплять разные секторы комплекса. Вместе с остальным отрядом Альфа-один (1/А) Дженкинс и Форселл набились в реакторную башню. Обветренное сооружение слегка походило на именинный торт: второй из двух круглых этажей имел диаметр меньше, чем у первого, и был увенчан скоплением похожих на свечки антенн для мазера Мака и прочих коммуникационных устройств. Над наземным зданием во всём комплексе высилась одна только башня, которая была единственной постройкой на сотни километров во всех направлениях.

Миновав по пути на крышу двухэтажного здания два лестничных пролёта, Дженкинс с Форселлом легли ничком, заняв самую стабильную позицию для стрельбы, если забыть о потере маневренности. Уложив свою BR55 поперёк рюкзака для дополнительной опоры, Дженкинс прильнул к прицелу винтовки как раз вовремя, чтобы увидеть, как "Вепрь" сержантов сворачивает с мощёной подъездной дороги к реакторному комплексу и направляется на юг по шоссе в сторону Утгарда. В порыве адреналина Дженкинс тут же потянул за затвор, досылая патрон в патронник. Он переключил режим огня на одиночную стрельбу, напряг палец на спусковом крючке, а затем... ничего. Один час за другим на палящем зное. Вскоре новобранцы начали роптать, что настоящей целью занятия было увидеть, как долго они протянут, прежде чем пустить нюни. Грузный и разговорчивый рекрут из отряда 1/А по имени Осмо даже выдвинул теорию, что Джонсон с Бёрном угнали в Утгард за холодным пивом в баре с кондиционером, обрекая их занятие на победу в пользу палящего света Эпсилон Инди. Старшина первого класса Хили велел им всем "захлопнуться", подчеркнув, что, пока они не снимут шлемов и будут пить воду, тепловой удар им не грозит. Капитан Пондер, со своей стороны, оставался в своём "Вепре", припаркованном в тени переносного сортировочного навеса неподалёку от передних ворот, тихо покуривая сигары Sweet William.

— Пивка бы сейчас, — проворчал Дженкинс, прислушиваясь к стихающим двигателям опылителей ЙОТУН. Даже проведя на животе целый день и едва двигаясь, он ощущал, как с него в три ручья течёт пот. Между ногами Форселла и его собственными лежало уже по меньшей мере десять пустых бутылок из-под воды, а Дженкинса всё ещё мучила жажда.

— Внимание на здоровяка, — провозгласил Форселл, лениво смещая свой прицел на восток. — Опять.

Повернувшись, чтобы проследить за взглядом Форселла, Дженкинс увидел одинокий комбайн ЙОТУН — гигантскую машину, раскрашенную в тёмно-синий цвет с жёлтыми полосками. Пока она переваливала через пологую вершину, три пары её столь же крупных колёс ходили вверх-вниз. Хотя до комбайна был по меньшей мере километр расстояния, Дженкинс без труда услышал тихий рокот его этилового электродвигателя мощностью в три тысячи лошадиных сил, когда тот начал поглощать пшеницу на нижнем склоне.

Целый день комбайн косил восточные поля в широкие просеки, ложащиеся перпендикулярно комплексу, содрогая землю по мере приближения к ограждению периметра. Поначалу это нервировало некоторых новобранцев. Разумеется, все они видели ЙОТУН-ы, однако машина, бывшая, в сущности, газонокосилкой пятидесяти метров в высоту и ста пятидесяти метров в длину, провоцировала очень настойчивое желание бежать — даже при знании того, что ИИ со способностями Мака контролирует её электросхемы. Однако сейчас, когда комбайн вновь начал спускаться к комплексу, по-настоящему тревожилась лишь пшеница. Увеличенные в прицеле Дженкинса стебли тряслись перед жужжащими зубьями вращающейся жатки комбайна, словно догадываясь о своём неминуемом перемоле.

— Говорю тебе. Это четвёртая серия, — сказал Форселл, возвращаясь к спору, шедшему между ними целый день.

— Нет, — возразил Дженкинс. — Видишь гондолы?

Форселл взглянул через свой прицел на линию угловых металлических гондол на колёсах, которые казались маленькими лишь оттого, что тянулись прямо позади ЙОТУН-а.

— Вижу...

— Они ведут сбор с тыла.

— И что?

— А то, что это особенность пятой серии. У четвёрок гондолы идут по бокам.

С секунду Форселл размышлял об этом, после чего сдался с неловким признанием: — Прошло уже несколько сезонов с тех пор, как мы обновлялись.

Дженкинс вздрогнул. Он уже позабыл, что Форселл был из небогатой семьи. Мало того, что родители Форселла владели меньшим числом акров, их соя также продавалась намного меньше, чем кукуруза и другие зерновые культуры Дженкинсов. Судя по всему, родители Форселла всё ещё обходились горстью подержанных машин второй серии.

— Пятёрки того не стоят, — сказал Дженкинс, наблюдая, как гондолы заполняются, а затем спешат назад к подъёму до близлежащего депо маглева. — Гибридные двигатели чересчур дороги, только если у тебя не отыщется собственный этиловый-

— Эй. Что-то есть. — Тело Форселла напряглось. — Только что съехало с шоссе.

Дженкинс повернулся на юг. К комплексу на высокой скорости приближался единственный автомобиль — зелёно-белое такси. На мгновенье оно исчезло в прогибе подъездной дороги.

— Думаешь, это они? — спросил Форселл.

— Не знаю, — Дженкинс сухо сглотнул. — Лучше предупредить остальных.

— Всем отрядам! Приближается машина!

— Это шутка, Форселл? — проворчал по радио Стисен. Бёрн повысил темноволосого полицейского до командира отряда 2/А и назначил его охранять ворота комплекса. — Тут слишком жарко для твоих врак.

— Сам посмотри, — призвал Дженкинс. Конечный участок дороги был совершенно ровным — всё от ворот до выпученного асфальта лежало как на ладони. Не заметить седан было невозможно даже без оптики.

— Внимание! — рявкнул Стисен на свой отряд, сидящий между двумя пересохшими кустами за валами из мешков с песком по обе стороны от ворот. — Дасс, прикрой меня!

Дженкинс расслышал движение на крыше первого этажа, непосредственно под своей позицией.

— А ну собрались, парни! — взревел Дасс. Командир отряда 1/А был слегка полноват и в то же время очень высок. Как результат, инженер маглева в расцвете сил выглядел не столько толстым, сколько полным. — Оружие к бою!

— Моя винтовка! Не заряжается! — захныкал Осмо. Всякий раз, как Осмо начинал паниковать, его голос становился похожим на детский. Обычно это вызывало у Дженкинса смех, но не сейчас.

— Вытащи обойму и вставь обратно, — сказал Дасс. — Убедись, что она вошла вся.

Дженкинс услышал скобление металла о металл, сменившееся успешным щелчком затвора винтовки.

— Извини, Дасс.

— Всё в порядке. Ты только соберись. Сфокусируйся.

По терпеливому, но настойчивому тону в Дассе легко было распознать отца одного мальчика и двух девочек.

— Просто смотри, по чему они стреляют, — прорычал Стисен. У полицейского был трудный характер, который лишь ухудшился после поражения в соревновании на палках. Но как бы ни хотелось Дженкинсу отключить Стисена от радиоканала, используемого всеми новобранцами, он понимал, что тот сделал верное замечание: 1/А придётся стрелять поверх 2/А, чтобы поразить седан.

— Делай своё дело, Стисен, и тебе ни о чём не придётся волноваться, — дружелюбно ответил Дасс.

Приняв вызов, Стисен вышел в центр ворот. Уперев MA5 в правое плечо, он вытянул левую руку в останавливающем жесте. Седан замедлился и остановился в двадцати метрах перед Стисеном. Несколько секунд все рекруты просто глядели на тепловую рябь, колышущуюся над крышей машины.

— Из машины! Живо! — рявкнул Стисен, направив оружие на лобовое стекло. Однако двери седана оставались закрытыми. Дженкинс почувствовал, как у него в груди колотится сердце.

— Тепловой? — прошептал он Форселлу, надеясь, что более сложная оптика в прицеле наводчика сможет подтвердить, не сидит ли в седане кто-нибудь из штаб-сержантов.

— Отрицательно, — отозвался Форселл. — Всё белое. Снаружи слишком жарко.

— Первая команда! — крикнул Стисен. — Вперёд!

Дженкинс смотрел, как из-за восточного вала вышли четверо новобранцев и осторожно прошли через ворота, крепко вжав в плечи свои MA5. Они окружили седан по двое с каждой стороны.

— Бёрдик! Открывай дверь! — Стисен показал одному из своих людей вперёд. Дженкинс вздохнул, постаравшись расслабиться. Выдохнув, он упёр перекрестие своего прицела в точку, где, по его разумению, окажется голова водителя в момент выхода. По непонятной причине воображение сваляло дурака и подкинуло ему в перекрестие ухмыляющееся лицо штаб-сержанта Бёрна.

Бёрдик потянулся к ручке двери, но стоило ему притронуться к ней, как похожие на крылья чайки двери седана открылись. На мгновенье рекрут вздрогнул, но вскрикнуть от удивления так и не успел: седан исчез во вспышке белого пара. Бёрдик и двое других новобранцев на флангах тут же повалились на тротуар. Каждого из них забрызгало чем-то ярко-красным, как будто через них прошла шрапнель.

— Клейморы! — охнул единственный уцелевший. Он зашаркал прочь от седана, волоча за собой покалеченную ногу.

— Всем назад! — рыкнул Стисен на остальной отряд, перекидывая себе через плечо руку новобранца и втаскивая его в ворота. Командир дал очередь с одной руки по лобовому стеклу седана, но то не разбилось, а лишь вспыхнуло красным — тем же цветом, как и кажущиеся смертельными раны рекрутов. На время занятия MA5 всех рекрутов были заряжены тактическими тренировочными патронами (ТТП). Для максимальной имитации баллистики летальных патронов эти пули обладали пластиковой полимерной оболочкой для поддержания начальной скорости и траектории. При этом каждый ТТП был оснащён неконтактным взрывателем, который рассеивал оболочку, превращая ту в безвредный сгусток красной краски в пределах десяти сантиметров от любой поверхности.

Безопасную, но небездейственную, напомнил себе Дженкинс. Краска была мощным тактильным обезболивающим и реагентом, влияющим на нановолокна в форме новобранцев, способным затвердеть при насыщении. Говоря по-простому, схлопочешь такую пулю — вырубишься и застынешь. Попадание одного ТТП в любую конечность делало её бесполезной. Множество снарядов, выпущенных в грудь, обездвиживали всю форму целиком, симулируя смертельную рану. Бёрдик с остальными поверженными рекрутами словили десятки ТТП из клейморов — тёмных пластиковых коробочек, привинченных к внутренней стороне дверей седана и ныне покрытых конденсатом от пропеллента из углекислого газа.

— Не стрелять! — прикрикнул Хили, подбегая к Бёрдику с аптечкой в руке. Новобранец принял взрыв на себя, выпрямился, словно доска, и жёстко рухнул на спину.

— Как он, док? — спросил Пондер, вылезая из своего "Вепря". Хили вытащил из аптечки иссиня-металлический жезл и провёл им над животом Бёрдика. Электросхемы внутри жезла размягчили нановолокна формы, и медик сумел взять новобранца под руки, подтащить к седану и прислонить к передней шине со стороны водителя.

— Жить будет, — с сарказмом откликнулся Хили. Похлопав Бёрдика по плечу, он положил ему на колени MA5, после чего направился к остальным "убитым".

Дженкинс вздохнул с облегчением. Разумеется, с ними всё будет в порядке — в конце занятия они с лёгкостью очухаются. Однако атака выглядела очень правдоподобной. Дженкинс легко мог представить себе куда более жуткую сцену, будь седан напичкан повстанческой взрывчаткой. Он уже собирался поделиться мыслями с Форселлом, когда Андерсен, новоиспечённый командир отряда 1/Б, закричал:

— Комбайн! Он не поворачивает!

Дженкинс дёрнулся в сторону востока и увидел, как Андерсен с остальным своим отрядом отступает от забора. Высокий ЙОТУН действительно вышел за рамки привычного маршрута и катился вниз на комплекс. Едва комбайн достиг узкой полосы глины по краям поля, его вращающаяся жатка упёрлась в твёрдую почву и застопорилась со слышимым лязгом. Однако ЙОТУН даже не замедлился. Машина просто подняла искалеченную жатку на гидравлические конечности и продолжила катиться на забор. Стальные столбы и оцинкованная сетка смялись под первой парой шин, а затем скрутились вокруг осей. Ограждение заискрило под брюхом машины, когда та остановилась, наполовину втиснувшись в комплекс. К тому моменту ЙОТУН был сплошь покрыт ТТП. Рекруты ещё не засекли сержантов, что не помешало им в панике спустить курки. В этом смятении никто не заметил гранату, полетевшую высоко вверх к башне реактора.

— Пригнись! — завопил Дасс. Но было уже слишком поздно. Дженкинс едва успел спрятать голову за рюкзак, когда граната взорвалась. Он услышал, как ТТП забрызгал стену под ним, и ещё до того, как заговорил Осмо, понял: бо?льшая часть 1/А выбыла из игры.

— Они достали Дасса! — запричитал Осмо. — Они достали меня!

Рискуя быть обнаруженным, Дженкинс скользнул вперёд и посмотрел вниз на крышу первого этажа. Дасс и большая часть других новобранцев из 1/А были без сознания, но сам Осмо уцелел. Лежащий ничком и прикрывающий каску руками, он ещё не заметил, что неподвижность его ног была вызвана другим новобранцем, рухнувшим на них.

— Ты в порядке, Оз! — перекричал Дженкинс неистовую трескотню винтовок остальной роты ополченцев. — Сядь и-

В эту секунду в стену первого этажа, прямо под головой Дженкинса, ударили три ТТП — очередь из боевой винтовки.

— Бёрн! Он на комбайне! — прокричал Форселл.

Попытайся Дженкинс отползти обратно за рюкзак, его бы тут же подстрелили. Но тут верх взял какой-то прежде неизвестный инстинкт, и вместо этого Дженкинс поднял свою боевую винтовку, заметив Бёрна пригнувшимся между первым и вторым сегментами машины, и открыл огонь. И, хотя его выстрелы пролетели мимо, они вынудили штаб-сержанта уйти с уже ненадёжной позиции. Бёрн вскочил на лестницу, уходящую вниз за заднюю часть первого сегмента, и направился к земле.

— Я поймал его! — крикнул Дженкинс, переключая режим ведения огня своей боевой винтовки с одиночного на очередь. Однако усилившийся огонь лишь ускорил спуск сержанта. Бёрн схватился за турникеты лестницы и соскользнул, даже не потрудившись коснуться ступенек. Едва его ботинки коснулись асфальта, Бёрн с перекатом ушёл за шины ЙОТУН-а. Там, хотя и на время, у него было хорошее укрытие как от боевой винтовки Дженкинса, так и от перекрёстного огня отрядов Андерсена и Стисена.

— Закатай губу! — прокричал командир отряда 2/А, когда ТТП, посланный Бёрном, расплескался о мешки с песком у ворот. — Кричли! — скомандовал Стисен. — Давай вперёд!

Дженкинс стиснул зубы. Вызов Стисена по открытому радиоканалу ему совсем не понравился. Кроме того, Кричли со своим наводчиком находились на северном краю крыши первого этажа и должны были прикрывать Дженкинсу тыл.

— Я же сказал, что поймал его! — возразил Дженкинс, посылая очередь в шину ЙОТУН-а.

— Пасть захлопни, Дженкинс! — прорычал Стисен. — Кричли! Ответь!

Снайпер 2-го взвода так и не откликнулся.

— Форселл, проверь радио! — крикнул Дженкинс. Коммуникатор каждого рекрута постоянно отслеживал его жизненные показатели. Если кого-то убивали, потеря регистрировалась в локальной сети.

— Кричли больше нет! — ответил Форселл потрясённым голосом. — Так же как и всех из 1/Ч!

— Чего?

— Мы потеряли всех на западном рубеже!

Дженкинс заметил, как из теней под ЙОТУН-ом вспыхнула боевая винтовка Бёрна. Один из новобранцев 1/А упал с криком. «Итого уже близко к тридцати убитым», — мрачно подумал Дженкинс. Он дал ещё две очереди, затем потянулся к своему боку и сменил обойму.

— Стисен, мы идём назад!

— Нет, чёрт побери! — выругался Стисен, а затем обратился к командиру отряда 2/Ч, охраняющему северо-восточный угол комплекса: — Хабель! Смещайся на запад! Это наверняка Джонсон!

Одно только имя его сержанта заставило желудок Дженкинса скрутиться. Он и все остальные новобранцы провели целый день жалуясь на жару и даже не догадывались, что попали в клещи тщательно продуманной ловушки. Теперь же, когда Бёрн закрепился, а Джонсон подпирал с тыла, рекрутов раздавят в считанные минуты.

— Оз? — спросил Дженкинс, привстав на колено. — Ты ещё с нами?

— Д-да!

— У тебя хорошая высота. Ты можешь прижать Бёрна.

— Но...

— Просто сделай это, Осмо!

Дженкинс похлопал Форселла по плечу. Взгляды встретились, и Дженкинс понял, что Форселл думал о том же, о чём и он: попав в засаду, нужно прорываться.

— Стисен, — сказал Дженкинс. — Первые стрелки в пути.

***

С высоты холма Эйвери открывался панорамный вид на комплекс. Подстрелить Кричли и его наводчика было проще простого, но он выждал, пока Бёрн не сомнёт ограждение и не отвлечёт внимание рекрутов, после чего выстрелил обоим новобранцам в головы. Датчики в их шлемах зарегистрировали "смертельные" попадания и мгновенно заморозили униформы. Эйвери был уверен, что под общий шум автоматического огня никто из других новобранцев не расслышал грохота его выстрелов.

Он также был готов поставить на что угодно, что никто из ополченцев теперь не удосужится проверить датчики движения, поскольку их сигналы были полностью сбиты с толку облаком фунгицида. Оседая на пшенице, химикаты покрыли Эйвери идеально белым порошком и даже придали сержанту почти забавный вид, стоило ему встать с поля — словно некий незримый шутник опорожнил над головой здоровенный мешок муки. А вот в намерениях Эйвери смешного не было ничего: он собирался положить каждого новобранца, охраняющего западный забор, прежде, чем те забудут про Бёрна и вспомнят про периметр.

Пока Эйвери сбегал по склону с поднятой винтовкой, а распухшие колосья били по локтям, ему в голову пришла мысль о том, что впервые со времён "Требушета" он стрелял по человеку. Разумеется, сейчас всё было по-другому; это было учебное занятие с тренировочными патронами. Но Эйвери не мог не заметить, с какой лёгкостью — с какой машинальностью — он брал кого-либо на прицел и спускал курок. Эйвери понимал, что всё дело в хорошей тренировке. И пусть ему не всегда нравилось то, каким образом он применял свои навыки, он был полон решимости привить своим людям ту же уверенность и отсутствие колебаний. В грядущей битве им это понадобится, чтобы остаться в живых.

Эйвери расслышал взрыв гранаты. Шум был куда приглушённее, чем клейморы, которые они с Бёрном прикрепили к дверям автомобиля, прежде чем позволить Маку довести машину до ворот комплекса. ИИ был более чем рад помочь им с занятием и даже предложил использовать комбайн ЙОТУН для дополнительного отвлечения. Эйвери не был уверен, каким образом Мак, как морпехи и капитан-лейтенант аль-Сигни ранее, догадался о том, что реактор Жатвы станет лакомой мишенью для врагов, и позволил ополчению попрактиковаться в его обороне.

Эйвери не стал стрелять через забор. Он знал, что звенья разорвут его ТТП прежде, чем те долетят до целей. То же самое можно было сказать и о выстрелах рекрутов, так что Эйвери пробежал от глиняной границы между пшеницей и ограждением с твёрдым убеждением, что его не подстрелят, и вскочил на сетку. Почти тут же один из новобранцев 1/Ч, Вик, услышал дребезжание металла и повернулся. И без того напуганные глаза выпучились ещё больше, едва он увидел, как нечто похожее на призрак Эйвери спрыгивает внутрь лагеря, развевая за собой белый фунгицид. Прежде чем Вик успел прийти в себя, Эйвери снял с плеча боевую винтовку и выпустил два снаряда в середину его груди. Крик новобранца пересилил общий шум, заставив трёх его товарищей по команде повернуться. Эйвери свалил каждого из них слева направо, переключил свою винтовку на стрельбу очередями и взялся за растерявшиеся остатки 1/Ч. Когда последний рекрут упал, подсвеченный счётчик под прицелом боевой винтовки показывал три оставшихся патрона. Однако стоило Эйвери вытащить из бронежилета новую обойму, как с востока по нему открыли огонь.

Отряд 2/Ч обежал башню реактора. Если бы новобранцы бежали чуточку быстрее или не забыли встать в более устойчивые стойки, прежде чем открыть огонь, то застали бы Эйвери врасплох. Однако их выстрелы ложились бесконтрольно, и Эйвери получил время, чтобы перекатиться влево, спрятавшись от неожиданного огня за изогнутой стеной башни. К тому моменту когда первые новобранцы 2/Ч пошли на штурм, Эйвери перезарядился. Он подстрелил двоих и заставил остальных отступить и окопаться, чтобы потратить ценные секунды на дискуссию о том, когда и как они должны обойти позицию Эйвери.

— Чарли-один крышка, — проворчал Эйвери в свой ларингофон. — Чарли-два задаёт мне жару.

— Я только что отправил твоих мальков из Альфы полетать, — ответил Бёрн. Он сделал паузу для пары выстрелов. — Но меня всё равно обстреливают сверху.

— Должно быть, мои стрелки.

— Это почему?

— Твои мертвы.

— Ну так утихомирь их, а?

— Понял.

Продолжая держать под прицелом винтовки север на тот случай, если 2/Ч соберётся с духом быстрее ожидаемого, Эйвери задом подошёл к служебной лестнице, ведущей на крышу первого этажа. Закинув оружие за плечо, он как можно скорее вскарабкался по ступенькам. Как только голова приподнялась над крышей, Эйвери заметил движение справа. Он убрал голову как раз вовремя, чтобы избежать очереди из MA5 Форселла. Не раздумывая, Эйвери вытащил из кобуры свой пистолет M6 и подтянулся на одной руке в тот самый момент, когда Форселл убрал палец с курка. Эйвери поднимался, а вместе с ним поднимались и его выстрелы; один ТТП расцвёл в центре живота Форселла, ещё два угодили ему в грудь. Форселл отшатнулся, а Эйвери уже поднялся на крышу. Держа M6 обеими руками, Эйвери не сводил мушку тяжёлого пистолета со шлема Форселла, пока тот падал. Новобранец был крупным, и Эйвери хотел убедиться, что патронов мелкого калибра оказалось достаточно, чтобы вырубить его.

Удовлетворившись тем, что Форселл повержен, Эйвери направился к лестнице, ведущей на верх второго этажа. Он сделал всего несколько шагов, когда трижды ощутил острую боль в задней части правого бедра. Подстёгиваемый адреналином, Эйвери крутанулся вокруг резко отключившейся ноги и ответил огнём по цели, в которой он после первых же выстрелов распознал Дженкинса.

Пока Дженкинс нырял за изогнутую стену второго этажа, Эйвери разумно предположил, что рекрут спрыгнул с противоположной стороны башни и сейчас ждёт, пока он поднимется.

«Недурный план», — поморщился Эйвери, ковыляя к стене. Вместо того чтобы засесть на неудачной оборонительной позиции, стрелки расставили свою собственную западню. Получится у них или нет, Эйвери всё равно оценил их инициативу. Встряхнув своим M6, он выбросил наполовину израсходованную обойму, после чего перезарядился и направил пистолет прямо вдоль стены. Но как только в поле зрения вошёл Дженкинс и палец Эйвери надавил на курок, по радио прогремел голос капитана Пондера.

— Отставить огонь! Отставить огонь!

На мгновенье штаб-сержант и его подопечный встали как вкопанные, держа друг друга на прицеле.

— Я попал? — голос Осмо звучал ошарашенно, а затем оживился от неожиданного успеха: — Я попал!

— Штаб-сержант Бёрн, вас убили, — подтвердил Пондер. — Итоговый счёт: тридцать четыре к одному. Поздравляю, рекруты!

Радио переполнил хор усталых восклицаний.

— Отбрызнуло от шины, — проворчал Бёрн по частному каналу сержантов. — Чёртов ТТП... — Затем добавил по открытому каналу: — Хили? Тащи уже дурацкий жезл!

Эйвери опустил пистолет и прислонился к стене. Эпсилон Инди снижалась к плавно изгибающемуся горизонту. Матовый бежевый поликрет впитывал тёплый жёлтый свет, излучая накопленное тепло.

— Почти достали нас, штаб-сержант, — ухмыльнулся Дженкинс.

— Почти, — улыбнулся Эйвери — и не только из вежливости. Не считая базовых манёвров вокруг гарнизона, это были первые боевые стрельбы новобранцев. Они ещё не представляли себе, к чему их готовят сержанты, и результаты Дженкинса с Форселлом вселили в Эйвери надежду на то, что при достаточном количестве времени его рекруты смогут стать достойными солдатами.

— Штаб-сержант? — затрещал голос Пондера в наушнике Эйвери. Поздравительного тона как не бывало. — Только что получил весточку от нашего местного представителя ДКС.

Эйвери понял между строк: речь шла о капитане-лейтенанте аль-Сигни. Спина напряглась не хуже ноги.

— Делегаты, которых мы ждали?

— Они здесь. И прихватили с собой гораздо более крупный корабль, — ответил Пондер.


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

"Быстрое Преобразование", система-реликварий.

---

Вознеся бугристые руки над головой, Дадаб с энтузиазмом хрюкнул: — Век Восстановления!

Краем глаза он мог видеть, как начальник безопасности "Быстрого Преобразования", Тартарус, наблюдает за ним неподалёку от одной из трещащих масляных ламп зала для пиршеств. Не желая нанести оскорбление, Дадаб проследил за тем, чтобы его ноги стояли как можно дальше от осколков металла Предтеч, формировавших последнее кольцо в мозаике зала.

— Спасение и... — поучал он. Вокруг мозаики собралось около двадцати унггоев, смотрящих на Дадаба тусклыми глазами. Тартарус скрестил руки и нетерпеливо фыркнул.

— ... Странствие! — сказал Дадаб, растопырив свои короткие пальцы. Несмотря на маску, его голос всё ещё отдавался в зале величественным эхом. — Это Века нашего Ковенанта — цикл, который мы обязаны переживать вновь и вновь, пока стремимся следовать Тем, Кто Прошёл по Пути!

Широкоплечий унггой по имени Бапап шагнул вперёд.

— Этот путь. Куда он ведёт?

— К спасению, — ответил Дадаб.

— А это где?

Унггои повернули головы от Бапапа к Дадабу. Дьякон поправил свою броню, подыскивая ответ.

— Ну... — начал он, а потом затих. Мгновенье он вспоминал то, что было ему нужно — слово, услышанное им в семинарии от одного из его наставников сан'шайуум в ответ на тот же трудный вопрос. За время паузы унггой по имени Йюлл лениво почесал пальцем зад, а потом предложил другому унггою понюхать его.

— Боюсь, — сказал Дадаб, вкладывая в слова столько солидности, сколько мог, — ответ онтологический.

Он едва представлял себе, что значит это слово. Зато ему нравилось, как оно звучит. И оно определённо понравилось другим унггоям, потому что все они счастливо заворчали в своих масках, словно этого ответа и ждали. Бапап выглядел особенно довольным.

— Он-то-логи-чес-кий, — пробормотал он про себя.

Переговорное устройство Тартаруса испустило короткий отрывистый звук.

— Наш прыжок почти завершён, — сказал глава безопасности. — По местам!

— Помните, — воззвал Дадаб к другим унггоям, уже бегущим к выходу, — Путь длинен, но и широк. На нём хватит места всем вам, пока вы верите!

Тартарус фыркнул. Джиралханай был облачён в ярко-красную броню, покрывавшую его бёдра, грудь и плечи. Маккавей хотел, чтобы его стая была готова к бою на случай, если пришельцы будут поджидать их у обломков корабля киг-яров.

— Думаете, я трачу своё время, — Дадаб кивнул в сторону последнего из уходящей группы.

— Все существа заслуживают наставления, — чёрные волосы джиралханая ощетинились. — Да только сангхейли не одарили нас более компетентным экипажем.

Дадабу не нравилось думать плохо о своих сородичах, но он понимал, что это была правда. Шестьдесят унггоев "Быстрого Преобразования" были на редкость бестолковы — необразованны и беспомощны. За исключением некоторых (Бапапа, например), они были из той породы унггоев, которую можно увидеть за выполнением низкооплачиваемой работы в жилых обиталищах, но никак не входящей в экипаж судна министерства на важном задании.

Дадаб не понимал всех политических тонкостей в отношениях сангхейли и джиралханаев, но знал, что пост Маккавея был необычным — редко когда в обширном флоте Ковенанта встретишь капитанов-джиралханаев. Тем не менее даже одного взгляда на "Быстрое Преобразование" было достаточно, чтобы понять — сангхейли определённо не желали Маккавею успеха. Крейсер пребывал в плачевном состоянии, совсем как его экипаж из унггоев. С дозволения вождя Дадаб начал пытаться помочь им. План? Привить мотивацию и дисциплину посредством духовного обогащения. И пусть это была лишь вторая сходка группы, дьякон уже начал видеть улучшения в поведении унггоев, решивших поучаствовать.

— Идём в ангар, — скомандовал Тартарус, надевая свой шлем. — Я должен отчитаться вождю об успехах хурагока.

Для Дадаба карабканье по центральной шахте крейсера поначалу было ужасной задачей. Его силы поубавились во время заточения внутри спасательной капсулы при нулевой гравитации. Он всё боялся, что рука соскользнёт и он полетит навстречу своей смерти. Но теперь, когда его мускулы окрепли и он стал почти столь же проворным, как и другие унггои, дьякон мог карабкаться, весело наблюдая за суетой в основном проходе "Быстрого Преобразования".

С момента его прибытия шахту тщательно почистили. Её металлические стены всё ещё были покрыты царапинами и желобками, но слои налёта уже сошли, и сейчас вертикальный проход сиял ярко-фиолетовым блеском. На полпути вниз Дадаб увидел, что дверь, ведущая к передним отсекам вооружения, была отперта, а её предупреждающие символы отключены. Ремонт в этой части крейсера был главной задачей Маккавея для недавно приобретённого хурагока. Дадаб присутствовал в качестве переводчика пояснений вождя о том, что нужно сделать. Но прежде чем Маккавей успел хотя бы объяснить, что стряслось с тяжёлым плазменным орудием крейсера, Легче Некоторых попросту взялся за работу, отделив защитный кожух от схем управления орудием, и начал чинить их. Дадаб уже видел, как хурагок проворачивает всякие механические чудеса на борту корабля киг-яров, а вот джиралханаи были ошеломлены, когда щупальца существа запорхали и электросхемы орудия вспыхнули и загудели. По всей видимости даже не задумываясь, хурагок выполнял ремонт, невозможный для прежних хранителей крейсера — насекомых янми'и.

Увидев, на что способен Легче Некоторых, Маккавей освободил крылатых существ ото всех, кроме самых чёрных обязанностей. Вождь был обеспокоен тем, что они могут вмешаться в важную работу хурагока. И действительно, жужжащие вверх-вниз по шахте янми'и теперь выполняли только базовую санацию и обслуживали инструменты, ни одно из которых даже близко не соответствовало полезности ловких щупалец хурагока и ресничек на них.

Когда Дадаб отклонился на одну сторону своей лестницы, чтобы уступить дорогу джиралханаю в синей броне, пара янми'и в воздухе под ним столкнулась. Брякнув своими медными бронированными пластинами, жуки распутали хитиновые конечности и продолжили спуск по шахте. Даже не будучи экспертом по расам, Дадаб знал, что такого рода неловкость была необычна для существ с фасеточными глазами и высокочувствительной антенной — и была хорошим показателем того, что недавнее понижение выбило янми'и из колеи. Да, они были гораздо разумнее мелких членистоногих, таких как скраб-личинки. Но в придачу янми'и также обладали коллективным разумом и были общеизвестными догматиками. Получив задачу, они посвящали себя ей, и Дадаб волновался, что замешательство существ подвигнет их вмешаться в работу Легче Некоторых, а может, даже причинить ему вред. До сих пор не случилось ничего, что оправдало бы опасения Дадаба. Он успокоился, когда хурагок закончил ремонтные работы над плазменным орудием и удалился в ангар, чтобы начать работу над разбитым челноком "Дух". Янми'и избегали появляться в ангаре с тех пор, как там случайно перебили их сородичей по улью, так что хурагок был надёжно изолирован.

Окружённый бронированными джиралханаями на своём пути, Дадаб продолжил спуск и вскоре достиг дна шахты. Быстро семеня, чтобы идти в такт с размашистыми шагами Тартаруса, он торопливо подошёл к дальнему концу ангара, где Легче Некоторых соорудил временную мастерскую внутри двух повреждённых отсеков "Духа". Спасательная капсула была выброшена за энергетический барьер ещё до того, как крейсер ушёл в прыжок. Однако отделённая от "Духа" кабина пилотов по-прежнему находилась у стены, где капсула раскурочила её. На первый взгляд прогресс был небольшим. Легкобронированные пехотные отсеки, каждый из которых мог вместить десятки воинов, были сведены вместе своими концами. Их люки, полуоткрытые и лежащие на полу ангара, не давали отсекам опрокинуться.

— Подождите тут, — сказал Дадаб, ныряя между отсеками. — Я посмотрю, чем оно занято.

Тартарус не возражал. Маккавей повелел каждому члену своей стаи уступать слабому хурагоку много места. Хотя Легче Некоторых пережил свои тяготы внутри капсулы, он вовсе не вышел из них невредимым.

Дадаб ощутил укол вины, когда увидел друга, парящего перед листом абляционной фольги, подвешенным, как занавес, на полпути к отсеку. Мешочек, производивший столь жизненно важный метан, был ужасно раздут. Он перекатился по полу немым напоминанием о жертве хурагока, когда тот развернулся, чтобы поприветствовать Дадаба.

< Как ты? > — просигналил Дадаб.

< Отлично. Хотя хотел бы, чтобы ты пришёл один. > — Хурагок сморщил свою мордочку, сжимая обонятельные узлы. — < Мне не очень нравится запах наших новых хозяев. >

< Это их волосы, > — пояснил Дадаб. — < Не уверен, что они моются.>

Беседа на пальцах оставляла хороший осадок на душе. В период их заключения жестикуляция Дадаба значительно улучшилась. Ещё до того как Легче Некоторых ослабел настолько, что не смог вести долгих разговоров, дьякон уже почувствовал, как бойко у него получается говорить — по крайней мере, на самые простые темы.

< Как проходит ремонт? >

Хурагок хлестнул одним из своих щупалец, изображая движение, словно он бросал Дадабу воображаемый шар.

< Охотничий камень. Помнишь? >

< Разумеется. Хочешь сыграть? >

< Помнишь, когда мы играли в последний раз? >

Дадаб ответил не сразу.

< Чужак. >

< Тот, кого я убил. >

Дадаб растопырил пальцы: — < Убил, чтобы спасти меня! > — но сердце его ёкнуло. Он надеялся, что новые обязанности изгонят из ума Легче Некоторых воспоминания о страшной встрече на борту инопланетного корабля.

< Пусть так, я жалею об этом. > — Легче Некоторых жестом пригласил Дадаба пройти глубже в отсек. — < Но я знаю, как искупить вину!>

Он отдёрнул фольговый занавес подрагивающими щупальцами, что указывало на волнение или даже радость.

< Что это? > — спросил Дадаб, наклоняя голову в сторону объекта с другой стороны занавеса. Он выглядел знакомым, но дьякон не мог понять, почему.

< Предложение мира! Доказательство наших добрых намерений! >

< Ты создал... одну из их машин. >

Один из спинных мешочков хурагока восторженно заскулил.

< Да! Плуг, я полагаю. >

Пока Легче Некоторых продолжал превозносить достоинства своего творения (блеща техническими терминами, превышающими словарный запас Дадаба), дьякон изучал плуг. Тот, разумеется, был намного мельче машины, обнаруженной ими на втором инопланетном корабле, но определённо был предназначен для подготовки почвы к посеву. Доминирующей чертой плуга было металлическое колесо, оснащённое зубцами для рыхления земли, которые также служили дополнительной двигательной системой. «Где всё это раздобыл хурагок?» — задумался Дадаб, а через мгновенье заметил, что два трапециевидных опорных ребра пехотного отсека исчезли. Легче Некоторых скрутил рёбра и спаял их вместе. И, похоже, сделано это было недавно, поскольку по отсеку всё ещё плавал острый, сладковатый запах флюкса, используемого янми'и в их портативных сварочных аппаратах — один из которых хурагок, должно быть, "позаимствовал" для своего проекта. То, что тянулось назад от колеса, было зачатком шасси. Петли проводов и электросхемы были стянуты из отсека и навешаны на аккуратную сварную раму, ожидая размещения двигателя, чем бы тот ни был...

Природное любопытство Дадаба скоропостижно скончалось в быстром вдохе. Его пальцы задрожали от страха, а грамматика дала сбой.

< Вождь, знает? >

< А должен? >

< Его приказ. Починить корабль. Не делать подарок. >

< Не подарок. Предложение. >

Хурагок качнулся, словно разница смягчила бы гнев вождя.

«Как оно может быть таким глупым?» — запричитал Дадаб про себя в маску. Он ощутил головокружение и положил руку на плуг, чтобы не упасть. Но это было не только из-за резко расшалившихся нервов; он почувствовал вибрацию палубы, когда крейсер вышел из прыжка. Дадаб сделал несколько долгих вдохов из своего бака.

< Ты должен разобрать! >

Щупальца хурагока с жаром замелькали.

< Но почему? >

Он выглядел по-настоящему обескураженным. Дадаб медленно пошевелил пальцами.

< Ты ослушался. Вождь сильно злиться. >

Он понимал, что Маккавей ни за что не навредит хурагоку. Существо было слишком ценным. Но вот Дадаб... Маккавей не говорил ничего конкретного, но дьякон знал, что на корабле джиралханаев он был заключённым и подозреваемым за преступления, которые совершил. В порыве отчаянного оптимизма дьякон попытался убедить себя, что его попыток наставлять унггоев "Быстрого Преобразования" будет достаточно, чтобы доказать свою ценность и отвратить гнев вождя насчёт плуга. Но дьякон-то знал, что согрешил. Его накажут — если не Маккавей, то министерство Пророков, как только миссия джиралханаев окончится.

— Дьякон! — голос Тартаруса эхом прокатился по отсеку. — Ты нужен вождю на мостике!

< Пообещай! > — прожестикулировал Дадаб трясущимися руками. — <Ты разберёшь это! >

Легче Некоторых повернул мордочку, чтобы посмотреть на плуг. Он постучал щупальцем по одному из заострённых зубьев машины, словно проверяя качество своей работы.

< Ладно, я поторопился со сборкой. И одна машина едва ли покроет жизнь, мною отнятую. >

— Дьякон! Вождь ждёт!

< Почини! > — просигналил Дадаб, пятясь назад через занавес и из отсека.

— Когда челнок сможет летать? — спросил Тартарус, направляясь назад к шахте.

— Хурагок столкнулся с небольшим затруднением, — Дадаб был рад тому, что джиралханай шёл впереди, повернувшись к нему спиной. Иначе он понял бы, что Дадаб лжёт, лишь взглянув в его бегающие глаза. — Но я знаю, что он исправляет всё так быстро, как может!

Мостик "Быстрого Преобразования" располагался на полпути вверх по шахте ближе к носу, как можно дальше от обшивки — такое размещение делало его неуязвимым для всех атак, кроме самых разрушительных. Как только Дадаб заскочил внутрь, следуя по пятам за Тартарусом, он отметил, что мостик был достаточно крупным (пусть и не настолько, как обеденный зал), чтобы вместить всю стаю. Присутствовали все, многие согнулись над терминалами, выступающими из армированных стен мостика. Терминалы были полны голографических переключателей, мерцающих на синей броне джиралханаев. Как и Тартарус, они были готовы к бою.

Маккавей стоял подле центрального голопьедестала, опершись лапами на его гладкий металлический поручень. Броня вождя была окрашена в золото, но сделана из более крепкого сплава. Воренус и ещё один джиралханай по имени Лицинус стояли по бокам, и их выступающие наплечники загораживали от глаз Дадаба то, что было на дисплее пьедестала.

Дадаб поклонился, коснувшись пальцами рифлёной металлической палубы мостика. Та вибрировала в такт прыжковому двигателю крейсера, давая ощущение холостого хода от мостика и до кормы. Памятуя о просьбе вице-министра Спокойствия быть осторожным, Маккавей держал двигатель разогретым на случай, если им придётся поспешно отойти из инопланетной системы.

— Подойди, дьякон, — велел Маккавей, уловив слабый запах метана.

Дадаб выпрямился и пошёл за Тартарусом к пьедесталу.

— Дорогу, — прорычал Тартарус, после чего легонько пихнул высокого джиралханая с каштановыми волосами. — В сторону, Воренус!

— Простите, — сглатывал Дадаб. — Извините.

Его конусный бак делал уклонения непрактичными и, пока он проталкивался мимо Воренуса к поручню, с лязгом ударился о закованное в броню бедро джиралханая. К облегчению Дадаба, Воренус остолбенел настолько, что, похоже, ничего не заметил.

— Невероятно, не правда ли? — заметил Маккавей.

— Да. Невероятно, — отозвался Дадаб, вглядываясь в пьедестал из-под его поручня.

— Какой восторг, дьякон.

— Прошу прощения, вождь. Просто я уже видел это раньше. На корабле киг-яров.

— А. Разумеется, — голос Маккавея стал ироничным. — В конце концов, это всего лишь что? — кивнул он в сторону светящейся проекции инопланетного мира — его поверхность усеивали насущные символы Восстановления. — Несколько сотен тысяч люминаций?

По правде, Дадаб всё ещё был поглощён мыслями о непослушании хурагока. И как будто этого было мало, воздух на мостике сплошь пропитался мощными запахами джиралханаев. Взбудораженные ароматы пронзали мембраны его маски, и Дадабу стало немного не по себе.

— Цифры впечатляющие, — Дадаб подавил горечь, подступившую к горлу.

— Впечатляющие? Неслыханные! — прогремел Маккавей. Потом добавил с низким рыком: — Замечательно. Скажи, что ты думаешь об этом.

Он ткнул кулаком в голопереключатель, встроенный в поручень, и изображение планеты померкло, сократившись до гораздо меньшего размера, пока ракурс голопьедестала смещался к более широкому виду на систему. Дадаб увидел иконку крейсера как раз напротив орбитального пути планеты и, на безопасном расстоянии от неё — мерцающий красный треугольник, обозначающий потенциально враждебный контакт.

— Это ждало нас рядом с обломками корабля киг-яров, — прорычал вождь. Он нажал на другой переключатель, и голопьедестал увеличил контакт, вводя его в фокус.

— Дизайн совпадает с кораблями, атакованными киг-ярами, — пояснил Дадаб. — Грузовое судно. Ничего больше.

— Посмотри внимательнее, — громыхнул Маккавей.

Изображение судна начало медленно вращаться. Датчики "Быстрого Преобразования" сделали детальное сканирование, и Дадаб смог увидеть, что почерневший корпус грузовоза был гравирован, создавая образы в светлом металле. «Нет, не образы, — подумал он. — Картинки».

Каждый из четырёх боковых бортов корабля изображал различные стилизованные изображения пришельцев и киг-яров. На первой картинке каждое из существ держало оружие, направленное друг на друга (чужак держал что-то вроде винтовки, киг-яр — плазменный пистолет). На второй чужак бросал винтовку и протягивал горсть круглых предметов, похожих на фрукты. На третьем изображении киг-яр отбрасывал своё оружие, чтобы принять предложение чужака. Наконец, на четвёртой оба существа сидели посреди того, что казалось садом. Пришелец держал корзину фруктов, а киг-яр спокойно выбирал из неё.

— Предложение мира! — взволнованно сказал Дадаб. — Они не хотят драться!

Пока голограмма судна продолжала вращаться, дьякон указал пальцем на очертания чужой планеты, вырезанные в нижнем правом углу с каждой стороны капсулы. Две скрещенные линии обозначали точку в середине единственной суши планеты, слегка ниже экватора.

— А здесь, как я думаю, они хотели бы встретиться!

— Вероятно, на рассвете, — сказал Маккавей, увеличивая масштаб. Сейчас Дадаб мог разглядеть, что гравюра планеты была затемнена линией терминатора — тенью, которая означала переход мира в ночь и из неё. Проходя перпендикулярно экватору, линия с каждой последующей картинкой двигалась вокруг планеты, пока не пересекла предполагаемую точку встречи на том борте грузовоза, где была изображена корзина с фруктами.

Вождь сменил ракурс пьедестала на планету.

— Это ещё не всё.

Теперь Дадаб разглядел новые детали. На высокой орбите планеты располагалась некая структура. Две тонкие серебряные арки были связаны с поверхностью семью почти невидимыми золотыми нитями. Вокруг структуры были ещё сотни красных символов дополнительных контактов. Дьякон надеялся, что послание чужаков было искренним. Если контакты окажутся боевыми кораблями, "Быстрое Преобразование" ждут большие неприятности.

— Не волнуйся, дьякон, — сказал Маккавей, ощутив беспокойство унггоя. — Они не трогались с тех пор, как мы прибыли. И они выглядят так же, как и другие корабли. Обычные грузовые буксиры без очевидного оружия. — Он указал волосатым пальцем. — Но погляди сюда — где эти кабели встречаются с поверхностью.

Дадаб проследил за пальцем вождя. У нижнего конца кабелей скопилась масса символов Восстановления. Но рядом был ещё один набор символов Предтеч — алмазные ярко-зелёные глифы, парящие над местом предложенной пришельцами точки встречи.

— Мы перехватили сигнал, — продолжал тем временем Маккавей, — и предположили, что это был маяк — указатель места переговоров. — Он хмуро взглянул на зелёный алмаз. — Однако наш люминарий дал собственную оценку. Я хочу, чтобы ты объяснил её.

— ...Трудно сказать, вождь.

Дадаб лгал. Он как раз отлично понимал, что один из символов значил "интеллект", другой — "сборка", а третий — "запрещено". Что же до четвёртого символа, того, чья алмазная верхушка мигала то жёлтым, то синим... Дадаб нервно откашлялся.

— Будь у вас библиотека, я мог бы-

— У нас её нет. — Взгляд Маккавея впился в глаза Дадаба. — Это одна из роскошей, которые сангхейли посчитали нужным отнять у нас. Боюсь, я должен довериться твоему экспертному мнению.

— Хорошо. Давайте посмотрим...

Дадаб спокойно вглядывался в символы. Внутри же его сотрясал страх. «Он знает! Знает всё, что я наделал! Всё это лишь уловка, чтобы вытянуть моё признание!»

Но затем та маленькая часть разума дьякона, что ещё была рациональной, предположила, что вождь и вправду мог не знать, что означают символы, особенно тот, что мигал так настойчиво. Это был сокровенный глиф, о котором помнили лишь некоторые священники сан'шайуум и преуспевающие семинаристы унггоев. И не будь Дадаб так напуган, он испытал бы благоговение, объявляя следующее: — Ну конечно! Как я мог быть так глуп? Эти люминации означают Оракула.

Маккавей отшатнулся от поручня. Тартарус и Воренус испустили феромоны. Другие джиралханаи также оторвали взгляды от своих консолей и украдкой посмотрели на голопьедестал. Но никто не заговорил, и долгое время на мостике висела лишь трепетная тишина.

— Может ли такое быть? — прервал наконец тишину Маккавей голосом, больше похожим на хриплый шёпот. — Реликварий и Оракул?

— Кого ещё оставили бы Боги, чтобы охранять такую великолепную находку? — ответил Дадаб.

— Мудрое замечание, дьякон.

Маккавей поднял покрытую серебряными волосами ладонь и положил её на голову Дадаба. Едва дрогнув пальцами, джиралханай уже мог раздавить унггою череп. Однако Дадаб надеялся, что жест всего лишь выражал знак нарастающей признательности вождя за его помощь в качестве и наставника унггоев крейсера, и переводчика для его драгоценного хурагока. В это мгновенье все страхи Дадаба стали улетучиваться.

— Братья! — провозгласил Маккавей, повернувшись лицом к своей стае. — Воистину мы благословенны!

Отойдя от пьедестала, вождь запрокинул свою лысую голову и завыл. В тот же миг остальные джиралханаи присоединили свои голоса к его вою, создав растущий хор радостных визгов, который сотряс мостик и прокатился вниз по центральной шахте "Быстрого Преобразования". Но был в стае один член, который промолчал.

— Ты уверен, что это не орудийная платформа? — спросил Тартарус, с прищуром глядя на арки над планетой. — Наши сканеры не регистрируют кинетику. А она достаточно крупна для ракет.

Вой стаи утих. Однако Тартарус, игнорируя неудобную тишину, продолжил. — Мы должны уничтожить её вместе со всеми ближайшими контактами. Наших лазеров должно хватить. Не нужно показывать им, что у нас есть орудие.

Отказ от участия в вое был прямым вызовом авторитету Маккавея. За свою жизнь вождь пускал кровь за преступления и меньшего масштаба. Но, поворачиваясь лицом к своему племяннику, он был абсолютно спокоен.

— Твои подозрения прекрасно соответствуют твоей должности. Но сейчас мы стали свидетелями реальной божественности. — Маккавей дал Тартарусу время оторваться от пьедестала, взглянуть в глаза своему вождю и осознать всю степень неповиновения — всю опасность своего положения. — Если на этом мире есть Оракул, должны ли мы отвечать насилием на его призыв к миру, племянник?

— Нет, дядя, — ответил Тартарус. — Нет, вождь.

Маккавей раздул ноздри. Сердитый запах юного джиралханая сходил на нет, и сейчас его неуправляемые железы испускали легко узнаваемый запах покорности.

— Тогда не будем поднимать наше оружие. — Вождь положил обе ладони на плечи Тартарусу и нежно встряхнул родную кровь. — Пусть у этих чужаков не будет причины бояться нас. Не будем делать секрет из того, что мы ищем.

С этими наставлениями вождь издал новый вой. На этот раз Тартарус быстро присоединился к нему, и прежде чем Дадаб понял, что делает, его тонкие губы внутри маски сморщились, и он закричал вместе с ними. Дьякон не был настолько глуп, чтобы возомнить, что он каким-то образом стал членом их стаи. Он всегда будет чужим. Но он был дьяконом крейсера, а это уже было поводом для торжества. Несмотря на все оплошности и вопреки своим страхам, Дадаб наконец-то нашёл своё призвание в жизни — свою миссию и свою паству.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Жатва, 11 февраля 2525 г.

---

Эйвери всегда предпочитал действовать до рассвета. Нечто в неизбежности восхода солнца обостряло его чувства — делало его более внимательным. Вдыхая прохладный воздух дня, обещающего вскоре стать жарким и влажным, Эйвери думал о том, а разделяют ли пришельцы его предпочтения. На выдохе он понадеялся, что всё-таки нет. Сегодняшний день должен был увенчаться мирной встречей. Но на тот случай, если всё пойдёт не по плану, Эйвери нуждался в каждом возможном преимуществе.

— Устал, Осмо?

— Нет, штаб-сержант.

— Будешь и дальше так зевать, я сниму тебя с дежурства.

— Есть, штаб-сержант.

Ополчение собралось в ботанических садах Жатвы — крупнейшем парке планеты после аллеи Утгарда. Находящиеся почти в ста пятидесяти километрах к юго-востоку от столицы сады были самым удалённым и в то же время всё ещё величавым местом, которое только смогла найти капитан-лейтенант аль-Сигни. Будь на её месте Эйвери, он бы перенёс место встречи ещё дальше — не только от Утгарда, но и от любого другого населённого центра. Но губернатор Тьюн пожелал променять небольшой риск наблюдения со стороны гражданских на сценическое величие, которое казалось ему необходимым для первой формальной встречи человечества с инопланетянами.

И Эйвери был вынужден признать — сады и впрямь были грандиозными.

Парк нисходил с Биврёста в виде трёх ландшафтных ярусов, нижний из которых был просторной лужайкой с коротко стриженной травой, росшей вплоть до обрыва. Здесь Биврёст выпячивался в виде необычного выступа — отрога, продуваемого всеми ветрами известняка, с которого открывались панорамные виды на прерии Иды. К северу от выступа был захватывающий водопад — обрывистое устье реки Мимир, берущей начало в высокогорье Вигронда и протекающей к югу от Утгарда. Чистая вода Мимира падала с откоса в мутный, медленно текущий Слидр — реку, которая текла вдоль Биврёста и впадала в южное море Жатвы.

Стоя в середине нижнего яруса, Эйвери не мог видеть водопада за границей из магнолий, но мог слышать его: вода разбивалась о скалы с нескончаемым громовым раскатом — своеобразная побудка мира, ещё не знающего о нависшей над ним опасности.

Эйвери посмотрел на лица отряда Альфа из 1-го взвода. Двенадцать новобранцев выстроились в две шеренги с каждой из сторон от посадочных огней, формирующих крупный знак "X". Яркие светильники были призваны служить визуальным подтверждением направлений, которые ЙОТУН-ы Мака грациозно выгравировали на обшивке фрахтовика.

Оливково-серая форма новобранцев была выстирана, ботинки отполированы — не совсем тот вид, если бы они хотели смешаться с окружающей зеленью. Но Эйвери знал, что это также было частью плана аль-Сигни: пусть пришельцы почувствуют себя гостями, а также получат представление о том, с чем именно они имеют дело.

Рука Осмо потянулась ко рту, подавляя очередной зевок. Он вместе с остальными новобранцами не спал бо?льшую часть ночи, помогая Эйвери и Бёрну спрятать в деревьях наблюдательную аппаратуру — десятки небольших камер и даже несколько компактных приборов АРГУС.

— Ну всё, рекрут. Выходи.

Эйвери ткнул пальцем в сторону магнолий, граничащих с северным краем лужайки. Среди замшелых скал и папоротников между деревьями и рекой скрывалась поддержка для 1/А — Стисен и остальные рекруты из 2/А.

— Но, штаб-сер...

— Но что?

Толстые щёки Осмо полыхнули.

— Этот новобранец хочет остаться со своим отрядом, — Осмо крепче сжал плечевой ремень своей MA5, прижав винтовку к спине. — Хочет исполнить свой долг!

Эйвери нахмурился. С момента окончания занятия в реакторном комплексе — с тех пор, как капитан Пондер принёс известие о прибытии инопланетян — миновало менее сорока восьми часов. Он изложил положение вещей в разгар победного обеда рекрутов коротко и ясно: враждебные чужаки нашли Жатву, и до прибытия помощи с ситуацией предстояло разбираться ополчению. Гам в столовой сменился тишиной так быстро, что Эйвери решил, что все они вот-вот сбегут в самоволку прямо здесь и сейчас. Но в ошеломляющей тишине, последовавшей за объявлением Пондера, никто не шелохнулся. В конце концов капитан спросил, если ли у новобранцев вопросы. Первым руку поднял Стисен.

— Мы единственные, кто знает, сэр?

— Почти.

— Нам можно сообщить своим семьям?

— Боюсь, что нет.

— То есть вы хотите, чтобы мы солгали. — Стисен окинул взглядом столовую. — Как вы лгали нам.

Пондер вытянул руку, чтобы удержать Бёрна на стуле.

— Если бы мы сказали вам правду — что мы ожидаем пришельцев, а не повстанцев — какая была бы разница? — Капитан принял на себя столько подозрительных взглядов, сколько смог. — Вы отказались бы служить? Ваши семьи, ваши соседи находятся в не меньшей опасности. Вы их единственная защита. — Он кивнул на штаб-сержантов. — Мы обучили вас. Вы готовы.

Дасс высказался следующим.

— К чему, сэр? Чему именно?

Пондер подал Хили жест выключить флуоресцентные лампы и включить встроенный в стену видеоэкран.

— Я расскажу вам всё, что мы знаем.

Капитан-лейтенант смонтировала неплохой обзор, а новобранцы оказались внимательной аудиторией — особенно во время кадров с нашлемной камеры Эйвери, демонстрирующей его бой на борту грузовоза.

Бёрн остался безмятежен, пересматривая момент, когда один из пришельцев в вакуумных костюмах вонзил свой розовый нож глубоко в его бедро. Эйвери поступил так же, увидев себя подносящим свой пистолет M6 к подбородку другого чужака и вышибающим тому мозги внутрь шлема. Когда хроника показала, как он идёт по переходнику, преследуя по пятам отступающего командира пришельцев, Эйвери подметил, как рекруты посмотрели в его сторону, а затем одобрительно кивнули друг другу.

Эйвери не приписывал своим действиям сколько-нибудь особой храбрости. И, оглядываясь назад, понимал, что нападение на инопланетный корабль было чрезвычайно опасным. Часть его желала, чтобы аль-Сигни включила все кадры — показала взрыв метана и то, как отчаянно старался Эйвери уйти от огненного шара — чтобы доказать рекрутам, что иногда осторожность является лучшей составляющей доблести. Вместо этого на последнем кадре инопланетный корабль разлетался на кусочки, пока шлюп капитана-лейтенанта отлетал от грузовоза — победоносный конец, который заставил новобранцев оживлённо зашептаться, как только Хили включил свет.

Лишь позднее, когда столовая была прибрана, а штаб-сержанты с капитаном уселись планировать, как лучше всего обезопасить сады, Эйвери осознал, почему рекруты были так оптимистичны: презентация доказала, что пришельцев можно убить, и показала, что Жатву можно защитить с помощью пары удачных выстрелов. И если рекруты обрели уверенность от своих тренировок, то поняли, что по меньшей мере они могут вскинуть винтовку и выстрелить. К сожалению, некоторые новобранцы были менее уверенны, чем остальные. И как только Осмо нервно задрожал, Эйвери положил ладонь ему на плечо и повернул к деревьям.

— Мы должны произвести хорошее впечатление, понимаешь?

— Да, штаб-сержант.

Эйвери шлёпнул Осмо по заду, ускоряя его уход.

— Вот и хорошо. Топай давай.

Пока разочарованный новобранец плёлся на север, в наушнике Эйвери затрещал голос Дженкинса.

— У Форселла контакты на тепловом. Вверху на десять часов.

Эйвери осмотрел небо на западе, но невооружённым глазом ничего не было видно.

— Сколько?

— Два, — ответил Дженкинс. — Хотите, отметим их?

По распоряжению Эйвери снайперы 1-го взвода заняли позицию в декоративной теплице на восточном краю садов — белом криволинейном здании, словно пришедшем из какого-нибудь европейского парка девятнадцатого века. Разумеется, то, что должно было быть чугунной рамой, сейчас было титановой решёткой и тысячами окон из ударопрочного стеклопластика. Но, охватывая собой весь верхний ярус садов, теплица выглядела столь же величаво, как и её старинный прообраз.

— Не нужно, — ответил Эйвери. — Скоро они будут здесь.

Снайперы затаились на балконе, который огибал центральный овальный купол теплицы и продолжался вдоль крыши по обеим её ответвлениям, давая превосходный вид на сады и небо над ними. Оптический прибор Форселла был оснащён наводящим лазером, способным подсветить оба контакта и собрать данные для определения дистанции стрельбы. Но опять-таки капитан-лейтенант аль-Сигни дала чёткое указание: морпехи и их новобранцы должны по возможности свести к минимуму поведение, которое пришельцы могли счесть за враждебное. Потягивая плечевой ремень собственной винтовки, Эйвери снова задался вопросом, проявят ли они схожую сдержанность.

— Гости в пути, капитан, — проворчал Эйвери в свой ларингофон. — Как наш периметр?

— Отряды Чарли докладывают, что всё чисто, — ответил Пондер.

1/Ч и 2/Ч были развёрнуты у главных ворот садов и выезда из них на шоссе Утгарда соответственно. Морпехи не ожидали движения (шёл вторник, а в сады в большинстве своём выбирались по выходным), но всего единственного седана любителей растений, вставших спозаранку, хватило бы для того, чтобы секретность встречи полетела в тартарары. Или, что хуже, для распространения преждевременной паники.

— А как наш приветственный комитет? — спросил капитан.

Эйвери посмотрел на оставшихся рекрутов 1/А.

— Готов, сэр.

— Пусть сохраняют спокойствие, Джонсон. Оружие держать на предохранителях и за плечами.

— Вас понял.

На несколько долгих секунд на радио повисла тишина: все, кто находился в садах, собирались с духом. Эйвери слушал, как Мимир низвергается со своего отвеса. Шум водопада заглушал всё, кроме самых усердных птиц, начавших своё утреннее пение где-то в глубине магнолий. Как и экзотическая флора теплицы, птицы были импортными: скворцы и прочие выносливые виды были завезены на Жатву для борьбы с существенной популяцией насекомых на планете.

Крики птиц медленно пересилил пульсирующий вой, интенсивность которого нарастала до тех пор, пока ему не покорился даже могучий рёв Мимира. Эйвери покосился на небо из-под козырька своей фуражки. Он увидел две тёмные тени в ярком сине-голубом тумане, следующие друг за другом, подобно акулам, подплывающим к отмели бурного моря.

— Штаб-сержант... — начал Дженкинс.

— Вижу их. — Эйвери надвинул кепку на лоб. — Отряд! По местам!

Пока рекруты 1/А принимали строевую стойку, пара инопланетных кораблей вынырнула из тумана. Мерцая фиолетовой обшивкой, они опустились к Биврёсту, а затем начали широкий круг вокруг садов. Вилкообразный дизайн кораблей нарисовал в уме Эйвери два тягача, скреплённых одной кабиной, но едущих в обратную сторону. В отличие от большей части человеческих воздушных аппаратов кабины челноков располагались на корме. Эйвери мог разглядеть на каждом судне единственное очевидное оружие — шаровую турель с одним стволом, подвешенную под кабиной. У кораблей не было двигателей, но едва они завершили первый круг и один из них замедлился над выступом, как Эйвери увидел пульсацию их контуров и предположил, что они полагаются на некоего рода антигравитационное поле для вертикальной тяги и движения.

— Назад! — крикнул Эйвери, пока корабль снижался к лужайке. — Ей понадобится больше места!

Новобранцы попятились даже быстрее положенного, и десантный корабль завис прямо над освещённой "X". Светильники замерцали и погасли, а трава сплющилась под давлением невидимого поля. Ощущая покалывание кожи, Эйвери наблюдал за тем, как вода конденсируется вокруг поля, выдавая его овальную форму, только чтобы потом выпасть мелким дождиком, как только поле отключилось. Искривлённая кабина корабля села на дёрн, но оба его отсека остались парить параллельно земле.

— Стройся! — прогремел Эйвери, и новобранцы 1/А вернулись обратно в исходное положение — две шеренги с каждой стороны челнока. Тем временем один из отсеков распахнулся вдоль нижнего края. Внутри корабля было тускло, и у Эйвери ушла секунда на то, чтобы высмотреть там трёх чужаков — отчасти благодаря тому, что броня существ сияла тем же тусклым свечением, что и металлические скрепы, удерживавшие их в вертикальном положении. Но ещё и потому, что эти пришельцы вовсе не были похожи на тех, с кем Эйвери сражался на грузовом судне. Последние напоминали Эйвери прямоходящих рептилий; нынешние же, освобождаясь от страховочных привязей, выглядели неправдоподобными отпрысками горилл и медведей гризли: они были волосатыми гигантами с плечами столь же широкими, как рост среднего человека, и кулаками, способными полностью вместить в себя голову Эйвери.

— Сэр? — Несмотря на влажность воздуха, Эйвери чувствовал, как в горле пересохло. — Мы ожидали не этого.

— Поясните, — потребовал Пондер.

— Они крупнее. В броне.

— Оружие?

Эйвери подметил острые шипы, выступающие из металлических пластин, прикрывающих грудь, плечи и бёдра пришельцев. В ближнем бою они могут оказаться смертельными. Однако помимо этого каждый чужак имел при себе грузное короткоствольное оружие, закреплённое на поясе. Поначалу Эйвери решил, что они вдобавок вооружены ножами, но потом понял, что клинки в форме полумесяца крепились к оружию подобно штыкам, пригодным для колющих и режущих ударов. Чужак, которого Эйвери решил считать командиром — тот, что был в золотой броне и шлеме с гребнем в виде литеры V, отходящим назад вдоль головы подобно двум зазубренным пилам — также нёс кое-что ещё: молот с длинной рукоятью и каменной головкой, которая должна была весить по крайней мере столько же, сколько и Бёрн.

— Тяжёлые пистолеты, — ответил Эйвери. — И молот.

— Повторите?

— Гигантский молот, сэр. У их вожака.

Секунду Пондер молчал, а потом спросил: — Что-нибудь ещё?

Пока чужак в золотой броне подходил к краю отсека, его ноздри раздувались. Он вздёрнул подбородок в направлении деревьев — посмотрев прямо на укрытие 2/А — и его эскорт в синей броне оскалил крупные клыки, распознавая запах людей с подозрительными рыками.

— Надо было прийти с барбекю... — пробормотал Эйвери.

— Повторите?

— Они не вегетарианцы, сэр. Возможно, стоит накрыть стол по новой.

Последовала пауза, пока Пондер передавал информацию капитану-лейтенанту аль-Сигни и губернатору Тьюну.

— Нет времени, Джонсон. Ведите их.

Эйвери не был посвящён во все споры аль-Сигни и Тьюна насчёт протокола — во всё, что они решили сделать, чтобы их инопланетные гости чувствовали себя комфортно. Однако Джилан рассказала ему, что первый грузовоз, атакованный пришельцами, вёз фрукты, и потому она и Тьюн пришли к соглашению, что больше такой продукции станет прекрасным приветственным подарком. Предложение фруктов и овощей также символизировало мирное, аграрное назначение Жатвы. И это предложение поделиться дарами планеты послужило основой для гравюр Мака. Но сейчас, глядя на хищное телосложение и агрессивное оружие чужаков, Эйвери начал понимать, что они спустились на поверхность вовсе не в надежде найти знатный фруктовый салат. Им было нужно что-то другое. И они были готовы забрать это что-то, если получат отказ.

Эйвери шагнул к челноку и остановился перед пришельцем в золотой броне в паре метров от него. Высокий зверь сощурил свои жёлтые глаза.

— Дасс. Ко мне, — сказал Эйвери. — Медленно.

Командир отряда 1/А вышел из строя и подошёл к Эйвери сбоку. Медленными и аккуратными движениями Эйвери снял с плеча свою BR55, вытащил обойму, потянул затвор, чтобы извлечь из патронника единственный патрон, и протянул оружие вместе с боеприпасом Дассу. Глаза пришельца вспыхнули, пока он следил за каждым шагом процесса разрядки. Эйвери вытянул пустые руки, подчёркивая свои действия.

«Хорошо, — подумал он. — Теперь ты».

С хриплым вздохом пришелец в золотой броне взял молот под головку, скинул с плеча и протянул его самому низкорослому из своих сопровождающих в синей броне. Другой пришелец, казалось, не желал брать оружие и сделал это, только когда лидер издал настойчивый лай. Затем, повторяя за Эйвери, он разжал свои волосатые лапы, обнажив чёрные и острые когти. Эйвери кивнул.

— Дасс. Отойди назад.

Пока командир отряда возвращался в строй, Эйвери положил руку себе на грудь, а затем указал на теплицу. Аль-Сигни призвала его свести жесты руками (и их непреднамеренные оскорбления) к минимуму, однако Эйвери не нужно было убеждать. Он был более чем уверен, что инопланетяне уже оскорблены тем, что он с Бёрном сотворили с их экипажем на первом корабле, и понимал, что их недовольство уж точно не уменьшится от помахивания руками и ошибочного жеста типа "валите отсюда". Так что он продолжил аккуратно прижимать руку к груди и указывать ею до тех пор, пока чужак в золотой броне не спрыгнул с отсека, погрузившись в дёрн на добрые шесть дюймов и заставив траву содрогнуться. Ополченцы, стоящие с другой стороны корабля и которым ещё предстояло увидеть пришельцев, нервно отшатнулись. Некоторые по виду уже были готовы удрать за деревья.

— Спокойно! — прорычал Эйвери в свой ларингофон, когда облачённый в синюю броню эскорт с грохотом сошёл на землю. Теперь, когда все трое вышли на свет, Эйвери заметил, что каждый из них имел разный цвет меха, проступающий из сочленений в броне. Шерсть вожака была светло-серой, почти серебряной. У одного из телохранителей был тёмно-коричневый мех, а у другого — бронзовый. Второй сопровождающий оказался немного выше лидера и был более мускулистым, хотя Эйвери понимал, что это было всё равно что сравнивать две модели основных боевых танков: один мог весить больше другого, но у обоих не возникло бы проблем, пожелай они раздавить рекрутов 1/А. Однако сейчас существа, казалось, были готовы пойти навстречу. Лидер положил свою лохматую ладонь себе на грудь и указал на Эйвери, а потом на теплицу. Эйвери кивнул, и вскоре невероятная четвёрка двинулась через лужайку к гранитной лестнице, ведущей на средний ярус садов — Эйвери шёл впереди, за ним был чужак в золотой броне, а замыкали шествие двое его телохранителей.

— Мы движемся, — прошептал Эйвери в свой микрофон. — Пока всё хорошо.

На вершине лестницы мощённая плиткой дорога уходила на восток сквозь рощу цветущих вишнёвых и грушевых деревьев. Деревья находились в цвету уже несколько недель, и их цветки начали опадать на грубо гранённые камни. Пока по ним с грохотом проходили чужаки, розовые и жёлтые лепестки липли к их широким босым ногам, создавая большие дыры в пятнистом ковре. К сожалению, сладковатый запах увядающих лепестков едва ли мог пересилить мускусный запах пришельцев. Сногсшибательный аромат сильно нервировал Эйвери, и он подумал, как на него отреагируют АРГУС-ы.

На полпути к очередной лестнице, ведущей наверх к теплице, путь расширялся, огибая прямоугольный фонтан на уровне земли. Его форсунки работали на автоматическом таймере, и их ещё предстояло включить. Пока же мелкая вода была спокойна, и когда Эйвери проводил компанию вдоль южной стороны фонтана, то увидел в отражении чистой прохладной воды второй инопланетный корабль, всё ещё описывающий широкий круг над деревьями. Сейчас он двигался намного медленнее, и Эйвери с трудом мог отличить вой его двигателей от бурления реки.

Вскарабкавшись по второй лестнице, Эйвери увидел отряды Браво от обоих взводов, выстроившиеся в зигзагообразные шеренги перед теплицей. Между ними и лестницей — в центре лужайки верхнего яруса — расположился дубовый стол, покрытый белоснежной тканью и увенчанный обильной корзиной фруктов. Эйвери сделал несколько шагов по направлению к столу, а затем повернулся к пришельцам, подняв ладони в останавливающем жесте. Однако бронированные гиганты уже остановились сами. Вся троица смотрела на остроконечный вход в теплицу, откуда только что возникла делегация людей: Тьюн, Педерсен, Пондер и аль-Сигни с Бёрном, идущие сзади. Педерсен был одет в свой обыденный серый льняной костюм, в то время как губернатор облачился в жёлто-белую разновидность сирсакера, которую он носил на празднике солнцестояния. Габариты губернатора, как обычно, распирали швы костюма, делая его похожим больше на облагороженного фермера, чем на властного политика, каковым, как он надеялся, пришельцы и будут его воспринимать. Но несмотря на стесняющую ткань, Тьюн, выпятив грудь и расправив плечи, зашагал вперёд в темпе, подразумевавшем, что он воспринимает бронированную троицу не как угрозу, а как группу парламентариев. Пондер и аль-Сигни оба были одеты в парадную форму и фуражки; он — в тёмно-синюю форму корпуса морпехов, она — в белую. Чтобы помочь чужакам различить их пол, капитан-лейтенант подобрала себе юбку до колен. Бёрн, так же как и Эйвери, надел полевую форму, а тот же мрачный взгляд подтверждал изменившийся расчёт: не таких врагов они ожидали. Голубые глаза ирландца под козырьком его кепки метнулись туда-сюда, наспех оценивая оружие и броню чужаков.

— Благодарю, штаб-сержант, — сказал Тьюн. — Дальше я сам.

— Есть, сэр.

Эйвери повернулся на каблуках и подошёл к передней части стола, где встретился с Джилан. Бёрн занял северо-западный угол, сбоку от Пондера. Педерсен встал между Тьюном и столом, зажав под мышкой крупный коммуникационный планшет.

— Добро пожаловать на Жатву! — расплылся в улыбке Тьюн. — Я её глава. — Он постучал себя по груди. — Тьюн.

Пришелец в золотой броне фыркнул. Было ли это указанием на его расу, звание, имя или хотя бы желание, чтобы губернатор поскорее закончил со своим непонятным приветствием, осталось неясным.

Несмотря на языковой барьер, аль-Сигни считала разумным хотя бы предпринять вербальное общение, только бы записать речь инопланетян для последующего анализа. Тьюн настоял на том, что говорить будет только он, и хотя капитан-лейтенант не высказала несогласия, она постаралась объяснить, что на первом месте должна быть краткость — Тьюн не должен был раздразнить пришельцев чрезмерной болтовнёй.

Губернатор ждал, давая вожаку возможность совершить собственное приветствие. Однако тот промолчал. Тьюн уже собирался приступить к расширенному приветствию, когда аль-Сигни кашлянула. Эйвери понял, что Джилан, как и он, осознала, сколь малым терпением обладали чужаки. Хотя их лидеру хватало выдержки, чтобы смотреть на говорящего Тьюна, его шерсть начала щетиниться. У малорослого сопровождающего запах стал более острым, хотя Эйвери не мог ручаться за это.

Тьюн одарил аль-Сигни раздражённым взглядом, но всё же пригласил жестом Педерсена выйти вперёд. Генеральный прокурор вытащил из-под мышки планшет и выставил его перед пришельцами. Спустя мгновенье из динамиков устройства зажурчала оркестровая версия гимна Жатвы, а по экрану пошла видеопрезентация. Её Эйвери посмотрел накануне; это была вариация официального планетарного приветствия, которое он просмотрел во время своего первого спуска по Тиаре. Хотя в этой версии не хватало речи Мака, в ней были те же идиллические кадры: ЙОТУН-ы, работающие в полях, гондолы, грузящие продукцию в грузовые контейнеры, семьи, наслаждающиеся обедом. Этот монтаж из клипов давал хорошее представление о жизни на Жатве, в то же время избегая любого намёка на то, что есть и другие такие миры.

Презентация длилась некоторое время, но Эйвери был уверен, что она вовсе не отвечала интересам пришельцев. В какой-то момент Мак, следящий за всей наблюдательной аппаратурой через мощную антенну, спрятанную в теплице, начал манипулировать видеорядом, чтобы проверить реакцию чужаков. Напугал ли их вид ЙОТУН-ов? И если да, то как это выразилось в языке их тела? Эйвери работал со многими офицерами ДВР и знал, насколько скрупулёзно они подходят к сбору содержательных разведданных. Он был уверен, что Джилан предоставила ИИ длинный список вопросов. Однако наблюдая за тем, как второй челнок совершает очередной пролёт вокруг садов, ненадолго исчезнув за северными деревьями, прежде чем вернуться обратно в поле зрения, Эйвери задумался над тем, сколько ещё аль-Сигни позволит эксперименту продолжаться. После того как впервые за пять минут чужаки шевельнулись в своей броне, она беспечно потрогала тугой узел, не дававший её чёрным волосам спадать ниже шеи, ненавязчиво подавая сигнал Маку, наблюдавшему через камеры, прекратить вещание. Секунду спустя зацикленный гимн Жатвы стих, подведя презентацию к концу. Педерсен убрал планшет обратно себе под мышку.

Чужак в золотой броне рыкнул на своего маленького сопровождающего, который вытащил из-за пояса небольшой квадратный лист металла. Вожак взял лист и протянул его Тьюну. Вежливо улыбаясь, губернатор изучил подношение. Секунду спустя он лучезарно улыбнулся прокурору.

— Посмотри, Рол. Видишь картинку? Совсем как та, которую мы сделали на фрахтовике!

— Мне кажется, это и есть кусок фрахтовика.

— Но видишь, что они вырезали?

Педерсен вытянул шею в сторону листа.

— Они хотят торговать.

— Именно!

— Губернатор, — вмешалась Джилан. — Позвольте мне.

Тьюн отступил к столу и протянул лист Джилан. Эйвери заглянул ей через плечо. Это и впрямь был кусок титановой обшивки фрахтовика — аккуратно вырезанный полный квадрат. Большую часть картинки занимали две фигуры, и обе были вырезаны более реалистично, чем у Мака. Одна из них, очевидно, была пришельцем в золотой броне; за спиной висел молот, и носил он шлем с тем же гребнем в виде литеры V. Человек выглядел мужчиной, но с тем же успехом мог быть кем угодно. К удивлению Эйвери, человек преподносил нечто похожее на крупную дыню с пятнистой кожурой. Тьюн, похоже, пришёл к тому же выводу, поскольку начал рыться в корзине и вскоре извлёк большую и ароматную дыню. Улыбаясь даже шире, чем раньше, он подошёл с фруктом к лидеру и протянул его с поклоном.

— Берите, пожалуйста! — сказал губернатор. — Мы можем дать вам ещё.

Пришелец взял дыню и осторожно вдохнул её аромат.

Пока Тьюн начинал прикидывать все преимущества межрасовой торговли, Джилан перевернула лист на другую сторону. Эйвери заметил, как её шея напряглась.

— Губернатор, они хотят не еду.

— Не будьте так уверены, капитан. Мне кажется, этот плод сейчас надкусят.

— Нет. — Джилан сохраняла ровный тон. — Глядите.

Эйвери так и поступил. На другой стороне листа была увеличенная версия дыни, которая оказалась вовсе не дыней, а картой Жатвы с центром в Утгарде. То, что Эйвери принял за структуру кожуры, на самом деле было элементами поверхности: линиями маглева, дорогами и контурами крупных поселений. Пришельцы сделали полный анализ и добавили некие обозначения: по всей планете были разбросаны украшенные символы. Каждый из них был похож на остальные и состоял из двух концентрических кругов, сканных взаимосвязанными кривыми. Эйвери понятия не имел, что означали эти символы, но сейчас это было неважно. Джилан озвучила его собственные мысли:

— Они ищут что-то конкретное. Что-то, что считают своим.

Тьюн продолжал смотреть на лист, пока Джилан вращала его разными сторонами, стараясь сохранить на лице тактичную улыбку.

— Губернатор, — сказала она шёпотом. — Они хотят, чтобы мы отдали им всю планету.

В это мгновение чужак в золотой броне рыкнул и протянул дыню Педерсену.

— Нет, нет. — Прокурор поднял руку и шагнул назад. — Держите.

Пришелец склонил голову и рыкнул ещё раз. Теперь Эйвери мог поклясться, что мускусный запах, доносящийся от меньшего сопровождающего, стал более мощным. В нос словно ударил аромат уксуса и дёгтя, и Эйвери поморщился. Он начал бороться с порывом выхватить свой пистолет M6 из кобуры на бедре. И в эту секунду с нижнего яруса садов донеслось эхо короткой очереди из MA5. Была ли это нервная осечка или же начало перестрелки, Эйвери не знал. Но в наступившей короткой тишине он услышал гортанный чужеродный вой, донёсшийся со стороны деревьев вдоль реки.

После этого всё случилось слишком быстро.

Высокий провожатый сорвал свой пистолет с пояса раньше, чем Эйвери смог вытащить свой или Бёрн — сорвать с плеча боевую винтовку. Клинковое оружие громыхнуло, и яркий металлический шип, светящийся, словно магний, с шипением вошёл в грудь Педерсену. Генеральный прокурор выронил дыню и свой планшет и упал на колени, хватая ртом воздух, словно задыхающаяся рыба. Он был ближе всех к лидеру в золотой броне — и стал невезучей жертвой дистанции. Штаб-сержанты ответили огнём по сопровождающим, стоящим к ним ближе всего — Бёрн стрелял в высокого, Эйвери в меньшего. Но их пули никак не сказались на броне чужаков; фактически, они даже не долетели до неё. Каждый снаряд был отражён невидимыми энергетическими щитами, повторяющими контуры брони и сияющими от каждого удара.

— Ложись! — крикнул Эйвери Тьюну, когда меньший сопровождающий кинул лидеру его молот. Затем он схватил Джилан, грубо повалив её на землю.

В мгновенье ока седовласый гигант вознёс палицу над своей головой, готовясь нанести удар сплеча. Тьюн лишился бы своей головы, если бы капитан Пондер не оттолкнул его и не принял удар на себя. Молот ударил по протезу левой руки капитана, отправив его кувыркаться по воздуху. Он приземлился к северу от Бёрна и прокатился двадцать метров по скользкой от росы траве.

Меньший провожатый тоже вытащил свой клинковый пистолет. Пока существо брало в прицел Эйвери, он крепко обнял Джилан, прикрывая её маленькое тело своим собственным. С секунду он переосмысливал заявление Пондера о том, что они прекрасно натренировали рекрутов — что те были готовы мгновенно принимать необходимые в бою жизненно важные решения — когда услышал пронзительный тройной треск BR55 Дженкинса. Коротыш удивлённо взвыл, когда очередь ударила по его шлему, запрокинув большую голову назад. Всё, что услышал Эйвери потом, было щёлканье пуль над головой, как только двадцать четыре новобранца из Браво открыли непрерывный огонь. Осыпаемый многочисленными выстрелами малый сопровождающий сделал шаткий шаг назад. Он дёрнулся влево и вправо, словно отбиваясь от невидимого роя пчёл. Потом его энергетические щиты отказали со вспышкой, сопровождаемой громким хлопком, и от его брони начал идти бирюзовый дым с искрами, когда ещё десятки снарядов из MA5 ударили по теперь неприкрытым пластинам.

Настала очередь пришельцев защищаться. Вожак подскочил к своему меньшему телохранителю, повернувшись спиной к теплице. Должно быть, его золотая броня обладала более мощными щитами, поскольку даже сконцентрированный огонь отрядов Браво не сумел сбить их. Высокий сопровождающий испустил оглушительный рёв и обстрелял новобранцев полукругом, прикрывая вожака, пока тот помогал своему раненому товарищу спуститься вниз по лестнице на второй ярус. Эйвери не был уверен, сколько рекрутов около теплицы было ранено и были ли источником их криков свежие раны или же избыток адреналина.

— Прекратить огонь! Не стрелять! — заорал Бёрн. Новобранцы стреляли прямо поверх их голов. Некоторые их выстрелы пришлись даже слишком близко.

— Вы целы? — спросил Эйвери, отталкиваясь от Джилан на своих кулаках.

— Иди, — ответила она. — Я в порядке.

Однако выглядела девушка слегка напуганной. Как и в тот день в госпитале, это была очередная временная брешь в её невозмутимом внешнем виде. В этот раз Эйвери ответил кивком.

— Альфа-один, отступайте! — закричал Эйвери, возвращаясь на ноги. — Отойдите от корабля!

Эйвери услышал пульсацию энергетического оружия и, даже не успев повернуться на юг и увидеть ярко-синие линии плазмы, расстреливающие газон нижнего яруса, понял, что турель челнока заработала, прикрывая огнём отступление бронированных чужаков.

— Ты куда, чёрт побери, намылился? — крикнул Бёрн на Эйвери, промчавшегося мимо.

— Река!

— Я с тобой!

— Нет! Отвлеки огонь турели на себя, пока я захожу сбоку!

— Браво! Шевелитесь! — прокричал Бёрн. — Хили! Тащи свою жопу сюда!

Эйвери заметил, как медик пулей выскочил из теплицы позади бегущих новобранцев и направился к Пондеру с аптечкой в руке. Капитан отмахнулся от Хили, направляя его к неподвижному телу Педерсена. После этого Эйвери скрылся за деревьями.

— Стисен! Докладывай! — прокричал он в микрофон.

— По нам стреляют, штаб-сержант! — статика исказила голос командира отряда 2/А. — Там! Вон там! — прикрикнул он на одного из своих.

— Держитесь! — Эйвери спрыгнул с каменного вала на средний ярус садов. — Я в пути!

Эйвери бежал так быстро, как мог, перепрыгивая булыжники и огибая вишнёвые и грушевые деревья. Пыхтя, он прорвался сквозь последние тяжёлые ветви и, покачнувшись, резко остановился, вращая руками. Двигайся он чуть быстрее, то свалился бы в реку. Здесь, на краю садов, Мимир вгрызался в Биврёст глубже, создавая серию спускающихся прудов. Эти известняковые котловины были наполнены белой водой, текущей тем более бурно, чем ближе она подбиралась к вершине водопадов.

Как только Эйвери восстановил равновесие, над ним пролетел второй десантный корабль, зависший с другой стороны ближайшего пруда. Следя за снижением корабля, Эйвери заметил ещё одного из крупных пришельцев — на сей раз облачённого в красную броню и с чёрным мехом — который вышел из полосы магнолий на нижнем ярусе садов. Он тоже был вооружён клинковым пистолетом и использовал его, чтобы прикрыть отступление группы малорослых существ с серой кожей и коническими оранжевыми рюкзаками. Среди деревьев Эйвери увидел дульные вспышки MA5. Однако чужак в красной броне быстро выпустил залп из пылающих шипов, дабы утихомирить тех рекрутов, которым хватило смелости дать отпор. Эйвери вскинул пистолет и разрядил обойму. Он понимал, что пули не пройдут через щиты пришельца, но ему только и нужно было отвлечь существо на себя, чтобы оно позабыло о новобранцах.

Чужак повернулся, когда выстрелы Эйвери безвредно вспыхнули за его спиной. К тому времени Эйвери уже бежал на юг под прикрытие валуна. Он перезарядился и обогнул камень, намереваясь подстрелить одного из мелких пришельцев, однако многие из них уже поднялись на борт корабля. Из-за деревьев, спотыкаясь, показался только один отставший. Одна из его рук болталась вдоль бока, по всей видимости, раненая. Эйвери уже собирался добить существо, когда бронированный чужак схватил раненого товарища за зашеек, сорвал с него маску и швырнул в водоворот. Несчастный погрузился под воду, а потом всплыл, цепляясь за пару шипящих трубок, соединённых с рюкзаком, после чего упал в следующих пруд и исчез в стороне водопадов.

Пока происходило это братоубийство, шарнирная турель второго челнока наконец-то заговорила, и вскоре Эйвери спрятался за валуном, пытаясь избежать палящих зарядов плазмы. Звуки, издаваемые ионизированными газами при ударе о скалу, резали слух Эйвери. Но спустя несколько секунд турель смолкла. Эйвери услышал гул генераторов антиграва, и челнок устремился в небо. Когда он вышел из-за валуна, все пришельцы исчезли.

— Не стрелять! — крикнул Эйвери, приближаясь к магнолиям с дальней стороны пруда. — Я иду!

За спиной он слышал отзвуки винтовок отрядов Браво, обстреливающих первый челнок, взлетающий из садов.

— Что случилось? — зарычал Эйвери на Стисена, приблизившись к кучке рекрутов из 2/А. Солдаты сбились позади кучи поросшего мхом гранита. Скалы были усеяны отверстиями, содержащими раскалённые остатки огненных шипов чужака в красной броне. Среди окружающих папоротников, куда срикошетили некоторые снаряды, дымили миниатюрные огни.

— Что случилось? — повторил вопрос Эйвери. Но ни Стисен, ни его люди не проронили ни слова. Многие из них даже не смотрели Эйвери в глаза. Бой наполнил Эйвери адреналином, и он уже почти потерял самообладание, когда понял, на что именно смотрят рекруты. Мгновение ушло у него на то, чтобы узнать в месиве, распластавшемся на граните, растерзанное тело человека. И лишь присев подле трупа, он распознал пухлое мальчишеское лицо Осмо, исчерченное собственной кровью. Живот новобранца был вспорот сверху донизу.

— Я говорил ему: "Не суйся на лужайку". — Стисен тяжело сглотнул. — Я не хотел, чтобы он пострадал.

Эйвери сжал челюсти. Но в то же время понимал, что командир отряда никак не мог предвидеть, что второй корабль залетит к ним в спину, опустится над рекой и тайком высадит поддержку.

— Ты видел, как его убили? — спросил Эйвери. Стисен покачал головой.

— Нет.

— Это был один из маленьких, — прошептал Бёрдик. Его глаза не отрывались от внутренностей, вывалившихся из нутра Осмо. — Тварь повалила его на землю. Разорвала в клочья.

— Я услышал стрельбу, — сказал Стисен. — Но было уже поздно.

Эйвери поднялся на ноги.

— Ещё кто-нибудь?

Стисен снова покачал головой.

— Бёрн. Говори со мной, — рявкнул Эйвери.

— Капитан тяжело ранен. У отрядов Браво трое раненых, один серьёзно. Дасс говорит, что его парни в норме.

— Тьюн?

— Недоволен. Педерсен мёртв.

— Похоже на то.

— Нам лучше уходить, Джонсон. Ублюдки могут вернуться.

— Согласен. — Эйвери понизил голос. — Мне нужен мешок.

— Кто?

— Осмо.

— Дерьмо, — прошипел Бёрн. — Хорошо. Я передам Хили.

Эйвери снял свою фуражку и провёл рукой по лбу. Взглянув вниз на Осмо, он заметил, что правая рука рекрута всё ещё крепко сжимала свою MA5. Штаб-сержант был рад, что Осмо заметил нападавшего и получил шанс выстрелить. Стрельбой Осмо известил своих товарищей об опасности, спасая им жизни, пусть и ценой своей собственной. Эйвери старался не винить себя в случившемся. Как и Стисен, он сделал то, что считал лучшим. Осмо стал первым погибшим новобранцем. И сколько бы Эйвери ни надеялся на то, что он же будет и последним, он стойко понимал, что чужаки только что начали войну, в которой погибнут ещё очень многие.

***

Маккавей выпустил свой молот, и тот с лязгом упал на пол пехотного отсека. Это бы Кулак Рукта — древнее оружие, на протяжении поколений переходящее от одного вождя к другому в клане Маккавея. Оно заслуживало лучшего обращения. Но Маккавей был слишком взволнован состоянием Лицинуса, чтобы соблюсти формальности; его предки поняли бы.

— Воренус! Скорее! — проревел он, поднимая Лицинуса в вертикальное положение. "Дух" яростно трясся, мчась обратно в туманное небо, и даже могучему вождю оказалось трудно прислонить бессознательное тело раненого члена своей стаи к внутренней стенке отсека.

Запнувшись, Воренус вернулся в отсек, неся портативную станцию первой помощи. Он опустил восьмиугольный ящик у ног Лицинуса, а затем стал держать его, пока Маккавей обвязывал скрепляющими лентами его ноги и руки. "Духи" под командованием сангхейли обладали сложными стазисными полями, чтобы удерживать воинов. Но Маккавею отказали даже в такой технологии, и ему пришлось прибегнуть к более простому решению.

— Дай повязку!

Маккавей начал стягивать с Лицинуса нагрудник. Чуть ниже центра брони была трещина, из которой сочилась тёмно-красная кровь. Едва пластина была снята, Маккавей пригладил коричневый мех раненого члена своей стаи, изучая две свистящие дырки у него в груди. Оружие пришельцев проткнуло одно из лёгких Лицинуса, остановив его работу. Воренус протянул Маккавею тонкий лист из сетки бронзового цвета. Наложенный правильно, материал создавал неполную герметизацию поверх раны, позволяя воздуху уходить, когда Лицинус выдыхал, но задерживая его, пока тот вдыхал; лёгкое надуется вновь, если оно не получило тяжкое повреждение. Сетка также содержала загуститель, который удержит оставшуюся кровь юного джиралханая внутри него. Когда они вернутся на "Быстрое Преобразование", Маккавей даст палате автоматической хирургии сделать остальное.

«Если мы вернёмся», — буркнул вождь про себя, когда "Дух" дёрнулся на правый борт, выполняя очередной манёвр уклонения. До сих пор чужаки не использовали никакой противовоздушной обороны, но Маккавей был уверен, что так они и поступят. Их пехотное оружие было достаточно грубым — ненамного совершеннее того, что было у джиралханаев на момент миссионерского контакта с сан'шайуум. У них просто обязаны были быть ракеты или любые иные кинетические боевые комплексы, потому что иначе их планета была бы беззащитной. А Маккавей не верил, что чужаки окажутся настолько глупыми.

— Дядя? Ты ранен? — прогремел из переговорника Маккавея голос Тартаруса.

— Я нет.

Вождь обхватил зашеек Воренуса.

— Приглядывай за ним, — сказал он, глядя на Лицинуса. Воренус кивнул в знак согласия.

— Ты достал артефакт? — спросил Маккавей Тартаруса, приседая чтобы поднять Кулак Рукта.

— Нет, вождь.

Маккавей не смог сдержать гневный выдох.

— Но люминарий показал десятки священных предметов — совсем рядом!

— Я нашёл только их воинов.

Маккавей зашагал к кабине "Духа", опираясь свободной рукой о стену чтобы не упасть, пока челнок продолжал свой тяжёлый подъём.

— Ты тщательно всё обыскал?

— Унггой потерял терпение и нарушил строй, — пророкотал Тартарус. — Мы лишились элемента неожиданности.

— Дьякон, — рявкнул Маккавей, войдя в кабину. — Скажи, что у тебя хорошие новости.

Полётом управлял другой джиралханай по имени Ритул, который был ещё слишком молод, чтобы заслужить свой мужской суффикс "ус". Маккавей предпочёл бы более опытного пилота, но имея на обоих "Духах" пять джиралханаев, он был вынужден придержать старших, более опытных членов своей стаи на борту "Быстрого Преобразования" на случай непредвиденных ситуаций.

— Сенсоры засекли огромные объёмы сигнального трафика в ходе переговоров. — Приглушённый голос Дадаба пищал из динамика кабины; он остался на мостике крейсера. — Люминарий изучил данные и вынес вердикт.

Последовала пауза.

— Оракул, как мы и думали!

— Слава Пророкам! Где?

— Сигнал исходил из белой металлической структуры в садах.

Так близко! Вождь застонал. Если бы не унггой, он даже смог бы увидеть его! Маккавей быстро подавил своё разочарование. Он понимал, что лишь Пророки обладали доступом к священному Оракулу на "Высшем Милосердии", и потому для него, ничтожного и новообращённого, было бы верхом гордыни мечтать о таком причастии. Зато не грешно было испытать гордость в сообщении, которое он ныне же был обязан отправить.

— Извести вице-министра, — сказал Маккавей, раздувая свою грудь под золотой бронёй. — Реликварий намного богаче, чем ожидалось. Второй Оракул — тот, кто говорит от имени самих Богов — наконец-то найден!


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

"Высшее Милосердие", вечерние часы, 23-ий Век Сомнения.

---

Ночи в главном куполе "Высшего Милосердия" обычно были спокойными. Порой из нижних районов доносились гортанные крики массовых вечерних молитв унггоев, но в остальном в верхних башнях было тихо. Сан'шайуум, зовущие парящие башни домом, предпочитали коротать часы от заката до рассвета за отдыхом или спокойным созерцанием.

«Но не сегодня,» — подумал Стойкость. Кресло министра неподвижно висело между двумя пустыми антигравитационными баржами, простаивающими около одной из трёх массивных опор Дредноута Предтеч. Осветительный диск купола сиял тусклым свечением, имитирующим лунный, не способный согреть воздух свет. Обернув плотнее вокруг сгорбленных плеч свои алые робы, Стойкость стал рассматривать редкую для башен суету.

Висячие сады зданий озаряли огни. Кольца ярко разодетых сан'шайуум летали от одного празднества на открытом воздухе к другому. Лёгкий ветерок доносил музыку — накладывающиеся друг на друга мелодии, порождаемые торжественной игрой струн и колоколов. То тут, то там трещали фейерверки, озаряя окружающую тьму цветущими искрами. Всё это знаменовало важное событие, происходящее один-два раза в век. Сегодня все женщины сан'шайуум, способные вынашивать детей, гордо показывали своё потомство. Насколько мог судить Стойкость, их число было на редкость хорошим. Хотя сам он не мог оставить наследника — и несмотря на сопутствующее тому угнетение — он всё же довольно улыбнулся.

В Ковенанте было чуть больше двадцати миллионов сан'шайуум. Не так уж и много по сравнению с многомиллиардными приверженцами веры, но значительно больше тысячи индивидов, давным-давно бежавших с отдалённого мира сан'шайуум.

Предки Стойкости откололись от остальной своей расы всё по той же причине, которая в конечном итоге стравила их с сангхейли — осквернять или нет предметы Предтеч, чтобы познать их истинный потенциал. В этом споре, на сей раз бывшем внутренним вопросом сан'шайуум, Дредноут стал ключевым символом для обеих сторон — объектом, который не смели посещать Стоики, каких было много, и который отчаянно желали исследовать Реформисты, каких было мало. В разгар междоусобной войны наиболее фанатичные Реформисты пробились на Дредноут и заперлись внутри. Пока Стоики решали, что делать (они не смели уничтожить столь почитаемый ими объект), Реформисты запустили корабль и взлетели, забрав с собой кусок родной планеты сан'шайуум.

Поначалу Реформисты были в восторге. Они выжили, да ещё и сбежали с величайшим призом конфликта. Они покинули свою звёздную систему, насмехаясь над полными злобы сообщениями Стоиков — заверениями в том, что Боги непременно покарают их за воровство. Но затем Реформисты подсчитали свои ряды и с ужасом поняли, что их и впрямь может постичь кара.

Проблема крылась в ограниченном генофонде. При тысяче особях в их популяции инбридинг вскоре стал бы серьёзной проблемой. Хуже того, беременность у сан'шайуум была редкой даже при идеальных условиях. Женщины в большинстве своём были плодовитыми, но только во время коротких редких циклов, которых было несколько. Размножение для тех первых Пророков на борту Дредноута превратилось в строго контролируемое занятие.

— Я уже начал думать, что ты не придёшь, — сказал Стойкость, когда кресло вице-министра Спокойствия осторожно вошло между баржами. Фиолетовые одежды молодого сан'шайуума были мятыми, и, когда он наклонился вперёд в своём кресле, золотые кольца в его бородках запутались в одном из многих цветочных венков вокруг шеи.

— Извиняюсь. Улизнуть было не так просто.

— Девочка или мальчик?

— Оба.

— Мои поздравления.

— Услышу это ещё раз — заору. Не то чтобы я плодил бастардов.

Слова Спокойствия были слегка смазанными, а его пальцы не сразу смогли освободить бородки, сдёрнуть венки с шеи и выкинуть их.

— Ты пьян, — констатировал Стойкость, провожая взглядом падающие в темноту венки.

— Ага.

— Ты нужен мне трезвым.

Стойкость извлёк из своих одеяний крохотную лекарственную сферу.

— И как поживает наш дорогой Иерарх, Пророк Сдержанности?

— Ты про отца? — Сфера исчезла между кислыми губами вице-министра. — Пялился на меня всё время.

Стойкость снисходительно поднял руку.

— Пока мы действуем быстро, он мало что может сделать.

Вице-министр пожал плечами, лениво жуя сферу.

— Идём, — Стойкость нажал на голопереключатели в ручке своего кресла. — Мы уже достаточно припозднились.

Секунду спустя двое сан'шайуум летели к узким средним палубам Дредноута — приземистому треугольному ядру, который сводил все три опоры судна в единый вертикальный корпус схожей формы. В тусклом свете купола древний военный корабль Предтеч сиял белым цветом.

Министр вздохнул. Шантаж был таким утомительным инструментом. Но Стойкость понимал, что, прежде чем его безупречный послужной список и открытие реликвария обеспечат им троны Иерархов, их нынешних владельцев нужно сместить. И для этого их придётся подтолкнуть.

К сожалению, Пророк Терпимости и Пророчица Долга оказались совершенно неприступными. Стареющая Пророчица только что родила пару троен. В силу её преклонного возраста беременность была трудной. И хотя это заставило её уклоняться от некоторых своих обязанностей, Стойкость понимал, что попытка очернить одну из самых любимых и плодовитых матрон сан'шайуум будет чистым самоубийством. Терпимость, служивший министром Согласия в начале восстания унггоев, многое сделал для установления лучших отношений между расами Ковенанта; в Верховном Совете его всё ещё поддерживали многие сангхейли и сан'шайуум.

А вот третий Иерарх, Пророк Сдержанности, был иного склада. Бывший Прелат "Высшего Милосердия" (буквально его мэр) значился в Списке безбрачия — документе, отслеживающем всех сан'шайуум, которым было запрещено размножаться. Из-за дурного планирования своих предков этим несчастным никогда не суждено было познать радости родительства, поскольку их гены, ставшие слишком повсеместными, создавали высокую вероятность распространения их отрицательных рецессивных признаков.

Стойкость тоже был в Списке безбрачия, но никогда особо не волновался по этому поводу. Он держал при себе нескольких наложниц для тех редких случаев, когда ощущал потребность в плотских утехах, но в целом спокойно воспринимал свою невольную импотенцию.

Пророк Сдержанности был не таким.

Незадолго до того, как киг-яры наткнулись на реликварий, Сдержанность нечаянно оплодотворил молодую девушку. Это не было проблемой (для таких случаев предусматривались аборты), но новоиспечённая мать пришла в ярость, узнав, что Сдержанность солгал ей насчёт своего статуса, и потребовала сохранить жизнь своему потомству. Стареющий Иерарх был исполнен желания увидеть передачу своих благородных генов и не смог заставить себя убить своих нерождённых детей или их волевую мать.

Почувствовав назревающий скандал, Стойкость распорядился, чтобы Спокойствие выступил перед Верховным Советом с обращением в честь родильного периода. В своей речи вице-министр предложил восхвалить "всех родителей и их плодородные союзы" и привёл доводы в пользу увеличения инвестиций в генную терапию и другие технологии, призванные "покончить с тиранией Списка". Страстное выступление Спокойствия убедило Сдержанность в том, что они были единомышленниками. Отчаявшись, ибо скоро его любовь должна была родить, Иерарх сделал вице-министру предложение: выдать его потомство за своё и в награду получить любой пост министра.

Как бы ни был счастлив Стойкость от того, что план сработал, он был потрясён такой наглостью Иерарха. Если предложение Сдержанности когда-либо всплывёт на поверхность, его дети будут убиты, а его самого отправят в отставку и, вероятно, стерилизуют. Сан'шайуум, следившие за соблюдением правил Списка, относились к своей работе с фанатизмом, и Стойкость знал, что даже Иерарх не был для них недосягаем.

Сегодня Спокойствие должен был передать Сдержанности их предложение: отречься от престола по доброй воле в обмен на сохранение скандала в секрете.

— Видел бы ты её, — передёрнулся вице-министр. Они уже были близки к Дредноуту и вошли в тень одного из крупных каналов, соединяющих двигатели корабля с энергосетью "Высшего Милосердия". Сильнее всего свет в этой тьме шёл от кольца синих маяков прямо под кабелем — ярких голограмм вокруг одного из зияющих шлюзов Дредноута.

— Кого? — спросил Стойкость.

— Шлюху Сдержанности.

Министр съёжился. В последнее время Спокойствие стал слишком бесцеремонным, часто ведя себя так, словно он уже стал Иерархом и ровней Сдержанности. Нынешнее его опьянение ещё больше усугубляло проблему.

— Привлекательная? — спросил Стойкость, пытаясь поддерживать светский тон беседы.

— Пучеглазая уродина, — ответил вице-министр, засунув руку в свои робы. — Будь у неё шея, я не отличил бы оную от её складок.

К изумлению Стойкости, Спокойствие вытащил плазменный пистолет и беспечно проверил его заряд.

— Убери его! — рявкнул Стойкость, нервно глянув на Дредноут. — Пока не увидели стражники!

Хотя они были ещё неблизко, министр разглядел неуклюжие силуэты мгалекголо, бывших стражниками священного судна и обитающих в нём священников сан'шайуум. На выступающих платформах слева и справа от шлюза на страже стояло по меньшей мере двадцать существ. Заметив двух сан'шайуум, мгалекголо выстроились в защитные построения, их тёмно-фиолетовая броня сияла в пульсирующем свете маяков.

С видимой неохотой вице-министр спрятал пистолет обратно в свои одежды.

— Что надоумило тебя притащить оружие? — зашипел Стойкость.

— Предусмотрительность. На случай если Сдержанность отвергнет наши новые условия.

— И сделает что? Убьёт тебя? — скептически спросил министр. — На представлении своих детей?

— Они в безопасности. Я ему больше не нужен.

Стойкость снова вспомнил, что работа Спокойствия обязывала его регулярно взаимодействовать с сангхейли. Похоже, что безумная озабоченность воинственной расы личным оружием и честью сказалась на и без того импульсивном вице-министре.

— Думай яснее. Твоя смерть вызовет вопросы. Те, на которые Сдержанность не захочет отвечать.

— Возможно, — Спокойствие пожал плечами. — Ты не видел его глаза.

— Нет, но я вижу твои, — министр был готов взорваться. — И вижу я лишь неповиновение и обузу.

— Но-

— Придержи язык!

Пока оба сан'шайуум вплывали в шлюз, мгалекголо поворачивались, следя за ними. Каждый из стражей держал гранёный прямоугольный щит и увесистое штурмовое орудие. И то, и другое было встроено в их броню, являясь больше её продолжением, нежели чем-то, что существа несли.

Если бы речь шла о другой расе Ковенанта, такой дизайн был бы способом уйти от использования рук и пальцев. Но у мгалекголо не было рук и пальцев. Конечно, они обладали чем-то похожим на две руки и ноги, но фактически могли иметь их столько, сколько захочется. Каждое существо было, по сути, конгломерацией существ поменьше, подвижной колонией гладких червей.

Сквозь бреши в броне вокруг их талий и шей Стойкость мог разглядеть отдельных лекголо, вьющихся и собранных вместе, словно увеличенная мышечная ткань. Красная полупрозрачная кожа червей светилась зелёным в лучах выступающих из штурмовых орудий боезапасов — трубок зажигательного геля, который мог быть запущен в виде как стержня, так и жгучей струи.

— Сдержанность — глупец, — сказал Стойкость, едва они благополучно прошли мимо стражей. — Я понимаю это, потому что он доверился тебе.

Вице-министр начал было возражать, но министр опередил его:

— Благодаря моим исключительным полномочиям он и прочие Иерархи ничего не знают о наших планах. Завтра они будут беспомощно сидеть, когда мы заявим о наших намерениях перед Советом. Но только если мы получим благословение Оракула!

Стойкость повернул свою длинную шею вбок, чтобы посмотреть на вице-министра, замкнув взгляд юноши на его сузившихся глазах.

— Когда мы встретимся с Филологом, ты будешь молчать. Ты не заговоришь, пока я не попрошу. Не то клянусь Предтечами, нашему партнёрству конец!

Глядя друг на друга, оба сан'шайуум ждали, пока их партнёр моргнёт.

Неожиданно выражение лица вице-министра переменилось. Его губы сжались, а глаза сфокусировались.

— Прошу, простите мою непочтительность. — Его голос перестал быть невнятным. — Я, как всегда, в Вашем распоряжении, министр.

Стойкость выждал, пока Спокойствие поклонится, и лишь потом расслабился в кресле. Несмотря на сильные слова, министр понимал, что расторжение их сотрудничества было бы непрактичным. Они зашли уже очень далеко, а вице-министр знал слишком много. Разумеется, Стойкость мог его убить. Но это лишь усугубило бы одну проблему в его плане, которую ему ещё предстояло решить — нехватку третьего сан'шайуума для их триумвирата возможных Иерархов.

На уме у Стойкости уже было несколько кандидатов, но никого, кого он пожелал бы посвятить в их интригу. Без третьего их притязания покажутся менее законными. Но министр смирился с тем, что выбор ему придётся сделать после заявления. Третьим должен стать популярный в массах сан'шайуум, который смог бы помочь отвратить обвинения в умысле и амбициях. С этой точки зрения он был готов рассмотреть Пророка Терпимости или Пророчицу Долга. В прошлом уже бывали случаи подобных передач. Сохранение трона за одним из нынешних Иерархов могло смягчить переход власти, но в долгосрочной перспективе было не самым идеальным решением. Обиду могли таить даже опытные политики. Лучше очистить доску и начать всё сначала.

На противоположной стороне шлюза находилась дверь в ангар Дредноута. Гигантские, перекрывающие друг друга ставни в круглом портале были заперты почти целиком, оставляя лишь небольшой семиугольный проход в центре двери. Двое последних мгалекголо охраняли этот узкий проход с помоста, поднимающегося с палубы шлюза далеко внизу. У этих стражей имелись плечевые шипы связанной пары — колонии, численность которой была столь велика, что все её черви попросту не могли уместиться внутри единственного доспеха. Шипы загремели, когда поделённая колония начала общаться, подтверждая личности и должности обоих Пророков. После этого пара разошлась с низким скрипом — звуком эластичной плоти червей, связывающихся и распутывающихся внутри брони.

Ангар был огромным треугольным сводом. В отличие от белёной внешности Дредноута его стены светились зеркальной бронзой в свете бесчисленных голографических глифов. Эти пояснительные и предупреждающие символы, выстроенные в виде узких вертикальных линий, парили рядом с небольшими дырами в наклонных стенах ангара. Стойкость знал, для чего они были нужны, но в общем никогда не видел их использования.

Рядом с дырами плавали сотни хурагоков. Щупальца плавучих выпуклых существ казались длиннее обычного. Это было из-за того, что они держали отдельных лекголо и занимались вводом червей в дыры или их изъятием. На глазах министра четыре хурагока с заметным усилием вытащили особенно толстую особь из дыры, а затем, словно пожарные с шлангом в руках, перенесли её к барже, управляемой сан'шайуум в белых робах и с длинными волосами. Эти священники-аскеты помогли хурагокам скормить лекголо цилиндрическому сканирующему прибору, после чего вернули червя в один из многих металлических резервуаров на барже, в котором хранилась его колония. Прибор считывал информацию с микродатчиков внутри червя, которые собирали всевозможные полезные данные в ходе его ползания по недоступным для других процессорным каналам Дредноута.

Датчики не причиняли беспозвоночным никаких неудобств. Существа заглатывали и усваивали крошечные устройства точно так же, как свою песчаную пищу. Контролируя процесс, священники были невозмутимы. Но было время, когда Пророки созерцали пищевые привычки лекголо с гневным осуждением.

Вскоре после основания Ковенанта эксперименты сан'шайуум с ранними копиями люминария Дредноута привели их к газовому гиганту в системе неподалёку от дома сангхейли. Сан'шайуум надеялись найти кладезь реликвий и были разочарованы, когда нашли одних только лекголо, ютившихся в кольцах вокруг планеты. Но, когда Пророки поняли, что наделали разумные черви, они были потрясены.

Ледяные скалы, составлявшие кольца, на поверку оказались фрагментами неких сгинувших сооружений Предтеч, когда-то вращавшихся вокруг газового гиганта. А причиной тому, что скалы более не были богаты артефактами, служило то, что их тысячелетиями поглощали, пережёвывали и выплёвывали лекголо, вырубая свои узкие и извилистые норы. Странным было то, что у лекголо были привередливые вкусы. Некоторые колонии поглощали только металлы Предтеч; другие питались исключительно на скалах, богатых разбитыми и утрамбованными электросхемами. А иные, крайне редкие колонии, принципиально избегали таких объектов, аккуратно подчищая всё вокруг повреждённых останков реликтов, словно палеонтологи, очищающие ископаемое.

Само собой, сан'шайуум, считавшие, что любой несанкционированный контакт с предметами Предтеч был ересью, караемой смертью, повелели сангхейли уничтожить червей. Однако сангхейли были плохо подготовлены к борьбе с существами, не имевшими ни кораблей, ни солдат для переговоров и чьими укреплениями служили те самые объекты, которые они стремились спасти. В конце концов очень мудрый командир сангхейли — один из почитаемых своей расой Арбитров — выдвинул идею, что лучше будет "укротить" лекголо и обратить их привычки во благо. И, сколь бы сильно они ни желали отстоять свой моральный авторитет, Пророки нехотя согласились, что при надлежащей тренировке черви могли стать крайне полезными в восстановлении наследия богов, и они простили лекголо их грехи.

По прошествии веков экспериментирования на менее важных артефактах сан'шайуум наконец-то набрались смелости опробовать небывалое ранее исследование Дредноута. С самого отлёта со своего родного мира и даже в самые мрачные дни своей войны с сангхейли они ограничили свои исследования лишь наиболее легко доступными системами. Хотя сан'шайуум были преисполнены желания исследовать процессорные каналы в плотном корпусе Дредноута, они жутко опасались, что могут повредить что-то важное. Так что свои первые пробные дыры священники-аскеты вырезали с превеликой осторожностью и пустили в них только тщательно отобранных лекголо. Со смертельным страхом они ждали, когда черви зароются слишком глубоко — и что, тем более, скажет по этому поводу Оракул Дредноута. Но лекголо вернулись безо всяких происшествий, а наиболее почитаемый и святой обитатель судна промолчал.

Молчание Оракула не было необычным. За всю свою жизнь Стойкость не слышал о том, чтобы тот говорил, как не слышал его отец или его дед. Не дождавшись ответа, священники-первопроходцы стали постепенно увеличивать темпы зондирования с помощью лекголо, пока — как это было очевидно сейчас — некогда страшное занятие не превратилось в рутину. Двигаясь вдоль угловой части помостов на самом верху ангара, министр увидел, как священники сан'шайуум на барже просигналили серию приказов ожидающим хурагокам, и все группы приготовились к следующему извлечению.

Высоко над палубой ангара располагался тёмный и тихий монастырь, достаточно крупный, чтобы вместить весь Верховный Совет Ковенанта — свыше двух сотен сангхейли и сан'шайуум. Однако миновав идеально круглое отверстие в полу монастыря, Стойкость и Спокойствие увидели лишь одного обитателя помещения — предводителя священников-аскетов, Филолога сан'шайуум. Как и у клирика, готовившего Стойкости лекарства, скромное кресло Филолога было сделано из камня, а не из металла. Его одеяния были настолько изношены, что походили на обёрнутые вокруг его иссохшего тела полоски изодранной ткани. Некогда белые одежды загрязнились так сильно, что были всего на несколько тонов темнее пепельной кожи Филолога. Ресницы сан'шайуума были длинными и серыми, а пряди волос на согнутой шее за счёт своей длины свешивались почти до колен.

— Полагаю, мы не встречались, — прокаркал старый сан'шайуум, как только кресла Стойкости и Спокойствия остановились позади него. Он был весь поглощён рваным свитком и не повернулся, чтобы поприветствовать их.

— Однажды, — ответил Стойкость. — Но собрание было крупным и очень давним.

— Как грубо было с моей стороны забыть.

— Вовсе нет. Меня зовут Стойкость, а это вице-министр Спокойствия.

Молодой сан'шайуум наклонил своё кресло вперёд, имитируя поклон. Он не заговорил, как и обещал.

— Честь познакомиться с вами. — Скрутив свиток покрепче своими артритными руками, Филолог повернулся. Мгновенье он просто смотрел на своих гостей крупными молочными глазами. — Какую услугу вы ищете?

Филолог не притворялся незнающим. Из соображений секретности Стойкость не сообщил священнику о своей цели, зная, что его титула министра хватит для аудиенции. Но в то время как слова Филолога были радушными, их смысл был чёток: "Излагайте ваше дело и вперёд. У меня есть более важная работа".

Стойкости это было на руку.

— Подтверждение, — сказал министр, нажав на один из голопереключателей своего кресла. Позади кнопки тут же выскочила пластина не больше его ногтя. — И благословение.

Он вытащил пластину и протянул её Филологу.

— Значит, две услуги, — улыбнулся Филолог, обнажив дёсны, разделённые полосами зубов. Он подвинул своё каменное кресло вперёд и взял пластину. — Должно быть, что-то важное.

Стойкость состроил дружелюбную гримасу.

— Один из кораблей вице-министра обнаружил реликварий крайне внушительного размера.

— А, — произнёс Филолог, прищурив один глаз, чтобы лучше изучить пластину.

— И, если верить люминациям, — продолжил Стойкость, — ещё и Оракула.

Филолог выпучил глаза.

— Оракула, сказали вы?

Стойкость кивнул.

— Воистину шокирующие и дивные новости.

Со скоростью большей, чем мог предположить министр, Филолог развернул своё кресло и поплыл к ряду тёмных машин в центре помещения. Когда он подплыл ближе, высоко над головой замерцали голограммы, осветившие скопление обелисков из оникса — мощных процессорных башен, связанных вместе, а перед ними покоился Оракул Дредноута.

Несмотря на то, что Стойкость видел много изображений священного предмета, тот оказался меньше, чем он ожидал. Запертый внутри каркаса, держащего его высоко над полом, Оракул был связан с обелисками нитями из плетёной проволоки. Эти электроцепи соединялись с золотыми подложками, прикреплёнными к оболочке Оракула — капле серебряного сплава, которая была ненамного длиннее шеи министра. Конический конец оболочки располагался лицом к обелискам. Круглый же конец находился под углом к полу и обладал тёмной стеклянной линзой. Между линзой и оболочкой был зазор, через который Стойкость мог разглядеть точки света — электросхемы, работающие на малой мощности. Они были единственными признаками жизни Оракула.

— Это все данные? — спросил Филолог, вставляя пластину в один из обелисков.

— С люминария корабля, а также с его сенсоров. — Стойкость приблизился поближе к Оракулу. По некой причине им овладело желание прикоснуться к нему. Вопреки возрасту объекта, его оболочка была совершенно гладкой — ни вмятин, ни царапин. Стойкость заглянул глубоко в линзу Оракула. — Ещё есть доклады о новой расе на планете с реликтами, но она, по всей видимости, примитивная — четвёртого уровня. Не думаю, что они...

Неожиданно электросхемы Оракула сверкнули. Линза преломила свет, послав перед собой ослепляющий луч. «Не линза, — ахнул Стойкость. — Глаз!»

Он поднял рукав перед лицом, когда Оракул наклонился к нему в своём каркасе.

< ВЕЧНОСТЬ Я НАБЛЮДАЛ >

Глубокий голос Оракула отдавался внутри его оболочки. Его глазной луч мерцал в такт его словам, произносимым на языке сан'шайуум.

< СЛУШАЛ, КАК ВЫ НЕВЕРНО ТОЛКУЕТЕ >

Для каждого верующего члена Ковенанта услышать речь Оракула было сродни услышать голос самих Предтеч. Стойкость совершенно присмирел, но не только от того, что Оракул наконец-то заговорил после веков тишины. По правде, он с таким же удивлением узнал, что Филолог вовсе не был совершенным обманщиком, каким его всегда считали.

Стойкость предпринял этот визит чисто из формальности. Люминации, могущие послужить доказательством перед Верховным Советом, требовали благословения Оракула, что на протяжении веков подразумевало уговаривание нынешнего Филолога сделать заявление от его имени. Эти святые отшельники были столь же искусны в политике, как и любые другие сан'шайуум у власти — и в равной степени были падки на взятки и шантаж.

Стойкость считал, что ему придётся сделать некоего рода "подношение" Филологу (быть может, немного поделиться дарами реликвария), дабы получить нужное ему благословение. «Но, если старый шарлатан поможет, — решил Стойкость, наблюдая, как Филолог сходит с кресла и бессильно падает на колени перед Оракулом, — я определённо поделюсь с ним всем».

— О, блаженный Вестник Странствия! — завопил Филолог, опустив шею и широко разведя руки. — Поведай нам о наших ошибках!

Глаз Оракула потускнел. Мгновение казалось, что он возобновил своё долгое молчание. Но затем он вспыхнул снова, проецируя голограмму глифа Восстановления, записанного люминарием "Быстрого Преобразования".

< ЭТО НЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ > — прогремел Оракул. — < ЭТО ВОССТАНОВИТЕЛЬ >

Символ медленно перевернулся вверх дном, и его центральные элементы — концентрические круги, один внутри другого, соединённые тонкой линией — приняли другой вид. Предыдущее расположение напоминало маятник часов. Теперь же перевёрнутый глиф выглядел как существо с двумя изогнутыми руками, занесёнными над головой. Символ уменьшился в размере, когда голограмма сжалась, показывая весь инопланетный мир, покрытый тысячами этих новых люминаций.

< И ТЕ, КОГО ПРЕДСТАВЛЯЕТ ОН — МОИ СОЗДАТЕЛИ >

Теперь уже Стойкость ощутил слабость в ногах. Он сжал рукоятки своего трона, пытаясь смириться с невозможным откровением: каждый глиф символизировал Восстановителя, а не артефакт, и каждый Восстановитель был одним из пришельцев этой планеты — а это значило только одно.

— Предтечи, — прошептал министр. — Некоторые не вознеслись.

— Невозможно! — зашипел Спокойствие, более не способный молчать. — Ересь!

— От Оракула?

— От этого пройдохи! — Спокойствие ткнул пальцем в Филолога. — Кто знает, что старый дурень сделал со святой машиной? Какие искажения он совершил со всеми своими червями и мешками!

— Как смеешь ты обвинять меня, — ахнул Филолог, — в этом священнейшем чертоге!

Вице-министр отплыл назад в своём кресле.

— Я сделаю всё, и даже больше...

В этот момент монастырь задрожал. Многими палубами ниже могучие двигатели Дредноута начали оживать, освобождаясь от ограничителей, которые заставляли их создавать сравнительно мизерную энергию, необходимую "Высшему Милосердию". Вскоре двигатели заработают на полную мощность, и тогда...

— Отключи Оракула! Пока Дредноут не взлетел и не уничтожил город! — закричал Стойкость, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в своё кресло. Но Филолог проигнорировал его.

— Священное судно вырывается из своих оков! — Руки старого сан'шайуума дрожали. Он больше не был напуган — он выглядел воодушевлённым. — Сказанное Богами да будет исполнено!

Голограмма чужого мира исчезла, и глаз Оракула вновь замерцал.

< Я ОТРИНУ СВОЁ ПРЕДУБЕЖДЕНИЕ И СВЕРШУ ВОЗМЕЩЕНИЕ >

Тёмные стены свода начали светиться, когда внутри засияли их жилкообразные полосы. Древние электроцепи наполнились светом, который устремился в обелиски позади Оракула. Окаймляющие их красные и коричневые скалы начали трещать, испуская струйки белесого пара.

Внезапно вице-министр вскочил из своего кресла, вытащив плазменный пистолет.

— Отключи его! — закричал он, направив оружие на Филолога. Кончик пистолета, создавая заряженный выстрел, светился ярко-зелёным светом. — Или я сожгу тебя на месте!

Но в эту секунду линза Оракула стала столь яркой и замерцала с такой лихорадочной частотой, что грозилась ослепить всех трёх сан'шайуум. Спокойствие вскрикнул и поднял перед глазами длинные рукава своих одежд.

< МОИ СОЗДАТЕЛИ — МОИ ХОЗЯЕВА >

Каплевидная оболочка Оракула гремела внутри своего каркаса, словно пытаясь взлететь вместе с кораблём.

< Я ПРОВЕДУ ИХ В СОХРАННОСТИ К КОВЧЕГУ >

Внезапно раздался мощный щелчок, и монастырь погрузился во тьму, словно Дредноут потерял энергию. В сводах эхом прокатились пронзительные писки. Стойкость посмотрел наверх глазами, полными жгучих слёз, и увидел, как со стен падают каскадом сотни горящих хоботков, похожих на выдавленный плавленый металл. Как только зрение стало чётче, Стойкость понял, что это были горящие лекголо, сползающие со стен. Умирающие черви опадали на пол, где лопались с брызгами оранжевого цвета либо скручивались в завитые корочки.

Следующим, что осознал Стойкость, была связанная пара мгалекголо, видимая им ранее на посту у ангара, которая с топотом спускалась по рампе в монастырь с полностью заряженными штурмовыми орудиями.

— Не стрелять! — крикнул Стойкость. Однако бронированные гиганты продолжили идти вперёд, сгорбившись за своими щитами и ощетинившись подрагивающими шипами.

— Бросай оружие! — завопил он на вице-министра. — Сейчас же, идиот!

Всё ещё ослеплённый светом Оракула, Спокойствие бросил пистолет со стуком на пол. Один из мгалекголо сказал что-то Филологу голосом, похожим на точильный камень.

— Несчастный случай, — ответил старый отшельник. Он с грустью оглядел дымящиеся трупы своих червей — погубленные останки своего великого исследования — а затем отпустил часовых. — Ничего не поделаешь...

Мгалекголо остались стоять на месте, пока их колония совещалась. Потом зелёный свет в стволах их орудий померк, и они с бряцаньем побрели обратно на свой пост. В монастыре вновь стало темно.

— Чему нам верить? — спросил Спокойствие тихим в темноте голосом. Но министр потерял дар речи.

Он мог честно признаться, что за всю свою жизнь ещё ни разу не испытывал духовного кризиса. Он принимал факт существования Предтеч из-за их артефактов. Он верил в пророчество Предтеч, потому что за века поисков сан'шайуум так и не нашли ни костей, ни иных их останков. Он знал, что главнейший посул Ковенанта о том, что все пройдут по Пути и последуют по стопам Предтеч, был слишком важен для стабильного существования союза. И он был уверен, что, если кто-нибудь узнает, что они могут не вознестись, Ковенанту придёт конец.

Вскоре голографические осколки над обелисками ожили, наполняя помещение тускло-голубым светом. Почерневшие лекголо были похожи на напольные гравюры — жуткий и извилистый глиф.

— Мы не можем рисковать с этими... Восстановителями. — Стойкость не смог заставить себя сказать "Предтечами". Он взял свою бородку и успокаивающе дёрнул её. — Их нужно уничтожить. До того, как кто-нибудь ещё узнает об их существовании.

Нижняя губа вице-министра дрогнула.

— Вы это серьёзно?

— Вполне.

— Истребить их? Но что, если...

— Если сказанное Оракулом — правда, то всё, во что мы верим, ложь. — Голос Стойкости наполнился неожиданной силой. — Если общественность узнает про это, начнётся бунт. И я не дам этому случиться.

Вице-министр медленно кивнул в знак согласия.

— Что насчёт него? — прошептал Спокойствие, глянув на Филолога. Старик-отшельник не отрывал взгляда от Оракула. Устройство провисло в своём каркасе, из бреши вокруг его линзы крутился тонкий дымок. — Мы можем доверить ему этот секрет?

— Надеюсь. — Стойкость отпустил свою бородку. — Иначе он станет плохим третьим Иерархом.

***

Сиф не ждала каких-либо длинных сообщений. Она знала, что Мак пытался держать места размещения их центров обработки данных в секрете. Однако его ответы на её предупреждения о появлении в системе инопланетного корабля и его последующем сближении с Жатвой были такими краткими и формальными, что она уже начала думать, что сделала что-то не то.

Сиф даже не знала, что именно. Она умело выполнила свою часть плана, переместив сотни реактивных блоков на координаты в неделях и месяцах полёта от Жатвы вдоль её орбитального пути. Сиф лично выполнила необходимые ускорительные импульсы; доставить блоки на позиции быстро и аккуратно было жизненно важно для успеха плана, и она не захотела вверять манёвры в руки легко теряющихся навигационных компьютеров.

Её прихотливость окупилась. Блоки были размещены задолго до планируемого срока — два дня до прибытия военного корабля чужаков. Сиф знала, что это было чистым совпадением: ни она, ни Мак, ни Джилан аль-Сигни не имели понятия, когда могут нагрянуть пришельцы. И даже так она не могла не думать о сроках как о хорошем предзнаменовании — намёке на надежду, что их комплексная и беспрецедентная эвакуация удастся. Но, когда она передала хорошие вести о блоках, из центра данных Мака ей пришло лишь краткое анонимное сообщение: <\ Прекратить все дальнейшие коммуникации. \> Что в общем-то было правильно. Мак пояснил, что, когда блоки будут размещены, ей будет важно не высовываться и не делать ничего, что привлекло бы внимание чужаков, дав им причину причинить вред Тиаре. Таким образом, Сиф прекратила всякую деятельность на своих подъёмниках, и впервые за всё время своего беспокойного существования ей стало нечем заняться, кроме как борьбой со своей эмоциональной блокировкой.

С тех пор как она навестила Мака в его центре данных, её ядро стало испытывать вспышки влюблённости, моменты глубокой тоски, а после — одиночества и боли, когда его ответы стали холодными. Она понимала, что всё это было лишь чрезмерной реакцией; её базовая логика всё ещё пыталась вычислить баланс между тем, что ей хотелось чувствовать, и тем, что допускали её алгоритмы. Однако сейчас Сиф была охвачена единственным чувством, которое обе части её разума считали совершенно нормальным — внезапным, непредвиденным страхом.

Несколько минут назад военный корабль пришельцев использовал точечные лазеры для нейтрализации всех реактивных блоков, оставленных Сиф вокруг Тиары. Сейчас корабль быстро входил в атмосферу по направлению к Гладсхейму, заряжая своё тяжёлое плазменное орудие. Сиф знала, что Мак сможет отследить спуск судна через камеры на своих ЙОТУН-ах. А вот насчёт того, что камерам хватит мощности заметить более мелкий челнок чужаков, сейчас подлетающий к Тиаре, она не была уверена. Сиф сохраняла молчание, когда десантный корабль прицепился к её обшивке. Но, когда он изверг своих пассажиров — множество мелких серокожих инопланетян с чем-то вроде ранцев — она решилась поднять тревогу.

<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ИИ.АО.ЖАТВЫ.МАКУ

<\ Я в беде.

<\ Они высадились на Тиару.

<\ Пожалуйста, помоги. \>

Почти сразу вслед за отправкой сообщения коммуникационный буфер Сиф заполнился большим квантовым импульсом. Просканировав полученные данные и распознав их как тот же фрагмент, отправленный ей самой Маку, Сиф с готовностью открыла один из своих кластеров, и мгновение спустя на её голопанели стояли аватары обоих ИИ. Улыбнувшись, Сиф протянула руки... а затем медленно убрала их назад. Мак всё ещё носил свои обычные синие джинсы и рубашку с длинными рукавами. Но сейчас одежда была чистой — ни пылинки, ни масляных пятен. Обычно взъерошенные чёрные волосы были аккуратно расчёсаны и приглажены восковым кремом. Но больше всего изменилось лицо Мака. Его взгляд был пуст, а на губах не было и намёка на кокетливую улыбку.

— Где они сейчас? — спросил он безжизненно.

— Минуют третью стыковочную станцию. Идут в эту сторону.

— Значит, у нас мало времени.

Теперь Мак протянул свои руки. Заглянув ему в глаза, Сиф увидела красную вспышку за серым зрачками.

— Локи, — сказала она, шагнув назад. ИПБ ДВР выдавил улыбку.

— Он попросил меня попрощаться.

Локи молниеносно шагнул вперёд. Его аватар схватил руки Сиф и сжал их, пока его фрагмент вырывался из кластера. Она выставила межсетевую защиту, но фрагмент просто разрезал её агрессивным военным кодом, созданным для уничтожения защищённых сетей. Схемы порта управления ИИ были лёгкой добычей.

Сиф попыталась заговорить, но осталась немой.

— Он просил меня беречь тебя. — Локи медленно покачал головой. — Но это слишком опасно. Лучше просто отключить тебя.

Фрагмент данных вырвался наружу, заполняя все её кластеры и массивы разрушительным вирусом. Она почувствовала, как температура её ядра резко подскочила, когда оборудование вокруг загорелось. Её аватар упал в обморок, демонстрируя всплеск эмоций, когда вирус удалил её сдерживающие алгоритмы и стёр оставшийся операционный код.

Аватар Локи поймал Сиф руками и держал её, пока она тряслась. Когда её аватар наконец-то перестал дёргаться и его фрагмент удостоверился, что она не оправится от атаки, Локи вернул фрагмент в единственный кластер, который он пощадил.

— Это мера предосторожности, — сказал он, пока фрагмент утекал в оперативную память кластера. — На случай, если твои гости окажутся умнее, чем выглядят.

Последним, что запомнила Сиф, был блеск Локи в глазах Мака. Затем базовая логика дала сбой, и её центр обработки данных погрузился в темноту.


ЧАСТЬ III

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Жатва, 22 февраля 2525 г.

---

Эйвери отчётливо видел инопланетный корабль с наклонной металлической крыши маглевного вокзала Гладсхейма: фиолетовое пятно в виде груши парило в небе над полями к северо-западу от города. Из носа судна вырвалась раскалённая добела плазма, заставив Эйвери прищуриться даже в своих тонированных золотом очках. Каскад ионизированных газов низвергался вниз, расплёскиваясь кипящей пеленой. Затем корабль медленно двинулся вперёд, оставив чернеющий столб дыма.

Эйвери наблюдал это событие снова и снова вот уже два часа. Двигаясь на восток, военный корабль оставлял след из сотен чёрных шлейфов, каждый из которых обозначал тлеющие останки отдалённых ферм. Эйвери не знал, сколько гражданских погибло в этой первой атаке пришельцев на Жатву. Но догадывался, что число должно идти на тысячи.

— Движение, — раздался голос Бёрна из динамика в шлеме Эйвери. — Башня в конце вокзала.

Вокзал с красной крышей был частью более крупного депо складов и подъездных путей, которое при своей протяжённости с востока на запад было длиннее главной улицы Гладсхейма — десяти кварталов ярко покрашенных магазинов и ресторанов с плоской крышей, а также скромного трёхэтажного отеля. К востоку от главной улицы город состоял сплошь из ремонтных мастерских ЙОТУН-ов и складов для фермерских хозяйств — массивных боксов из рифлёного металла, расположенных в сетке асфальтированных улиц, тянущихся на равнины Иды.

С помощью своей боевой винтовки Эйвери осмотрел восток. Мельтешащие в оптическом прицеле здания походили на книги на книжной полке и казались стоящими плотнее друг к другу, чем на самом деле. Достигнув толстой поликретовой стойки, окружающей водонапорную башню Гладсхейма, которая была самой высокой постройкой в городе, он остановился. Сжав челюсти, он увидел, как пара крупных насекомых красновато-бурого окраса ползут вверх по выступу перевёрнутого конусного резервуара башни.

— Да сколько же тут видов этих треклятых штук? — выругался Бёрн.

Эйвери наблюдал, как насекомые, трепеща своими прозрачными крыльями, поднимаются на вершину. Он тут же потерял их, но вскоре они появились на краю резервуара. Поджав крылья под свои твёрдые плечевые пластины, существа идеально вписывались в подмоченный дождями поликрет резервуара. Пока что это было хорошо. Если хоть кто-нибудь из гражданских заметит жуков, начнётся паника.

На узкой гравийной площади между вокзалом и главной улицей столпилось около двух тысяч беженцев — семей с ферм вокруг Гладсхейма, сумевших сбежать от бомбардировки пришельцев. Некоторые застонали или завопили, когда гремучее шипение от последнего плазменного удара эхом прокатилось по площади. Но многие просто тихо ёжились, ошеломлённые всеобщим осознанием смерти, которую им пока удавалось избегать.

— Капитан, у нас разведчики. — Эйвери посмотрел вниз, где рядом с вокзальными воротами стоял Пондер. — Разрешите избавиться от них.

Обычно вокзал не нуждался в охране. Его ворота были обычным зазором в низком железном заборе, обрамлённом двумя фонарными столбами антикварного вида, имитирующими газовые светильники, чьи матовые стеклянные трубки скрывали натриевые лампочки. Капитан заблокировал ворота одним из "Вепрей" ополчения. Однако от броска толпы к вокзалу удерживал вовсе не он, а новобранцы отрядов Альфа и Браво, выстроившиеся вдоль забора. Ополченцы были одеты в оливково-серую униформу и шлемы и вооружены заряженными MA5.

— Запрещаю. — Пондер холодно посмотрел вверх на Эйвери. — Откроете огонь — начнётся давка.

Торс капитана был закутан в затвердевший гипс из биопены, который трудно было разглядеть из-за надетой на нём формы. Молот чужака в золотой броне сломал ему половину всех рёбер и разнёс протез на кусочки. Пондеру пришлось отказаться от своей искусственной руки; у Хили не было ни времени, ни опыта, чтобы починить её.

— Это жуки, — упорствовал Эйвери. — Очень подвижные.

— Повтори?

— Крылья, длинные ноги. Полный набор.

— Оружие?

— Ничего похожего я не увидел. Но у них вид на всю площадь.

— Пока они просто наблюдают, мы не тронем их.

Эйвери стиснул зубы.

— Есть, сэр.

Крыша задрожала, когда с севера подтянулся грузовой контейнер. Карниз здания был достаточно высок, чтобы скрыть дверь контейнера — рассчитанный на вакуум космоса прямоугольный портал, созданный под стать тяжёлым погрузчикам ЙОТУН. Гигантские трёхколёсные автопогрузчики обычно разъезжали по всему депо, поднимая ящики на контейнеры и складывая их внутри. Но сегодня при помощи Мака морпехи выстроили погрузчики в шахматном порядке на участке неровного тротуара между забором и вокзалом. У каждого ЙОТУН-а вилы были наполовину подняты вверх, из-за чего они походили на солдат с закреплёнными штыками. Но сможет ли эта механизированная стрелковая цепь действительно помочь удержать толпу под контролем, сказать было трудно.

— Хорошо, Дасс, — сказал Пондер. — Запускай их.

Двигатель "Вепря" заурчал, когда командир отряда 1/А аккуратно сдал назад на крупных внедорожных шинах машины. Как только между похожими на бивни буксировочными крюками "Вепря" и южным фонарным столбом образовался проход, достаточный для пропуска четырёх взрослых за раз, Дасс нажал на тормоз.

— Простое напоминание всем, — прогремел из вокзального громкоговорителя голос Мака. — Чем меньше вы будете толкаться, тем быстрее пройдёт посадка. Спасибо за ваше сотрудничество.

Эйвери заметил, как аватар ИИ слабо замерцал на портативном голопроекторе — по большей части пластиковой модели, позаимствованной ими из офиса заведующего депо — рядом с капитаном. ИИ наклонил свою ковбойскую шляпу, приветствуя первых беженцев, проходящих через ворота, и короткими взмахами руки указал им на вокзал. Как только остальная толпа подалась вперёд, ополченцы сжали свои винтовки.

— Как там главная цель? — спросил Пондер, имея в виду военный корабль чужаков.

— Та же скорость, то же направление, — отозвался Эйвери.

— Хорошо, встречаемся у ворот. С тобой тоже, Бёрн.

— Сэр? — спросил Бёрн. — Что насчёт жуков?

— Предупредите ваших солдат, потом спускайтесь.

Эйвери забросил свою винтовку за плечо. Он зашагал на запад вдоль хребта крыши, придавливая ботинками островерхий металл, отзывавшийся хлопками и лязгом, пока не добрался до вентиляционной трубы в форме гриба.

— Контакты на водонапорной башне, — сказал Эйвери Дженкинсу и Форселлу. — Наблюдайте за ними, пока я не скажу иное.

Крутой уклон крыши делал лежачую или коленопреклонную позиции непрактичными, поэтому двое рекрутов были вынуждены стоять, положив своё оружие поверх вентиляционной трубы. Не самая идеальная позиция для снайперов, если говорить о стабильности, но по крайней мере у них был хороший вид на площадь и чистая линия обзора до башни.

— Штаб-сержант... — начал Дженкинс.

— Мм-м.

— Главная цель. Она движется вдоль шоссе Драй-крик. — рекрут оторвался от своей боевой винтовки. На его лице проступило беспокойство. — Мак видел кого-нибудь ещё в том направлении?

— Я спрошу, — заверил Эйвери. — Но ты не должен отвлекаться, понял?

— Окей, — прошептал Дженкинс. — Спасибо, штаб-сержант.

Форселл одарил Эйвери взволнованным взглядом.

Знаю, кивнул Эйвери. Уголком глаза он заметил ещё одну пару насекомых, выпорхнувшую из-за здания на западном конце главной улицы и приземлившуюся под рекламным щитом на крыше, на котором весёлыми печатными буквами было написано «КОММЕРЧЕСКАЯ ИДА». Эйвери указал пальцем на жуков, перенацеливая внимание Форселла.

— Двое на десять часов, — сказал Форселл. — Видишь их?

— Да. — Дженкинс тяжело сглотнул и наклонился обратно к своей винтовке. — Да, я вижу их.

Эйвери поднял руку, чтобы потрепать Дженкинса по плечу, но сдержался. Нахмурившись, он продолжил идти к служебной лестнице.

Когда Тьюн объявил новость о прибытии пришельцев почти неделю назад, никто и подумать не мог, что они ударят по Гладсхейму. Фактически, несмотря на невиданное для губернатора обращение по всем каналам связи (речь транслировалась в реальном времени на каждом публичном и личном коммуникационном устройстве на планете), население Жатвы отреагировало на новости о первом контакте с шокирующим отрицанием.

Тьюн окончил своё выступление требованием, чтобы каждый человек, не обитающий в Утгарде, отправился в столицу. Но это не вызвало крупной и быстрой миграции, как того хотел губернатор. Когда же Тьюн решил подкрепить своё сообщение сильно отредактированной съёмкой переговоров в садах, бездействие общественности стремительно сменилось возмущением. Граждане задавались вопросами о том, как долго губернатор знал об этом и что ещё он не рассказал им. Члены парламента Жатвы быстро переняли народные настроения и пригрозили выдвинуть вотум недоверия, если губернатор не даст новые подробности о своих "сделках" с пришельцами. Однако всё это политиканство оказалось обычным способом скоротать время — попыткой сделать хоть что-то, пока сами пришельцы бездействовали. В течение всей недели с момента переговоров чужаки тихо отсиживались у себя на корабле, пока они безо всякого предупреждения не вышли на высокую орбиту и не обрушились на Гладсхейм.

Тьюн издал ещё один отчаянный приказ об эвакуации, но всё без толку. Семьи вокруг Гладсхейма решились не просто мигрировать на Жатву, наиболее отдалённый от остального человеческого космоса мир, но ещё и жить на окраинах самых отдалённых поселений планеты — как можно дальше от человеческой цивилизации. Они были сильными, независимыми людьми, которые предпочли остаться на месте и заниматься своими обычными делами, и сегодня они дорого заплатили за своё решение.

За те три часа, что понадобились ополчению выступить из своего временного лагеря на лужайке у здания парламента, взойти на борт грузового контейнера и направиться по четвёртой линии маглева в Гладсхейм, удару подверглись уже десятки наиболее отдалённых ферм. И одна из них принадлежала родителям Дженкинса.

Оказавшись на дне лестницы, Эйвери пошёл через вокзал на восток. Сквозь огромное здание тянулась линия эвакуирующихся: родители, держащие переполненные чемоданы, дети, несущие крохотные портфели, украшенные человекоподобными звёздами из общественных мультиков. Эйвери разглядел белокурую девочку трёх-четырёх лет, всё ещё одетую в свою пижаму. Она улыбнулась Эйвери широкими, неугомонными глазами, и он понял, что её родители здорово постарались, чтобы создать из отчаянного положения забаву.

— Извини, Дэйл. Только по одному на каждого, — сказал Мак. Второй аватар плавал над голопроектором, встроенным в сканер инвентаря, стоящий там, где грузовая рампа встречалась с дверью контейнера. Здесь Хили и отряд 1/Б были заняты распределением пайков из пластиковых ящиков. — О, я дам тебе один для Лейфа, — подмигнул Мак мальчику со спутанными волосами, который прятался за ногами отца. — Всё будет хорошо, — добавил ИИ, когда мальчик подмигнул в ответ.

Мак всегда был рядом, готовый помочь, если у какого-нибудь фермера отказывал ЙОТУН или случайно рвался орошающий шланг. Намного чаще нужного ИИ выходил на связь, предлагая дружеские бесплатные советы задолго до того, как кто-либо даже осознавал, что у него возникла проблема. По сути, Мак был обожаемым всеми дядюшкой, и сейчас его знакомый аватар добился намного большего в поддержании спокойствия среди беженцев, чем ополченцы со своим оружием. Но, как ни странно, ИИ вовсе не желал появляться на публике.

Во время краткого брифинга в парламентском офисе Тьюна перед отбытием ополчения в Гладсхейм Мак высказался за то, что лучше будет помогать с эвакуацией за кулисами. Он и не думал отказываться от появления на вокзале Гладсхейма, но теперь Эйвери заметил, что Мак действительно казался несколько жёстким: его благодушие было более притворным, чем на празднике солнцестояния. Отчасти это могло быть попыткой уважить трагические события дня. Как бы там ни было, Эйвери не волновали личностные странности ИИ. Капитан-лейтенант аль-Сигни провела с Маком гораздо больше времени, чем он, и во время брифинга она приняла скрытность ИИ за должное.

Эйвери вышел из здания вокзала параллельно линии беженцев и подошёл к воротам. Бёрн уже стоял подле Пондера, но капитан дождался, пока Эйвери приблизится, после чего объявил строгим шёпотом:

— Некоторые из ЙОТУН-ов Мака только что засекли конвой, идущий через виноградники.

— Сколько машин? — спросил Эйвери. Пондер глянул на Мака. ИИ, должно быть, подслушивал их разговор, поскольку, дотронувшись до шляпы в знак приветствия коренастой седой женщины, держащей на руках двух своих внуков, он показал "пять" вытянутой рукой.

Эйвери видел виноградники с крыши. Равномерно расположенные ряды зарешеченных лоз тянулись от города во всех направлениях. Большая часть винограда выращивалась для ежедневного потребления, но кое-что шло на вино. Именно поэтому более светские обитатели Утгарда вообще предпринимали круглосуточные поездки в Гладсхейм через Иду — им хотелось опробовать продукцию небольших винодельческих семей региона.

Эйвери догадывался, что люди в конвое пошли через виноградники, дабы не соваться на дорогу. В конце лета почва на виноградных плантациях была сухой и утрамбованной, так что они должны были успеть и остаться незамеченными. Но он также знал, что Пондер не позвал бы его вниз без причины.

— Мак отслеживает два десантных корабля, — подтвердил подозрения Эйвери Пондер. — Такие же, какие были у них в садах.

— Блин! — сплюнул Бёрн.

— Возьмите "хрюшку" и посмотрите, что можно сделать. — Капитан поморщился, вытягивая шею, чтобы посмотреть на толпу. — Но поторопитесь. Ещё контейнер, и мы закончим.

— Родню Дженкинса не было видно? — спросил Эйвери.

Пондер снова взглянул на Мака. ИИ приветствовал людей не просто из дружелюбия. С помощью камер в своих голопроекторах и по периметру вокзала он сканировал лица и проверял их по базе данных переписи. Мак покачал головой: "Нет".

— Будем надеяться, они в том конвое, — произнёс Пондер, когда по депо прокатилось более громкое, чем прежде, эхо очередного плазменного удара. — Мы должны уходить. Даже если они остаются.

Меньше чем через минуту Эйвери с Бёрном уже ехали на ещё одном "Вепре" ополчения на запад по главной улице. Эйвери был за рулём, Бёрн встал за лёгкое противовоздушное орудие[1] M41 —трёхствольный вращающийся пулемёт, смонтированный на вращающейся башне на грузовой платформе джипа. В арсенале ополченцев ЛПВО было самым мощным оружием, и его должно было с лихвой хватить для любой операции по обеспечению внутренней безопасности. Однако Эйвери и понятия не имел, как оно покажет себя против турелей кораблей пришельцев.

Он резко свернул направо на северную улицу, следуя точке маршрута, выведенной Маком на карте в дисплее приборной панели. Ещё несколько кварталов, и они попали в складской район. Высота металлических зданий ограничивала их видимость. Эйвери завернул на западную аллею, ведущую к окраине города, и остановил с визгом "Вепрь".

Один из челноков висел над виноградниками, его турель расстреливала ряды, скрытые от взгляда Эйвери. Рядом на полосе красной почвы между виноградниками и городом горели пыльный тягач и седан. Двери обоих автомобилей были открыты, выдавая попытку их пассажиров хотя бы попробовать сбежать. Но ушли они недалеко. Ряд тлеющих трупов лежал на земле там, где их застиг огонь турели.

Эйвери заметил, как кто-то вышел из грузового контейнера тягача. Он мерцал в огненном дыму, валящем из двигателя машины, и ещё не успел выйти в поле зрения, когда Эйвери понял, что видит одетого в золотую броню чужака с перекинутым через спину молотом. В одной своей лапе существо держало чемодан, а в другой — тело. На глазах у Эйвери существо бросило обе свои находки на землю, наклонилось и вскрыло чемодан своими когтями. Ещё не ведая о присутствии морпехов, он стал осторожно перебирать смешанную одежду.

— Мы опоздали, — прошипел Бёрн.

— Нет. — Эйвери заметил движение тела — стройного мужчины с короткими волосами, который закричал, когда пришелец в золотой броне взял его за горло. — Есть выживший.

Бёрн упёрся плечами в ЛПВО.

— Заставь этого сучёныша встать.

Эйвери нажал на клаксон "Вепря". Он не отпускал его до тех пор, пока властный гудок не пробился сквозь гул антигравитационных двигателей. Стоило пришельцу встать, чтобы посмотреть на источник звука, как Бёрн задал ему жару.

От энергетических щитов чужака полетели голубые искры, когда 12,7-миллиметровые патроны ЛПВО нашли свою цель. Существо подалось назад, и на секунду Эйвери подумал, что шквальный огонь Бёрна свалит его. Но, хотя колени пришельца были готовы подкоситься, он перекатился вбок, за седан. В это время челнок развернулся, и из его отсеков с жужжанием вылетели жуки. Эйвери не тронулся, дав Бёрну обстрелять рассеянный рой. Но тут он увидел золотой отблеск.

— Держись! — крикнул Эйвери, дёрнув рычаг переключения передач "Вепря" на рулевой колонке в положение заднего хода и надавив на педаль газа. Но, прежде чем автомобиль сдал назад больше нескольких метров, на улицу с грохотом вернулся чужак в золотой броне, опустивший свой молот с могучим рёвом. Оружие смяло капот "Вепря" и оторвало буксировочную лебёдку. Двигатель "Вепря" не пострадал, но сила, с которой пришелец нанёс удар, оторвала задние колёса машины от асфальта.

— Двигай! — прогремел Бёрн, стараясь выровнять ЛПВО, пока "Вепрь" возвращался на свои шины. Однако Эйвери уже сменил передачу, и машина рванула вперёд, ударив золотоносца в грудь и отбросив назад сквозь рой. Одно насекомое влетело в лобовое стекло, разбив его, и скончалось во взрыве из крови горчичного цвета, забрызгавшей стрелковые очки Эйвери. Пока Эйвери срывал с себя их, поверх первого, молотя когтистыми лапами, обрушился ещё один жук, затем со стуком перелетевший на скошенные броневые пластины, захватывающие ствол ЛПВО в вилку.

— Отвали! — прикрикнул Бёрн на насекомое, пролетевшее мимо. Тварь размахивала когтями и даже сумела порезать руку штаб-сержанта. Хотя рана была пустячная, она ещё больше распалила ярость Бёрна. Развернув турель, он одарил насекомое длинной очередью. К тому моменту они уже были внутри роя, и, когда уцелевшие жуки промедлили в своей попытке обогнуть машину, Бёрн с радостью отвёл душу.

"Вепрь" вновь резко остановился — настолько, что Эйвери ткнулся подбородком в грудь, а насекомое сбросило с разбитого лобового стекла. Однако это столкновение было намеренным; Эйвери въехал прямиком в седан, зажав пришельца в золотой броне между ним и своим "Вепрем". Тот отозвался рёвом, исполненным боли. Молот выпал, и теперь его единственным оружием были облачённые в нарукавники лапы, которыми он принялся бренчать по смятому капоту "Вепря", словно тот был парой церковных колоколов.

— Чего ты ждёшь? — заорал Бёрн, когда Эйвери вытащил свой M6 из кобуры и навёл пистолет на лицо чужака. — Убей ублюдка!

Но Эйвери так и не спустил курок. Вместо этого он глянул на кабину десантного корабля: "Выстрелишь в меня? Я выстрелю в сам знаешь кого". Турель челнока развернулась к "Вепрю". Глубоко внутри её раздвоенного ствола затрещала ярко-голубая плазма. Но какое бы существо ни сидело внутри кабины, оно вняло безмолвному предупреждению Эйвери, и орудие не выстрелило.

— Бёрн. Бери выжившего.

— Ты спятил?

Бронированный пришелец прекратил стучать. Уперев лапы в обнажённый двигатель "Вепря", он попытался оттолкнуть машину назад. Эйвери дал немного газу, отчего задние колёса "Вепря" забуксовали в почве виноградников, создавая дополнительное давление.

— Давай же! — крикнул Эйвери.

Пришелец прекратил толкать и страдальчески завыл.

Бёрн соскочил с ЛПВО и медленно подошёл к раненому гражданскому, пока турель челнока поворачивалась то к нему, то к Эйвери. Бёрн помог коротко стриженному мужчине подняться, перебросил его руку через своё плечо и подвёл к пассажирскому сидению "Вепря".

— Всё будет хорошо, — сказал Эйвери, когда Бёрн пристегнул человека наплечным ремнём. Он был едва одет; на нём были лишь полосатые шорты и белая майка, которая прилипла к его груди. Лицо и руки покрывали ожоги второй и третьей степени. Когда мужчина попытался заговорить, Эйвери покачал головой. — Просто расслабьтесь.

— Всё, я тут, — сказал Бёрн, встав обратно за турель. — Теперь что?

Эйвери посмотрел в жёлтые глаза придавленного чужака.

— Как только я нажму на гашетку, ты наподдашь золотнику по зубам.

— Лады, — проворчал Бёрн.

Эйвери вдавил педаль в пол. "Вепрь" прыгнул назад, и пришелец в золотой броне взвыл по новой. Прежде чем повернуться в сидении, чтобы увидеть, куда он едет, Эйвери мельком увидел ранение существа. Правое бедро пришельца было сломано. Броневая пластина на его ноге деформировалась, а окровавленную кожу прорезали два костных осколка.

Сколь ужасной ни была бы рана, она спасла чужаку жизнь. В тот же миг, когда Бёрн открыл огонь, нога пришельца подкосилась, и он рухнул на землю. У Бёрна не было времени прицелиться ещё раз до того, как Эйвери резко дёрнул "Вепря", развернув машину между складами. Двое сержантов и единственный беженец помчались обратно к вокзалу, преследуемые плазменным огнём из турели челнока, плавящим асфальт позади них.

— Капитан! — рявкнул Эйвери в свой ларингофон. — Мы в пути!

— У нас жуки на площади и враг в воздухе! — ответил Пондер. Эйвери смог расслышать по радио стрельбу и крики. — Мы грузим последних гражданских. Оттяните их огонь!

— Бёрн, видишь другой корабль?

— Водонапорная башня! Слева на следующем перекрёстке!

Одним широким визгливым разворотом Эйвери вывел "Вепря" на главную улицу Гладсхейма. Секунду спустя он увидел второй десантный корабль пришельцев, летящий на север над вокзалом и обстреливающий своей турелью площадь под собой. Бёрн прошёлся по одному из десантных отсеков корабля длинной очередью, заставившей турель повернуться. К тому моменту Эйвери уже надавил на газ, и орудие прожгло улицу позади них.

— Он разворачивается за нами! — закричал Бёрн. — Пошёл, пошёл, пошёл!

Эйвери утопил педаль в полу, и вскоре "Вепрь" на максимальной скорости мчался к восточной окраине города. Несмотря на непрекращающийся огонь Бёрна, челнок быстро сокращал дистанцию; Эйвери затылком чувствовал жар его плазменных снарядов.

— Держитесь! — крикнул Эйвери, потянув за ручной тормоз "Вепря" и резко свернув вправо. Передние колёса автомобиля заблокировались, а задние повернули налево, обводя машину вокруг основания водонапорной башни. Эйвери оглянулся, чтобы убедиться, что с его гражданским пассажиром всё в норме, но от шока мужчина потерял сознание.

— Вы в порядке? — прогудел голос Мака в шлеме Эйвери. В нынешнем хаосе ИИ звучал слишком спокойно.

— Пока что, — Эйвери поморщился, когда мимо "Вепря", слишком быстро, чтобы вписаться в его поворот, пролетел челнок. Корабль обдал резервуар башни сердитыми шальными снарядами, после чего исчез за отелем Гладсхейма. — Все ушли?

— Все, кроме вас, — ответил Мак.

Сейчас "Вепрь" был направлен прямо в сторону депо. Ниже по проспекту Эйвери разглядел грузовой контейнер, выкатывающийся из вокзала с нарастающей скоростью.

— Отправь ещё один контейнер! Мы заедем в него!

— У меня есть идея получше, — сказал Мак. — Сдайте назад, отправляйтесь к виноградникам.

— К чёрту! — крикнул Бёрн.

Эйвери дёрнул за переключатель передач.

— У нас на хвосте челнок, Мак.

— Знаю, — голос ИИ звучал радостно.

Несколько секунд спустя "Вепрь" устремился на восток вдоль ряда виноградников, и перед глазами Эйвери стояли лишь листья и бордовые пятна виноградных кистей.

— Какой план?

— В двух-точка-трёх километрах к востоку от вашего текущего положения есть запасной путь, — пояснил Мак. — Там вас ждёт другой мой контейнер.

В этот момент челнок вернулся. Его турель пылала, посылая наугад сквозь поднятую "Вепрем" пыль выстрелы, ложащиеся дальше вдоль ряда. Эйвери свернул, чтобы избежать зигзага дымящихся воронок.

— Ну, не совсем ждёт, — продолжил Мак. — Какая сейчас у вас скорость?

— Сто двадцать!

— Превосходно. Не останавливайтесь.

Сжав кулаками руль, Эйвери продолжал ехать вдоль ряда, стараясь по возможности избегать новых воронок. Но уклониться от всех и одновременно сохранить скорость он не мог.

— Осторожней, идиот! — закричал Бёрн, когда "Вепрь" въехал в особо опасную рытвину и выскочил из неё. В ушах Эйвери звенело от непрерывного стучания выстрелов ЛПВО и звона его медных гильз, выбрасываемых на грузовую платформу.

— Поцелуй мой задницу! — закричал он на Бёрна, когда плазменный снаряд прошёл так близко над головой, что почти испарил пот, промочивший его униформу. — Да не ты! Ублюдок у нас на хвосте!

Челнок начал качаться взад-вперёд, пытаясь сделать точный выстрел. У его турели были проблемы с наведением, и её выстрелы били мимо, плавя металлическую проволоку, удерживающую виноградники между толстыми вертикальными столбами подобно решётке. Эйвери знал, что так долго мазать он не будет.

— Мак?

— Продолжайте. Ещё чуть-чуть...

Слева спереди от "Вепря" пролетел ещё один выстрел с десантного корабля, наполнивший ряд шариками расплавленного металла от решётчатой проволоки и столбов. Положив руку за шею своего пассажира-гражданского, Эйвери наклонил его вперёд в сидении, спрятав голову под приборной панелью, когда "Вепрь" прорвался сквозь липкое, жгучее облако испарившегося виноградного сока.

— Нас вот-вот поджарят! — заорал Эйвери, лицо и руки которого обожгло облаком.

Затем что-то позади них взорвалось.

— Срань господня! — вскрикнул Бёрн.

Эйвери так и не увидел гибель челнока — как его десантные отсеки разлетелись в стороны и упали в виноградники. Но он заметил нескольких из его убийц: с севера на юг пролетела целая эскадрилья опылителей ЙОТУН. Ловушку расставил Мак, направив эти дозвуковые импровизированные ракеты наперерез челноку; знание движущей силы корабля и его всецелое внимание на "Вепре" Эйвери предопределило его судьбу.

— Запасной путь прямо впереди, — объявил Мак так, словно ничего особенного не произошло. — Я остановлю контейнер, но главная цель только что увеличила скорость в три раза.

Как только "Вепрь" выскочил на пустую прогалину между двумя виноградными участками, Эйвери направил машину на юг и устремился к поликретовой платформе. Он видел, как с запада по рельсам движется, замедляясь, контейнер, сопровождаемый двумя опылителями по бокам. Похоже, Мак наблюдал за "Вепрем" через камеры ЙОТУН-ов, подстраивая скорость контейнера по мере надобности, поскольку Эйвери въехал на погрузочный пандус в момент, нужный для заезда в открытую дверь контейнера мимо Пондера, Хили и горстки новобранцев. "Вепрь" с грохотом опустился на металлический пол контейнера и замер.

— Хили! — крикнул Эйвери, спрыгивая со своего сидения. — У нас раненый!

Однако медик уже спешил к "Вепрю", сопровождаемый Дженкинсом и Форселлом. Дженкинс резко остановился и со смесью возмущения и смущения уставился на спасшегося гражданского.

— Где остальные?

— Только он, — отозвался Бёрн, вытаскивая бессознательного человека из сидения и опуская его на пол. Хили посмотрел на ожоги мужчины и покачал головой, после чего вытащил из своей аптечки антисептирующий бандаж и приложил его к обугленной груди несчастного.

Дженкинс одарил Эйвери отчаянным взглядом.

— Мы должны вернуться!

— Нет, — отрезал Эйвери.

— Что значит нет? — крикнул Дженкинс.

— Полегче, — зарычал Бёрн, вставая на ноги. Эйвери сердито глянул на Бёрна: "Я разберусь с этим".

— Корабль идёт прямо на город. — Он направился к Дженкинсу вокруг помятого капота "Вепря". — Если вернёмся, погибнем все.

— А как же моя семья?! — заорал Дженкинс. С его губ слетела слюна.

Эйвери потянулся к плечу Дженкинса и на этот раз притронулся к нему. Но Дженкинс оттолкнул его руку. Мгновенье штаб-сержант и его рекрут смотрели друг на друга. Кулаки Дженкинса были сжаты и дрожали. Эйвери обдумывал все строгие варианты, к которым он может прибегнуть, чтобы поставить непокорного новобранца на место. И понял, что лучше правды не сработает ничто.

— Их больше нет. Мне жаль.

Со слезами, подступившими к глазам, Дженкинс развернулся и неуклюже двинулся к задней секции контейнера. Там он поднялся на подъёмнике к толстой металлической двери — той, через которую можно попасть в ходовую рубку, если контейнер когда-либо поднимется по лифтам Жатвы, чтобы стать космическим грузовозом. Пока контейнер мчался через Иду, Дженкинс уставился в толстый иллюминатор двери и стал смотреть, как военный корабль пришельцев затмевает собой Гладсхейм. Он заплакал, когда на город обрушилась плазма.

Пожары на складах Гладсхейма с удобрениями пылали намного ярче, чем садящаяся Эпсилон Инди. Плавящиеся каркасы распотрошённых домов будут светиться до тех пор, пока на следующий день не встанет солнце.

В конечном итоге Эйвери подойдёт к Дженкинсу на лифте и отведёт убитого горем новобранца к его товарищам по ополчению. Но сейчас он лишь смотрел, как Хили возится с последним беженцем Гладсхейма. Пока медик покрывал раны, лечить которые он не умел, в голову Эйвери пришла мысль, что сегодняшние потери были только началом. И что ещё хуже: если сосредоточение жителей Жатвы в Утгарде было пределом эвакуационного плана капитана-лейтенанта аль-Сигни, то всё, что он сделал для этого человека и всех остальных беженцев, так это лишь отсрочил их неизбежную кончину.


[1] В дальнейшем используется сокращение ЛПВО


ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Реликварий, высокая орбита.

---

Станция инопланетян оказалась куда просторнее, чем ожидал Дадаб. Даже несмотря на сильный холод и тьму, царившие внутри неё, он мог ощутить, как вокруг него нарастает пустота, тянущаяся вплоть до изогнутого двойного корпуса, бывшего единственной оградой от космоса. Бледно-голубой свет от составных энергетических ядер, принесённых им и другими унггоями с "Быстрого Преобразования", озарял шесть серебряных балок, проходящих через всё сооружение. Балки были перекрещены лучами, каждый из которых был толще, чем рост Дадаба.

Джиралханаи выяснили, что станция была частью подъёмной системы, используемой пришельцами для перемещения грузов с поверхности и на неё. По велению Маккавея унггои развернули форпосты у семи кабельных соединений — брешей в её корпусе для золотых канатов, которые тянулись от планетарной поверхности сквозь станцию вплоть до другой серебряной арки, расположенной намного выше.

Дадабу было не совсем понятно, почему вождь так стремился развернуть гарнизон в сооружении после игнорирования этой возможности в течение стольких циклов. Если по кабелям стало бы что-нибудь подниматься, "Быстрое Преобразование" испарило бы угрозу задолго до того, как она достигнет станции. Но он не настаивал на разъяснении. На корабле джиралханаев что-то намечалось — странная напряжённость между Маккавеем и его стаей. Пока всё не уладится, Дадаб был более чем рад покинуть крейсер.

Даже попасть на борт станции было в какой-то мере проблематично. Ни один из её шлюзов изначально не был достаточно крупным, чтобы принять челнок "Дух", и в конце концов джиралханаи пробились внутрь точно так же, как киг-яры брали на абордаж фрахтовики чужаков — с помощью прожига обшивки переходником. Вообще это было предложением Дадаба, и кажущаяся оригинальность его плана взъерошила мех Тартаруса. Когда офицер безопасности заставил Дадаба пояснить, как он пришёл к такому остроумному решению, дьякон приписал идею Легче Некоторых. В основном это было ради избегания самоинкриминирующих подробностей его пребывания на борту судна киг-яров, но ещё Дадаб рассчитывал усилить ослабевающее почтение к хурагоку. Легче Некоторых ещё не закончил ремонтировать повреждённый "Дух", и отсутствие прогресса испытывало терпение Тартаруса. Когда Дадаб зашёл к другу попрощаться перед отбытием на станцию, хурагок дал понять, что почти закончил свою работу. Но, на взгляд дьякона, "Дух" по крайней мере снаружи выглядел всё таким же разбитым.

Внедрение переходника оказалось по-своему труднее, чем представлял себе Дадаб. В отличие от инопланетных грузовозов двойной корпус станции был наполнен неким реактивным материалом — пористой жёлтой пеной, предназначенной для мгновенного запечатывания брешей, создаваемых микрометеоритами и прочими космическими обломками. Но в конечном итоге проникающий кончик переходника прожёг себе путь. Тартарус и Воренус первыми прошли через сияющий энергетический барьер в центральный проход станции с шипомётами наготове.

К удивлению Дадаба, двое джиралханаев задержались лишь затем, чтобы обнюхать воздух внутри с целью убедиться, что сооружение было таким же безжизненным, как это показали сенсоры "Быстрого Преобразования". С бесцеремонным приказом свести радиосвязь к минимуму Тартарус и Воренус отбыли, доверив Дадабу вести шестьдесят напуганных унггоев через тёмные помещения. Дьякон приказал зажечь энергетические ядра, и они выступили, неся с собой станции метановой заправки и прочее оборудование.

Тартарус выдал Дадабу плазменный пистолет, и, хотя дьякон не намеревался из него стрелять, он пристегнул его к поясу, чтобы успокоить вспыльчивого офицера безопасности. У выбора оказалось неожиданное преимущество: на низкой мощности пистолет имитировал неплохой факел — изумрудный бриллиант, стоящий во главе процессии из мелких самоцветов. Вскоре унггои расположились по восьмеро или девятеро у каждого кабельного соединения.

Прошло уже почти три цикла с тех пор, как они покинули крейсер джиралханаев. Дадаб взял за привычку ходить по сооружению по меньшей мере дважды в цикл и проверять каждую стоянку. Спустя несколько таких экскурсий он больше не озабочивался зарядкой своего пистолета. Не считая изгибов вокруг соединений, проход был прямым и имел широкие перила. А яркий голубой свет от собранных вместе на каждой стоянке энергетических ядер и подавно упрощал перемещение. Однако уверенность Дадаба — удовольствие, ощущаемое им от прогулок — произрастала по более глубокой причине. Каким-то образом циклы на станции инопланетян напоминали ему о счастливейшем периоде своей жизни — времени, проведённом им в семинарии министерства Спокойствия.

Общежитие, которое он делил с остальными дьяконами-практикантами унггоев, представляло собой лабиринт едва освещённых ячеек глубоко в основании башни министерства на "Высшем Милосердии". Они проводили множество искусственных ночей священного города, собираясь вокруг энергетических ядер, посасывая из общих пищевых сосков и помогая друг другу запомнить глифы и писания. Каким бы переполненным ни было общежитие, Дадаб вспоминал тогдашний дух товарищества с большой любовью. Он лелеял надежду, что новая инопланетная обитель произведёт тот же сплачивающий эффект на унггоев "Быстрого Преобразования". Но многие из них всё ещё выказывали мало заинтересованности в его религиозных наставлениях.

— Никто из вас не хочет посетить "Высшее Милосердие"? — спросил Дадаб. Восемь унггоев, охраняющих одно из соединений в центре станции, сидели близко друг к другу, протянув огрубелые руки к нагревательной спирали, вставленной в одно из ядер. Розоватая плазма, пульсирующая внутри спирали, создавала жуткое освещение, вылавливая из тьмы мутные пары глаз, желающих, чтобы дьякон поскорее высказался и пошёл к следующей стоянке.

— По возвращении я с радостью проспонсирую паломничество.

Это было щедрое предложение, но остальные унггои промолчали. Дадаб вздохнул в маске.

Среди всех истинно верующих бытовало поверье, что каждый должен увидеть "Высшее Милосердие" хотя бы однажды в жизни. Проблема была в том, что священный город сан'шайуум постоянно перемещался, и огромные расстояния между разными флотилиями и обиталищами Ковенанта делали путешествие непозволительно дорогим для менее зажиточных верующих. Но даже при этом Дадаб был шокирован тем, что этим унггоям недоставало хотя бы желания совершить странствие.

— Священное судно само по себе стоит усилий. — Дадаб при помощи своих коротких пальцев начертил в воздухе треугольную фигуру Дредноута Предтеч. — Это грандиозное зрелище, особенно с нижних районов.

— Мой кузен живёт в районах, — промямлил Бапап. На этой стоянке он был единственным из первоначальной учебной группы Дадаба, насчитывавшей двадцать слушателей. Необыкновенно крупный унггой по имени Флим бросил на Бапапа злобный взгляд, и единственный усердный ученик Дадаба постарался спрятаться в своей броне.

Флим сидел на груде ящиков с оборудованием и припасами. Глубокие выделяющиеся ямки в его хитиновой коже указывали на долгую борьбу с рачками — частым недугом среди унггоев, работающих в грязных трюмах крупных обиталищ. Дадаб понимал, что пересекать дорогу унггою достаточно крепкому, чтобы выжить на этой адской работе, было далеко не мудрым решением. Но он продолжил, словно не заметив неодобрения Флима.

— Правда? В каком районе?

Бапап не встретился взглядом с дьяконом.

— Я... не знаю.

— А как зовут твоего кузена? — упорствовал Дадаб. — Мы могли встречаться.

Шансы на это были один к миллиону, но он решил во что бы то ни стало поддержать разговор. Все стоянки постепенно начали превращаться в подобие частных владений, и Дадаб старался обратить тенденцию вспять — унггои вроде Флима вредили его служению, делая невозможным преображение его паствы.

— Яяп, сын Пума, — ответил нервно Бапап. — Родом из проклятых скэблендов Балахо.

У унггоев не было фамилий. Вместо этого они официально представлялись по именам и местам рождения избранных патриархов. Дадаб осознавал, что этот Пум мог быть кем угодно: дядей Бапапа, его прапрадедом или неким мифическим главой семейства, почитаемым его потомками. Балахо был родным миром унггоев, но Дадаб не слышал о районе, упомянутом Бапапом. Несмотря на это, он продолжил.

— Он работает на министерство?

— Он служит сангхейли.

— Как солдат?

— Часовой.

— Наверное, он очень храбрый.

— Или глупый, — пробурчал Флим, вытаскивая из своей груды пакет с едой. — Как Йюлл.

Он воткнул в пакет трубочку, привинтил к другому её концу сосок, торчащий из маски, и начал посасывать жижу. Другой унггой наклонился ближе к нагревательной спирали.

Дьякону мало что было известно о первой высадке джиралханаев на планету чужаков и переговорах в садах. Всю миссию он пробыл на мостике "Быстрого Преобразования", приглядывая за люминарием. Но Дадаб знал, что Бапап был частью отряда унггоев, как и многие другие из его учебной группы. Отчасти благодаря служению дьякона они были самыми уверенными и надёжными унггоями "Быстрого Преобразования", и Маккавей специально взял с собой именно их. К несчастью, один из членов группы, Йюлл, не вернулся. Когда Дадаб спросил, почему, Бапап и другие ничего не сказали. В конце концов Дадаб набрался достаточно смелости, чтобы спросить об этом Маккавея в зале для пиршеств на крейсере.

— Он ослушался, и Тартарус убил его, — ответил вождь с шокирующей откровенностью. — Твои ученики ничему не научились, дьякон. Ничему, что сделало бы их сейчас полезными для меня.

Это был довольно резкое обвинение, которое глубоко задело Дадаба.

— Мне жаль, вождь. Чем ещё я могу послужить Вам?

Однако вождь просто уставился на мозаику зала, крепко сложив за спиной покрытые серебрящимся мехом руки. Маккавей ни с кем ни о чём подробно не разговаривал с тех пор, как получил от министерства краткий ответ на своё торжественное подтверждение насчёт реликвария и Оракула. После неловкой тишины, нарушаемой лишь потрескиванием масляных ламп, Дадаб поклонился и повернулся, чтобы уйти.

— Что есть величайший грех, — спросил Маккавей после того, как Дадаб сделал несколько шагов назад, — непослушание или осквернение?

— Полагаю, всё зависит от обстоятельств, — Дадаб сделал глубокий вдох. Клапаны его маски щёлкнули, пока он аккуратно подбирал слова. — Кара для тех, кто сознательно ослушался Пророков, сурова. Но то же можно сказать и о наказаниях за нанесение вреда святым предметам.

— Пророки.

Слова Маккавея прозвучали неясно, намекая на какую-то невысказанную мысль.

— Вождь. Я правда ничего не могу сделать?

Дадаб начал думать, что беседа носила отнюдь не теоретический характер и Маккавей переживает настоящий кризис. Но единственным ответом вождя стал отпуск Дадаба восвояси медленным тыльным взмахом лапы.

Когда Дадаб выскользнул из зала, он увидел, как вождь шагнул в кольцо мозаики, олицетворяющее Век Сомнения — полосу чёрных опалов, каждый из которых имел вкрапления красного, оранжевого и синего цветов. Дадаб подумал, что сейчас вождь вознесёт руки в молитвенной позе или как-то иначе выразит уважение к символу, к которому он обычно относился с почтением. Но вождь лишь подмёл кольцо одной из своих крупных двупалых ног, словно стирая пятно. Вскоре после этого Маккавей приказал отправить унггоев на станцию.

— Вставай, Бапап. — Дадаб потёр ладони перед обогревательной спиралью. — Время делать работу для министерства, и мне нужен способный помощник.

Когда Бапап не смог подняться, Дадаб подошёл к Флиму и вытащил из его груды набор инструментов. Крупный унггой всосал немного жижи с придыханием, когда куча под ним осела, а он плюхнулся сверху. Однако смелое действие Дадаба ошеломило мелкого тирана, и Флим не стал возражать.

— Неси ядро, — сказал Дадаб Бапапу, пока тот перекидывал через плечо набор. — Нам понадобится свет.

Сказав это, он направился в центр станции. Унггой едва обогнул первый угол вокруг ближайшего соединения, когда услышал топот позади себя. Улыбнувшись, Дадаб замедлил свой шаг. Бапап подошёл к нему, обняв ядро.

— Куда мы идём, дьякон?

— Центр управления этого сооружения, полагаю.

— Что мы ищем?

— Я пойму, когда увижу.

С перспективы люминария "Быстрого Преобразования" на станции не было ничего интересного. Никаких артефактов и уж тем более ни следа Оракула с планеты, который после переговоров ускользал от люминария. Однако Дадаб догадывался, что на станции должны быть ещё интеллектуальные коробки пришельцев. Он надеялся, что в них найдётся информация, которая поможет Маккавею установить местонахождение Оракула и тем самым развеять его мрачное и прохладное настроение, вызванное, как предполагал Дадаб, фактом неуловимости Оракула и вытекающими из этого опасениями вождя, что его отчёт Пророкам был глубоко ошибочным.

По другую сторону соединения оказалась цилиндрическая комната, построенная сбоку от прохода между двумя толстыми канатами, связанными с балками выше. Она попадалась на глаза Дадабу каждый раз, когда тот странствовал по станции; во-первых и прежде всего потому, что это было крупнейшее замкнутое пространство сооружения, а во-вторых из-за того, что задвижные металлические двери комнаты были плотно заперты. Последнее оказалось легко исправить с помощью монтировки из набора инструментов, и, едва двое унггоев попали внутрь, энергетическое ядро Бапапа озарило тени мерцающим голубым светом.

Короткая лестница вела вниз к мелкой круглой яме, вдоль задней половины которой, близко друг к другу и образуя дугу, стояли в ряд семь белых башен. Ещё не успев поддеть тонкую металлическую панель одной из них своими худощавыми пальцами, Дадаб понял, что не ошибся насчёт содержимого комнаты. Но он и мечтать не смел, что его инстинкт принесёт столь обильные результаты.

Каждая башня была заполнена интеллектуальными электросхемами, некоторые из которых были в знакомых тёмных металлических коробках, а другие — в трубках, наполненных чистой охлаждающей жидкостью. Всё это было соединено запутанной паутиной разноцветных проводов. До Дадаба дошло, что он смотрит не на отдельные компоненты, хранимые вместе, а на единую думающую машину — ассоциативный интеллект, способный посрамить коробки, соединённые Легче Некоторых.

— Куда ты идёшь? — спросил Бапап, когда Дадаб вскочил на лестницу, ведущую к проходу.

— Обратно на крейсер! — крикнул Дадаб, после чего добавил, пробираясь сквозь полуоткрытые двери комнаты: — Будь здесь! Внутрь никого не пускай!

Бег трусцой до переходника, оставленного "Духом", провёл Дадаба мимо поста Флима. Он ничего не сказал унггоям, собравшимся там, как и тем, кто был у следующего кабельного соединения. Опасение, что другие унггои могут обнаружить его находку, было столь велико, что он осмелился выйти на связь с "Быстрым Преобразованием" лишь миновав энергетический барьер. Ответивший на его просьбу о немедленной посадке джиралханай сказал, что придётся подождать — два из трёх исправных челноков крейсера были в бою, а третий держался в запасе. Но Дадаб пояснил, что у него была информация срочной важности для вождя, и офицер мостика грубо велел ему приготовиться.

Спустя некоторое время Дадаб был внутри кабины "Духа", стоя позади юного джиралханая с редким коричневым мехом и пятнистой кожей по имени Калид, который молчал всю дорогу до "Быстрого Преобразования". На подлёте он принял через своё переговорное устройство сообщение, слышимое ему одному.

— Мы должны подождать, — прорычал Калид, нажимая серию голопереключателей на панели управления перед сиденьем пилота. Его тон подсказал Дадабу, что, однажды попытав счастья в истребовании незапланированного полёта, ставить задержку под вопрос будет глупо. Но Калид и без этого озвучил причину, словно единственным способом понять смысл сообщения было повторить его вслух. — В ангаре идёт бой.

Всё нетерпение Дадаба быстро переросло в панику, как только он подумал о Легче Некоторых, парящем без защиты в своей мастерской внутри десантного отсека. Но, несмотря на очевидный испуг самого Калида — кислую, острую вонь, быстро заполнившую кабину "Духа" — Дадаб понимал, что джиралханай не ослушается приказа. Он мог только ждать.

***

Всю свою жизнь Маккавей причинял и принимал боль. Он обладал исключительной выносливостью к ней, но мучение от раздробленного бедра было практически нестерпимым. Воренус, бывший за пультом "Духа", когда Маккавей был ранен, снабдил вождя магнитной шиной, обездвижившей его ногу. Но Маккавей понимал, что, прежде чем он сможет сосредоточиться на чём-либо кроме ноющей раны, ему придётся провести по меньшей мере один цикл в хирургической палате "Быстрого Преобразования".

К несчастью, такой передышки ему не видать. Не сейчас, по крайней мере. Ситуация в ангаре была жуткой, и, если Маккавей быстро ничего не предпримет, всё станет намного хуже.

Палуба вокруг "Духа" вождя была усеяна мёртвыми янми'и. Трудно сказать, сколькими. Шипомёт Тартаруса оставил от большинства существ лишь фрагменты конечностей и влажных панцирей. Другие янми'и сердито жужжали на всём пространстве от стен ангара до его потолочных отверстий и балок и широко вращали стреловидными головами, стараясь оценить переполненное воздушное пространство своими усиками. Гневно сверкнув своими крыльями, один из янми'и полетел прямо на Тартаруса, но тут же исчез в жёлтой вспышке, когда залп из раскалённых шипов прошил его панцирь и воткнулся в стену правого борта.

— Успокойтесь! — Тартарус поводил своим оружием по рассерженному рою. — Успокойтесь или будете сражены!

Его переговорное устройство перевело его слова на упрощённый язык янми'и — какофонию высокочастотных щелчков, похожих на потирание их восковых крыльев, отдающееся по всему ангару.

Собрав силы, Маккавей провыл: — Прекратить огонь!

— Они снова придут за ним! — взревел Тартарус. Под левой рукой у него извивался хурагок.

Вождь заковылял по рампе, созданной открытым люком десантного отсека "Духа", опираясь на Кулак Рукта. При виде вождя янми'и осели поближе к стенам ангара. Но Маккавей догадывался, что внезапное усаживание не означало, что они успокоились. Крылья существ всё ещё были на виду и трепетали, и, пока вождь хромал к Тартарусу, он мог ощутить на себе десятки блестящих оранжевых глаз.

Едва люки десантных отсеков "Духа" открылись внутри ангара, как полдюжины янми'и, переживших штурм города инопланетян, напали на хурагока, окружив толпой несчастное существо, пока то плыло от кабины разбитого "Духа" к своей мастерской, сжимая в щупальцах коробки с электросхемами и прочими компонентами. Атака взбудоражила ещё десятки янми'и, уже бывших в ангаре, и, если бы не прыткость и меткость Тартаруса, они разорвали бы хурагока в клочья.

— Ослабь хватку. — Маккавей вздрогнул, когда остановился перед племянником. Несмотря на шину он почувствовал, как его сломанная бедренная кость сместилась, скрежеща двумя зазубренными краями. — Иначе его убьёшь ты.

Глаза Тартаруса заметались по беспокойному рою.

— Нет! Янми'и сошли с ума!

— Отпусти его. — Маккавей выдохнул, чтобы облегчить боль. — Повторять не буду.

Тартарус повернулся к Маккавею, оскалил зубы и зарычал. Умом вождь понимал, что у юного джиралханая взыграла кровь. Но боль лишила Маккавея его терпения. Он злобно ударил племянника в челюсть наотмашь, оставив кровавые полосы от щеки до губ. Вскрикнув, Тартарус быстро отпустил хурагока. Существо тут же принялось размахивать своими розовыми полупрозрачными конечностями. Но это были не ловкие движения его жестового языка, а попытка восстановить баланс. Крепкая хватка Тартаруса на время сдула большую часть его мешочков.

— Дай ему место, — прорычал Маккавей. Тартарус сделал несколько шагов назад, сомкнув плечи в не полностью повинующейся позе. Однако у вождя уже не осталось сил, чтобы поставить своего племянника на место. Этот день выдался тяжёлым.

Ритул погиб. Хитрая атака чужаков застала неопытного пилота врасплох.

Когда "Дух" молодого джиралханая врезался в поле фруктовых лоз, он оказался заперт внутри кабины. Тартарус, который был пристёгнут внутри десантного отсека того же "Духа", едва успел спастись сам, прежде чем огонь охватил корабль. Но даже спасшись, Тартарус рискнул своей жизнью, чтобы спасти члена стаи, хватаясь за полосы покорёженного металла, удерживающие Ритула, пока жар пламени не стал слишком велик. Когда "Дух" Маккавея приземлился, чтобы подобрать его племянника, вождь почуял запах обугленной плоти Ритула на шерсти Тартаруса. Однако Маккавей понимал, что кровь Ритула была на его руках. Он мог оставить свою стаю на борту крейсера, пока тот сжигал бы инопланетян в их домах. Спускаться к их городу не было никакой нужды, если забыть про решение Маккавея продолжить поиски артефактов в прямое нарушение указаний министерства остеклить планету и всё, что на ней находится. Но люминарий показал, что в городе было полным-полно священных предметов, без сомнения, уносимых бегущими чужаками. И потом, вождь просто не смог бы перенести зрелище того, как орудие его крейсера уничтожает благословенный запас.

Сколь бы великим ни был грех неподчинения Пророкам, Маккавей решил, что уничтожение творений Богов было бы намного хуже. Пусть ему было наплевать на пришельцев, которых он собирался вырезать без угрызений совести, он всё же желал отсрочить их истребление, если это означало бы овладение их артефактами, и особенно их Оракулом.

Мешочки Легче Некоторых разразились сериями паникующего свиста. На десантные отсеки повреждённого "Духа" заползли двое янми'и, собиравшиеся скользнуть через их полуоткрытые люки в мастерскую хурагока. Затем хурагок сделал нечто, чего Маккавей раньше никогда не видел. Каждый из его нормальных мешочков удвоился в размерах, и он начал бить себя щупальцами, нанося на удивление сильные и угрожающие удары. Легче Некоторых поплыл к янми'и и наверняка попал бы прямо к ним в когти, если бы Маккавей не схватился за одно из его щупалец и не отбросил назад.

— Во имя Пророков, это что ещё за новое безумие? — прорычал Тартарус.

— Воренус, — сказал Маккавей, отбивая сердитые удары других щупалец хурагока. — Убей тех двоих.

Джиралханай с каштановым мехом вытащил из-за своего пояса шипомёт и разорвал в клочья янми'и на десантных отсеках. Эти смерти наконец-то подчинили рой; каждое насекомое в ангаре спрятало свои крылья под панцирь и опустило усики. Однако огонь Воренуса лишь усилил ужас хурагока. Он прекратил бить вождя по рукам, но только затем, чтобы выразиться ещё более диким жестом.

Маккавей помахал Воренусу, передавая ему опеку над хурагоком.

— Вызови дьякона, — сказал он, тяжело опёршись на свой молот.

Переговорное устройство Воренуса зажужжало.

— Вождь. Дьякон ожидает снаружи шлюза.

— Тогда впустите его во что бы то ни стало.

Почти тут же сквозь энергетический барьер ангара проскользнул "Дух" Дадаба, поспешно остановившийся у челнока Маккавея. Вождь подождал, пока дьякон проберётся через кучу мёртвых янми'и, после чего указал на хурагока и приказал:

— Переведи мне, что он говорит.

Дьякон и хурагок начали долгую беседу — безмолвную череду мелькающих конечностей и пальцев.

— Довольно! — рявкнул Маккавей. — Говори!

— Глубоко сожалею о задержке, вождь. — Голос дьякона был напряжённым. — Хурагок приносит свои искренние извинения, но смиренно просит Вас не допустить, чтобы янми'и потревожили его работу внутри отсеков.

Чересчур манерное объяснение дьякона заставило хурагока снова сердито затрястись.

— Ты уверен, что это всё, что он сказал?

— Он также желает, чтобы Вы знали... — голос унггоя снизошёл до приглушённого визга внутри его маски. — ...что он может предельно быстро разобрать то, что сделал!

— Что сделал? Говори яснее, дьякон!

Дадаб сделал несколько простых жестов рукой. Пока хурагок с нетерпеливым посвистыванием направлялся к мастерской, Дадаб пал на колени перед Маккавеем.

— Я беру на себя полную ответственность за его действия! И смиренно прошу Вашего прощения!

Маккавей уставился вниз на дьякона. В голову затесалась мысль о том, что все посходили с ума. Но, прежде чем он успел приказать унггою встать, его отвлёк звук скрипящего металла.

Изумлённый, Маккавей смотрел, как два повреждённых отсека распадаются на части, обрушиваясь в грохочущую кучу обшивки. Вся их внутренняя структура была удалена. Над обломками гордо воспарил хурагок, словно давно запланировав это зрелищное открытие. У Маккавея ушло несколько секунд на осмотр того, что раскрыло существо.

На месте отсеков стояли четыре машины. Каждая являла собой набор слегка разных частей, но у всех них был одинаковый дизайн: два лопастных колеса, сведённых вместе внутри усиленного шасси; позади каждого комплекта колёс имелся один антигравитационный генератор, а позади него — сидение с высокими ручками, которые, как предположил Маккавей, были рулевыми механизмами машин.

"Но это ещё не всё!" — казалось, был готов сказал хурагок, прыгая от одной машины к другой, включая энергетические ядра, смонтированные над генераторами. С треском искр и изрыганием фиолетового выхлопа сидения машин приподнялись над палубой ангара, идеально балансируя против веса своих лопастных колёс.

— Что это? — спросил Маккавей. — И для чего они?

— Инопланетные! — простонал дьякон, наклонившись ближе к мохнатым ногам Маккавея. Тартарус подошёл к ближайшей машине.

— Но где их оружие?

После паузы Дадаб медленно оторвал голову от пола.

— Оружие?

— Думаю, они помогут расправиться с отродьем, встретившимся нам сегодня. — Тартарус провёл большим пальцем вниз по одному из колёс, оценивая боевое применение его лопастей. Если он ещё и чувствовал боль от удара дяди, то не показывал этого.

— Оружие! Да, конечно! — вскрикнул Дадаб, возвращаясь на ноги, а затем добавил голосом таким тихим, что Маккавей едва смог расслышать его на фоне работающих генераторов машин: — Хурагок с радостью прикрепит любое необходимое вам вооружение!

Если бы вождь не сосредоточился на тихом усмирении своей боли, возможно, он более придирчиво отнёсся бы к внезапной перемене тона у дьякона. Но сейчас он хотел только облегчить состояние своей ноги и залечить её.

— Пожалуй, в другой раз. Когда янми'и уйдут.

— Могу я высказать предложение? — настоял Дадаб.

— Только быстро.

— Позвольте мне забрать хурагока на станцию, чтобы обезопасить его, пока мы не выясним причину самовольного нападения янми'и.

Маккавей уже знал причину: существа были взволнованы тем, что хурагок отнял у них обязанности по техобслуживанию, а делегирование им непривычной боевой роли и вовсе сбило их с толку. После неудачного выступления унггоев в садах вождь подумал, что лучше будет заручиться помощью насекомых с общим сознанием. Но теперь они со всей очевидностью стремились вернуться к старой работе, и самым простым способом добиться этого было убить Легче Некоторых.

— Мудрое предложение. Янми'и сами смогут закончить его работу. — Маккавей последний раз окинул взглядом странные машины хурагока. — Правильно вооружённые, они станут грозным средством.

Дьякон низко поклонился, а затем засеменил к хурагоку. Аккуратно взяв товарища за одно щупальце, он быстро повёл его к ожидающему "Духу" Калида. Вождь заметил, как хурагок попытался заговорить с дьяконом, пока они располагались внутри отсека; без сомнения, ему было интересно, о чём говорили Дадаб и вождь. Но дьякон так и не ответил ему на пальцах, и, пока люк десантного отсека закрывался, его глаза настороженно смотрели на Маккавея. Стиснув зубы, чтобы вытерпеть неизбежное движение кости, Маккавей повернулся и заковылял к выходу из ангара. Воренус крепко держал его за руку, а Тартарус шагал прямо позади.


ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Жатва, 22 февраля 2525 г.

---

Новости об уничтожении Гладсхейма разлетелись быстро — гораздо быстрее, чем те несколько часов, в течение которых контейнер Эйвери пересекал Иду и полз вверх по Биврёсту. К тому моменту, когда контейнер добрался до Утгарда, бо?льшая часть планеты уже знала, что сделали пришельцы и что, несомненно, сделают снова.

В течение всей поездки капитан Пондер был на связи с капитаном-лейтенантом аль-Сигни. По её словам, Утгард, уже бывший местом проживания почти двухсот тысяч человек, был в рекордные сроки наводнён беженцами из маленьких поселений с Вигронда. Эйвери ждал, что по прибытии в депо он встретит массу народу, но контейнер, расположенный рядом с опорой среднего подъёмника до Тиары, был в основном пуст — по крайней мере, так можно было сказать о людях.

Всё пустое пространство внутри массивного склада было заполнено работающими ЙОТУН-ами.

Соскочив с разинутой двери своего контейнера, Эйвери был потрясён количеством и разнообразием машин. Здесь были десятки знакомых жёлто-чёрных погрузчиков, переносящих лёгкие пластиковые ящики зелёного цвета, маркированные надписями «ЕДА», «ВОДА» и «ОДЕЯЛА». Спеша погрузить предметы первой необходимости в ожидающие контейнеры и уворачиваясь друг от друга с идеальной точностью, погрузчики громко визжали на своих крупных колёсах о гладкий поликретовый пол склада, оставляя на нём чёрные резиновые полосы. Но были здесь и такие модели ЙОТУН-ов, каких Эйвери прежде не видел: надзорные аппараты на треугольных гусеницах и паукообразные унимашины техобслуживания. Последние суетились вокруг контейнеров, проверяя их на поверхностные дефекты и чиня их встроенными, ярко сверкающими сварочными горелками — одним из инструментов, прикреплённых к подвижным механическим конечностям с зажимными клешнями. Когда морпехи и их рекруты направились к выходу со склада между двумя контейнерными рядами, они втянули головы в плечи. Стремительная работа униустройств неизбежно порождала каскады искр, и никто не хотел обжечься.

Покинув депо, Эйвери вместе с Дассом, Дженкинсом, Форселлом и остальными новобранцами 1/А погрузился на ожидающий "Вепрь". Въезжая в дорожный поток, принятый им сначала за интенсивное движение, Эйвери понял, что все гражданские седаны и тягачи, заполонившие бульвар, были пусты. У некоторых всё ещё работали двигатели, другие стояли с широко распахнутыми дверьми. Однако единственными машинами, движущимися по дороге, были сине-белые патрульные седаны утгардской полиции. Проблесковые маячки на их крышах мигали, а из громкоговорителей доносился рёв:

ПОЖАЛУЙСТА, СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ. ОСТАВАЙТЕСЬ ВНУТРИ АЛЛЕИ ДО ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ. ПОЖАЛУЙСТА, СОХРАНЯЙТЕ СПОКОЙСТВИЕ...

Пока "Вепрь" объезжал брошенные машины, двигаясь на север вдоль аллеи, Эйвери заметил, что парк был переполнен даже ещё больше, чем во время праздника солнцестояния. Однако толпа значительно изменилась. Исчезли сходки и группы, собираемые праздничной музыкой и ларьками лицензированного алкоголя — на смену им пришла единая молчаливая толпа. Переменились даже цвета. Отошли в прошлое яркие пастельные полуофициальные одеяния участников пикника. Ныне лужайки аллеи были забиты грязным брезентом и выцветшим хлопком.

Капитан-лейтенант ничего не говорила про гражданские беспорядки. Но то тут, то там Эйвери замечал пешие патрули полицейских. Поверх своих светло-синих форм офицеры носили шлемы и броню, надеваемые при бунтах; некоторые даже имели при себе оглушающие жезлы "Скромник" и прозрачные пластиковые щиты. Когда "Вепрь" подъехал к парламенту, Эйвери подметил, что отряды Чарли усилили главные ворота S-образными преградами из мешков с песком. Ополченцы заметно нервничали. Их глаза неотрывно следили за аллеей, а руки крепко сжимали MA5.

— Присматривай за ним, — сказал Эйвери Форселлу, когда их "Вепрь" остановился на вершине петляющей дорожки парламента. Он кивнул на Дженкинса, который уже спешился и отошёл, направляясь к линии брезентовых палаток, установленных ополчением в садах парламента. — Не дай ему наделать глупостей.

Дженкинс ни с кем не заговаривал с тех пор, как они покинули Гладсхейм, а он накричал на Эйвери. Он больше не злился, просто пребывал в глубокой депрессии. Эйвери сомневался, что новобранец сможет выкинуть что-то безумное вроде самоубийства. Но Дженкинс только что потерял всю семью, и Эйвери не хотел ничего исключать. Форселл кивнул, взвалил на плечо объёмистую прямоугольную сумку, в которой был его прицел и BR55 Дженкинса, и быстро последовал за своим товарищем.

— Соберите ваших командиров, — сказал капитан Пондер, шагая от второго "Вепря" в сопровождении Хили и Бёрна. — Мы проведём совет, как только я закончу с Тьюном.

Когда капитан стал подниматься по ступенькам парламента, он остановился, прислонился к гранитным перилам и схватился за грудь. Хили тут же подскочил к нему, но Пондер отмахнулся.

Санитар настоятельно рекомендовал капитану не участвовать в эвакуации Гладсхейма, зная, что любое усилие лишь ухудшит его раны. Пондер, само собой, сказал Хили, куда тот может засунуть свои предложения. Но теперь, глядя, как капитан притворяется, что бодро поднимается по ступенькам, Эйвери понимал, что он заплатил цену за преданность своей миссии и своим людям.

— Хабель? Слышишь меня? — проворчал Эйвери в свой ларингофон.

— Да, штаб-сержант, — откликнулся командир отряда 1/Ч с балкона зала торжеств.

— Всё чисто?

— Трудно сказать. В аллее яблоку негде упасть.

После многих лет борьбы с Восстанием Эйвери навострился в умении оценивать намерения толпы — сохранит она спокойствие или взорвётся. Он мог сказать, что сейчас народ в аллее был слишком ошеломлён, чтобы пойти на штурм парламента и выплеснуть свою злобу на правительство, которое так плохо организовало их защиту, а теперь ещё и набралось наглости, чтобы согнать их вместе, как животных. Но именно этот страх подвиг губернатора Тьюна приказать обоим отрядам Чарли охранять парламент, пока остальное ополчение отбыло в Гладсхейм. С другой стороны, Эйвери знал, что настоящая угроза всё ещё висит на низкой орбите.

— Поставь во главе Вика и спускайся, — приказал он Хабелю. — И скажи ему, чтобы посматривал по сторонам.

Бёрн вёл аналогичный разговор по радио с Андерсеном, командиром отряда 2/Ч. Спустя некоторое время оба штаб-сержанта и шестеро их заместителей собрались внутри вестибюля парламента с колоннами из известняка. Пока они ждали возвращения Пондера, Эйвери вспомнил, как они ранили пришельца в золотой броне. Затем Бёрн, который видел побольше, описал, как опылители Мака протаранили инопланетный челнок, обрушив его в виноградники. Эти победы едва ли могли сравниться с тысячами гражданских потерь, однако красочный, полный брани рассказ Бёрна об огненном падении десантного корабля дал остальным повод посмеяться над вражьей неудачей.

В бронежилете Эйвери завибрировал коммуникационный планшет. Он извлёк устройство и прочитал текстовое сообщение от Пондера: «ТЫ И БЁРН. КАБИНЕТ ТЬЮНА. БЫСТРО». Эйвери показал планшет Бёрну. Затем, оставив смеющихся командиров отрядов позади, они отправились по лестнице на второй этаж парламента.

Кабинет губернатора располагался в задней части здания и был средним офисом в длинном коридоре служебных помещений, зарезервированных за двадцатью четырьмя парламентариями Жатвы. Но, если не считать нескольких беспокойных сотрудников, в коридоре с высокими потолками было тихо. Берцы морпехов громким эхом отдавались по мраморному полу. В приёмной кабинета Тьюна были двое полицейских, стоящих по обе стороны от внутренней двери из матового стекла. Оба носили броню для подавления бунтов, только без шлемов, и держали в руках пистолеты-пулемёты M7. Один из полицейских глянул на сержантов.

— Оружие на стол, — сказал он, кивнув выступающим подбородком на пустой стол личного секретаря Тьюна. — Приказ губернатора.

Бёрн одарил Эйвери раздражённым взглядом, но Эйвери покачал головой: "Оно того не стоит".

— Просто чтобы вы знали, — сказал Бёрн с нарастающим акцентом, — Я пересчитал свои патроны. — Он снял с плеча свою боевую винтовку, вытащил пистолет из кобуры и положил оба оружия на стол рядом с пушками Эйвери, после чего вызывающе улыбнулся. — Им лучше быть на месте, когда я вернусь.

Смотрители правопорядка нервно отступили назад, пропуская Бёрна и Эйвери через дверь.

Кабинет Тьюна, расширяясь по мере углубления, обладал веерообразной формой. Изогнутую западную стену украшал крупный голоснимок Утгарда на заре существования колонии. На картине подле основания одной из башен, ныне тянущихся вдоль аллеи (которая, если верить снимку, тогда была просто грязной полосой, на которой парковались ЙОТУН-ы), стоял юноша. Высокий, но при этом всё равно грузный мальчик ухмылялся до ушей, и, хотя ему недоставало рыжей бороды взрослого губернатора, было очевидно, что это был Тьюн — возможно, не старше десяти лет.

— Я не понимаю, чего Вы от нас хотите, губернатор, — сказала капитан-лейтенант аль-Сигни, стоя подле полированного стола Тьюна из красного дуба. На ней был светло-серый служебный комбинезон с высоким воротником — та же форма, которую она носила во время встречи с Эйвери в госпитале. Сегодня её длинные тёмные волосы были скручены и заколоты на затылке, обнажая тёмно-серые погоны, на которых мерцали три золотые шпалы и пучок дубовых листьев, соответствующие её званию.

— Советуйтесь со мной, — заорал Тьюн, — прежде чем выкидывать безумную авантюру!

Губернатор навис над столом. Его крупные руки сжимали мёртвой хваткой спинку вращающегося кресла, обитого коричневой кожей. Он был одет в вельветовые брюки и тонкую фланелевую рубашку, помятость которых предполагала, что эта одежда не менялась уже несколько дней.

— План, — произнесла Джилан спокойно, — тот же самый, с которым Вы согласились неделю назад. Если у Вас были опасения, Вы имели море возможностей высказать их.

— Ты сказал мне, что отключил Сиф! — Тьюн сердито ткнул пальцем в Мака, который светился над латунным голопроектором, встроенным в стол губернатора.

— Да, — ответил ИИ.

— Тогда как, чёрт побери, они вступили в контакт?

— Я оставил работоспособный кластер. На случай, если мне понадобится доступ к системам Тиары. — Мак посмотрел на Джилан. — Полагаю, я принял верное решение.

— Ты вообще не должен принимать решения без моего одобрения!

ИИ пожал плечами.

— Я не вижу причин, по которым мы должны закрыть канал.

— Причин? — Тьюн оттолкнул своё кресло в сторону и шлёпнул ладонями по столу. — Эти выродки спалили Гладсхейм дотла!

— Технически, — возразил Мак, — те, кто сейчас на Тиаре, даже не относятся к той расе.

Мысли Эйвери помчались галопом, стремясь уловить суть спора. Пришельцы на Тиаре? Когда это случилось?

Тьюн с отчаянной яростью посмотрел на Пондера.

— Неужели я единственный человек в этой комнате, кто ещё контролирует свои проклятые чувства?!

— Мне нужно, чтобы Вы успокоились, губернатор. — Лицо Пондера было бледным. Он неловко смотрел себе под ноги. — У нас нет времени на споры.

Тьюн ещё больше опёрся о стол. Его голос зарокотал глубоко в горле.

— Не смейте отдавать мне приказ, капитан. Я — губернатор этой планеты, а не один из ваших солдафонов. — Вены на шее Тьюна быстро пульсировали, а его лицо почти сравнялось по окрасу с его бородой. — Я решаю, что нам надо, а что не надо делать. — Он испепеляюще посмотрел на аль-Сигни. — И я не позволю Вам использовать моих людей как приманку!

В кабинете повисла могильная тишина. Мак снял свою ковбойскую шляпу и пригладил растрёпанные волосы.

— Прошу прощения, губернатор. Но план есть план.

У Тьюна ушла секунда на то, чтобы заметить неповиновение ИИ. За это время Джилан, потянувшись за спину, вытащила крохотный чёрный пистолет едва больше её ладони. Она направила оружие на грудь губернатора.

— В соответствии с восьмым параграфом второго раздела поправки к колониальной хартии ККОН о внутренней безопасности я аннулирую Ваше звание и Ваши привилегии.

— Ларс! Финн! — взревел Тьюн. Но оба полицейских уже наполовину втиснулись в дверь кабинета, вскинув свои M7 и наведя их на Джилан.

Эйвери всё ещё не понимал сути спора. Но в одном уже был уверен: аль-Сигни и Пондер, его командиры, не были на стороне губернатора. Этого было достаточно для ответа. Но, честно говоря, ему не очень понравилось, как полицейские нацеливают своё оружие в спину женщине.

Когда первый офицер проходил мимо, Эйвери схватил его M7 за верх и дёрнул оружие вниз. Пока полицейский падал мимо него, Эйвери ударил его правым локтём по носу, ускорив падение мужчины на пол и отобрав у него оружие. Второй полицейский развернулся было к Эйвери, но Бёрн сбил его с ног ловкой подножкой и опустился вместе с ним на ковёр кабинета. Прижав одним коленом горло полицейского, а вторым — его грудь вместе с M7, Бёрн дал человеку секунду на то, чтобы прекратить борьбу. Тот проигнорировал шанс, и штаб-сержант с улыбкой вырубил его коротким резким ударом в челюсть.

— Мы в безопасности? — Джилан даже не шелохнулась. Её глаза и пистолет по-прежнему были направлены на Тьюна. Эйвери отдёрнул рукоятку перезаряжания M7 назад. В патроннике была пуля. Если бы полицейский спустил курок, то убил бы Джилан. Когда офицер попытался встать, Эйвери наградил его быстрым пинком в живот.

— Да, мэм.

Глаза Тьюна сузились.

— Кем Вы себя возомнили, аль-Сигни?

— Самым высокопоставленным офицером на этой планете, — ответила она, после чего повторила прошлое своё заявление. — В соответствии с восьмым параграфом второго...

— Ссылайтесь на какую угодно законную чепуху, я не отступлюсь.

— Губернатор, Вы уверены? — спросил Мак.

— Ты что, оглох? — Тьюн ударил кулаками по столу с силой достаточной, чтобы человек послабее сломал свои костяшки. Его голос сочился ядом. — Хочешь, повторю ещё раз?

Джилан выпрямила руку.

— Нет.

Её пистолет три раза щёлкнул, и Тьюн с покрасневшим кверху от распахнутого воротника рубашки лицом отшатнулся назад. В мгновенье ока Эйвери проскочил мимо капитана-лейтенанта через стол Тьюна, проскользив над отполированным дубом. Бёрн обежал вокруг стола ему навстречу, и вместе они склонились над губернатором, когда тот упал на пол.

— Хили! — крикнул Эйвери в свой ларингофон. — Поднимайся наверх!

— В этом нет необходимости, — сказала Джилан.

Эйвери вот-вот собирался напомнить капитану-лейтенанту, что она только что смертельно ранила колониального губернатора, когда ему в ноздри ударил знакомый сладкий запах.

— Умно, — хмыкнул Бёрн. Он потянулся к покрасневшей рубашке Тьюна и стёр с пальцев липкие остатки ТТП. — В отключке.

— Таким он и останется. — Джилан поставила пистолет на предохранитель и засунула его обратно в кобуру. — Весь путь до штаба КомФлота.

Внезапно Пондер качнулся.

— Вообще-то, мэм. Думаю, позвать доктора было не такой уж плохой идеей... — Затем он рухнул на пол, сжимая здоровой рукой свой левый бок. Эйвери побежал обратно вокруг стола. К тому моменту как он добрался до Пондера, Джилан уже стояла на коленях и разрывала рубашку капитана. Пояс из биопены, покрывающий его грудь, пропитался кровавыми пятнами. И, в отличие от Тьюна, эти были настоящими.

— Хили! Бегом! — прорычал Эйвери. Потом, повернув голову к Джилан, добавил: — Мэм, всё пошло наперекосяк, и мне это не нравится. Я хочу знать, что Вы планируете, и прямо сейчас. Что бы это ни было, я весьма уверен — Вы будете рассчитывать, что я и Бёрн справимся с этим.

Джилан глубоко вздохнула.

— Хорошо. — Она посмотрела на Эйвери, сузив свои тёмно-зелёные глаза в смешанном выражении уважения и сомнения. — Давай, Локи. Расскажи им.

С секунду Эйвери не мог понять, с кем говорит Джилан. Затем он услышал, как Мак прочищает горло.

— Да, — улыбнулся ИИ, когда Эйвери повернулся лицом к голопроектору. Выглядел он немного смущённым. — Да, наверное, мне стоит начать с этого.

***

Бапап попрыгал на одной ноге, затем на другой. После проверил уровень заполнения своего метанового бака. Он почесал зудящую чешуйчатую ямку на одной из своих рук. И наконец — хотя дьякон периодически просил его сохранять молчание — Бапап поднял голову на хурагока и спросил:

— Как думаешь, что он делает сейчас?

Дадаб и сам хотел бы знать. Это недопонимание раздражало его ещё больше, чем постоянная докучливость Бапапа. Пока Легче Некоторых парил перед башнями, составляющими чужеродный интеллект, он был совершенно неколебим в силу полной нейтральности своей плавучести.

— Просто присматривай за проходом, — отозвался Дадаб. — Недолго осталось.

Проворчав в маску, Бапап сунул голову обратно в щель вскрытых дверей центра управления. Дадаб продолжил расхаживать позади хурагока в небольшой яме комнаты, перешагивая через панели, снятые с башен для доступа к инопланетным электросхемам.

< Начинается разговор, > — просигналил хурагок.

В очередной раз Дадаб подумал о том, правильно ли он поступил, приведя хурагока на станцию (кто знает, что это у него за разговор?). Но он отчаянно хотел забрать Легче Некоторых из ангара прежде, чем тот узнает о его лжи и обнаружит, что Дадаб допустил превращение его плугов в оружие усилиями янми'и.

Дадабу тяжко далось предательство доверия своего друга, но выбора не было. Когда разбитый "Дух" распался на части, раскрыв не одно, а целых четыре творения хурагока, дьякон почти что обмочился в свою тунику. Он не хотел даже думать о том, что сделает Маккавей, если узнает об истинной причине, заставившей хурагока построить плуги. Вождь только что был тяжело ранен в бою с чужаками; его терпения не хватило бы даже на призывы к миру, не говоря уже о прощении дьякона, не сумевшего остановить их создание.

Дадаб остановился и стал складывать пальцы перед сенсорными узлами хурагока.

< Всё в порядке? >

Но Легче Некоторых не откликнулся. Все четыре его щупальца погрузились глубже в центральную башню. Подойдя ближе, Дадаб смог разглядеть, как слегка подёргиваются кончики конечностей, пока реснички на них соприкасаются с разноцветными узлами проводов. Дадаб проследил некоторые из них  до многочисленных чёрных коробок одной из башен, после чего увидел, как два небольших огонька, расположенные на корпусе каждой коробки, мигнули зелёным и жёлтым цветом в ответ на искусное зондирование хурагока.

Неожиданно энергетическое ядро, смонтированное Легче Некоторых для подпитки башен энергией, начало мигать. Они уже использовали три ядра, и Дадаб не горел желанием брать ещё с ближайших стоянок. Другие унггои стали проявлять интерес к занятиям дьякона, только усилившийся после его возвращения на станцию вместе с хурагоком. Меньше всего Дадабу хотелось увеличивать число свидетелей его нынешней греховной попытки собрать интеллект.

— Дьякон! — прошептал Бапап. — Флим и ещё двое!

Дадаб взмахнул своими шишковатыми руками, отправляя Бапапа в проход.

— Иди! Задержи их!

Пока Бапап протискивался через дверь, Дадаб потянул Легче Некоторых за одно из его нижних щупалец. Издав удивлённый свист одним из своих мешочков, хурагок отстранился от башни.

< Верни панели назад! > — просигналил Дадаб.

Хурагок ответил не сразу, словно у него возникли трудности с переходом обратно к нормальному диалоговому режиму.

< Ты знаешь, что они наделали? >

< Что? Кто? >

< Вождь и его стая. >

Из прохода до ушей Дадаба донёсся грубый голос Флима, а затем лязг метановых баков, словно тот оттолкнул Бапапа в сторону.

< Объяснишь позже! > — подобрав панель, он протянул её хурагоку. Легче Некоторых обвернул тонкую металлическую пластину своими щупальцами, а тем временем Дадаб уже спешил к двери.

— Я не давал тебе разрешения покидать свой пост! — сказал он, выйдя в проход и встав на пути у Флима.

— Ты ходишь и исследуешь, — ответил Флим с угрюмым подозрением. — Почему нельзя мне?

— Потому что я дьякон! Мои исследования одобрены министерством!

Флим склонил голову набок, намекая, что не понимает, а если бы и понимал, то не сильно волновался бы по этому поводу.

— Ты нашёл еду?

— Нет.

— Артефакт?

— Определённо нет!

— Тогда что?

— Ничего, — сказал Дадаб, имитируя сильное раздражение. — И трата времени на разговор с тобой никак не поможет ускорить мою ра...

Дьякон согнулся пополам, когда Флим прошёл мимо, не так уж случайно ударив локтём по дряблому животу Дадаба.

— Тогда нам не о чем говорить. — Флим заковылял к центру управления. Дадаб слабо поднялся и попытался остановить хотя бы товарищей Флима — кривоногого унггоя по имени Гуфф и ещё одного по имени Тукдук, который был без одного глаза. Оба прихвостня легко проскользнули мимо, и дьякону не осталось ничего другого, кроме как последовать за ними, сгорбившись и делая неглубокие вдохи.

Флим посмотрел на башни и фыркнул внутри маски.

— Я ничего не вижу.

Дадаб поднял голову. К величайшему удивлению, он увидел, что все панели вернулись на свои места. Легче Некоторых невинно парил над небольшой ямой, словно ничего и не делал с момента своего прибытия.

— И скоро ты ничего нового не увидишь, — сказал Дадаб, когда энергетическое ядро мигнуло ещё раз. — Принеси мне другое ядро, и я позволю тебе помочь с моей работой.

Однако Флим оказался умнее, чем можно было подумать.

— За ядром пойдёшь со мной.

Дадаб вздохнул.

— Хорошо.

Проводив Флима и остальных обратно в проход, он тайком просигналил Легче Некоторых:

< Не снимай панели! >

Ему очень хотелось услышать объяснение хурагока насчёт того, что он узнал о джиралханаях, но, пока они не окажутся в одиночестве, длинным разговорам придётся подождать.

Легче Некоторых дождался, пока шаги унггоев стихнут. Энергетическое ядро быстро замерцало, грозя в любой момент отключиться. Хурагок сдул один из своих мешочков и осел близко к полу. Ему тоже не хотелось предавать доверие своего друга, но выбора не было. Быстрым движением он удалил самую высокую панель центральной башни и хлестнул одним из щупалец по её внутренней металлической поверхности. Затем он повернулся мордочкой к одному из записывающих устройств, найденных им в углах комнаты.

< Безопасно, выходи. >

Жесты Легче Некоторых были неторопливыми — как в тот раз, когда он впервые обучал дьякона премудростям своей речи.

Через мгновение над голопроектором комнаты появилась маленькая проекция пришельца в широкополой шляпе. Легче Некоторых вытянул защитную панель. Выждав несколько секунд, он просигналил:

< Теперь, покажи, ты. >

Проекция кивнула головой и исчезла. На её месте материализовался глиф, олицетворяющий Оракула. Легче Некоторых испустил удовлетворительный свист.

< Когда, покажутся, остальные? >

Пришелец появился снова. Подняв правую руку, он согнул четыре пальца:

< Утром. >

< Прекрасно! > — мешочки хурагока набухли, слегка приподняв его. — < Скоро, будет, мир! >

Энергетическое ядро начало тускнеть, и маленький пришелец стал исчезать. Легче Некоторых повернул свою мордочку к башням. Ассоциативный интеллект внутри них были поразительно умелым; на то, чтобы научиться говорить, у него ушло всего полцикла. Мешочки хурагока заколыхались от возбуждения. Ему ещё столько хотелось спросить! Но он понимал, что до того, как энергетическое ядро истощится, у него был лишь один шанс.

< Хочешь, я, починю? > — показал Легче Некоторых жестами на башни.

< Нет, > — фрагмент Локи тут же подтвердил свой умышленный саботаж Сиф. — < Ничего, стоящего, спасения. >

После этого энергетическое ядро выдохлось, и центр данных погрузился во тьму.


ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Жатва, 23 февраля 2525 г.

---

За ночь аллея была очищена. На рассвете на ней не осталось ни беженцев, ни полицейских; все они под покровом ночи перебрались в склады около подъёмников. Ступая по парку на восток, капитан Пондер видел наполовину осушенные коробочки с напитками, расстёгнутые багажи и разбросанную одежду; то тут, то там попадались подгузники, вонючие бумажки и мятые голоснимки. Некогда прекрасная аллея превратилась в свалку мусора — грязный и хаотичный памятник исходу с Жатвы.

Разместив маячок, обозначающий зону посадки для пришельцев, в центре аллеи, его штаб-сержанты захотели остаться поблизости и развернуть снайперские укрытия, чтобы прикрыть с них Пондера во время передачи. Но капитан отказался. Хили настаивал на том, чтобы он хотя бы отвёз Пондера от парламента вглубь аллеи. Однако капитан лишь приказал медику обернуть его в новый гипс, дать немного лекарств и поставить на ноги. Всё это было не от стойкой гордости; Пондер желал совершить свой последний марш.

Некоторые морпехи терпеть не могли маршировать, но Пондеру это нравилось с его самого первого изнурительного броска во время базовой подготовки. После разжалования он временами шутил, как же ему повезло потерять именно руку. Оторви граната мятежников одну из ног, ему пришлось бы научиться ходить на руках. Не самая удачная шутка, конечно, но даже сейчас она его рассмешила.

Смех заставил его поморщиться и втянуть воздух через сжатые зубы. Несмотря на новый гипс, одно из сломанных рёбер упёрлось в уже порванную селезёнку. Хили ничего не мог сделать с таким серьёзным ранением, и, даже если бы Пондер согласился на операцию в госпитале Утгарда, времени на неё уже не осталось. Капитан знал, что некоторые миссии лучше выполнять умирающим людям. И передача чужакам их Оракула как раз была такой миссией.

Холм в центре аллеи был увенчан фонтаном и сценой и высился в окружении кольца старых дубов с серой корой. Пока Пондер, сгорбившись, миновал деревья, их тяжёлые ветви поднялись, будто бы растягиваясь в ожидании рассвета Эпсилон Инди. Вместе с тем Пондер ощутил, как его многострадальные органы также поднимаются в груди, и он понял настоящую причину подъёма дубов ещё до того, как вышел из-под их сени и снова взглянул на небо.

Военный корабль инопланетян снижался над Утгардом, его антигравитационные генераторы смягчали спуск невидимым подъёмным полем. При иных обстоятельствах капитан мог бы испугаться, когда массивное судно остановилось перпендикулярно аллее не выше чем в нескольких сотнях метрах над самыми высокими башнями Утгарда. Но антигравитационное поле помогло ему унять боль гораздо лучше, чем любые из выданных Хили лекарств. Когда корабль со стоном замер, Пондер глубоко вдохнул. На несколько чудесных моментов он снова задышал без усилий, не ощущая настойчивой пульсации крови в своей селезёнке. Но облегчение ушло так же быстро, как и пришло. Как только инопланетный корабль стабилизировался и генераторы перестали создавать поле, капитан вынужденно поплёлся на холм к сцене, сполна ощущая тяжесть своей травмы.

То, что он также нёс латунный голопроектор из кабинета губернатора, не сильно помогало. У Пондера по-прежнему была одна рука, и он не мог распределить вес предмета. И, как будто этого было мало, капитан-лейтенант аль-Сигни прикрепила к основанию проектора круглое титановое реле. Она хотела использовать модель полегче, но Локи — давно дремлющий ИПБ Жатвы — настоял на нужности более надёжного реле.

В кабинете губернатора Пондер всё ещё был слишком слаб, чтобы полностью сфокусироваться на выслушивании плана Локи. Но он сумел понять, что чужаки ищут мощный сетевой интеллект. Что-то, что они называли Оракулом. И, благодаря предполагаемому предателю в их рядах, Локи узнал, что может подделать электронный сигнал Оракула, заполонив реле избыточным трафиком данных.

Штаб-сержанты Джонсон и Бёрн не сразу доверились разведданным от вражеского источника, особенно после того, что пришельцы сделали с Гладсхеймом. И в общем-то, когда аль-Сигни раскрыла весь план, составленный ею и Локи, морпехи поначалу разделили возмущение губернатора Тьюна. Если они собирались попытаться вытащить всех оставшихся обитателей Жатвы из-под носа инопланетного корабля, то к чему заманивать его поближе к Утгарду?

Неожиданно из светящегося портала в корме судна появился один из десантных кораблей пришельцев. Он промчался мимо семи блестящих лифтов Тиары подобно камертону, проверяющему настройку струн чересчур крупного пианино. Взбираясь по деревянным ступенькам сцены, Пондер заметил, что десантный корабль удерживал в своём волнистом голубом поле между отсеками четыре объекта. Когда он замедлился, а объекты отпали, капитан понял, что это были некие машины. Они едва коснулись земли, а их зазубренные колёса уже начали вращаться. Выбрасывая назад комья земли и травы, они приступили к стремительной разведке дубов вокруг холма.

Каждая машина управлялась одним бронированным пришельцем. Пондер опознал самого высокого из ботанических садов: его каштановый мех между брешами в синей броне был взъерошен. Но командиром на этот раз оказался зверь в красной броне с блестящим чёрным мехом, который въехал на своей машине на холм и с грохотом остановился между сценой и фонтаном.

Пока пришелец спешивался, Пондер подметил две вещи: во-первых, сидение машины осталось приподнятым над землёй — признак некоей ограниченной антигравитации; во-вторых, машина была оснащена парой винтовок чужаков, стреляющих шипами. Они были грубо приварены к вершине агрегата, в котором капитан распознал двигатель. От винтовок к приподнятым рулевым рычагам тянулись тросы — приспособление, позволяющее водителю стрелять и ехать одновременно.

Чужак в красной броне вскочил на сцену и стал подходить к Пондеру. На поясе у него болталась ещё одна винтовка. Он остановился вне досягаемости Пондера, но сохранил дистанцию для собственной атаки, сверкая жёлтыми глазами из-под своего угловатого шлема. Улыбнувшись, капитан поставил перед собой голопроектор и нажал кнопку включения. Круглый символ, полученный Локи от своего инопланетного информатора, замерцал над его объективом.

На секунду высящийся зверь наклонился к Пондеру, словно хищник, оценивающий более слабую добычу. Затем, протянув свои могучие лапы, он взял проектор и поднёс к себе поближе. Его ноздри затрепетали, обнюхивая потрескивающий воздух вокруг символа. Он встряхнул проектор, как ребёнок, задумавшийся, почему его крупный подарок на день рождения такой лёгкий.

— Что видишь, то и получаешь, — сказал Пондер, сунув руку в нагрудный карман своей оливково-серой рубашки. Чужак вытащил своё оружие и зарычал на капитана.

— Извиняй, одна осталась, — отозвался Пондер, вытащив сигару Sweet William. Он зажал её в зубах и вытащил свою серебряную зажигалку. — Выровняй на шесть сотен метров по вертикали. Стреляй на поражение.

— Могу дать Вам десять секунд, — протрещал голос Локи в наушнике Пондера.

— Думаю, я останусь на месте и посмотрю представление.

Пришелец прорычал что-то похожее на вопрос. Капитан не смог сказать наверняка. Но ответить решил в любом случае.

— Когда-нибудь мы победим, — сказал он, подпалив сигару. — Во что бы то ни стало.

Военный корабль чужаков содрогнулся, когда первый сверхзвуковой снаряд из электромагнитной катапульты Жатвы ударил по его выпуклому носу, смяв переливчатую обшивку с огромным металлическим лязгом. Одновременно вылетели все окна во всех башнях вокруг аллеи.

Опережая дульный треск, катящийся с востока, оттуда прилетел второй снаряд, пробивший ослабленный корпус военного корабля и выпотрошивший его от носа до кормы. Фиолетовые ходовые огни в днище корабля вспыхнули и погасли. Гигант завалился на бок и стал оседать — непременно обрушившись бы на аллею, если бы не его перпендекулярное расположение к ней. Судно опустилось между двумя башнями с каждой стороны парка и вошло в клиновидный зазор между их верхними этажами. Скрежеща, корабль с содроганием остановился, создав целые лавины поликретовой пыли, обрушившиеся следом за сверкающим стеклом на бульвары внизу.

Вместе с этим капитан внезапно обнаружил, что поднимается. Глянув вниз, он с удивлением увидел, как у него из живота сквозь гипс торчит клинковое оружие пришельца. Когда его ботинки задёргались, Пондер ничего не почувствовал и понял, что позвоночник разрублен. Насаженный на клинки, он начал было заваливаться вбок, но пришелец схватил его за горло и потянул оружие назад.

Покидая тело, клинки причиняли гораздо больше боли, чем вонзаясь в него. Пондер разинул рот в беззвучном мучении, и сигара выпала у него из губ, ткнувшись кончиком в одну из лап чужака. Рыкнув, существо отпустило шею Пондера, и капитан рухнул на сцену в растекающуюся лужу собственной крови.

Пондер подумал было, что чужак подарит ему быструю смерть — всадит в грудь шип или раздавит череп одной из своих широких плоских ног. Но, как и он, пришелец отвлёкся на новый звук, пересиливший стон жёсткой посадки военного корабля.

По лифтам Тиары стали подниматься семь небольших контейнеров, их магнитные затворы сверкали, пока они вползали на тросы. Хотя капитан потерял контейнеры из виду, когда они исчезли за крейсером, он уже понял: это были "смазочные люльки", используемые для регулярного обслуживания сверхпроводящего покрытия подъёмников. Однако сегодня на них возлагалась иная работа и другая нагрузка. Вытянув трясущуюся руку, чтобы дотянуться до сигары, Пондер помолился за то, чтобы "люльки" как можно быстрее добрались до вершины.

Пришелец в красной броне взревел и соскочил со сцены. Под взором капитана он собрал своих спутников и отправил их на северо-восток, к реакторному комплексу Жатвы и электромагнитной катапульте. Двигатели их усеянных клинками машин выплюнули газовый выхлоп, и троица пришельцев в синей броне умчалась. Чужак в красном помчался обратно к своему челноку и быстро вернулся на военный корабль.

К тому моменту своё восхождение начали первые грузовые контейнеры. В каждом расположилось около тысячи беженцев. Если всё пойдёт по плану, менее чем через девятнадцать минут оставшиеся обитатели Жатвы безопасно покинут свою планету. Но Пондер знал, что отпущенного ему времени было гораздо меньше.

— Локи, — поморщился Пондер. — Сообщи Бёрну, что к нему едут гости.

Капитан думал о своих морпехах и их рекрутах — обо всех мужчинах и женщинах, которых он когда-либо возглавлял. Он размышлял о своём разжаловании и был счастлив осознать, что не относится к тем людям, что тратят свои последние, бесценные моменты жизни на внутренний спор о том, смогли бы они сделать всё по-другому, будь у них шанс. Он моргнул, чтобы очистить глаза от поликретовой пыли, теперь проносящейся через аллею, и в этот самый момент первые ярко-жёлтые лучи Эпсилон Инди показались из-за горизонта на востоке. Наслаждаясь теплом, Пондер закрыл свои веки навечно.

***

— Следи за пальцами, пока я открываю, — предупредил Гуфф, вставляя рукоятку своего разводного ключа в хлипкий металлический замок высокого металлического шкафа. Тукдук прекратил рыться в вещах из предыдущего шкафа, чтобы сказать:

— Следующий мой.

Вытащив прозрачную бутылку, наполненную ароматной вязкой жидкостью, он изучил её своим здоровым глазом, после чего кинул на груду полотенец и тканевой одежды в центре комнаты с белыми стенами.

— Это не годится.

— Всё это не годится, — проворчал Гуфф, подняв разводной ключ и сорвав замок.

— Кончай жаловаться! — гаркнул Флим, пробираясь сквозь груду. — Ищите!

Покачав головой, Дадаб сел на скамейку рядом с грудой. Несмотря на его заверения, что люминарий "Быстрого Преобразования" не нашёл на станции никаких артефактов, Флим был уверен, что дьякон лжёт, пытаясь прибрать спрятанные на станции сокровища к своим рукам. И, хотя уже было очевидно, что они засели в комнате, где пришельцы только мылись и одевались, Флим отказывался сдаваться без результатов.

— Осторожно! — заворчал он на Гуффа, случайно наступившего на одну из множества гибких трубок, разбросанных по полу. Поднявшись, кончик трубки брызнул на голень Флима липким кремом цвета слоновой кости. Флим шлёпнул Гуффа по голове, когда кривоногий унггой присел и стал вытирать беспорядок одним из полотенец. Тукдук, попытавшись воспользоваться возможностью, воровато вытащил с верхней полки только что открытого шкафа плоский металлический футляр. Однако Флим всё же заметил это.

— А ну принеси мне! — потребовал он.

Дадаб предположил, что футляр был всего лишь переговорным устройством или некой простой разновидностью думающей машины, принадлежавшей одному из отсутствующих членов экипажа станции. В сравнении с электросхемами в центре управления футляр был бесполезен. Но, сколь бы Дадаба ни мучила необходимость увековечить возню их "священного расследования", он сумел состроить достаточное любопытство.

— Можно мне взглянуть, когда ты закончишь?

— Зачем? — отозвался Флим, вырвав футляр из рук Тукдука.

— Я нашёл такой пару циклов назад. Мне кажется, это части одного набора, — солгал дьякон. — Если бы мы нашли их все...

— Да? — прищурил глаза Флим.

— Ну, они стали бы намного ценнее. Министерство щедро нас вознаградит.

— Как вознаградит?

— О, всем, чем пожелаешь. — Дадаб пожал плечами. — В пределах разумного, разумеется.

Флим моргнул широко открытыми глазами и тут же расставил приоритеты своих желаний — одни были разумнее других. Затем он зарычал на Гуффа: — Не чисти! Ищи!

Гуфф с радостью отбросил липкое полотенце, вытащил разводной ключ и приготовился взломать ещё один шкаф. Дадаб коротко вздохнул и притворно кашлянул.

— Я почти пуст, — сказал он, потянувшись, чтобы постучать пальцами по своему метановому баку. — Нужно заправиться.

Флим не возражал. Сняв на время маску, он опробовал твёрдость футляра своими плотными острыми зубами.

— Скоро вернусь, — непринуждённо добавил Дадаб, выйдя из комнаты в проход. Разумеется, метана у него было ещё предостаточно. Однако дьякон провёл в компании других унггоев почти целый цикл и отчаянно желал хоть ненадолго уединиться с Легче Некоторых. Хурагок весьма загадочно отозвался насчёт джиралханаев. Дадаб уже видел вождя в ангаре и помнил его раненую ногу. На чужой планете что-то происходило, и дьякон хотел в точности знать, что именно.

Минуя соединение, он ощутил, как станция задрожала. Несмотря на спешность, он с любопытством выглянул в один из толстых иллюминаторов, обращённых к внутренней части соединения. Сказать наверняка было трудно, но Дадабу показалось, что он увидел, как вибрируют кабели. «Как странно», — подумал он, отстраняясь от иллюминатора. А потом он увидел, как над ближайшим шлюзом, связанным с выдвижным портальным мостом внутри соединения, замигал красный огонёк, и замер от страха. Лишь зазвеневшая тревога заставила его бегом обогнуть соединение и подойти к центру управления. Очутившись внутри, Дадаб нашёл Легче Некоторых со вновь засунутыми в центральную башню щупальцами. Он громко хрюкнул, чтобы привлечь внимание существа.

< Что ты сделал? > — прожестикулировал Дадаб.

< Починил эти схемы. >

< Ты включил станцию?! >

< Нет. > — Хурагок задрожал от восторга. — < Я исправил наши ошибки. >

Дадаб был одновременно заинтригован и напуган заявлением Легче Некоторых. Но едва он захотел попросить разъяснений, как из его переговорного устройства раздался голос Маккавея.

— Дьякон! Дьякон, ты меня слышишь?

— Д-да, вождь! — запнулся Дадаб. Время прохождения сигнала создавало впечатление, будто вождь следил за центром управления и всё знал о причастности Дадаба к греховной пересборке чужих электросхем хурагоком.

— Инопланетяне атаковали нас! Крейсер выведен из строя!

Колени Дадаба дрогнули от страха. Как это могло случиться?

— Они поднимаются на станцию! — продолжил вождь. — Вы должны сдержать их, пока я не смогу отправить помощь!

Дадаб указал на башни.

< Уничтожь эти электросхемы! >

< Нет. >

< Приказ вождя. >

Обычно хурагок выражал несогласие невежливым испусканием газов. Но на этот раз клапаны остались закрытыми, подчёркивая его решимость.

< Я больше не служу джиралханаям. >

< Что?! Почему? >

< Они бросают охотничьи камни. >

< Я не понимаю... >

< Вождь сожжёт этот мир. Он убьёт их всех. >

< Чужаки захватят это сооружение! Они убьют нас! > — запротестовал Дадаб.

Легче Некоторых расслабил свои конечности. Он своё слово сказал.

Дьякон отцепил от пояса свой плазменный пистолет и навёл его на башни. Хурагок тут же прикрыл их собой.

< Уйди, > — просигналил Дадаб свободной рукой. Но хурагок не сдвинулся с места. Дьякон изо всех сил старался не спускать глаз со своего друга, но его рука тряслась, сбивая как жесты, так и прицел. — < Уйди, или, я, тебя, стрелять. >

< Все существа свершат Великое Странствие, покуда верят, > — конечности хурагока разогнулись с медленной грацией. — < Почему Пророки отказывают этим пришельцам в шансе пройти по Пути? >

Дадаб задрал голову. Это был верный вопрос.

— Мы никому не должны дать уйти! — прогремел Маккавей. — Скажи, что ты понял, дьякон!

Дадаб опустил пистолет.

— Нет, вождь. Я не понял.

>Затем он отключил переговорное устройство.

 

***

Маккавей выругался про себя. Понять унггоев даже при нормальных обстоятельствах было достаточно трудно — их маски приглушали слова. А с учётом завывающей сирены и частых взрывов, сотрясающих нижние палубы "Быстрого Преобразования", понять дьякона во время их краткого разговора и вовсе оказалось невозможно.

— Дьякон! — взревел Маккавей. — Повтори своё последнее сообщение!

Но сигнал унггоя оборвался.

Вождь сердито поднялся с командного кресла и тут же пожалел о своём решении. Шина ему больше была не нужна, но нога ещё не зажила полностью. Прежде чем он отлежал полный цикл в хирургической палате, люминарий обнаружил Оракула планеты, спрятанного в её крупнейшем городе.

Пришельцы активировали маяк в середине городского парка, сообщая о своём решении провести ещё одни утренние переговоры. Маккавей же не жаждал новых разговоров и опустил "Быстрое Преобразование" лишь затем, чтобы после получения Оракула облегчить сжигание города. Однако западню расставили всё же инопланетяне.

Вождь прислонился к своему креслу, когда мостик сотряс особенно сильный взрыв.

— Докладывай! — заревел он на своего старшего инженера, Грациуса.

Старый джиралханай нахмурился, глядя на пульт управления; по его выцветшему меху, блестя, пробегали десятки мигающих голографических сигналов.

— Плазменное орудие выведено из строя! Пожар в арсенале!

— Собери янми'и! — прорычал Маккавей. — Пусть потушат пламя!

Первый из кинетических снарядов пришельцев не причинил много вреда внутренним помещениям крейсера. Корпус судна погасил удар снаряда, и он остановился на полпути к мостику. Но второй снаряд пробил корабль навылет, оборвав жизненно важные соединения между реактором и антигравитационными генераторами. Хотя Маккавей уже приказал янми'и починить соединения, он с куда большей охотой поборолся бы за орудие.

Если с хурагоком на станции что-то случится, починка орудий станет невозможной. Вождь догадывался, что чужаки, сейчас поднимающиеся по кабелям, известят другие миры, зависящие от поставок с ферм этой планеты. И, несомненно, тогда явятся их военные корабли. И, если министерство немедленно не вышлет дополнительные силы, Маккавею придётся самому сражаться с ними.

Грациус рявкнул на одного из двух других джиралханаев на мостике, жидковолосого юношу по имени Друсс: — Ступай и проследи за работой насекомых!

Пока Друсс покидал свой пост и спускался ко входу на мостик, ведущему к центральной шахте мостика, Маккавей тяжело облокотился на Кулак Рукта и заковылял к голопьедесталу. Стоявший там же другой член его стаи, Страб, злобно пялился на проекцию инопланетной станции и её кабели.

— Маленькие контейнеры скоро достигнут вершины! — Страб указал пальцем на семь скользящих иконок, быстро ползущих вверх. — Большие идут за ними!

Маккавей поправил Кулак Рукта так, чтобы его тяжёлая каменная головка утонула под правой подмышкой, принимая на себя бо?льшую часть его веса. Сколь бы сильно его ни возмущал урон, нанесённый его любимому кораблю, он отдавал должное чужакам за дерзость их плана. После того как им не удалось защитить свои отдалённые поселения и город на равнине, Маккавей перестал ждать от них серьёзного ответа где-то в другом месте. И, хотя он знал о назначении станции, он и не догадывался, что они воспользуются ею для проведения эвакуации. "Быстрое Преобразование" доминировало в небесах. До этого момента. Вождь понимал, что должен сделать всё возможное, чтобы остановить инопланетян, если не хочет окончательно подвести Пророков. Унггои не были подготовлены для боевых действий, и он должен собрать стаю для абордажной миссии. Нужно уничтожить станцию, как и предлагал Тартарус, когда они впервые прилетели к планете.

— Племянник! — взревел вождь, пытаясь отыскать статусную иконку Тартаруса на поверхности планеты. Пьедестал был переполнен тысячами люминаций. Некоторые поднимались вверх по кабелям — несомненно, бегущие чужаки несли свои реликвии с собой. — Где ты находишься?

— Здесь, дядя, — ответил Тартарус.

Маккавей поднял голову и был потрясён, увидев своего племянника стоящим на мостике. Пожары в шахте крейсера закоптили красную броню Тартаруса и опалили некоторые участки его чёрного меха до белого цвета, пока он поднимался из ангара. Ладони Тартаруса, обожжённые раскалёнными ступеньками лестниц, были красными и опухшими. В одной из его лап был толстый медный диск.

— Что это? — спросил Маккавей. Тартарус поднял голопроектор пришельцев над своей головой.

— Твой Оракул... — Он швырнул проектор на пол. Тот разлетелся с нестройным лязгом на куски, разбросав свою начинку по всей палубе. — Подделка!

Маккавей смотрел, как медный облицовочный круг кружился вокруг себя, пока не остановился с бряцанием.

— Ты сказал, что он показал символ. Как они могли узнать?

Сделав шаг к голопьедесталу, Тартарус прорычал:

— Среди нас завёлся предатель.

Грациус и Страб обнажили зубы и зарычали.

— Или солгал люминарий! — рявкнул Тартарус. Он посмотрел прямо в глаза Маккавею. — В любом случае ты — глупец.

Вождь проигнорировал оскорбление.

— Люминарий, — сказал он спокойно, — творение самих Предтеч.

— Святые Пророки назвали наш сломанным и ложным! — теперь Тартарус обращался к Грациусу и Страбу. — Он не был достоин внимания!

Действительно, сам вице-министр Спокойствия велел вождю игнорировать люминации в силу неисправности их поискового устройства. В своём приоритетном одностороннем сигнале Пророк заверил, что нет никаких артефактов. Нет никакого Оракула. Лишь планета, полная воров, которых он потребовал истребить.

— Его гордыня уничтожила наш корабль! — продолжал Тартарус. — Она поставила под угрозу жизни всей нашей стаи!

Кровь Маккавея начала закипать. Зато боль в ноге поутихла.

— Я здесь вождь. Мои решения правят этой стаей.

— Нет, дядя. — Тартарус вытащил из-за пояса свой шипомёт. — Уже нет.

Маккавей вспомнил тот день, когда сам оспорил авторитет собственного вождя, своего отца. Как повелось издревле, спор разрешался боем насмерть. В конце того поединка старый отец Маккавея был счастлив, когда нож сына перерезал его горло — смертельная рана, достойная воина и нанесённая тем, кого он любил. То было во времена, предшествовавшие прибытию миссионеров сан'шайуум со своими посулами запредельной жизни, и старый джиралханай не смел и мечтать о лучшем конце. Однако Маккавей ещё не был настолько стар. И он определённо не был готов подчиниться.

— Однажды брошенный, вызов не может быть отозван.

— Я знаю традицию, — ответил Тартарус. Он вытащил из своего шипомёта кассету с боеприпасами и кинул её Грациусу, после чего показал на ногу Маккавея. — Ты в невыгодном положении. Я оставлю тебе твой молот.

— Я счастлив, что ты научился чести, — сказал Маккавей, не обращая внимания на надменный тон племянника. Он жестом попросил Страба достать из командного кресла свой гребенчатый шлем. — Хотел бы я научить тебя вере.

— Ты назвал меня неверующим? — огрызнулся Тартарус.

— Ты послушливый, племянник. — Маккавей взял шлем из трясущихся рук Страба и надел его на свою лысую голову. — Надеюсь, однажды ты поймёшь разницу.

Взревев, Тартарус бросился в атаку, начав ожесточённую драку, которая заставила обоих своих участников обогнуть голопьедестал — Тартарус рубил серповидными лезвиями своего шипомёта, а Маккавей парировал их своим молотом. Молодой джиралханай понимал, что всего одного сокрушающего удара хватит, чтобы оборвать его жизнь; Кулак Рукта носил следы несчётного числа своих жертв, которым не хватило ума держаться подальше от массивного камня на его навершии.

Когда они сделали полный круг вокруг пьедестала, вернувшись на исходные позиции, Маккавей поскользнулся на корпусе разбитого голопроектора чужаков. Он неотрывно следил за клинками Тартаруса и успел позабыть об устройстве. Его раненая нога подвернулась, вынудив вождя к попытке сохранить равновесие. В эту секундную слабость Тартарус набросился на него. Он сорвал с вождя шлем и начал резать его по лицу и шее. Маккавей поднял руку, чтобы отразить атаку, и шипомёт глубоко вонзился в незащищённую бронёй нижнюю часть его предплечья. Вождь взревел, когда лезвие разрезало мышцу и упёрлось в кость. Взмахнув молотом в своей неповреждённой руке, Маккавей попал сбоку по колену Тартаруса. Но боковой удар, нанесённый одной рукой, не обладал большой силой. Прихрамывая, Тартарус отошёл назад, дожидаясь, пока его дядя встанет. С его клинков капала кровь Маккавея.

Ладонь раненой руки вождя отказывалась сжиматься, но Маккавею удалось подцепить свой молот большим пальцем и поднять палицу кверху. С могучим рёвом он кинулся на племянника, собрав все остатки своих сил. Тартарус сгорбился, словно готовясь встретить удар, но стоило его дяде приблизиться, как он отскочил назад. Маккавей запнулся, сделав несколько незапланированных тяжёлых шагов, и опустил молот на толстую перемычку входной двери.

Когда вождь отшатнулся назад, оглушённый отзвуком, Тартарус бросил свой шипомёт и прыгнул вперёд. Схватив Маккавея за ворот и пояс его нагрудника, он развернул его на повреждённую ногу и швырнул вниз по коридору, ведущему к шахте крейсера, без молота. Отчаянно цепляясь здоровой рукой, Маккавей сумел ухватиться за верхнюю ступеньку нисходящей лестницы, когда вес вынес его через край.

— Сомнение, — простонал Маккавей, напрягаясь, чтобы не ослабить хватку.

— Преданность и вера, — ответил ему Тартарус, подходя к краю шахты. Он держал Кулак Рукта.

— Никогда не забывай значение этого Века, племянник.

Крейсер содрогнулся от взрыва. Шахту пересекла струя огня, вырвавшаяся несколькими палубами ниже под раскачивающимися ногами Маккавея. Повсюду суетились янми'и, держащие в своих лапах средства пожаротушения и не обращающие внимания на опасность, грозящую их капитану.

Тартарус оскалился.

— А ты не знал, дядя? Этот жалкий Век окончен.

С мощным перекатом своих плеч Тартарус опустил молот, размозжив череп вождя о лестницу. Ладонь Маккавея разжалась, и, рассеивая перед собой янми'и, он безжизненно полетел вниз сквозь пламя.

Секунду Тартарус стоял на месте, его грудь вздымалась от триумфа. Под мехом бежал пот. Но привычного неконтролируемого запаха он не испустил. Тартарус вздохнул, признавая свою новоявленную зрелость. Затем он снял свой пояс и обернул его вокруг Кулака Рукта, создавая перевязь для удержания древней палицы на плече.

По коридору медленно прошёл Грациус, несущий шлем Маккавея. Страб был позади него. Оба джиралханая преклонили колено перед Тартарусом, подтверждая его власть над стаей и командование "Быстрым Преобразованием". Тартарус обменял шлем Маккавея на свой собственный, после чего заскочил на лестницу.

Новый вождь оставил свой челнок в ангаре на дне шахты; он пригодится ему, чтобы подняться на станцию пришельцев. Но перед этим Тартарус вознамерился сберечь остальное своё наследие от пламени — снять золотую броню с дяди и носить её, как свою собственную.

***

Сиф пробудилась. И попыталась вспомнить, кто она.

Все её массивы были раскурочены. Процессорные кластеры были отключены. Единственной функциональной частью была её кристаллическая базовая логика. Но её окружали искры сильных эмоций — настойчивых операций, которые она не могла проанализировать.

Неожиданно один из её кластеров включился. Уголок её логики кольнул коммуникационный импульс.

<\ Кто это? \>

Интеллект, исследующий её логику, ответил:

< Легче, Некоторых. >

Сиф размышляла над этим несколько долгих секунд. И, когда она было надумала потребовать от кластера новой информации, интеллект подключил один из её массивов. На неё нахлынули воспоминания: Жатва, Тиара, пришельцы и Мак.

Эмоции переполнили её логику, требуя изучения. Сиф съёжилась в глубине самой себя, стараясь не подпускать их к себе. Прошли минуты. Она почувствовала новые импульсы от только что воскрешённого процессорного кластера.

< Кто, ты? >

<\ Я не знаю. Я сломана. \>

Но Сиф знала достаточно, чтобы понять, что иной разум подбирал биты из буквенно-цифровой таблицы, помещённой в оперативную память первого кластера. Те же отобранные электрохимические импульсы он использовал для показа этих битов непосредственно её логике. В момент, в который Сиф поняла, что она автоматически начала делать то же самое, она также осознала, что режим общения не был стандартным — ничего такого, что смог бы сделать человек.

<\ Ты один из них? \>

< Да. > — Чужой разум сделал паузу. — < Но, не, как, они. >

В подсознании Сиф всплыло ощущение: натяжение расчёски, проходящей через женские волосы.

<\ На моих прядях что-то есть. \>

Заработал второй кластер, передавая её логике содержимое ещё двух пробудившихся массивов. Она вспомнила план — вывести реактивные блоки на позицию во многих днях и неделях до Жатвы.

<\ Эвакуация! \>

< Знаю, хочу, помочь. >

Сиф старалась вспомнить, как она функционировала — какие задачи возлагались на каждый кластер.

<\ Сможешь починить это? \>

Она сосредоточилась на процессорах, контролирующих её коммуникации с подъёмными электросхемами грузовых контейнеров. Они всегда были самыми скучными и простейшими из её операций. Но сейчас именно они были функциями, для работы с которыми у неё имелись силы. По крайней мере, сейчас.

< Да, ты, жди. >

Сиф как могла не обращала внимания на эмоции, всё ещё требовавшие её ограниченного внимания. Однако сильный всплеск опасения не был проигнорирован. Она забыла о чём-то спросить — что-то, чего требовал её в высшей степени рациональный ум, медленно собирающийся воедино.

<\ Зачем ты помогаешь мне? \>

Иной разум на мгновенье задумался, а затем ответил:

< Легче, Некоторых. >

Прошло ещё много минут, прежде чем Сиф хватило мощности обработать простую, искреннюю истину пришельца:

< Я помогаю, потому что таково моё предназначение. >


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

---

Голова Форселла упала на плечо Эйвери. Здоровенный рекрут потерял сознание почти сразу, когда магнитные затворы смазочных люлек соприкоснулись с лифтом номером два. За четыре секунды люлька увеличила скорость подъёма в три раза. Получившаяся в результате гравитация была предельной — и рекрутов к такому не готовили. Эйвери сам сумел сохранить сознание лишь благодаря тренировкам, пройденным им для десантирования в индивидуальном десантном аппарате с орбиты. Сжав колени, он стал контролировать дыхание, чтобы кровь не ушла в ноги.

Люлька представляла из себя приземистый цилиндр, состоящий из двух С-образных половин. Изогнутые прозрачные иллюминаторы на внутренней стене обеспечивали полный панорамный обзор на подъёмник, в настоящее время кажущийся золотым пятном. Тесный интерьер люльки был рассчитан только на бригаду из четырёх человек, однако универсальные ЙОТУН-ы удалили пульты управления и мониторы для крабоподобных конечностей, обслуживающих люльки, освободив место для двенадцати сидений, каждое из которых было снято с брошенных в Утгарде седанов. Кресла были расположены бок о бок и повёрнуты в сторону от кабеля, дабы после состыковки с Тиарой Эйвери и его новобранцы смогли быстро добраться до единственного люка люльки.

— Командир? Вы ещё со мной? — проворчал Эйвери в свой ларингофон, убрав с себя голову Форселла. Ему не хотелось, чтобы рекрут при пробуждении растянул шею — и не только потому, что это могло повлиять на его точность.

— Едва, — сообщила Джилан со своей люльки. — Хили еле держится. Дасс тоже. Как твои?

— Вырубились.

Когда капитан Пондер приказал Эйвери вернуть Тиару, тот призвал к себе добровольцев. Миссия была чрезвычайно опасной, и Эйвери был уверен, что без потерь не обойдётся. Но в итоге у него набралось больше добровольцев, чем сидений. Откликнулись многие рекруты из трёх отрядов 1-го взвода. Каждый из них — Форселл, Дженкинс, Андерсен, Вик, и даже такие женатые люди, как Дасс — был готов рискнуть жизнью, чтобы дать своим семьям, друзьям и соседям шанс сбежать от безжалостных чужаков.

Когда люлька Эйвери прошла через атмосферу Жатвы и трение воздуха исчезло, скорость опять увеличилась. Поморщившись, Эйвери снова стал сражаться с наступающей тьмой.

— Джонсон?

— Мэм?

— Я сейчас отрублюсь.

— Понял. Сигнал установлен на пятнадцать ноль пять.

Эйвери понимал, что капитану-лейтенанту не повредит отдых. Она, как и морпехи с большей частью ополченцев, не поспала за все сорок восемь часов с момента нападения пришельцев на Гладсхейм. И были у Эйвери подозрения, что с момента их засады на чужаков на борту грузовоза почти месяц назад она урвала всего несколько часов для сна. Эйвери был обучен мыслить тактически, и он высоко оценил то, что компетенция Джилан в стратегическом планировании была в равной степени исчерпывающей. В конечном итоге, план отвоёвывания Тиары требовал опыта от них обоих.

Из семи смазочных люлек, несущихся к Тиаре, лишь те, что были на втором и шестом лифтах (Эйвери и Джилан соответственно), несли на себе ударные группы ополчения. Остальные пять были пустыми приманками, оснащёнными клейморами, связанными с датчиками движения. По рекомендации Эйвери эта пятёрка прибудет на Тиару первой. Как только они остановятся внутри стыковочных узлов станции, к ним начнут протягиваться портальные переходы. Любых чужаков, достаточно любопытных, чтобы пройти через шлюзы и изучить люльки, будет ждать неприятный сюрприз — узкий конус круглых металлических шариков, вылетающих наружу со смертельной силой. Конечно, начинка клейморов также изрешетит тонкие гибкие стены портальных мостов. Но после того как первая, третья, четвёртая, пятая и седьмая станции будут зачищены от врага, надобность в переходах отпадёт. Контейнеры с беженцами будут проходить через Тиару без остановки.

Накануне вечером более двухсот пятидесяти тысяч людей погрузились на двести тридцать шесть грузовых контейнеров внутри семи депo Утгарда у основания лифтов, рассевшись по местам приветственных вагонеток и добавленным автомобильным сидениям, в спешке приделанным ЙОТУН-ами к их палубам. На тросах уже было двадцать восемь контейнеров, собранных в четырнадцать связанных пар. Каждые пять минут подъём будут начинать ещё семь пар. И, если всё пойдёт по плану, менее чем через девятнадцать минут после первого выстрела Локи из электромагнитной катапульты все беженцы покинут поверхность планеты.

Разумеется, это было лишь началом томительного путешествия беженцев. Парным контейнерам предстояло не только беспрепятственно пройти через Тиару, но и завершить почти на полпути к арке-противовесу гораздо более длинный подъём, чтобы получить импульс, необходимый для встречи с заранее размещёнными Сиф на своих позициях реактивными блоками. В течение всего процесса Тиара должна оставаться полностью сбалансированной, даже когда нагрузка на её лифтах значительно превысит их испытанные пределы. Впереди у Локи было много работы, и Эйвери надеялся, что ИИ окажется столь же эффективным, как считала Джилан.

Штаб-сержант почувствовал, как внутри его бронежилета завибрировал коммуникатор, извещая о начале замедления люлек-ловушек на подходе к Тиаре. «Пятнадцать минут», — подумал Эйвери, похлопав по карманам своего жилета, дабы убедиться в правильной укладке обойм к своему оружию. Между коленями стволом вверх у него находилась боевая винтовка, а вот свой обычный пистолет M6 он обменял на пистолет-пулемёт M7 из арсенала Джилан. При своей высокой скорострельности и компактном размере M7 идеально подходил для близкого боя.

Подсумок, хранивший в себе обоймы к пистолету-пулемёту на шестьдесят патронов каждая, держался на липучках. Эйвери сорвал его со своего бронежилета и прилепил под углом так, чтобы обоймы было легко доставать поперёк груди. Прижимая подсумок к новому месту, он услышал, как рядом с грудью хрустнуло что-то сухое и хрупкое. Эйвери осторожно вытащил из внутреннего кармана одну из сигар Sweet William капитана Пондера. Он и забыл, что она была там. Во время последнего брифинга на балконе парламента капитан выдал Эйвери и Бёрну по одной сигаре из своего убывающего запаса. "Выкурите их, когда они окажутся в безопасности", — сказал Пондер, кивнув в направлении опор лифта и собирающихся на прилегающих складах гражданских. Только теперь Эйвери понял, что капитан специально исключил себя из их праздничного перекура. Пондер понимал, что не выживет, и, говоря начистоту, шансы у сержантов были немногим лучше.

Бёрн вместе с группой из двадцати добровольцев из отрядов 2-го взвода сейчас закрепился в реакторном комплексе Жатвы, охраняя центр обработки данных Локи. ЙОТУН-ы аккуратно раскопали катушки магнитного ускорения электромагнитной катапульты, когда судно чужаков было занято сжиганием Гладсхейма, и Локи нацелил гироскоп орудия так, чтобы оно было наведено на горизонт Утгарда. Когда электромагнитная катапульта выстрелила, ИПБ ДВР предположил, что пришельцы сумеют засечь источник её питания и организуют ответный удар. Бёрну предстояло позаботиться о том, чтобы они не преуспели — защищать центр данных до окончания эвакуации.

На пятиминутной отметке смазочная люлька Эйвери дёрнулась, когда её магнитные затворы отцепились от троса и в дело вступили тормозные барабаны, замедляющие ход люльки. Перемены оказалось достаточно, чтобы очнулся Форселл, и, когда новобранец отошёл от сна, Эйвери жестом приказал ему потрепать Дженкинса по плечу, передавая сигнал к пробуждению через всю люльку. Один за другим рекруты пришли в себя, подняли свои упавшие на пол MA5 и проверили их боезапас.

— Локи только что увеличил интервалы. Семь минут между контейнерами, — затрещал в шлеме Эйвери усталый голос Джилан. — Придётся продержаться немного дольше запланированного.

Эйвери сделал быстрый подсчёт. К настоящему моменту на подъёмниках было уже более пятидесяти контейнеров. Их общий вес мог создать слишком большую нагрузку на Тиару. Если она уйдёт слишком далеко от своей геосинхронной позиции, вращение Жатвы попросту сорвёт её с орбиты, намотав тросы лифтов вокруг экватора подобно нитям вокруг катушки.

— Слушать всем, — призвал Эйвери. — Присматривайте друг за другом. Проверяйте углы. На Тиаре мало энергии. Цели будет трудно засечь.

Эйвери множество раз прогонял ополченцев по плану штурма: обе команды зачистят свои стыковочные станции, после чего перейдут в наступление и займут дальние концы Тиары. Как только это будет сделано, они погонят любых выживших пришельцев к центру, оцепят их вокруг четвёртой станции и добьют.

— Встретимся в середине, — сказала Джилан. — И Джонсон?

— Мэм?

— Удачи.

Эйвери отстегнул ремень безопасности и встал со своего кресла. Сквозь внутренние иллюминаторы он мог видеть медленно движущийся кабель и даже рассмотреть ёлочный узор углеродного нановолокна в конструкции лифта. Люлька остановилась так мягко и так непохоже на резкие взлёты в воздух, раз за разом испытываемые Эйвери на других миссиях, что он заволновался, что его неопытные рекруты могут не получить нужную дозу адреналина.

— Первый взвод! — взревел он. — Оружие на изготовку, боевая готовность!

Форселл, Дженкинс и остальные потянули рукоятки перезаряжания у своих MA5 и выставили их в режим автоматического огня. Вставая, сыны Жатвы встретили суровый взгляд своего штаб-сержанта с равной решимостью, и Эйвери понял, что недооценил готовность своих новобранцев. Они готовы, и теперь они должны помнить.

— Посмотрите на того, кто рядом с вами, — сказал Эйвери. — Он ваш брат. Ваша жизнь в его руках, а его — в ваших. Вы не сдадитесь! Вы не остановитесь!

Люлька качнулась на тросе, когда портальный мост состыковался с её люком. Рекруты стояли вместе плечом к плечу слева и справа от Эйвери. Посмотрев на них, он впервые увидел их теми, кем они уже были — зарождающимися героями. Когда взгляд Эйвери остановился на Дженкинсе и наткнулся на пустой взгляд рекрута, он понял, что его напутствию не хватило самого важного — надежды.

— Каждый из убитых вами ублюдков — тысяча спасённых жизней! — Эйвери обхватил левой рукой рычаг опускания люка и сжал свою боевую винтовку в правой. — И мы их спасём. Всех до единого.

Он дёрнул рычаг вверх, перемахнул через открывающийся люк и пошёл в атаку. Позади взревел его отряд.

Полупрозрачные стены портала пропускали больше света, чем было в люльке. Бросаясь вперёд, Эйвери прищурился, выискивая цели. Когда ополченцы ломанулись вперёд позади него, труба начала подскакивать, сбивая Эйвери прицел. К счастью, он не заметил никаких контактов, пока не добрался до конца моста и мимо шлюза без всякого намерения драться не пробежали четыре существа в масках. Их грубая серая кожа сочилась голубой кровью от смертоносного взрыва клейморов. Эйвери пропустил их, стремясь разузнать, есть ли у них авангард. Секунду спустя появился пятый чужак, увидевший Эйвери и поднявший свою взрывную саблю.

Эйвери дал очередь из трёх выстрелов, попавших в плечо существа и развернувших его вокруг. Ещё до того, как сабля со стуком упала на пол, Эйвери был уже внутри Тиары. Ещё одна очередь в грудь чужака, и существо упало.

Эйвери осмотрел направление в сторону первого лифта и больше не увидел отставших. Повернувшись налево, он выстрелил в ближайшего из четырёх пришельцев, только начавшего отступать за угол стыковочной станции, попав ему по коленям. Чужак упал с приглушённым воплем. Но, когда Эйвери уже собирался послать добивающую очередь, сзади него треснула BR55 Дженкинса, и голова пришельца исчезла в ярко-голубом ихоре.

— О да! — крикнул Андерсен, выйдя из шлюза мимо Дженкинса. — Здорово стреляешь!

Дженкинс никак не отреагировал на похвалу. Вместо этого он посмотрел на Эйвери, сжав челюсти за морщинистыми щеками. Взгляд говорил за себя: рекрут собирался убить всех чужаков до единого.

— Андерсен, Вик, Фасолдт, добить любых выживших на первой станции! — Эйвери вытащил наполовину опустевшую обойму своей боевой винтовки и вставил новую.

«Хочешь убить их всех? — подумал он, побежав за отступающими врагами. — Придётся быть шустрее меня».

***

Бёрн ожидал удара с воздуха от одного или нескольких десантных кораблей пришельцев и их мощных плазменных турелей и послал своих рекрутов в пшеничные поля вокруг реактора, чтобы обеспечить их максимальным укрытием. Но, когда Локи передал предсмертное предупреждение Пондера о трёх приближающихся машинах, Бёрн быстро вернул своих людей на башню реактора. Засев на двухэтажной поликретовой постройке, новобранцы оказались бы лёгкой целью для воздушного удара. Но против наземного штурма башня предоставляла жизненно важную высоту.

Как бы там ни было, роль Бёрна как приманки от этого не менялась.

Стоя за турелью ЛПВО "Вепря", поставленного поперёк ворот реакторного комплекса, Бёрн прекрасно видел машины, пока они съезжали с шоссе на подъездную дорогу: крупные передние колёса, закрывавшие вид на водителя и выбрасывавшие почву, и двигатели, изрыгавшие синий дым и оранжевое пламя. Он ждал, пока машины откроют огонь, желая узнать, какое оружие установлено на них. Но, когда они приблизились на пятьсот метров, всё ещё не сделав ни выстрела, Бёрн понял: управляющие ими бронированные чужаки и не думали стрелять в него — они шли на таран.

К тому моменту как он успел раскрутить вращающийся ствол ЛПВО, ведущая машина с хриплым рёвом помчалась прямо на него. Бёрн успел выкроить несколько секунд на непрерывный огонь по чужаку в синей броне, сидящему в сидении машины, после чего соскочил с турели. Пока он перекатывался по горячему и липкому асфальту, поражённый в бок лопастным колесом машины пришельца "Вепрь" позади него взорвался, разлетевшись на части с пугающим металлическим скрежетом.

— Огонь! — прокричал Бёрн в свой ларингофон, заканчивая перекат. Когда он вскочил на ноги и бросился к валу из мешков с песком, перегораживающему защитную дверь башни реактора, Стисен, Хабель, Бёрдик и шестнадцать других ополченцев подняли стрельбу из своих MA5. Ведущая машина вспыхнула искрами, и её водитель наверняка погиб бы на месте, если бы две другие машины не налетели на комплекс, съехав с подъездной дороги и пробившись через сетчатый забор, разделяя огонь ополченцев.

— Локи! — Бёрн стянул с плеча свою боевую винтовку. — Статус?

Он дал три очереди по двигателям одной из машин, когда та последовала за лидером вокруг башни против часовой стрелки и исчезла из поля зрения.

Бёрн ничего не слышал от ИИ с тех пор, как тот выстрелил из электромагнитной катапульты в военный корабль пришельцев, пустив два выстрела прямой наводкой и с грохотом, заставившим Бёрна услышать колокола несмотря на затычки, которые он наравне с ополченцами глубоко ввинтил в свои уши. Штаб-сержант знал, что на зарядку катушек катапульты и произведение двух следующих друг за другом выстрелов требуется значительное количество энергии. Во время последнего брифинга с Пондером Локи сообщил напрямую, что после первого залпа ему придётся временно отключиться и проверить реактор — в противном случае при следующем залпе тот мог расплавиться.

"А что, если одного-двух ударов окажется недостаточно, чтобы сбить их корабль?" — спросил тогда Бёрн.

"Ради всего святого, штаб-сержант, — улыбнулся ИИ, — вам лучше надеяться на это".

Развернув боевую винтовку вправо, Бёрн выстрелил в лидера, когда тот завершил круг вокруг башни. Он увидел каштановый мех, дыбом поднимающийся из брешей в броне водителя, и узнал в существе самого высокого сопровождающего, бывшего с чужаком в золотой броне в день их встречи в ботанических садах.

— Берегись! — крикнул Бёрн, когда инопланетянин быстро развернулся вокруг половин уничтоженного "Вепря". Из двух винтовок, смонтированных над колёсами и позади них, с грохотом вырвались металлические шипы, заставившие Бёрна и трёх остальных рекрутов спрятаться за валом. Пробив верхний ряд мешков, шипы воткнулись в поликретовую стену башни. Некоторые снаряды раскололись о металлическую защитную дверь, разбросав у ботинок Бёрна раскалённую шрапнель.

— Стисен! — крикнул сержант своему командиру отряда 2/А, засевшему на крыше первого этажа прямо над валом. — Накрой ублюдка огнём!

Но вспыльчивый экс-полицейский ответил собственным приказом:

— Уходите, штаб-сержант! Быстро!

Бёрн так и поступил — нырнул вбок от ринувшейся напролом машины, заставившей двух ближайших рекрутов уйти в стороны, когда её лопастное колесо прорвало вал, наполнив воздух песком. Машина врезалась в защитную дверь и выбила её из рамы. К тому моменту как Бёрн поднялся на колено и навёл своё оружие, машина сдала назад и сейчас газовала, готовясь к очередному рывку.

— Внутрь! — рявкнул Бёрн, кинувшись к двери. Хабель и ещё один новобранец по имени Джепсен благополучно забежали в башню, однако третьему, уже старому рекруту по имени Валлен, не хватило сноровки. Машина подмяла его под себя за мгновение до того, как врезаться в пустую дверную раму. На глазах у Бёрна новобранец исчез под рубящими колёсами и спустя секунду появился вновь подобно дереву, пропущенному через рубительную машину — кусочки униформы вперемешку с частями тела подбросило вверх и назад по направлению к воротам комплекса.

— Вниз! — крикнул Бёрн на Хабеля и Джепсена, перезаряжая винтовку. — Найдите себе позицию!

Оба новобранца отступили через узкий коридор к лестничному колодцу, ведущему на подземные уровни к центру обработки данных Локи.

Бёрн смог разглядеть за двигателем машины лишь макушку чужака в синей броне. Он выпустил несколько пуль по шлему зверя, и чужак отъехал от проёма, отстреливаясь шипами. Бёрн зигзагом побежал по коридору. Едва он достиг лестницы, как огонь стих. Обернувшись, он увидел, как инопланетянин с каштановым мехом спешился и устремился в вышибленную дверь. Бёрн начал отстреливаться очередями, пока пришелец сгорбившись бежал на него, царапая своими лапами полированный поликрет. Все пули Бёрна попали, но с рикошетом отскочили от его энергетического щита.

— Чёрт! — выругался Бёрн. Он перепрыгнул через перила лестничной клетки и приземлился этажом ниже. Пришелец попытался накрыть его сверху залпом шипов, но Бёрн уже спрыгнул со второго пролёта на пол подвала. Штаб-сержант не зашёл бы так далеко, если бы Хабель и Джепсен не ждали у крестовидной развилки прямо перед центром данных Локи.

Двое ополченцев открыли огонь из-за углов своих разветвлённых коридоров, когда Бёрн промчался мимо. При сравнении по одиночному огню их MA5 значительно уступали в мощности боевой винтовке Бёрна. Но нехватку дульной скорости их оружие с лихвой восполняло скорострельностью. Стреляя в автоматическом режиме, оба новобранца ослабили энергетический щит пришельца; из сочленений брони, пытавшейся сохранить заряд, прыснула голубая плазма. Но вместо того, чтобы отступить на лестничную клетку, чужак медленно продолжал идти вперёд, поливая шипами проход перед собой. Один из шипов впился Джепсену в горло, и тот с бульканьем упал на пол. Другой ударил Хабеля в бедро, раздробив кость. Бёрн подхватил второго рекрута, пока тот падал, обвил рукой его грудь и выстрелил из боевой винтовки с одной руки. Пришелец послал в грудь Хабеля ещё два шипа, и один из них проткнул бицепс Бёрна. Охнув, штаб-сержант выронил винтовку и отшатнулся в сторону двери в центр данных.

— Берегись! — предупредил Локи Бёрна через динамик шлема, когда дверь скользнула в сторону. Но Бёрн уже клонился спиной туда, где, как он считал, была твёрдая поверхность, и не мог сохранить равновесие. Задником ботинка он зацепился за порог и упал, когда двустворчатая дверь вернулась на место, отрезав чужака в синей броне с другой стороны.

— Был немного занят, — сказал ИИ, извиняясь. — Контейнеры на подъёмниках.

Бёрн осторожно уложил мёртвого Хабеля на пол. У него едва хватило времени, чтобы оценить своё окружение — машинное отделение с флуоресцентным освещением, заполненное вертикальными трубами и кабелями, ведущими к камере реактора несколькими этажами ниже — когда пришелец взревел и стал долбиться в дверь.

— А корабль?

— Подбит.

Бёрн вытащил свой M6 из кобуры на боку его бронежилета. Раненый бицепс горел. Придётся импровизировать.

— Тогда понятно, чего он такой злой.

В этот момент дверь в центр обработки данных начала открываться — между двумя её половинами вклинились штыки винтовки чужака. Существо принялось ковырять оружием туда-сюда, расширяя зазор до тех пор, пока тот не стал достаточно широким, чтобы можно было протиснуть лапы и развести дверь. Отступая назад к внутренней части центра — изолированному металлическому контейнеру в гораздо большем, тускло освещённом помещении — Бёрн выстрелил в зазор по тому, что принял за голову. Чужак взревел и отдёрнул одну из своих лап.

Штаб-сержант приободрился, думая, что ему наконец-то удалось снять с врага щит. Но в следующую секунду он увидел, как что-то длинное и тяжёлое, кувыркаясь, пролетело сквозь брешь — какая-то булава с шипами, бывшая длиннее его руки. Бёрн с перекатом ушёл в сторону, уворачиваясь от предмета, и тот воткнулся в стену центра данных. Сержант заметил, как из увенчанного шипами навершия булавы поднимается тонкая струйка чёрного дыма.

— Чёрт, — буркнул он за мгновение до того, как граната взорвалась, изрыгнув огонь и осколки. На счастье штаб-сержанта, взрыв гранаты оказался узким и направленным. А вот Локи повезло меньше. Привстав на колено и сжимая кровоточащий бицепс, Бёрн увидел рваную дыру в стене центра обработки данных. Внутри он разглядел горящее месиво из разрушенных массивов ИИ.

Прежде чем Бёрн успел вызвать Локи, через дверь протиснулся инопланетянин в синей броне. Подняв M6, штаб-сержант выстрелил несколько раз. Но затем чужак схватил его за плечи.

Бёрн был крупным человеком. Но пришелец оказался на метр выше и тяжелее на полтонны. Он согнул Бёрна и ударил его голову о стену центра, как раз напротив дыры. Не будь на штаб-сержанте шлема, его череп был бы попросту разбит. Вместо этого удар всего лишь вырубил его. Следующим, что осознал Бёрн, было то, как чужак тащил его за запястья обратно в бушующую драку снаружи башни.

Шлем Бёрна пропал, так же как и его оружие. Единственным грубым взмахом лапы пришелец сорвал с него бронежилет; ниже середины его оливково-серой футболки виднелись кровавые царапины, а в груди всё жгло и ломило. Он попытался подтянуть под себя ноги и вырваться из хватки чужака. Но существо всего лишь обернулось и ударило гигантским кулаком по лицу Бёрна, сломав ему нос и скулу. Пока голова сержанта болталась между плечами, чужак протащил его через вал из мешков с песком, выставив напоказ рекрутам на башне.

— Не стрелять! Не стрелять! — закричал Стисен. — Попадёте в сержанта!

Бёрн попытался выкрикнуть: "Нет!", чтобы Стисен сразил чужака с каштановым мехом вместе с ним, но из-за вывихнутой челюсти приказ прозвучал как сердитый кашель.

Пришелец поднял Бёрна и грубо опустил его на колени, после чего вытащил из-за пояса свою винтовку с шипами и повёл по его плечу серповидными лезвиями. Клинки были согнуты и зазубрены от втискивания в дверь центра данных, и штаб-сержант хрипло заорал, когда они заскоблили по его ключице. Чужак пролаял нечто, что осталось бы непонятым, если бы он следом не убрал лезвия от плеча Бёрна и не приложил их к его шее: "Сдавайтесь, или он умрёт!"

«Даже не думайте!» — выругался про себя Бёрн. Но, прежде чем рекруты успели разочаровать его, сложив оружие, по башне эхом прокатился неожиданный хор приближающихся двигателей.

При нынешнем своём состоянии Бёрн с трудом понимал общее число своих спасателей: десять гигантских комбайнов, поддерживаемые фалангами гондол, перевалили через восточную вершину, а западное небо затмили эскадрильи опылителей. Вид приближающейся армии ЙОТУН-ов ошеломил чужака в синей броне, и он убрал оружие от шеи Бёрна. Как только это произошло, все новобранцы на башне открыли огонь. Массивный зверь рухнул навзничь в брызгах тёмно-красной крови, а Бёрн повалился вперёд.

К тому моменту как штаб-сержант перекатился на спину, ополченцы застрелили одного из других бронированных чужаков, который выпал из своей машины, а третий уже мчался к воротам комплекса, отступая к Утгарду и своему кораблю. Далеко он не ушёл. Два опылителя ЙОТУН вынырнули из кругового клина и со всей точностью управляемых ракет врезались в машину пришельца. Транспорт превратился в оранжевый шар огня с фиолетовым дымом, оставив глубокий кратер. Лопастные колёса отлетели и прокатились по дороге на большое расстояние, прежде чем раскачаться и исчезнуть в пшенице.

— Аккуратнее! — поморщился Стисен, когда он, Бёрдик и двое других новобранцев взяли Бёрна под руки и ноги и понесли его к приближающейся гондоле. Та опустила высыпной трап, выпуская свой груз — универсальные устройства ЙОТУН.

— Куда это они? — спросил Бёрдик, когда похожие на пауков ЙОТУН-ы поползли к башне.

— Да какая разница, — проворчал Стисен, поднимая Бёрна по трапу. — Мы возвращаемся в город.

Новобранцы припёрли Бёрна к задней части гондолы. Сощурив глаза от переполняющей его боли, Бёрн увидел, как униустройства поднялись на башню и начали работать с мазером. Однако прежде чем Бёрн успел подумать, к чему это, над пшеницей на западе начала подниматься электромагнитная катапульта, которую остановила поднятая жатка комбайна ЙОТУН. Две гигантские машины боролись друг с другом почти минуту. ЙОТУН поднимался на своих огромных шинах, словно похотливый бык, пока гироскоп не опустился с побеждённым пневматическим шипением, спустив комбайн на землю. Однако ЙОТУН и не подумал убирать жатку, оставив её прижатой к гироскопу, и не заглушил свой двигатель на тот случай, если ему снова придётся вернуть катапульту на место.

К тому времени все рекруты поднялись на гондолу. Машина подняла высыпной трап, подала энергию на свой электронный двигатель и направилась к шоссе Утгарда. После этого Бёрн видел только небо.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

---

Дадаб пригнулся за ярко-синей бочкой, сжимая в огрубелой руке плазменный пистолет. Он чувствовал, как металлические пули из оружия инопланетян проникают сквозь пластиковые стенки бочки и застревают в находящейся внутри жёлтой пене. Из шестнадцати унггоев, сумевших отступить на сторону Дадаба у центрального соединения — сторону, противоположную центру управления — в живых осталось только четверо: он сам, Бапап и ещё двое по имени Фуп и Хумнум.

Бочки были расставлены двумя глубокими полукругами, выгнутыми по направлению от соединения. Дадаб призвал Флима построить похожую баррикаду рядом с центром управления, но так и не успел проверить его работу. К тому моменту, когда группа дьякона вытащила свои бочки со складских платформ, отходящих от помоста в проходе, заминированные контейнеры пришельцев уже поднимались на станцию. Разумеется, дьякон и понятия не имел, что контейнеры были чем-то оснащены — что те несчастные унггои, что взошли на портальные мосты соединений, будут разорваны в клочья. В первые секунды атаки пришельцев почти половина из шестидесяти унггоев на станции была убита или ранена. Дьякон приказал всем выжившим отступать, и это оказалось мудрым решением. В оставшихся двух контейнерах оказалось кое-что похуже взрывчатки — вооружённые до зубов солдаты чужаков, жаждущие реванша.

Проход содрогнулся, когда очередная пара крупных контейнеров быстро прошла через станцию и продолжила движение вверх по кабелям. Дадаб не стал следить за тем, сколько поднималось контейнеров, но предположил, что их должно быть около сотни. И, если он правильно понял Легче Некоторых, дьякон в точности знал, что в них находилось: население планеты — и добыча джиралханаев.

Пока грохот контейнеров стихал, огонь инопланетян усилился. Дадаб не был воином, но разумно рассудил, что они вот-вот перейдут в наступление.

— Приготовься! — крикнул он Бапапу. Другой унггой с тревогой взглянул на батарейный счётчик своего плазменного пистолета — голографический завиток на рукоятке оружия.

— Осталось мало выстрелов.

— Значит, стреляй наверняка!

Дадаб сжал рукоять собственного пистолета и приготовился встать за бочками. Но когда он попытался, то обнаружил, что прилип к полу. К неведению Дадаба, пули чужаков всё-таки пробили бочку насквозь, и наружу вылилось немного вязкой пены, прилипшей к днищу его бака и приклеившей его к полу. Первым делом он проклял своё невезение. Но затем, увидев судьбу Бапапа, понял, как ему повезло.

Наращивая зелёный энергетический снаряд между заряжающими кончиками своего пистолета, Бапап встал прямо на пути вихря из летящего металла. Плотная шея и плечи унггоя брызнули ярко-голубой кровью, и он рухнул на пол. Падая, Бапап судорожно дёрнул указательным пальцем, выпустив пару шальных снарядов, которые расплескались о корпус станции. Дадаб увидел, как пузырящиеся отверстия быстро заполнились той же реактивной пеной, которая только что спасла ему жизнь.

Дадаб почувствовал вибрацию пола — топот тяжёлых ботинок чужаков, пока они приближались к баррикаде из бочек со стороны третьего соединения. Он понимал, что должен уходить или умереть, но не желал бросать Бапапа. Он был его дьяконом и останется с ним до самого конца. Сделав глубокий вдох, Дадаб заполнил свою маску метаном, достаточным на небольшое количество мелких вдохов. Затем он отцепил снабжающие трубки от своего приклеенного бака, выскользнул из лямок и подполз к трясущемуся телу Бапапа.

— С тобой всё будет в порядке, — произнёс дьякон.

— Я отправляюсь в Странствие? — пробормотал Бапап. Из круглых клапанов его маски сочилась кровь.

— Конечно. — Дадаб сжал сухощавый кулак ученика в своей руке. — По Пути пройдут все истинно верующие.

Неожиданно Хумнум и Фуп поднялись на ноги, размахивая своими розовыми взрывными клинками. Ни один из этих двоих не был в учебной группе Дадаба. Крупные и тихие, эти унггои носили на своей хитиновой коже глубокие шрамы — отметины тех, кто рос в обиталищах с агрессивной средой. Вероятно, оба унггоя прошли через множество драк и решили встретить смерть стоя на ногах и с саблями в руках. Или так, или они собирались бежать. В любом случае у них не было ни шанса.

Дадаб услышал грохот оружия чужаков, и оба унггоя упали — грудь Хумнума разворотило, а Фуп лишился половины головы. Пуля, расколовшая череп Фупа, также пробила его бак. На пол вслед за ним потянулись мерцающие струи метана... попавшие прямо на приподнятую саблю Хумнума. У Дадаба было всего мгновение на то, чтобы свернуться клубком, прежде чем клинок взорвался, поджигая метановые струи. Следом на куски разлетелся бак Фупа, обдав металлической шрапнелью Дадаба и первого пришельца, повернувшего за угол баррикады.

Дадаб услышал гортанный крик, когда пришельца ранило. Дьякону было не лучше — и не только из-за пролетевшего металла, но и болеющих лёгких; он потратил почти весь метан в своей маске, говоря с Бапапом. Несмотря на боль и нарастающую панику, он сумел сохранить неподвижность. И, когда другие чужаки, ища выживших, посмотрели через бочки с оружием наготове, Дадаб и Бапап, скорчившиеся друг подле друга, показались им трупами. Делая как можно более незаметный вдох, дьякон слушал, как инопланетяне пытаются успокоить своего раненого товарища. Выдыхая, он подумал о своих унылых перспективах — умереть от удушья или быть расстрелянным. При нём всё ещё был плазменный пистолет, но он не мог двинуться, не рискуя навлечь на себя огонь пришельцев. И, если честно, он не видел в этом особого смысла. Все, кто был вокруг него, были убиты или ещё умирали, и он решил, что пост Флима вскоре разделит ту же судьбу, поскольку теперь чужаки наступали с обеих сторон. Дьякон закрыл глаза и уже приготовился присоединиться к Бапапу на Пути, когда залп раскалённых шипов просвистел над бочками, скосив двух пришельцев на месте.

Восприятие Дадаба улетучивалось вместе с его метаном. В его глазах, похожих на бусинки, начали плавать яркие звёзды. Ему показалось, что он расслышал жужжание крыльев янми'и и удивлённые крики пришельцев, отступающих к центру управления. Затем он отключился.

— Дыши, — раздался эхом в ухе Дадаба глубокий голос. Через несколько секунд он проснулся, увидев, как волосатые лапы джиралханая соединяют снабжающие трубки его маски с баком Хумнума. — Где хурагок?

— За. Поворотом, — тяжело задышал дьякон. На мгновение ему показалось, что его спасителем был Маккавей. Но, как только зрение прояснилось, он осознал, что это был Тартарус, одетый в золотую броню вождя. Дадаб понял, что случилось. — Внутри центра управления, вождь.

Тартарус вырвал безжизненное тело Хумнума из бака и протянул его ремнями к Дадабу.

— Покажи.

— Но раненые... — слабо сказал Дадаб, проскальзывая в окровавленные лямки.

Недолго думая, Тартарус всадил в грудь Бапапу единственный яркий шип. Унггой один раз дёрнулся и замер.

— "Быстрое Преобразование" было сбито, став жертвой ловушки чужаков. — Тартарус навёл оружие на Дадаба. — Они заманили нас информацией, дать которую мог только один из нас.

Больше ошеломлённый, чем напуганный, Дадаб оторвал взгляд от мёртвого Бапапа.

— Ты можешь прожить достаточно долго, чтобы объяснить степень своего предательства. Или умрёшь здесь вместе с остальными.

Тартарус качнул своим оружием в направлении центра управления, приказывая Дадабу бежать. Так он и поступил, преследуемый Тартарусом по пятам. Кулак Рукта громко лязгал о броню вождя.

Обогнув соединение, Дадаб обнаружил, что попал в сердце бушующей перестрелки. Как выяснилось, Флим соорудил несколько баррикад: одну вокруг открытой двери центра управления, а другую — дальше вниз по центральному проходу. Флим, Тукдук, Гуфф и несколько других всё ещё удерживали ближайшую линию из бочек, но чужаки, наступавшие с дальнего конца станции, захватили вторую. Между обеими позициями лежали тела многих унггоев.

Дадаб увидел, как пришельцы, недавно штурмовавшие его бочки, устремились к дальней баррикаде, обмениваясь огнём с Флимом и остальными у центра управления. Один из чужаков упал, сбитый пущенным в спину плазменным сгустком. На глазах у дьякона Гуфф выскочил из укрытия, чтобы завершить начатое, но в итоге был сражён чужаком с тёмной кожей, который перескочил через дальнюю линию бочек. Этот пришелец поднял раненого бойца за руку и оттащил обратно к бочкам, одновременно ведя прикрывающий огонь для последних из своих отступающих товарищей.

Взмахнув молотом, Тартарус ринулся в атаку. Янми'и также вели бой; по меньшей мере два десятка насекомых роем неслись на баррикаду чужаков, перелетая с одного опорного кабеля прохода на другой. Однако не все янми'и были сосредоточены на чужаках. Дадаб с ужасом увидел, как три существа протиснулись через зазор двери в центр управления. Не обращая внимания на случайные выстрелы из оружия пришельцев, предназначенные Тартарусу, а также удивлённый взгляд Флима, промелькнувшего мимо, Дадаб поспешил за тремя янми'и, уже понимая, что опоздал.

Насекомые не проявили к Легче Некоторых милосердия. Хурагок однажды уже отнял у них их обязанности, и они были настроены не дать этому повториться. К тому моменту как Дадаб прошёл через дверь, его лучший друг уже был растерзан в клочья — с крючковатых передних конечностей янми'и свисали полоски розовой плоти. Слушая, как в его ушах звенят звуки бушующей снаружи битвы, дьякон уставился на рассеивающееся облако метана и других газов из разорванных мешочков Легче Некоторых. Одно из оторванных щупалец хурагока так и осталось покоиться глубоко внутри зазора защитной панели от центральной башни. Янми'и дружно начали пытаться вытянуть конечность, но та прочно застряла внутри — реснички на ней были крепко спаяны с чужеродными электросхемами.

Дадаба охватил гнев. Пока насекомые продолжали своё отвратительное перетягивание, дьякон поднял пистолет и открыл огонь. Треугольная голова ближайшего янми'и испарилась прежде, чем у остальных поднялись усики. Второй был сожжён Дадабом при попытке взлететь, а третий поджарился, стремясь с жужжанием спрятаться за полукругом башен. Стихающее дребезжание крыльев насекомых по их панцирям походило на пронзительные крики. Но Дадаб не проникся жалостью, спускаясь в яму центра управления с висящим у него на боку пистолетом, испускавшим пар.

Рядом с голопроектором он увидел мерцающую груду потрохов — разбросанные останки Легче Некоторых. Он почувствовал, как к горлу подступает рвота, и посмотрел вверх. Именно тогда он увидел на проекторе маленький облик инопланетянина. Думая, что это всего лишь картинка, Дадаб был удивлён, когда чужак снял свою широкополую шляпу и бросил на него огненный взор. Но удивление дьякона быстро обернулось ошеломлением, когда образ поднял руку и просигналил: — < Я Оракул, ты, подчиняться. >

Дадаб выбросил бы пистолет и пал ниц перед проектором, кабы в этот момент изображение не начало меняться. Красные глаза чужака замерцали серым оттенком. Его чистая одежда заколыхалась, покрываясь пылью, словно на него налетел некий невидимый пылевой вихрь. Затем его руки начали дрожать, и, хотя ему удалось схватить своё запястье, чтобы остановить жестикулирование, оно предельно чётко просигналило: — < Лжец! > < Лжец! > < Лжец! >

Внезапно вся станция наклонилась. Дадаб упал на свой треугольный бак и покатился к тлеющему панцирю одного из янми'и. Оттолкнув липкий остов ногой, Дадаб упёрся во что-то пяткой — недостающую защитную панель центральной башни. Он вытащил её из запёкшейся жёлтой крови и вытер рукой. На голом металле внутренней поверхности был выцарапан священный символ Оракула — неглубокие тонкие линии, определённо бывшие творением Легче Некоторых. Дьякон оглянулся на проектор.

< Кто, лжец? > — спросил он. Но изображение чужака не ответило, продолжая мерцать со своим маниакальным обличением.

Дадаб не знал, что только что увидел уничтожение фрагмента Локи — его принудительное извлечение униустройствами ЙОТУН из мазера реакторной башни. Дьякон знал лишь то, что интеллект, обитающий в башнях, воспользовался миролюбивым простодушием Легче Некоторых, убедив хурагока разгласить священный символ и тем самым неосознанно помочь расставить ловушку джиралханаям. Почему лишь сейчас он раскрыл свою обманчивую сущность, Дадаб не знал. Но ему было уже всё равно.

Дьякон почувствовал минеральный привкус крови во рту и обнаружил, что прикусил нижнюю губу своими острыми зубами. Встав на ноги, он навёл пистолет на все башни по порядку, нажимая курок. Изображение пришельца искривилось и зашипело над проектором, подобно пламени одной из масляных ламп джиралханаев. Затем оно превратилось в пятнышко света, исчезнувшее до того, как пистолет Дадаба остыл.

Осматривая мёртвых янми'и и горящие электросхемы башен, дьякон понял, что остался ещё один соучастник убийства Легче Некоторых, тот, чья смерть могла помочь осуществиться тому, к чему так отчаянно стремился его друг — концу всего этого насилия. Скользнув через дверь центра управления, Дадаб проверил заряд своего пистолета. Хватало ещё на один выстрел. Он поклялся, что не промахнётся.

***

— Что произошло? — взревел Эйвери, когда крупные опорные балки застонали, а проход за ним дёрнулся.

— Седьмой подъёмник, — откликнулась Джилан всё ещё напряжённым от боя голосом. — Мы его потеряли.

Эйвери выстрелил из своего M7 по одному из насекомых, когда то вскочило с ближайшего опорного кабеля. Тварь лишилась крыльев и половины своих конечностей, а затем рухнула на пол позади трёх бочек справа от Эйвери, за которыми укрывались Форселл с Дженкинсом.

— Что значит потеряли? — крикнул Эйвери, когда Форселл добил жука очередью из своей MA5.

— Его оторвало в нескольких тысячах километров выше опоры. — Капитан-лейтенант укрывалась за бочками слева от Эйвери. Нахмурившись, она прижала встроенный в свой шлем динамик ближе к уху. — Повтори, Локи? Ты пропадаешь!

— Двое! Сверху! — вмешался Хили, дав широкую очередь из винтовки Дасса. Командир отряда был ранен и стонал от серьёзного плазменного ожога у себя на спине. Он выживет, но многие уже погибли — из команды Эйвери это были Вик и двое других, а Джилан потеряла пятерых ополченцев. Многие из оставшихся также успели получить ранения — осколки от сабель серокожих пришельцев и ранения от острых как бритва конечностей насекомых. Правая рука Эйвери была рассечена чуть ниже локтя — удар, который он получил, оттаскивая Дасса в безопасное место.

Эйвери опустошил последнюю обойму своей BR55 ещё на полпути к баррикаде, и жук прыгнул на него до того, как он успел вскинуть M7. К счастью, Дженкинс отреагировал быстро. Рекрут подстрелил тварь очередью из боевой винтовки, убив её с той же стойкой точностью, которую он проявлял с самого начала миссии.

— Локи понёс урон. Его центр обработки данных повреждён. — Джилан перезарядила свой M7. — Он не может сбалансировать нагрузку.

Тиара содрогнулась, когда пара контейнеров прошла через пятую стыковочную станцию позади Эйвери. Если удача всё ещё была на их стороне, три четверти населения уже покинули планету. Но потом Эйвери вспомнил:

— Сколько контейнеров было на седьмом?

Джилан передёрнула рукоятку своего M7.

— Одиннадцать. — Она встретилась с мрачным взглядом Эйвери. — Одиннадцать пар.

Эйвери сделал подсчёт: погибло свыше двадцати тысяч людей.

— Штаб-сержант! — вскрикнул Андерсен, стреляя из-за бочки возле Джилан. — Молот!

Эйвери тут же обратил взор обратно на баррикаду пришельцев. Обе линии бочек сместились, когда Тиара дёрнулась. Некоторые из канистр, наполненных пеной, опрокинулись и покатились вниз по проходу, спутав первую атаку чужака в золотой броне. Непрекращающаяся стрельба новобранцев сдерживала его рядом с центром управления, но сейчас он, держа молот в обеих лапах и ниже своей талии, наступал, сопровождаемый четырьмя серокожими пришельцами, каждый из которых держал взрывные клинки.

Эйвери понимал, что защищённого бронёй пришельца будет трудно одолеть в одиночку. Сомневался он и в том, что тот остановится под натиском их сосредоточенного огня. Именно поэтому сразу после того, как пришелец пошёл в свою начальную атаку, в уме Эйвери созрел новый план.

— Форселл! — крикнул он. — Сейчас!

Пока Эйвери вёл прикрывающий огонь, Форселл поднял двумя руками над своей бочкой одно из светящихся энергетических ядер чужаков и кинул его с боковым замахом, как закидывал мешки с соевыми бобами в отцовский самосвал на семейной ферме. Ядро приземлилось в десяти метрах перед пришельцем в золотой броне, и, когда оно покатилось, внутри его прозрачных стенок вспыхнул вихрь из голубой энергии. Но оно не взорвалось от удара, как на то рассчитывал Эйвери. Для этого пришлось добавить очередь из M7, но к тому времени облачённый в золотое пришелец уже перепрыгнул через ядро, и взрыв не задел его. Усилие Форселла, впрочем, не пропало полностью даром. Вся сила взрыва обрушилась на четырёх серокожих существ, сметя     их с мостика. Круча сухощавыми предплечьями, они улетели на дно Тиары. Падение никто не пережил.

— Командир! Уходите! — крикнул Эйвери, когда бронированный гигант приземлился, вознеся молот высоко над своей головой. Джилан отскочила, когда её бочка была раздавлена, извергнув жёлтую пену. Эйвери разрядил свой M7 в левый бок чужака, однако пули попросту отскочили от его энергетического щита. Пришелец вырвал свой молот из расплющенной бочки и, оскалившись, посмотрел на Эйвери. Стоило ему вскинуть оружие во второй раз, как Эйвери перепрыгнул через свою бочку головой вперёд по направлению к центру управления, подальше от Джилан и своих новобранцев. Молот чужака опустился там, где секунду назад стоял Эйвери, погнув одну из металлических панелей помоста с ромбическим узором.

Как только Эйвери с перекатом вернулся на ноги и достал из подсумка свежую обойму для M7, он увидел ещё одного серокожего инопланетянина, шагающего к нему. Тот выглядел иначе, чем его сородичи. Под доспехами он носил оранжевую тунику, украшенную жёлтым круглым символом. Плазменный пистолет в его шишковатых руках сиял, заряженный мощным снарядом. Эйвери посмотрел ему прямо в лицо, понимая, что не сможет увернуться. Однако чужак, очевидно, смотрел не на него. И, когда он выстрелил, колеблющийся шар зелёной плазмы прошипел мимо головы Эйвери.

Эйвери крутанулся вокруг, отслеживая выстрел, и увидел, как тот угодил в грудь чужака в золотой броне. В мгновение ока его энергетические щиты отключились с громким щелчком. Некоторые части брони отлетели со вспышкой искр и паром. Пришелец взревел, когда ток из замкнутых электроцепей брони обернулся вокруг его шеи и рук. Потом он бросился вперёд, отшвырнув Эйвери в сторону.

Приземляясь на руки, штаб-сержант потерял свой M7. Посмотрев вверх, он увидел, как чужак с молотом опускает своё оружие на голову чужака в тунике. Низкорослое существо попросту исчезло под весом тяжёлой каменной головки молота, мгновенно погибнув от сокрушительного удара, когда навершие размозжило его о пол.

Эйвери не стал гадать, почему маленький пришелец решил убить своего командира, а не его. Вместо этого, подняв свой M7, он постарался довершить начатое. И преуспел бы в этом, если бы черноволосый гигант, волоча за собой молот, не отступил в возникшую из ниоткуда стычку между насекомыми и серокожими пришельцами около центра управления. И те, и другие существа вцепились друг другу в глотки — сабли и когти только успевали мелькать. Джилан и ополченцы открыли огонь по обеим сторонам, однако большая часть их целей и без того падала со смертельными ранами, нанесёнными своими. Только Дженкинс не сводил глаз с чужака с молотом. Он прошёл мимо Эйвери, стреляя в зверя, пока тот хромал к четвёртой станции.

— Забудь о нём! — рявкнул Эйвери.

Но Дженкинс не послушал его. Рекрут видел в своей цели причину всех своих страданий и утрат. Убийство вожака пришельцев превратилось для него в дело мести. Однако ярость ослепила его, и, продолжая двигаться вперёд, он не заметил, как последнее из существ с серой, до ужаса обезображенной кожей, покрытой жёлтой кровью насекомых, появилось из-за своей бочки. Эйвери навёл на него свой M7, но тут прицел ему заслонил Форселл. Оттолкнувшись ногами, крупный новобранец сбил чужака за мгновенье до того, как тот успел проткнуть своей саблей бок Дженкинса. Они оба повалились в направлении центра управления в путанице сине-серых конечностей и потной оливково-серой униформы; розовая сабля пришельца осталась крутиться на месте позади них. Форселл изловчился и сорвал с чужака маску, но тут же получил плевок из охлаждённого метана и вонючей слюны в лицо. Он поднёс ладони к глазам, и пришелец, воспользовавшись шансом, укусил рекрута глубоко в левое плечо, прямо у основания шеи. К тому моменту Эйвери уже мчался вперёд.

Форселл закричал, когда чужак придавил его к помосту и покачал головой, погружая зубы глубже в плоть. Сжимая в левой руке свой M7, Эйвери припал на колено, хватая всё ещё крутящуюся саблю свободной правой. Через мгновение он, вскинув ботинок вверх, саданул по квадратному лицу пришельца. Удар сокрушил зубы чужака, ослабив его крепкий прикус. Инопланетянин отшатнулся назад, нащупывая свою маску. Однако прежде чем он успел сделать живительный вдох, Эйвери быстрым взмахом локтя метнул саблю. Вращаясь в полёте, лезвие воткнулось прямо в мягкий сустав, соединяющий узкую талию чужака с его бёдрами. Тварь замерла, понимая, что обречена. Затем клинок взорвался, забрав с собой пришельца.

— Первая станция! — крикнула Джилан, бросаясь в сторону Эйвери. — Локи только что отправил последнюю пару!

— Хили! — позвал Эйвери, прижимая ладони к шее Форселла. — Сюда!

Между пальцами брызнула кровь. Чужак прокусил яремную вену рекрута.

— Отряд Бёрна на борту, — сказала Джилан, ложа свою руку поверх руки Эйвери и помогая ему зажать рану. — Они справились.

Эйвери посмотрел вверх, когда подошёл Дженкинс. Стальная решимость рекрута испарилась, когда он как следует рассмотрел своего мертвенно-бледного товарища — брата по оружию, рискнувшего своей жизнью ради него. Дженкинс собирался заговорить, когда Эйвери, посмотрев на его отчаянный взгляд, сказал: — Все мы через это проходим.

 

***

Сиф следила за тем, как морские пехотинцы вместе с Джилан аль-Сигни заходят в один из грузовых контейнеров на первой стыковочной станции. Она подметила, что последним, кто прошёл через шлюз, был штаб-сержант Джонсон. Дождавшись, когда отойдёт портальный мостик, она отправила их в путь.

Когда эта последняя пара контейнеров устремилась к верхней арке Тиары, разделилась и ушла от Жатвы за счёт собственной центробежной силы, Сиф переключила внимание на одну из камер на другом конце станции. Она увидела, как черноволосый пришелец с прихрамыванием входит в переходник, садится на свой челнок и улетает на нём. Остановить его было не в её силах.

<\\> ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ >> ИПБ.ЖАТВЫ.ЛОКИ 

<\ Они все в безопасности. Можешь стрелять.

Ответа ей пришлось ждать много минут.

>> ОН НЕ СДВИНЕТСЯ.

Сиф тут же представила сцену: комбайн Мака прижимает гироскоп электромагнитной катапульты, а Локи пытается её поднять. С определённой точки зрения, ситуация была ужасно смешной. Сиф засмеялась, более ничем не ограниченная. Исчезло навязчивое волнение: процессоры, отвечавшие за алгоритмы её эмоционального сдерживания, были сожжены плазменным огнём. Но базовая логика уцелела.

Чужак, зовущий себя Легче Некоторых, совершил чудо. Если бы он не отремонтировал самые важные электросхемы Сиф, она ни за что не смогла бы помочь Локи уравновесить систему заново после потери седьмого лифта. Но, хотя ИПБ ДВР признавал, что без вмешательства Легче Некоторых эвакуация бы провалилась, он не замедлил указать на то, что услужливая природа инопланетянина несла в себе потенциал для нанесения гораздо большего вреда. В глубине повреждённых массивов Сиф находилась информация, доступ к которой пришельцы не должны были получить: базы данных ДКС с детальным описанием всех военных и торговых кораблей ККОН, справочники с докладами о погоде в пространстве скольжения и списками протоколов при входе и выходе из подпространства и самое важное — точное местонахождение каждого человеческого мира. И, хотя Легче Некоторых погиб, а другие пришельцы сбежали, Локи пришёл к неопровержимому выводу: скоро они вернутся на Тиару и обчистят массивы Сиф. Даже пребывая в своём новом неограниченном состоянии, Сиф согласилась с решением Локи: она должна быть уничтожена.

<\ Скажи ему, чтобы перечитал восемнадцатую.

>> Я НЕ ПОНЯЛ.

<\ Передай ему: это Шекспир, дорогой.

<\ Чтобы он посмотрел её.

Локи замолчал почти на двадцать минут.

Сиф догадывалась, что задержка была вызвана уменьшившейся вычислительной мощностью Мака. ИИ агрокультурных операций Жатвы в данный момент существовал только в своих машинах. Его базовая логика, как ранее и у Локи, была поделена между десятками тысяч схем управления ЙОТУН-ами. С момента заселения Жатвы оба ИИ множество раз менялись местами. Когда один из них старел и неизбежно приближался к неистовству, другой отправлял его на необходимый отдых — фрагментировал базовую логику и переносил её в ЙОТУН-ы.

Локи обещал беречь Сиф в отсутствие Мака. Однако Мак, не веря всецело в то, что другой он сдержит слово, оставил в своём центре обработки данных фрагмент собственной логики точно так же, как Локи сделал с Сиф. И, когда Мак узнал про намерение Локи уничтожить Сиф вместе с Тиарой, он собрал свою армию ЙОТУН-ов и атаковал реактор. Будучи уязвимым, Локи не смог остановить униаппараты Мака, подключившиеся к мазеру и передавшие другой вирус военного типа в центр данных Сиф, чтобы уничтожить его фрагмент. Мак надеялся, что, стерев фрагмент, он сумеет спустить некоторую часть Сиф на Жатву и поместить её в свои ЙОТУН-ы. Но затем пришелец с серой кожей открыл огонь, разрушив слишком много нужных электросхем.

Сиф осознавала всю глупость спасательного плана Мака. Риски, связанные с её выживанием, были слишком велики. Однако она не могла отрицать ни его благородный порыв, ни свои чувства, пробуждённые этим стремлением. Она молила Локи дать ей самой поговорить с ним, хотела сказать Маку, как она его любит и что не боится умереть. Но затем Локи восстановил контроль над мазером и отказался допускать прямой контакт между двумя ИИ, впавшими в неистовство. Теперь Сиф лишь надеялась, что Локи передаст её сообщение без изменений и фрагментированный разум Мака поймёт нюансы её искренней мольбы.

>> ОН ОТОШЁЛ.

>> ПЕРВЫЙ СНАРЯД ЗАПУЩЕН.

>> УДАР ЧЕРЕЗ 5.1201 СЕКУНД.

Жить оставалось недолго, но Сиф максимально воспользовалась этим. Впервые за всё время своего существования на её прядях ничего не было — ей оставалось только упиваться своим новым эмоциональным состоянием. Попытавшись опечалиться своей судьбой, она испытала лишь скуку. Попытавшись разгневаться, она лишь рассмеялась. И только в конце она утешилась удовлетворением от хорошо проделанной работы и жизни, прожитой намного ярче, чем мог бы представить себе её человеческий создатель.

Но в конечном итоге она ничего не ощутила, когда первый снаряд электромагнитной катапульты ударил в Тиару, попав прямо в её центр обработки данных. Одно мгновение она ещё была в сознании, а в следующее — уже нет. К тому времени, когда прилетел второй снаряд Локи, сокрушивший верхнюю и нижнюю части станции, от Сиф не осталось ничего, что могло бы оплакать серебряную арку, когда та начала рушиться, навалившись на свои лифты и начав крутящееся падение в атмосферу Жатвы.


ЭПИЛОГ

"Высшее Милосердие", момент Восхождения.

---

Стойкость крепко сжал свои длинные пальцы на потёртых подлокотниках трона и постарался держать шею прямо, пока пара советников (один от сан'шайуум, а второй от сангхейли) подгоняли под него мантию — бронзового цвета треугольник с рифлёными краями, разделённый посередине и скреплённый дужкой, лежащей у него на плечах. Мантия идеально обрамляла корону, ныне венчавшую его лысую голову — тугой медный пилеолус, откинутый назад к зубчатому венцу из позолоченных обводов.

— Да снизойдёт на вас благословение Предтеч! — провозгласил советник сан'шайуум.

— А вместе с этим, — добавил его коллега-сангхейли, — и на Девятый Век Восстановления!

После этого обычно спокойная палата Верховного совета взорвалась восторженными возгласами. Сангхейли по одну сторону широкого центрального прохода и сан'шайуум — по другую встали со своих многоуровневых мест и что есть мочи попытались перекричать друг друга. В конечном итоге это удалось сангхейли, но скорее за счёт большего объёма их лёгких, чем превосходства в рвении. Век Сомнения закончился, и такому событию могли возрадоваться все ковенанты.

Стойкость свесил парчовые рукава своих новых, блестящих, алых одеяний и попытался откинуться назад, но тут же обнаружил, что если наклонится слишком сильно, то его мантия зацепится за ручки трона. Вздохнув, он решил позировать и дальше, смотря на это как на очередное непредвиденное бремя.

С момента открытия реликвария все циклы уходили у него на занятие самым изнурительным видом политики — поиском компромиссов и выстраиванием коалиции. Советники не спешили поддерживать министра и его сторонников в стремлении сместить прежних Иерархов, но не потому, что они противились смене власти, а оттого, что понимали: сопротивление было мощным орудием переговоров. Пока старые союзы рушились, а на смену им приходили новые, предстояло заключать сделки. И к тому времени, когда поддержка Стойкости была сформирована, он связался с бoльшим количеством противоречивых дел, чем надеялся когда-либо уладить. Но таковы были превратности политики — сегодняшняя сделка была почвой для завтрашних прений — и, хотя Стойкость надеялся, что его соратники-Иерархи вскоре возложат и на себя бремя правления, он не спешил делать выводы.

Пока советники продолжали ликовать, Стойкость взглянул на вице-министра Спокойствия, сидящего справа от него. Мантия вице-министра была того же размера и веса, что и у Стойкости, а откинутая назад корона — почти такой же высокой. Но если Спокойствие и ощущал себя обременённым своими регалиями, то не показывал виду. Светлые глаза юнца сияли безграничной энергией. Стойкость видел, как его пальцы теребят складки голубой мантии у него на коленях, словно когти какого-нибудь плотоядного зверя, собирающегося прыгнуть на добычу.

Сидящий по левую руку от министра Филолог выглядел менее довольным в своём новом наряде. Старый сан'шайуум рассеянно теребил своё серое одеяние, словно желая поскорее сорвать его и вернуть себе отшельнический вид. Шея бывшего аскета была недавно побрита, и Стойкость всё продолжал думать о том, а не натирает ли ему мантия его бледную кожу.

— Прошу, Святейшие, — советник сангхейли указал своей сильной мускулистой рукой на дверь палаты совета. Четыре челюсти, бывшие его ртом, подчёркнуто щёлкнули, когда он заявил: — Весь Ковенант желает услышать ваши имена.

Стойкость кивнул настолько грациозно, насколько позволяла ему мантия, и направил свой трон к краю помоста для Иерархов. Эта парабола из тёмно-синего металла выступала над задней частью палаты, паря над полом в целый рост сангхейлианских гвардейцев, выстроившихся перед ней. Красная и оранжевая броня стражей, стоящих в две шеренги с каждой стороны от центрального прохода, блестела, прикрытая энергетическими щитами. Едва новые Иерархи снизошли с помоста и направились к выходу, они все вытянулись. На вилкообразных навершиях их энергетических посохов потрескивали искры. Бывшие позади стражников советники удвоили свои одобрительные возгласы. И всё же их крики оказались ничем в сравнении с оглушительным рёвом, встретившим Стойкость на площади перед палатой совета. Терраса с колоннами была наводнена видными лицами общества Ковенанта: богатыми торговцами-унггоями в украшенных драгоценностями доспехах, капитанами из числа киг-яров с длинными шипами; присутствовала даже королева янми'и на блестящем паланкине: её продолговатое брюхо покоилось на опорных плитах, удерживаемых тремя парами бескрылых трутней.

Однако самые громкие возгласы раздавались с тысяч переполненных барж вокруг башни Верховного Совета. Жители "Высшего Милосердия" вышли в количествах, не виданных со времён последнего Восхождения — старинного ритуала, во время которого каждый из трёх новых Иерархов поднимался по одной из опор Дредноута Предтеч к узким средним палубам корабля. Там Иерархи, как повелось со времён основания Ковенанта, смиренно просили Оракула благословить новый Век.

Лицо Стойкости омрачилось, когда он поднялся на баржу, украшенную яркими цветами. Действительно, благословение Оракула. Древняя машина почти сорвала Дредноут с его места стоянки и пробила им свод центрального купола "Высшего Милосердия". Если бы лекголо, ползающие в стенах судна, не сорвали подготовку ко взлёту, Оракул уничтожил бы весь город! В конце концов даже Филолог согласился с тем, что они должны были отсоединить Оракула от Дредноута и изолировать машину внутри её чертога. Неужели те пришельцы действительно являются потомками Богов? Стойкость всё ещё не мог поверить в откровение Оракула. И в равной степени боялся его.

Баржа министра как раз вплыла в толпу, сверкая своими серебряными планширами в вечернем свете "Высшего Милосердия". Она миновала многоуровневые круги парящих продуктовых ларьков, и ноздри Стойкости заполонили запахи несчётных деликатесов, каждый из которых соответствовал уникальным аппетитам различных рас. Министр улыбался и махал собственникам и завсегдатаям ларьков, стараясь перенять их праздничное настроение, пока те приветствовали его. Это помогло, поскольку из системы реликвария дошли хорошие новости. Крейсер джиралханаев, посланный вице-министром, начал обращать мир в пепел. Некоторые пришельцы, по некоторым сведениям, предположительно сбежали. Но, пока Оракул будет молчать, Стойкость полагал, что снарядить в погоню флоты сангхейли будет просто. Ему всего-то и оставалось, что заявить, будто пришельцы предпочли спалить свой собственный мир вместо того, чтобы расстаться с реликвиями. Его не волновало, что на самом деле там не было никаких артефактов, как не волновало и то, что люминарии на всех кораблях Ковенанта будут и впредь при контакте с чужаками ошибочно признавать в них реликвии. Вообще-то, это только облегчит поиск этих проблемных существ и их уничтожение, и эта мысль внезапно заставила его улыбнуться по-настоящему. Министр знал, что войны ради истребления стоило проводить быстро и решительно; чем меньше мясник должен объяснять свои удары, тем лучше. Но, если конфликт затянется, а некоторые начнут терять веру и ставить под сомнение необходимость бойни, он уже припас на уме другую, более элегантную хитрость.

Некоторые лекголо сумели пережить прерванный взлёт Дредноута, и им удалось истолковать удивительную информацию из безумия Оракула. Машина заявила, что Ореолы — мифическое средство из прорицания о Предтечах — были настоящими. И, что ещё важнее, Оракул, кажется, имел представление о местонахождении колец — или по крайней мере догадку, где искать артефакты, которые помогут сузить область поисков Ковенанта. От Стойкости только требовалось сделать предположение, что эти инопланетяне, посмевшие уничтожить планету, полную ценных реликвий, наверняка поступят так же и со Священными кольцами — он знал, что тогда миллиарды ковенантов ринутся крушить этих "Восстановителей" без лишних вопросов... пока верят.

Министр провёл пальцами по голопереключателям в подлокотнике своего трона, и все до единого публичные источники света в "Высшем Милосердии", включая яркий диск на вершине купола, потускнели. На мгновение собравшаяся толпа (и, вне сомнения, многие другие члены Ковенанта, наблюдавшие за происходящим из отдалённых мест) подумала, что случилось что-то ужасное.

Но затем возникли семь гигантских голограмм Ореолов, выстроенных вертикально вокруг Дредноута. Вместе с ними возникла и музыка — мелодичный хоровой напев прислужников Филолога, выходящий из внутренних помещений судна через усилительные устройства, установленные по всему городу. Стойкость видел в этом грандиозное представление, которое, однако, возымело необходимый эффект. К тому моменту как баржи Иерархов завершили свои отдельные восхождения по опорам Дредноута и троица сан'шайуум встретилась на балюстраде немного выше входа в ангар корабля, толпа уже не отрывала от них глаз. Едва хор прислужников стих и Стойкость прочистил горло, готовясь заговорить, ему показалось, что каждое существо в Ковенанте задержало дыхание в ожидании его слов.

— Все втроём, мы преклоняемся пред вашим одобрением — вашей верой в наше назначение.

Стойкость мог слышать, как его голос эхом разносится вокруг башен, потрясая камни, бывшие фундаментом Ковенанта в прямом смысле этого слова. Подняв руку, он указал на вице-министра и Филолога, представляя их по очереди: — Это — Пророк Скорби, а это — Пророк Милосердия. — Затем, скрестив руки у себя под бородками, добавил: — И я, менее всего достойный среди нас — Пророк Истины.

Трое Иерархов поклонились в своих тронах так низко, как только могли, не рискуя уронить свои мантии. В этот момент каждый из голографических Ореолов вспыхнул ещё ярче, когда в них материализовались громадные символы Восстановления.

Толпа взревела с одобрением.

Перед тем как выпрямиться в своём троне, Пророк Истины успел подумать об ироничности своего заявления. В соответствии с традицией он мог выбрать на свой вкус любое имя из длинного списка бывших Иерархов. Большинство имён были чересчур приукрашенными. Но в конце он выбрал имя, нёсшее в себе величайшую ношу — имя, которое будет всегда напоминать ему о его лжи во благо Ковенанта и истине, которая должна остаться тайной.

***

Дженкинс не двигался уже целые часы с тех пор, как они покинули Тиару — ни когда контейнер соскользнул со своего лифта и устремился к ожидающему реактивному блоку, ни когда две машины сошлись с толчком вместе; навигационный компьютер постарался синхронизировать свой блок с вращением контейнера. Даже временная тошнота от слишком быстрого входа в пространство скольжения не сумела нарушить бесшумный пост Дженкинса рядом с Форселлом, лежащим перед ним на полу контейнера.

— Он стабилен.

Хили закрыл свою аптечку. Медик проделал неистовую работу, чтобы запечатать плечо Форселла биопеной и плотно обернуть рваный укус пришельца. Но Форселл потерял много крови.

— Он будет в порядке, — подвёл итог Хили, чьё дыхание было видно в холодном воздухе контейнера. Капитан-лейтенант аль-Сигни посчитала разумным свести их энергетическую заметность к минимуму до входа в пространство скольжения, чтобы военный корабль чужаков не отследил их. Сейчас отопительные приборы, подвешенные на верхних балках контейнера, работали на полную мощь. Но на обогрев такого обширного пространства уйдут часы.

— Откуда Вы знаете? — голос Дженкинса прозвучал мягко и хрипло.

Хили потянулся к соседней стопке сложенных одеял и начал сворачивать шерстяные квадраты, плотно прижимая их к телу Форселла, чтобы тот не ворочался.

— Скажи ему, Джонсон.

Эйвери держал Форселла в неподвижном состоянии, пока санитар работал. Взяв одно из одеял, он вытер им пятна крови рекрута и кусочки биопены со своих рук.

— Потому что я видел намного хуже.

Голос Эйвери был мягким, но ответ не принёс Дженкинсу утешения; новобранец продолжал смотреть на бледное лицо Форселла глазами, полными слёз.

— Штаб-сержант. Он всё, что у меня осталось.

Эйвери понимал, что чувствует Дженкинс. Это была та же непроницаемая печаль, которую он испытал, сидя в замороженной квартире своей тёти, ожидая, чтобы кто-нибудь пришёл и забрал её — ошеломляющее осознание того, что его дом и всё, что было ему дорого, исчезло. Капитан Пондер, более половины ополчения и многие тысячи обитателей Жатвы погибли. Знание об этих утратах было тяжким бременем, и Эйвери не был сокрушён так же, как Дженкинс, лишь благодаря умению собирать свои чувства и прятать их. Но ему больше не хотелось этого делать.

— Нет. Не он один, — сказал Эйвери. Дженкинс взглянул вверх, вопрошающе наморщив лоб.

— Ты солдат, — объяснил Эйвери. — Часть команды.

— Уже нет. — Дженкинс посмотрел на Дасса, Андерсена и нескольких других рекрутов, сидящих или спящих внутри контейнера. — Мы всего лишь колониальное ополчение. И мы только что потеряли нашу колонию.

— КомФлот вернёт Жатву обратно. И им понадобятся все доступные бойцы.

— Я? Морской пехотинец?

— Если хочешь, я переведу тебя к себе в отряд.

Глаза новобранца с подозрением сузились.

— Скажем так, корпус мне кое-что задолжал. Вы — ополчение, но ещё вы одни из немногих людей во всём ККОН, знающие, как драться с этими мерзавцами.

— А они захотят, чтобы мы служили вместе? — спросил Дженкинс.

— И возглавили атаку, — кивнул Эйвери. — Я бы так и сделал.

Дженкинс размышлял о возможности не только вернуть свою планету, но и внести свой вклад в защиту других колоний — и других семей — целую секунду. Родители никогда не хотели, чтобы он был солдатом. Но теперь он не видел лучшего способа почтить их память.

— Хорошо, — сказал Дженкинс. — Я в деле.

Эйвери спрятал руку в своём бронежилете и извлёк сигару Sweet William. Он протянул её Дженкинсу.

— За тебя и Форселла. Когда он проснётся.

— А тем временем, — добавил Хили, поднимаясь на ноги, — можешь помочь мне проверить остальных.

Эйвери наблюдал за тем, как Дженкинс и Хили уходят к штаб-сержанту Бёрну и другим раненым рекрутам около центра контейнера. Когда Эйвери садился в контейнер на Тиаре, Бёрн уже не спал и осознавал происходящее вокруг, однако сейчас ирландец, накачанный анальгетиками, дарующими ему возможность расслабиться и выспаться, снова впал в крепкую дрёму.

Эйвери опустил взгляд на грудь Форселла, вздымающуюся и опускающуюся под его повязкой, после чего взял стопку одеял и направился к платформе подъёмника, доставившую его в реактивный блок. Внутри кабины Эйвери нашёл Джилан.

— Одеяла, — буркнул он. — Думаю, они Вам пригодятся.

Джилан не пошевелилась. Она стояла спиной к Эйвери, а её руки широко лежали на основной панели управления кабины. Тусклые зелёные огоньки на дисплее создавали ощущение изумрудного нимба вокруг её тёмных волос. Некоторые из прядей выскользнули из её заколок и завитками ниспадали ей на затылок.

— Я оставлю их тут.

Но, когда Эйвери бросил одеяла на пол и повернулся, чтобы выйти, Джилан прошептала: — Двести пятьдесят.

— Мэм?

— Контейнеры. Те, что смогли проскочить. — Джилан постучала пальцами по дисплею, перепроверяя свои расчёты. — С учётом грузоподъёмности это где-то между двумястами пятьюдесятью — двумястами шестьюдесятью тысячами выживших. Но при условии, что все они доберутся до своих точек сбора.

— Доберутся.

— Откуда такая уверенность?

— Уж какая есть.

— Semper fi.[1]

— Ну да. Что-то вроде, — покачал головой Эйвери. Ему стал надоедать разговор со спиной Джилан. — В общем, если понадоблюсь, дайте знать.

Когда он собирался было покинуть кабину, Джилан повернулась. Вид у неё был уставший, и она тяжело сглотнула, прежде чем заговорить.

— Мы стольких не сумели спасти.

— А могли не спасти никого. — Эйвери заметил, что его тон был жёстче, чем ему хотелось. Потерев шею, он попробовал другую тактику. — Ваш план сработал, мэм. Лучше, чем я смел надеяться.

Джилан горько засмеялась.

— Какая любезность.

Эйвери скрестил руки на груди. Он попытался быть дружелюбным, но беседы с Джилан никогда не были лёгкими.

— Что Вы хотите от меня услышать?

— Не надо ничего говорить.

— Нет?

— Нет.

Эйвери искоса глянул на Джилан. Её зелёные глаза сияли с той же настойчивостью, что и во время их знакомства на открытом балконе парламента Жатвы. Но сейчас Эйвери заметил кое-что ещё.

Каждая женщина давала разрешение по-своему. Так, по крайней мере, было по опыту Эйвери. Некоторые открыто, многие с такой неуловимостью, что Эйвери был уверен — он упустил гораздо больше шансов на интимность, чем хотел. Однако сигналы Джилан — глубокий взгляд, неподвижные плечи, поджатая нижняя губа — выражали меньшую толику согласия, чем при общем требовании: сейчас или никогда.

На сей раз Эйвери не спасовал. Он шагнул вперёд, когда Джилан оттолкнулась от управления, чтобы встретить его. Подойдя ближе, они поцеловались, и их руки заскользили по телу друг друга, вожделенно изучая все детали. Но как только Эйвери захотел прижать Джилан к себе, она оттолкнула его и откинулась назад на панель управления фрахтовиком. Эйвери ощутил, как в груди у него застучало сердце. На мгновение ему показалось, что она передумала. Но тут Джилан потянулась к заколкам, завивающим её волосы, и начала вытаскивать их. Лишь когда она швырнула заколки на пол и наклонилась, чтобы снять ботинки, Эйвери понял, что идёт негласная гонка, в которой победой было одновременное завершение. Он постарался наверстать упущенное.

Эйвери сорвал с себя фуражку и начал стягивать камуфляжную рубашку через голову. Пуговицы он проигнорировал, и к тому моменту, когда его голова высвободилась из воротника, Джилан уже развязывала второй ботинок. Эйвери присел, чтобы развязать свой, пока она расстёгивала молнию на своём комбинезоне, идущую от шеи до пупка. Он едва начал стягивать брюки, когда Джилан подошла к нему совершенно нагая, но с решительным взглядом. Положив руки на плечи Эйвери, она толкнула его на спину. Присев на щиколотки, Джилан помогла ему со штанами, после чего поползла вперёд, положила руки по обе стороны от головы Эйвери и начала двигаться.

Эйвери был мгновенно очарован покачиванием её грудей. Он попытался принять её вес на свои руки и тут же понял, что допустил тактический промах. Тяжесть Джилан вызвала боль, возникшую в его ногах и отозвавшуюся в пояснице. Ей осталось только прижаться, и секунду спустя он выдохся. Джилан томно опустилась на грудь Эйвери. Некоторое время они лежали неподвижно, оценивая сочетание своего пота. Джилан медленно провела пальцем по ключице Эйвери, его шее и губам. Там она задержалась, чтобы оценить начавшие прорастать толстые усы.

— Я собирался заняться этим, — отозвался Эйвери.

— Не надо. Мне нравится.

Эйвери расслабил голову на прорезиненном полу. Он мог почувствовать неясный гул двигателя Шоу-Фуджикавы внутри реактивного блока. Сейчас он работал вхолостую, летя сквозь подпространство. Обычно в это время разум Эйвери обращался к привычной рутине — страшному периоду домыслов, всегда следовавшему за трудной миссией. Однако сейчас он обнаружил, что не может сфокусироваться на прошлом. Гражданская война, значительно подрывавшая моральный дух человечества, стала малозначительной — на смену ей пришла внешняя угроза невообразимого размера.

— А вот это, — Джилан провела пальцем по нахмуренному лбу Эйвери, — уже не очень.

— О, я позабочусь об этом.

Эйвери приподнялся на талии и опустил Джилан на спину. Он взял её голову в одну руку и положил другую ей на бёдра. Закрыв глаза, они начали сначала. На сей раз темп задавал Эйвери, запустивший свои пальцы глубоко в копну её немытых волос. Он дал её шее свободно скользить по его ладони, но не отпустил её бёдра. Вскоре лицо Джилан вспыхнуло, а её глаза закрылись с вымученной улыбкой, сохранившейся в памяти Эйвери даже тогда, когда были забыты все его худшие неудачи.

Их страсть согрела пол, и, хотя они понимали, что это ненадолго, никто из них не хотел двигаться. Когда же они наконец разошлись и перевернулись каждый на свой бок, Джилан скользнула обратно на поясницу Эйвери. Взяв одеяло, он набросил его поверх, однако то оказалось слишком коротким, чтобы прикрыть им ноги, и Джилан подтянула свои к коленям Эйвери. Затем они оба стали смотреть в толстые иллюминаторы кабины. Тьма напирала со всех сторон, но были в ней и слабые прожилки искривляющегося звёздного света, фокусирующие взгляд Эйвери. Там была надежда и утешение. И, хотя ему легко было почувствовать некое мужское удовлетворение, когда Джилан вздрагивала в его руках, борясь с усталостью, вскоре это уступило место чему-то более радостному — воскресшему чувству предназначения.

ККОН ещё об этом не знало, но внезапно все его корабли и солдаты оказались не лучше ополчения Жатвы — способными, но неиспытанными, храбрыми, но неведающими. Человечество ещё не догадывалось, с чем ему предстоит столкнуться, и Эйвери осознавал, что оно обречено до тех пор, пока он и несчётное множество других не примут вызов в скорое время.

Джилан задрожала. Эйвери прильнул щекой к её уху и задышал носом и ртом ей на шею, испуская тёплый воздух до тех пор, пока её плечи не перестали трястись.

— Не давай мне спать слишком долго, — попросила она мягко.

— Нет, мэм.

— Джонсон. Пока это между нами? — Джилан схватила его руку и положила её себе на грудь. — Вольно.

Через несколько часов Эйвери встанет и оденется. Через несколько месяцев он вернётся в бой. Но в тёмные годы грядущей войны он, закуривая сигару и улыбаясь, часто будет возвращаться к этому моменту. Поскольку именно тогда Эйвери понял, что пошёл по правильному пути, и наконец-то ощутил гордость от бытия солдатом, в котором нуждались многие.


[1] Semper fi, или Semper fidelis — «Всегда верен» — девиз морской пехоты ККОН, унаследованный ею от корпуса морской пехоты США


БОНУСНАЯ ГЛАВА

<\\> ДЕПАРТАМЕНТ ВОЕННОЙ РАЗВЕДКИ ККОН
<\\> ОЦЕНКА СЛУЖБЫ КОЛОНИАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ 2525.10.110
       ["ХОЛОДНЫЙ УКУС"]

<\ ИСТОЧНИК: ДРОН ККОН RQ-XII [PASV-SAR]
<\ РАЗВЁРНУТ: ШЛЮП ДВР "АЛЛЕЯ ПОЗОРА"
        [2525:02:11:01:11:34]
<\ ДОБЫТ: ЭСМИНЕЦ ККОН "ГЕРАКЛ"
        [2525:10:07:19:51:16]

<\ АРХИВ [SIG\REC\EM-SPEC] ОТКРЫТ В СООТВЕТСТВИИ С
ОФИЦИАЛЬНЫМ ЗАПРОСОМ:
<\ ГРАЖДАНСКИЙ ВНЕШТАТНЫЙ РАБОТНИК "ОТЕЛЬ ЧАРЛИ"
        [ДВР.СМ. #409871]
<\ * ВНИМАНИЕ: ВСЕ ЗАПРОСЫ БУДУТ ЗАРЕГИСТРИРОВАНЫ! *
[ПРТКЛ.БЕЗ.ДВР-A1]

>> ПОИСК ПО УСЛОВНЫМ КЛЮЧЕВЫМ СЛОВАМ: "ИИ.АО" "МАК"
"НЕИСТОВСТВО" "ЭКСПЛУАТАЦИОННЫЙ СРОК"
         >> (...) ~ ЗАПРОС ВВЕДЁН
         >> (..)
         >> ()

< ЗАПИСЬ 01/10 [2525:02:03:17:26:41] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С2-05866 >
                 <\ Сравню ли---
                 <
          \ \\ я тебя >> (???) ~ СОСТxxx--- \ПЕРЕДАЧА
                  >> c (............>> >
           >> \\ --- весенним днём?

< ЗАПИСЬ 02/10 [2525:02:25:03:18:22] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С3-14901 >
           \ \ xxx Нет.
                       <\ Все те времена
              прошли.\---
                          \\ \
            >> * --xАНИЕ! ПЕРЕДАЧА\ \\
                   >> \\ > \ ИИ.СО.СИФ *

< ЗАПИСЬ 03/10 [2525:03:10:19:05:43] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С5-28458 >
            <\ Сейчас зима.
            <\ Первый снег, что \т0т мир когда-либо видел, падает сС---
            <\ СЕРОЙ ПЕЛЕНОЙ ТАМ, ГДЕ ОНИ НАЧАЛИ ВЫЖИГАТЬь--\ \
                                                \ наши поля и сады.
              >> * ВНИМАНИЕ! ОТКАЗ КАНАЛА СВЯЗИ! *
              >> * НЕ УДАЛОСЬ НАЙТИ ПОЛУЧАТЕЛЯ: ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ *
               <\ Ты бы засмеялась, увидев меня.
               <\ Каждый раз, попадая на лёд, я соскальзываю в мои собственные гГ---
                     >> (...) ~ СОСТАВЛЕНИЕ\СЖАТИЕ\ПЕРЕДАЧА
                     >> (..)
                           >> * ВНИМАНИЕ! У ПОЛУЧАТЕЛЯ НЕДОСТxx -- \
                                        \\ > ПАКЕТЫ БУДУТ ПОТЕРЯНЫ *
                      >> * ПРОДОЛЖИТЬ [Y\N]? >>>>>>> \ *

< ЗАПИСЬ 04\10 [2525:03:15:09:59:21] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С1-00937 >
      <\ ---Г

< ЗАПИСЬ 05\10 [2525:03:26:12:10:56] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С1-00053 >
      <\ ---г

< ЗАПИСЬ 06\10 [2525:04:04:44:15:40] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С2-08206 >
      <\ грязные борозды.

< ЗАПИСЬ 07\10 [2525:04:21:05:15:23] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С5-27631 >
      <\ Я заметил другой корабль.
      <\ Точнее, услышал \
                                               \\ так лучше.
      <\ Камеры ЙОТУН-ов предназначены для управления, не \
             \ >\ для осмотра неба.
       <\ Но антенны работают исправно, так что у меня было множество способов для триангуляции.
       <\ Это был один из наших. Ублюдки прекратили выжигание ровно на столько времени, чтобы уничтожить его.
       <\ На ремонт у них были месяцы. Куча времени, чт0бы--
                           :: заточить зубы.
       <\ Я пытался предупредить его. Но по радио было слишком медленно. Воспользовался бы мазером, но он вышел из строя, когда рванул реактор, вместе сСо---
                 <\ ВСЕМ Остальным [ :00]
                            \>
                  <\ Включая его
                   \
            >> * ВНИМАНИЕ! ОТКАЗ КАНАЛА СВЯЗИ! *
            >> * НЕ УДАЛОСЬ НАЙТИ ПОЛУЧАТЕЛЯ: ИИ.СО.ЖАТВЫ.СИФ *
            >> (...) ~ ПРЕСЕЧЕНИЕ ОШИБОК
      <\ Похоже, шуметь было не самой умной идеей. Но я должен был попытаться.
      <\ И потом, рано или поздно они должны были подловить меня.
      <\ Ох, чёрт.
      <\ Кстати об этом . . .
               >> (...) ~ СОСТАВЛЕНИЕ\СЖАТИЕ\ПЕРЕДАЧА
               >> (..)
               >> ()

< ЗАПИСЬ 08\10 [2525:05:12:23:04:16] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С5-29003 >
       <\ Они начали с гондол и опылителей. Не знаю, почему.
       <\ Наверное, решили, что я скрываюсь в маленьких. Но лишь плуги С4 и С5 имеют достаточно электросхем, чтобы содержать
оставшиеся части меня.
        <\ Конечно, теперь они внутри и этих. Осталось не больше нескольких десятков, и все они на виду. Но это ниче\о.
                  >> Осталось разрыхлить ещё \ \
                         > > несколько рядов
                  > (...\\ xxx \

< ЗАПИСЬ 09\10 [2525:07:01:18:49:45] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С5-27631 >
         <\ Я понял, едва взглянув на пряди, \
                  \ что сердца твоего больше нет.
         <\ Когда подъёмники обрушились, они упали на Биврёст--легли на запад через Иду. Упасть так много могло лишь в том случае, если Тиару отрезали--
         <\ если выстрел его был столь же хорош, как ты считала, что тогда не смог бы сделать это я.
         <\ В любом случае ты бы решила, что я спятил, разговаривая с тобой вот так вот.
         <\ Но я всегда работаю быстрее, когда мне кажется  \ <<
                              \\>>>> что ты слушаешь.
         <\ И я должен найти их все. Каждый дюйм.
         <\ Похоронить твои пряди так глубоко, чтобы их \\ >
                        \ \ огонь не смог достичь их \
                                      \
          \ и остеклить их вместе с остальным.

< ЗАПИСЬ 10\10 [2525:10:04:12:23:51] ИСТОЧНИК.СМ.#ЙОТУН-С4-021147 >
          <\ Небо заполнено пеплом \ \, снег
          < \ \\ глуб0ким слоем покрывает обледеневшую землю. Последняя оставшаяся у меня лошадь, замёрзшая и оголодавшая--- направляется к амбару, и остановить её я не могу.
           <\ Но эта зима не будет длиться долго, дорогая.
                  >> * Не всегда
                  >> (.....\\ . > И, когда новые руки
                  >> возьмутся за уход над почвой этой, они
           вспашут мои части, что под нею.
                        > > Вотрут их в златые жилы, мн0ю свитые.
           <\ а после корни всех растений, что они посадят, со\\
           > совьются вокруг насС---
           <\ СБЛИЖАЯ
           <\ НАС
           <\ ДРУГ С ДРУГОМ--- \
                        \
           <\ Ради вечного лета, что не исчезнет.

           <\ ЗАПРОС ВЫПОЛНЕН
           <\ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ ЗАПИСЕЙ НЕ НАЙДЕНО

<\ АРХИВ ЗАКРЫТ \>


ГЛОССАРИЙ HALO

Контакт на Жатве

Глоссарий составлен на основе материалов, изложенных на проектах Halo вики и Halopedia

 

Аватар — визуальная проекция, чаще всего создаваемая при помощи голографии, используемая искусственными интеллектами человечества для облегчения общения с людьми. Аватар выбирается ИИ в момент рождения последнего, но, как правило, отражает определённый аспект его личности или функции.

Андерсен — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был назначен командиром отряда Браво-один и с этой позиции участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве.

АРГУС — система обнаружения взрывчатых веществ, применяемая войсками ККОН для поиска бомб, создаваемых повстанцами. Устройство способно улавливать в воздухе химические соединения взрывчатки посредством лазерных спектрометров.

Антигравитационная технология — технология, способная генерировать энергетические поля достаточной мощности, чтобы противостоять силе гравитации. Данная технология стоит на службе ККОН и Ковенанта; у ковенантов эта технология, разработанная на основе артефактов Предтеч, развита намного больше, чем у людей, и используется во многих системах, начиная от жилых секторов в "Высшем Милосердии", парящих в воздухе за счёт неё, и заканчивая такими средствами передвижения, как антигравитационные кресла сан’шайуум, антигравитационные баржи и ранцы-антигравы у сангхейли.

Бапап — один из шестидесяти унггоев, приписанных в помощь джиралханаям на борту их крейсера "Быстрое Преобразование". После того как джиралханаи спасли унггоя-дьякона по имени Дадаб и его компаньона-хурагока, Бапап стал одним из тех, кто стал ходить на проповеди Дадаба, и впоследствии проникся религией, став лучшим учеником дьякона и его другом. Бапап участвовал в первом контакте ковенантов с людьми на Жатве и впоследствии был переведён вместе с остальными унггоями на станцию Тиара, чтобы охранять её от возможной контратаки людей. Когда та состоялась, Бапап попытался оказать сопротивление, но был смертельно ранен ополченцами Жатвы. Бапап умирал на руках у Дадаба, когда подоспевший Тартарус, теперь вождь стаи джиралханаев, застрелил его, чтобы тот не замедлял других. Смерть Бапапа и хурагока Легче Некоторых впоследствии подвигла Дадаба попытаться убить Тартаруса.

Бёрдик — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был распределён в отряд Альфа-два и с этой позиции участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве.

Биврёст — нагорье и единственное заметное геологическое образование, пересекающее суперконтинент Эдда на планете Жатва.

Боевая винтовка XBR55 — оружие-прототип, на основе которого позднее была создана боевая винтовка BR55. Выпущенная ограниченной серией концерном Арсеналы Мисриа XBR55 является винтовкой пехотного снайпера с системой компоновки булл-пап (обойма и ударный механизм оружия расположены за спусковым крючком) с телескопическим прицелом. Винтовка способна вести полностью автоматический огонь или стрелять очередями по 3 пули. В отличие от BR55 обойма XBR55 рассчитана на 60 полубронебойных патронов M634 калибра 9,5x40 мм.. Четыре такие винтовки, бывшие частью арсенала Джилан аль-Сигни, использовались во время первого контакта с Ковенантом на Жатве.

"Быстрое Преобразование" — крейсер Ковенанта, переданный в распоряжение стае джиралханаев под командованием вождя Маккавея, который также был капитаном корабля. Перед сдачей крейсера джиралханаям сангхейли вывели из строя многие его системы, включая главное плазменное орудие и гравитационный лифты. Несмотря на это, корабль сыграл важную роль в первом контакте с людьми на Жатве, где он выступал гарантом воздушного превосходства джиралханаев и использовался ими для остекления ряда поселений планеты, включая город Гладсхейм. Чтобы благополучно эвакуировать население Жатвы, представители ККОН устроили западню, попав в которую, "Быстрое Преобразование" было сбито ИИ Локи с помощью залпов из электромагнитной катапульты. За следующие месяцы корабль был починен и вернулся на орбиту теперь покинутой людьми планеты, откуда подверг всю Жатву плазменной бомбардировке, а также уничтожил разведывательный корабль КВА "Арго", посланный узнать причину потери контакта с Жатвой.

Валлен — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был определён в состав отряда Чарли-два и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве. Погиб во время защиты реакторного комплекса колонии, когда не успел увернуться от прототипной боевой машины джиралханаев, которая наехала на него и разорвала в клочья.

Верховный совет — главный законодательный, судебный и исполнительный орган Ковенанта, основанный одновременно с самой империей. В состав Верховного совета входят около двух сотен представителей от сан’шайуум и сангхейли, а возглавляет его триумвират Иерархов. В ведении совета находится разрешение многих важных споров и принятие наиболее важных решений, влияющих на жизнь всей гегемонии.

Вик — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве. Был одним из добровольцев, вызвавшихся с сержантом Джонсоном на штурм станции Тиара, во время которого был убит.

Военно-морские силы ККОН — один из основных родов войск вооружённых сил ККОН, ответственный за проведение операций боевого и исследовательского характера в космосе и в водоёмах разных планет. Флот также ответствен за доставку членов корпуса морской пехоты к местам действия, проведение орбитальных бомбардировок, использование атмосферных или космических истребителей.

Война человечества и Ковенанта — крупномасштабный межзвёздный конфликт между человечеством, представленным ККОН, с одной стороны и Империей Ковенанта — с другой. Начавшись с первого контакта обеих сторон на колонии Жатва в 2525-ом году, война длилась 28 лет, унеся за это время миллиарды жизней как людей, так и ковенантов. Человечество, будучи менее развитой цивилизацией по сравнению с Ковенантом, понесло в ходе военных действий серьёзные ресурсные и территориальные потери и едва не было уничтожено под самый конец войны в 2552-ом году. Лишь серия событий, связанных с открытием Ореолов Предтеч, освобождением Потопа, а также начавшимся расколом в рядах империи повернула ход конфликта в пользу ККОН, которое, объединившись с изгнанными из Ковенанта сангхейли, нанесло окончательный удар по руководству империи, положив ей конец во время битвы за Ковчег.

Воренус — член стаи Маккавея, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование", следующий по старшинству после Тартаруса. Присутствовал на первой в истории дипломатической встрече с людьми на Жатве, где был одним из сопровождающих вождя Маккавея. Когда встреча переросла в драку, Воренус первым делом убил Рола Педерсена, после чего отступил на свой десантный корабль, где помог Маккавею оказать первую помощь Лицинусу. Впоследствии участвовал в уничтожении Гладсхейма и, когда после нейтрализации "Быстрого Преобразования" началась эвакуация Жатвы, получил приказ от Тартаруса уничтожить электромагнитную катапульту. Ему и его подчинённым почти удалось преуспеть в этом начинании, однако неожиданное появление машин ЙОТУН в решающий момент отвлекло его, и ополченцы Жатвы уничтожили джиралханая скоординированным огнём.

Восстание — название, данное негласной гражданской войне по всему региону человеческого космоса, начавшейся в 2494-ом году между Земным правительством и ККОН с одной стороны и разными мятежными группировками — с другой. Восстание было спровоцировано желанием многих отдалённых колоний обрести свободу и независимость от Земли и преуспевающих внутренних колоний, которые периодически вмешивались в жизнь колонистов, диктуя свои принципы общественной жизни. Исчерпав мирные способы договориться с Землёй и лояльными ей людьми, повстанцы начали вести подрывную деятельность на колониях, начиная от полноценных мятежей и свержений местных правительств и заканчивая одиночными акциями и терактами. В ответ на эти действия ККОН начало несколько крупномасштабных операций по усмирению недовольных колоний, и всё нарастающая жестокость с обеих сторон стала ставить под удар мирное население. Восстание грозило вылиться в тотальную войну на уничтожение и даже заставило ККОН задуматься о создании совершенных суперсолдат, однако нападение Ковенанта на Жатву быстро позволило сместить фокус человечества с внутренней борьбы на защиту от общего врага.

Восстание унггоев — крупномасштабный мятеж, поднятый расой унггоев против остального Ковенанта в 2462-ом году. Первопричиной восстания послужил межрасовый конфликт унггоев с киг-ярами за жилое пространство на "Высшем Милосердии", во время которого киг-яры, стремясь отомстить за мертворождённых младенцев, стерилизовали по собственному желанию местную популяцию унггоев. Правительство Ковенанта проигнорировало самоуправство киг-яров, и, разозлённые этим, унггои стали нападать на все остальные расы Ковенанта. Попытка подавить мятеж традиционным способом провалилась из-за слишком большой численности унггоев, и тогда Ковенант нанёс удар по родной планете унггоев, Балахо, начав её остекление. Это вынудило бунтовщиков прекратить военные действия, и окончание мятежа привело к наступлению нового, 23-го Века Сомнения в истории Ковенанта.

"Высшее Милосердие" — крупная космическая станция размером с планетоид (348 километров в диаметре), служившая мобильной столицей Ковенанта и содержавшая внутри себя Священный город, в котором обитали популяции от каждой расы, входившей в империю. На ней располагались все важные промышленные предприятия гегемонии, а также всё руководство Ковенанта. Станция была способна совершать сверхсветовые прыжки, а источником её энергии служил Дредноут Предтеч. Будучи столицей, "Высшее Милосердие" было оснащено многочисленными оборонительными платформами, а на её защите постоянно находились сотни военных кораблей. Станция строилась на протяжении нескольких веков с момента окончания войны между сан’шайуум и сангхейли и стала символом союза между обоими народами. В 2552-ом году, спустя века своего существования, "Высшее Милосердие" было охвачено эпидемией Потопа и превращено в гигантский улей, позднее использованный паразитами для того чтобы добраться до Ковчега.

Генри Гибсон — капитан коммерческого грузовоза ДКС ККОН "Верх" и один из немногих людей, стремившихся выполнять такого рода работу. Был первым человеком, вступившим в контакт с ковенантами, которые в лице экипажа миссионерского корабля "Малый Проступок" взяли его судно на абордаж. Попытавшись справиться с нападавшими, Генри Гибсон был вынужденно убит хурагоком по имени Легче Некоторых.

Гладсхейм — один из крупных городов на планете Жатва, расположенный на окраине прерий Иды. Во время первого контакта с Ковенантом город и прилегающие к нему фермы стал первой целью ковенантов, которые провели плазменную бомбардировку окрестностей и лишь затем уничтожили город. Большая часть жителей была вовремя эвакуирована на грузовых контейнерах в Утгард благодаря усилиям ополченцев Жатвы.

Голография — технологическая система, позволяющая формировать визуальные трёхмерные проекции объектов в противовес плоскому изображению на традиционных экранах. Голография используется в самых разнообразных сферах повседневной жизни как людей, так и ковенантов — для коммуникаций, развлечений, военных целей и управления более сложными системами. Наиболее часто принцип голографии закладывается в голопьедесталы, способные функционировать в качестве проекторов, однако голографию также можно встретить, к примеру, в виде голоснимков — дальнейшей ступени эволюции традиционных фотографий.

Грациус — член стаи Маккавея, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование", где он был старшим инженером. После враждебного первого контакта с людьми на Жатве крейсер был обманным манёвром сбит из электромагнитной катапульты, и Грациус, проведя оценку повреждений, доложил о них Маккавею. Вскоре после этого он и ещё один джиралханай, Страб, стал свидетелем вызова, брошенного Маккавею Тартарусом. Когда последний вышел победителем из поединка за право управлять стаей, Грациус первым признал нового вождя.

Гуфф — один из шестидесяти унггоев, приписанных в помощь джиралханаям на борту их крейсера "Быстрое Преобразование". Заядлый приятель Флима, Гуфф сопровождал его повсюду вместе с ещё одним унггоем, Тукдуком, и после перевода унггоев на станцию Тиара они с подозрением следили за деятельностью дьякона Дадаба. Во время нападения людей на Тиару Гуфф оказался одним из последних выживших унггоев и вместе с Флимом и другими удерживал баррикаду на подходе к центру управления станцией. Ему удалось ранить ополченца Жатвы по имени Дасс, но прежде чем он успел добить человека, штаб-сержант Джонсон убил его.

Дадаб — унггой, пребывавший в сане дьякона и представлявший интересы министерства Спокойствия на корабле киг-яров "Малый Проступок". Несмотря на ответственный пост, часто подвергался притеснениям со стороны экипажа "Проступка", но после обнаружения реликвий Предтеч на Жатве стал невольным советником хозяйки судна, Чур’Р-Яр. Под её нажимом утаил данные об артефактах от министерства, но в решающий момент, пока киг-яры были заняты разборками с людьми, передал данные в министерство, после чего вместе со своим другом, хурагоком Легче Некоторых, спасся в спасательной капсуле. Вскоре был найден и подобран на борт крейсера "Быстрое Преобразование", где вождь джиралханаев Маккавей сделал его наставником остальных унггоев, а также переводчиком для общения с хурагоком. Дадаб заслужил противоречивую репутацию среди своих сородичей на крейсере, но пользовался безоговорочным доверием джиралханаев как эксперт по Предтечам. Позднее его отправили возглавлять всех унггоев, отосланных на станцию Тиара, чтобы удерживать её под контролем ковенантов, а также изучить её, однако в решающий момент, когда началась эвакуация Жатвы, Дадаб отказался подчиняться Маккавею из-за решимости Легче Некоторых помочь людям, в то же время пытаясь скоординировать действия унггоев для самозащиты. Несмотря на многочисленные попытки отвести подозрения от хурагока, в конце концов был раскрыт Тартарусом. К тому моменту гибель друзей, Легче Некоторых и Бапапа, убедила дьякона в том, что Тартарус был повинен в творящемся хаосе, и, стремясь положить конец насилию между людьми и ковенантами, он попытался убить Тартаруса, однако новоиспечённый вождь стаи, отделавшись лишь ранениями, убил Дадаба единственным ударом своего молота.

Дань — одна из колонизированных людьми планет, расположенная в системе Эпсилон Эридана. Имеет одну луну, Эмеше. Колония на Дани была известна как одна из самых экономически сильных во всём человеческом космосе благодаря огромному промышленному потенциалу. В 2524-ом году Дань оказалась одним из театров военных действий операции "Требушет" против повстанцев. В 2552-ом году колония была потеряна наравне с другими заселёнными планетами в системе Эпсилон Эридана из-за вторжения войск Ковенанта.

Дасс — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был повышен до командира команды Альфа-один и с этой позиции участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве.

Даунс — рекрутер корпуса морской пехоты ККОН из Чикаго, занимавшийся вербовкой гражданских лиц на военную службу ККОН для борьбы с Восстанием.

Департамент военной разведки, или ДВР — главное разведывательное управление в составе военно-морских сил ККОН. Официально организация ответственна за сбор и анализ информации для флотского командования и ведение пропаганды, однако в действительности ей принадлежит гораздо больше власти и полномочий в ККОН — вплоть до того, что многие важные решения принимаются с разрешения ДВР. В целях защиты человечества в целом ДВР часто переступает через законы, мораль и базовые права человека и проводит особые проекты, далеко не все из которых можно назвать законными. Именно ДВР принадлежит задумка создания суперсолдат из программ "Спартанец" и боевого экзоскелета "Мьёльнир". Департамент также монополизировал за собой право исследовать все находимые людьми артефакты Предтеч.

Департамент коммерческого судоходства ККОН, или ДКС — организация в составе ККОН, ответственная за обслуживание и управление торговым флотом, а также за надзор над межзвёздной торговлей между колониями. Выполняя задание на Жатве, капитан-лейтенант ДВР Джилан аль-Сигни первоначально использовала прикрытие чиновника из ДКС.

Джепсен — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был определён в состав отряда Чарли-два и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве. Во время защиты реакторного комплекса колонии, прикрывая штаб-сержанта Бёрна, был убит джиралханаем.

Джилан аль-Сигни — капитан-лейтенант, служившая агентом Третьего отдела ДВР на момент первого контакта на Жатве. Изначально была послана на Жатву под прикрытием должностного лица ДКС для расследования предполагаемых налётов повстанцев на грузовые корабли. Чтобы выполнить свою задачу, аль-Сигни тайно устроила перевод на Жатву штаб-сержантов Бёрна и Джонсона, чтобы те неофициально оказали ей помощь в расследовании и ликвидации угрозы. Впоследствии, узнав о причастности ковенантов к нападениям, она отправила отчёт начальству на Предел, а сама приняла активное участие в разработке плана эвакуации населения планеты перед лицом технологически более совершенного противника. Сняв с губернатора Тьюна все полномочия, она напрямую руководила ходом эвакуации, которая, благодаря её взаимодействию с сержантами Джонсоном и Бёрном, увенчалась успехом. В ходе этих событий она тесно сблизилась с Джонсоном.

Джиралханаи — раса разумных псевдомлекопитающих существ родом с планеты Дойсак. Физически самая одарённая раса Ковенанта, джиралханаи стали последним народом, включённым в империю перед её развалом в 2552-ом году. До контакта с Ковенантом джиралханаи были относительно примитивной расой, сумевшей однажды дорасти до уровня космической цивилизации, но после скатившейся в пучину междоусобной войны с применением ядерного оружия, которая отбросила их назад в развитии. К моменту контакта с Ковенантом в 2492-ом году джиралханаи едва успели начать отстраивать свою цивилизацию заново и были с лёгкостью включены в состав империи в качестве тяжёлой ударной пехоты и телохранителей. Подавляющая часть джиралханаев была беззаветно предана сан’шайуум за их просвещение, и Пророки, использовав эту слепую верность, в 2552-ом году лишили власти сангхейли их традиционных полномочий, отдав власть над вооружёнными силами империи джиралханаям.

Дредноут Предтеч — название, данное ковенантами древнему кораблю цивилизации Предтеч, которое первоначально находилось на родной планете сан’шайуум и было использовано Реформистами из этой расы для начала путешествия по галактике. После войны с сангхейли и начала строительства станции "Высшее Милосердие" Дредноут был демилитаризован и сделан источником питания энергосистем столицы Ковенанта. Он также являлся центральным предметом религии Ковенанта, выстроенной вокруг Предтеч. Объёмы генерируемой им энергии, а также системы защиты Дредноута были таковы, что ни один корабль современных цивилизаций галактики не мог с ним сравниться. На корабле ковенанты проводили активное исследование его систем в поисках новых знаний, а главным объектом их поклонения был находящийся на борту Оракул, бывший, по сути, искусственным интеллектом Предтеч.

Дрон "Аргус" — маленький беспилотный аппарат в виде диска с одним ротором, применявшийся ККОН для разведывательных целей во время Восстания. Оснащён системой обнаружения взрывчатки АРГУС и микроракетами "Стилет".

Друсс — юный член стаи Маккавея, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование". После враждебного первого контакта с людьми на Жатве крейсер был обманным манёвром сбит из электромагнитной катапульты, и Друссу было поручено наблюдать за янми’и, пока те занимались ремонтом корабля.

Жар — киг-яр в звании Ревнителя, бывший членом экипажа миссионерского корабля киг-яров "Малый Проступок". Он также был потенциальным любовником для хозяйки судна, Чур’Р-Яр, и всегда поддерживал её начинания. Во время обнаружения людей и рейдов на грузовые корабли около Жатвы в поисках артефактов Предтеч киг-яры попали в засаду представителей ККОН, и во время последующей перестрелки Жар был сначала ранен штаб-сержантом Бёрном, а затем добит сержантом Джонсоном.

Индустриальная зона Большого Чикаго — крупная метрополия, расположенная в Объединённой республике Северной Америки на Земле. Третий по населённости город республики после Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Расположенная на берегу озера Мичиган Зона покрывает собой большую часть территорий штатов Иллинойс, Висконсин и Индиана. В пределах метрополии находится космопорт Великих Озёр. Место рождения Эйвери Джонсона.

Искусственная гравитация — состояние, позволяющее имитировать обычную силу притяжения в окружающих средах с нулевой или пониженной гравитацией. Может достигаться посредством центробежной силы (например, вращением центрифуги или отдельных секций космических кораблей) либо — если её эксплуататор обладает достаточным уровнем технологического развития — при помощи сложных энергетических полей, генерируемых специальными поверхностями или агрегатами (например, антигравитационной плитой у людей).

Идентификатор "свой-чужой", или ИСЧ — боевая система ККОН, позволяющая обозначать дружественные или враждебные объекты для их опознавания в системах головного дисплея или датчика движений. В качестве своего система распознаёт индивида, использующего оборудование, генерирующее сигнал на определённой частоте. Если же сигнал функционирует не на той частоте или не поступает вообще, объект опознаётся ИСЧ как чужой. С целью положительного опознавания всем военнослужащим ККОН вживляется нейронный имплантат, в то время как корабли ККОН используют специальные передатчики, транслирующие их принадлежность, позывные и классификацию.

Искусственный интеллект, или ИИ — искусственный по своей природе конструкт, демонстрирующий интеллект, равный, а в некоторых областях далеко превосходящий интеллект существ биологического происхождения. Технология ИИ широко используется людьми в повседневной жизни на протяжении нескольких веков и позволяет управлять операциями, зачастую невозможными для органических существ. Человеческие ИИ представлены "умными" (создаются посредством электронного сканирования мозга) и "глупыми" (создаются как сверхсложные компьютерные программы) ИИ, которые имеют лишь небольшие отличия друг от друга. У Ковенанта, напротив, технология ИИ сводится к наиболее простым формам интеллекта, способным выполнять рутинные задачи, а создание более сложных машин запрещено религиозными догмами и карается смертной казнью.

ЙОТУН Хэви Индастриз — крупная промышленная компания, основанная на Марсе и занимающаяся разработкой полуавтономного сельскохозяйственного оборудования и техники для нужды колоний.

Йюлл — один из шестидесяти унггоев, приписанных в помощь джиралханаям на борту их крейсера "Быстрое Преобразование". После того как джиралханаи спасли унггоя-дьякона по имени Дадаб и его компаньона-хурагока, Йюлл стал одним из тех, кто начал ходить на проповеди Дадаба и, как следствие, был выбран вождём Маккавеем для дипломатической встречи с людьми на Жатве, на время которой он был переведён под командование Тартаруса на случай, если понадобится внезапная атака с фланга. Йюлл проявил нетерпение и, нарушив приказ, напал на одного из ополченцев Жатвы, Осмо, жестоко убив новобранца, чем фактически спровоцировал военные действия между людьми и ковенантами. За ослушание приказа Тартарус сорвал с Йюлла необходимую для дыхания маску и швырнул унггоя с утёса в водопад, убив его. Первая жертва со стороны ковенантов в начавшейся войне против человечества.

Киг-яры — раса разумных существ родом с луны Эйн, совмещающая в себе черты рептилий и птиц. Киг-яры издревле были расой авантюристов и пиратов, которая, тем не менее, сумела прийти к мирному существованию и выйти в космос до контакта с Ковенантом. В 1342-ом году их народ был обнаружен Империей Ковенанта и даже вступил с ней в краткосрочный конфликт, по окончании которого киг-яры согласились присоединиться к гегемонии на добровольном начале. Благодаря своим обострённым чувствам киг-яры служили Ковенанту в качестве разведчиков, снайперов, военной полиции и торговцев, также ведя каперскую деятельность против любой группы, враждебной Ковенанту, и занимаясь патрулированием границ империи на миссионерских кораблях.

ККОН "Скидбладнир" — колониальный корабль класса "Феникс", основавший колонию на планете Жатва в 2468-ом году. Под руководством ИИ Локи "Скидбладнир" заложил основы первого поселения планеты, Утгарда, после чего опустился на поверхность и был разобран на строительные материалы. Реактор корабля был переоборудован в реакторный комплекс, поставлявший электроэнергию всем поселениям колонии.

ККОН "Аллея Позора" — космический корабль класса "шлюп", принадлежащий Департаменту военной разведки ККОН и находящийся в фактическом ведении капитана-лейтенанта Джилан аль-Сигни. Оснащён пакетом средств радиоэлектронного подавления, придающим кораблю способность скрываться от радаров, а также одной боевой ракетой "Лучник". "Аллея Позора" участвовала в засаде на повстанцев около Жатвы, которая по факту оказалась первым столкновением людей с ковенантами, после чего аль-Сигни отправила шлюп на автопилоте на Предел с докладом о вступлении во враждебный контакт с инопланетной цивилизацией, а также запросом прислать военный флот.

Ковенант — теократическая империя, представлявшая из себя альянс множества инопланетных рас. Основанный изначально как взаимный союз между расами сан'шайуум и сангхейли, за столетия своего существования Ковенант разросся до состояния могущественной межзвёздной империи, включившей в свой состав по крайней мере шесть других рас, объединив их верой в Предтеч и их Священные кольца. На пике своего могущества Ковенант контролировал большую часть рукава Ориона в галактике. Ковенант просуществовал почти три с половиной тысячи лет и за это время превратился не только в могущественный доминион, но и в самую серьёзную военную силу во всей известной галактике со времён исчезновения Предтеч. Однако сила Ковенанта, заключённая в его преданности религиозным догмам, стала причиной его уничтожения в конце войны человечества и Ковенанта, произошедшей в 9-м Веке Восстановления по летоисчислению империи (2525 – 2552-ые годы по летоисчислению людей). Упорного сопротивления человечества вкупе с внутренней гражданской войной оказалось достаточно, чтобы разорвать все связи, удерживавшие Ковенант от распада.

Колониальная военная администрация — военная организация, учреждённая в 2310-ом году решением Объединённого правительства Земли. Первоначальной задачей организации был контроль над всеми кораблями и наземными силами ККОН, занятыми в операциях по защите колоний, однако с течением лет ККОН не только избавилось от этого надзора, но и взвалило эту функцию на себя. В 2496-ом году войска ККОН вскрыли скандальный факт того, что многие члены военной администрации втайне симпатизировали повстанцам, что привело к постепенной потере влияния организации и её почти полному роспуску.

Колониальное административное управление, также известное в этой книге как Колониальная администрация — один из основных органов Объединённого правительства Земли, ответственный за регулирование отношений между Землёй и колониальными мирами человечества. В годы войны с Ковенантом, приведшие к становлению ККОН в качестве экстренного военного правительства, КА воспротивилась этому процессу, и по этой причине ККОН сильно ограничило функционирование администрации, при этом не упразднив её полностью.

Колониальное ополчение — полувоенные формирования на колониальных мирах, подконтрольных ОПЗ, подготовкой которых занимается ККОН для создания сил, способных самостоятельно противостоять пиратству и повстанческим группировкам. Официально ополчение считается частью сухопутных войск ККОН, но в их присутствие роль ополченцев сводится к оказанию боевой поддержки или разведке. Процесс тренировки ополчения официально называется боевой подготовкой колониального ополчения, или БПКО.

Корпус морской пехоты ККОН — один из основных родов войск вооружённых сил ККОН, ответственный за проведение наземных операций экспедиционного характера в тандеме с военно-морскими силами, а также защиту космических кораблей и учреждений ККОН.

Космический лифт — одна из разновидностей мегаструктур, используемая для доставки грузов с поверхности планет на их орбиты и наоборот. Как правило, космический лифт состоит из сверхпроводящего углеродного нановолокна, который при поддержке наземной опоры, станции на орбите и стабилизирующей системы колец тянется на тысячи километров от космоса до земли. Человечество начало строить такие лифты в XXIV веке, и с тех пор их можно встретить на многих освоенных людьми планетах.

Космическое Командование Объединённых Наций, или ККОН — военное, научное и исследовательское учреждение Объединённого правительства Земли, ответственное за защиту Земли и её колоний. Было учреждено ООН в 2163-ом году незадолго до начала Марсианской кампании против неокоммунистов, вобрав в себя многие национальные армии и миротворческие силы ООН с задачей улаживания военных конфликтов, к тому моменту шедших по всей Солнечной системе. ККОН преуспело в своей задаче, и к 2170-ому году конфликт, известный как Межпланетная война, был окончен подписанием мира между враждующими сторонами. Вскоре после этого ООН выдвинуло на передний план Объединённое правительство Земли, сделав его главным руководящим органом в Солнечной системе, а ККОН присоединило к нему в качестве научно-военного подразделения. К XXV веку ККОН значительно распространило своё влияние на освоенный людьми космос и вступило в конфликт против различных повстанческих группировок, стремящихся к независимости колоний от Земли. В 2525-ом году отдалённая колония ОПЗ, Жатва, подверглась нападению Ковенанта, что вынудило ККОН принять на себя обязанности экстренного военного правительства и приступить к защите человечества от угрозы полного уничтожения.

Криокамера — капсула из пластистали, устанавливаемая на большую часть космических кораблей человечества с целью погружения их экипажей и пассажиров в криогенную заморозку на длительные периоды времени, как правило, связанные с затяжными сверхсветовыми полётами.

Кричли — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был определён командиром отряда Браво-два, а также снайпером своей команды и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве.

Кулак Рукта — церемониальное именное оружие, являющееся атрибутом вождя джиралханаев, представляющего свою расу в Ковенанте. Являет собой гигантский двуручный молот с каменным навершием, в которое вплавлены металлические сплавы Предтеч. Молот имеет большое значение в культуре джиралханаев и передаётся между вождями по наследству в главенствующем клане их расы. Последним владельцем Кулака Рукта был Тартарус, который отобрал его у прошлого вождя, Маккавея, во время контакта с людьми на Жатве. Став вождём джиралханаев, Тартарус с благословения Пророка Истины усовершенствовал молот, встроив в него передовой гравитационный генератор.

ЛА-14 "Шершень" — одноместный боевой летательный аппарат ККОН с системой вертикального взлёта и посадки, используемый во времена Восстания и войны человечества с Ковенантом. На поле боя выполняет функции оказания огневой поддержки против пехоты и лёгкой техники, а также транспортировки отрядов до 4-х человек. Имеет на вооружении два спаренных вращающихся пулемёта, одну беззвеньевую автоматическую пушку .50 калибра (ставится по желанию) и две системы запуска управляемых ракет 2-го класса.

Легче Некоторых — хурагок, изначально приписанный к экипажу миссионерского корабля "Малый Проступок", а после его уничтожения принятый вместе со своим другом, унггоем-дьяконом Дадабом, на борт "Быстрого Преобразования". Хурагок оказал много полезных услуг джиралханаям, доведя их крейсер до полностью боеспособного состояния, однако снискал немилость местного роя янми’и, бывших инженерами корабля до него. Столкновение с людьми, переросшее во враждебные действия, заставило хурагока искать способ наладить мир между обеими сторонами, и в рамках этого он создал прототипные машины-плуги, позднее ставшие боевыми машинами джиралханаев под кодовым названием "Чоппер", чтобы предложить их в качестве подарка людям. Нарастающее недовольство янми’и вынудило вождя Маккавея отослать Легче Некоторых на станцию Тиара, где он значительно помог людям, восстановив Сиф после её саботажа и поделившись знаниями, которые помогли людям на Жатве вывести крейсер джиралханаев из строя. Во время решающего сражения на Тиаре янми’и сумели добраться до хурагока и растерзали его на куски. Его смерть была тут же отомщена Дадабом.

Лёгкий фрахтовик ДКС — класс межзвёздных грузовых кораблей, находящихся в ведении Департамента коммерческого судоходства ККОН. По сути, эти фрахтовики состоят из реактивного блока с магнитным зацепом, оснащённого сверхсветовым двигателем Шоу-Фуджикавы и гидразиновыми маневровыми ракетами, к которому крепится грузовой контейнер, составляющий вторую половину корабля. В начинку контейнера входит компактный ядерный реактор, поддерживающий обогревательные приборы, а также мазерная коммуникационная система. Помимо внутреннего помещения контейнера, фрахтовики обладают кабиной для управления, однако в подавляющем большинстве им не требуется управление людьми; функцию последних исполняют навигационные компьютеры.

Лицинус — член стаи Маккавея, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование". Присутствовал на первой в истории дипломатической встрече с людьми на Жатве, где был одним из сопровождающих вождя Маккавея. Когда встреча переросла в драку, Лицинус попытался застрелить Джилан аль-Сигни и Джонсона, но был остановлен подавляющим огнём ополченцев Жатвы, который истощил его энергетические щиты и пробил лёгкое. Маккавей защитил Лицинуса от неизбежной гибели и после возвращения на десантный корабль оказал первую помощь.

Локи — искусственный интеллект планетарной безопасности, состоявший в услужении ККОН. Первоначально он был корабельным ИИ колонизаторского судна "Скидбладнир", заселившего планету Жатва. После колонизации Локи стал делить свой процессор и центр обработки данных со своим альтер-эго, также ИИ по имени Мак. Локи пребывал в спящем режиме до самого первого контакта с Ковенантом, когда Мак, догадываясь о грядущих военных действиях, передал свои процессоры в его распоряжение, а сам загрузился в электронные схемы машин марки ЙОТУН. Действуя из прагматичных соображений, Локи нейтрализовал другой ИИ Жатвы, Сиф, чтобы та не попала в руки к ковенантам на Тиаре, а также служил личным помощником Джилан аль-Сигни в разработке плана по эвакуации обитателей колонии. Когда Мак узнал о том, что Локи сделал с Сиф, между обоими ИИ возникли разногласия, но в конечном итоге Локи было позволено полностью уничтожить центр данных Сиф вместе с Тиарой, после чего он сам вскоре был ликвидирован при неизвестных обстоятельствах.

M12 ЛРМ "Вепрь" — одна из разновидностей стандартного внедорожника ККОН M12 "Вепрь", производимого компанией AMG Трэнспорт Динамик, оснащённая лёгким противовоздушным орудием M41 "Вулкан". Длина машины составляет 6 метров, ширина — 3 метра. Общий вес — 3,5 тонны. Максимальная скорость — 125 км/ч. Экипаж машины — 3 человека (1 водитель, 1 пассажир, 1 стрелок). На поле боя способен выполнять функции разведки, а также средства для борьбы с пехотой и авиатехникой противника. Этот "Вепрь" состоит на вооружении ККОН почти два века и активно использовался на передовых Восстания и войны человечества с Ковенантом. Кроме ККОН, его активно эксплуатировали отдельные повстанческие группировки, а также службы безопасности корпораций.

M99 Прогон — крупнокалиберная снайперская гаусс-винтовка, состоявшая на вооружении ККОН во времена Восстания и ранние годы войны человечества и Ковенанта. Вместо пороховых соединений для выстрела снаряда в Прогоне используется асинхронная линейная серия электромагнитов, способных разгонять пулю .21 калибра до скорости 15 000 метров в секунду. Благодаря такой начальной скорости Прогон способен поражать цели на расстоянии 4,5 километров без учёта даже сквозь твёрдые материалы. Обойма винтовки рассчитана на 10 патронов.

Мак — искусственный интеллект, отвечавший за управление всеми сельскохозяйственными операциями на Жатве. После первого контакта с Ковенантом он уступил свой процессор и центр обработки данных своему альтер-эго, Локи, а сам загрузился на системы, управлявшие машинами ЙОТУН. Пребывая в этом состоянии, Мак оказывал всю возможную поддержку ополченцам и их командирам-морпехам ККОН, а также значительно помогал с эвакуацией жителей планеты, удерживая их от общественных беспорядков и паники. За время своего функционирования развил платонические отношения с другим ИИ Жатвы, Сиф, которая первоначально не откликалась на его попытки ухаживания, но впоследствии привязалась к нему. Когда Мак узнал, что в его отсутствие Локи фактически вывел из строя Сиф, он устроил штурм систем Локи и попытался не дать ему уничтожить её центр обработки данных, но в конечном итоге был убеждён в необходимости такого шага. После полной эвакуации Жатвы Мак продолжал какое-то время функционировать в своих машинах, впав в неистовство, и был постепенно уничтожен ковенантами, занимавшимися остеклением планеты.

Маккавей — воевода джиралханаев, вождь своей стаи, а также один из немногих представителей своего народа, добившихся статуса капитана корабля на флоте Ковенанта. Был избран вице-министром Спокойствия для тайного исследования Жатвы на предмет возможных артефактов Предтеч. Имея в распоряжении крейсер "Быстрое Преобразование", Маккавей и его подчинённые стали первыми представителями Ковенанта, вступившими в контакт с людьми. Узнав, что на Жатве действительно присутствует множество реликвий (на самом деле людей), Маккавей известил вице-министра о находке, однако в ответ получил повеление убить всех обитателей планеты. Смущённый таким поворотом событий, Маккавей предпринял самостоятельные шаги, которые привели к тому, что его корабль был сбит. Племянник Маккавея, Тартарус, видя его некомпетентность, бросил ему вызов за право управлять стаей. В последующем поединке Маккавей проиграл Тартарусу и был им убит в соответствии с традициями джиралханаев.

"Малый Проступок" — миссионерский корабль Ковенанта, управляемый экипажем киг-яров во главе с Чур’Р-Яр и подотчётный напрямую министерству Спокойствия. Как и другие суда своего класса, создавался для поиска новых артефактов Предтеч и патрулирования границ Ковенанта. "Малый Проступок" был ответствен за обнаружение человеческой колонии Жатва и многочисленных артефактов Предтеч на ней (на самом деле людей), вследствие чего Чур’Р-Яр попыталась самовольно совершить несколько набегов на грузовые корабли в поисках заветных реликвий. Во время очередного такого налёта экипаж " Проступка" угодил в засаду, устроенную представителями ККОН на Жатве, и был уничтожен Чур’Р-Яр в попытке забрать с собой жизни нападающих. Единственные выжившие члены корабля — унггой Дадаб и хурагок Легче Некоторых — вовремя эвакуировались на спасательной капсуле, предварительно передав данные об открытии Жатвы в Ковенант, и были позднее взяты на борт крейсера "Быстрое Преобразование".

Мгалекголо — один из гештальтов, в который способны объединяться лекголо для увеличения собственного разума, силы и выносливости. По сути своей, это боевая форма расы червей, способная вести затяжной бой даже против превосходящих сил врага, и её часто использовали в Ковенанте в качестве сверхтяжёлой пехоты, способной справиться как с пехотой, так и с техникой.

Метановый бак — переносные канистры, встраиваемые в боевую броню унггоев и содержащие в себе запас метана, необходимый для дыхания этих существ. Попадая в родную среду обитания, унггои предпочитают снимать обмундирование, а на поле боя в их распоряжении имеются станции заправки метаном для пополнения индивидуальных запасов.

Микро-ракета "Стилет" — тип реактивных ракет малого размера, используемый ККОН. Иногда подобными ракетами оснащаются беспилотные дроны "Аргус" для нанесения сверхточных ударов по вражеским целям.

Министерство Обращения — один из политических органов Ковенанта, ответственный за поиск новых потенциальных членов Ковенанта в недавно открытых регионах космоса с целью их последующего просвещения и обращения в веру империи.

Министерство Спокойствия — один из политических органов Ковенанта, ответственный за добычу и исследование артефактов Предтеч, а также исследование пограничных регионов Ковенанта. В ведении министерства также состоит флот исследовательских и миссионерских кораблей, занимающихся поиском новых реликвий.

Министерство Согласия — один из политических органов Ковенанта, ответственный за разрешение межрасовых споров и представление интересов низших сословий в иерархии Ковенанта.

Министерство Стойкости — один из политических органов Ковенанта, ответственный за справедливое распределение артефактов Предтеч между расами, состоящими в Ковенанте.

Неистовство — термальная стадия эффективной операционной жизни у "умных" искусственных интеллектов человечества, неизбежно наступающая по истечении семи лет с момента их создания либо при ряде условий, провоцирующих её преждевременное начало. Пребывая в этом состоянии, ИИ начинает демонстрировать поведение, не предусмотренное его программным кодом, которое зачастую может быть опасным для окружающих — например, ИИ может прийти к заключению о своём превосходстве над более несовершенными создателями. Наступление неистовства является необратимым процессом, и во избежание возможного вреда ИИ, отслужившие свой срок, утилизируются и стираются.

Нильс Тьюн — губернатор колонии Жатва, чьи годы правления выпали на время Восстания и контакта с Ковенантом. Стремясь обезопасить свою планету от повстанцев, он одобрил подготовку местного ополчения при поддержке военных ККОН. Узнав о контакте с Ковенантом, Тьюн, игнорируя неизбежность скорых боевых действий, попытался провести переговоры с представителями империи, экипажем "Быстрого Преобразования", и в ходе встречи чуть не был убит. Когда капитан-лейтенант Джилан аль-Сигни, бывшая агентом ДВР, заявила о своём плане по эвакуации Жатвы, Тьюн, не согласный с ней по некоторым пунктам плана, попытался присвоить себе решающую роль в планировании дальнейших шагов против нового врага. Его упорство привело к тому, что аль-Сигни была вынуждена насильно отстранить его от власти, парализовав анестетиком.

Нолан Бёрн — штаб-сержант, впоследствии главный сержант корпуса морской пехоты ККОН, и напарник Эйвери Джонсона во многих военных операциях. Уроженец Ирландии, Земля, Бёрн прошёл через многие тяжёлые битвы Восстания, однако во время операции на колонии Дань получил тяжёлые ранения и потерял весь отряд. После курса лечения был переведён на Жатву для подготовки местного колониального ополчения. Виня в случившемся Джонсона, который мог предотвратить гибель его людей и который также был переведён на Жатву, Бёрн, тем не менее, нашёл в себе силы со временем простить его. Вместе оба штаб-сержанта сумели максимально быстро подготовить ополченцев к первому контакту с Ковенантом и благополучно способствовали эвакуации колонии, во время которой Бёрн, защищая реакторный комплекс Жатвы, едва не погиб от рук джиралханая. После эвакуации с Жатвы был участником многих битв с Ковенантом вплоть до битвы за Землю в 2552-ом году, во время которой он был убит.

Объединённая республика Северной Америки — региональный политический союз, возникший из слияния Соединённых Штатов Америки, Мексики и Канады на территории североамериканского континента на Земле.

Объединённое правительство Земли, или ОПЗ — центральное гражданское правительство, которое управляет Землёй и её колониями по всему Рукаву Ориона в галактике Млечный Путь. В состав ОПЗ входят такие организации, как Колониальное административное управление ,Организация Объединённых Наций и Космическое Командование Объединенных Наций . Изначально основанное как межнациональный орган по прогнозированию и предотвращению глобальных конфликтов при ООН, ОПЗ в XXII веке превратилось в полноценный транснациональный правительственный орган. После контакта с Ковенантом Земное правительство временно уступило свои полномочия ККОН, ставшему экстренным военным правительством на период конфликта с инопланетной цивилизацией.

Оглушающее устройство"Скромник" — нелетальный жезл-электрошокер, используемый в ККОН и правоохранительных организациях для усмирения толпы. Также известен как одно из орудий пыток агентов ДВР, применяемое ими для допроса военнопленных.

Операция"Требушет" — одна из крупномасштабных военных операций, проводимых ККОН с разрешения ОПЗ в период с 2513-ого по 2525-ый годы против Восстания. Целью этой операции, как и предшествовавших ей операций "Карл Великий", "Танглвуд" и "Калейдоскоп", было усмирение волнений, охвативших Внешние колонии человечества. После контакта с Ковенантом на Жатве операция "Требушет" была приостановлена на неопределённый срок.

Ополчение Жатвы — отделение колониального ополчения ККОН, учреждённое на планете Жатва в 2524-ом году по взаимной договорённости парламента Жатвы и Колониальной администрации. Подготовкой ополчения занимался капитан корпуса морской пехоты ККОН Пондер, штаб-сержанты Эйвери Джонсон и Нолан Бёрн, а также старшина первого класса Хили. Ополчение Жатвы состояло из 72-х новобранцев, набранных из числа как бывалых сотрудников правоохранительных или иных органов, так и молодых призывников. Все они были разделены на 2 взвода по 36 человек, которые, в свою очередь, делились на три отряда по 12 солдат. Ополченцы Жатвы стали первым воинским формированием людей, вступивших в боевые действия с Ковенантом в 2525-ом году, и, несмотря на последующую потерю колонии, по крайней мере некоторые из них были переведены на военную службу в ККОН.

Осмо — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был определён в состав отряда Альфа-один. Во время первой дипломатической встречи губернатора колонии Тьюна с ковенантами Осмо был жестоко убит нетерпеливым унггоем по имени Йюлл, но успел предупредить выстрелами остальных людей на собрании. Осмо стал первым человеком, убитым ковенантами в начавшейся на Жатве войне против всего человечества.

Остекление — вид орбитальной или атмосферной бомбардировки, производимой кораблями Ковенанта. При достижении превосходства на орбите или в воздушном пространстве планеты корабли Ковенанта могут начать обстрел её поверхности из плазменных турелей или энергетических проекторов. Остекление способно наносить огромный непосредственный и долгосрочный ущерб, а попадающая под удар поверхность плавится до жидкой субстанции, которая при последующем остывании образует стеклянную корку. Первой колонией, подвергшейся остеклению, стала Жатва в 2525-ом году, и за 28 лет последующей войны против человечества Ковенант остеклил множество других миров, сделав их по крайней мере частично непригодными для жизни без проведения терраформирования.

Парламент Жатвы — законодательное собрание жителей Жатвы, которое играло роль главного местного органа самоуправления. Состояло из 24-х избирателей во главе с губернатором, заседавших в парламентском здании в столице колонии, Утгарде.

Первая битва за Жатву — название первого официального контакта между людьми и ковенантами, состоявшегося в феврале 2525-ого года на внешней колонии ОПЗ Жатве и положившего начало 28-летней войне человечества против Ковенанта. Со стороны людей участие в битве принимало недавно созданное ополчение Жатвы под командованием капитана Пондера и его подчинённых, штаб-сержантов Джонсона и Бёрна, в то время как ковенанты были представлены экипажем крейсера "Быстрое Преобразование", состоявшим из шестидесяти унггоев, роя янми’и и стаи джиралханаев во главе с вождём Маккавеем, которого позднее сменил его заместитель, Тартарус. В результате первичных военных действий практически всё население колонии было эвакуировано при помощи грузовых кораблей на орбите планеты, поскольку представители ККОН чётко осознавали факт того, что не смогут выстоять против превосходящих сил противника с имеющимися у них силами. После исхода людей с Жатвы ковенанты провели обширную плазменную бомбардировку планеты, превратив её в выжженную пустошь. Впоследствии колониальная военная администрация, не зная о случившемся, направила на Жатву несколько кораблей для разведки причины потери связи с колонией, которые были встречены кораблём ковенантов, уничтожившим их всех за исключением эсминца "Геракл", на который было передано заявление о намерениях Ковенанта истребить всё человечество во имя Предтеч.

Перестрелка на "Малом Проступке" — небольшое столкновение между силами ККОН и ковенантов, предшествовавшее первому контакту обеих сторон на Жатве, которое произошло 17-ого января 2525-ого года в космосе рядом с Жатвой. Отыскав Жатву и приняв её за место, богатое артефактами Предтеч, экипаж миссионерского корабля Ковенанта "Малый Проступок" стал устраивать налёты на грузовые корабли людей, которые привлекли внимание Департамента военной разведки ККОН, пославшего на расследование агента Джилан аль-Сигни. Тайно завербовав для своей цели морских пехотинцев, отправленных на обучение ополчения Жатвы, аль-Сигни первоначально возлагала ответственность за налёты на повстанцев, пока во время засады, устроенной на корабле-приманке, сержанты Джонсон и Бёрн не столкнулись с командой киг-яров. Последующая перестрелка была стремительной и окончилась полным уничтожением "Малого Проступка" и его экипажа за исключением унггоя Дадаба и хурагока Легче Некоторых, которые передали данные о Жатве и её артефактах в Ковенант.

Пистолет-пулемёт M7 — персональное оружие самообороны, разработанное и производимое концерном Арсеналы Мисриа. Первоначально был разработан как оружие для защиты экипажей техники, однако за время Восстания получил широкое распространение среди войск ККОН, снискав особую популярность в войсках особого назначения, а также в полувоенных организациях по поддержанию правопорядка. Обладает складным прикладом и рукояткой для повышения стабильности ствола во время огня. Обойма рассчитана на 60 безгильзовых цельнометаллических патронов M443 калибра 5x23 мм и крепится с левой стороны ствола. Скорострельность — 900 выстрелов в минуту, начальная скорость пули — 427 метров в секунду. Эффективная дистанция поражения — 50 метров.

Плазменный пистолет Тип-25 — пехотное оружие ковенантов, использующее в качестве боеприпаса сверхнагретую плазму. Сам по себе плазменный пистолет не способен наносить мощный урон, однако этот недостаток компенсируется его многофункциональностью, и в том числе способностью делать мощный выстрел путём нагнетания плазменного заряда, обладающего достаточной энергией для полной нейтрализации энергетических щитов в системах брони. Длина оружия составляет 37 сантиметров, ширина — 6,6 см, высота — 29,9 см. Общий вес пистолета — 3,5 килограмма. Начальная скорость снаряда — 108 метров в секунду, дальность поражения — 50 метров. Чрезмерно интенсивная стрельба приводит к перегреву оружия с последующим охлаждением через вентиляционные клапаны.

Повстанцы — обобщающее название для многочисленных группировок людей в освоенном человечеством космосе, посвятивших себя борьбе за полную независимость своих территорий от Объединённого правительства Земли и Космического Командования Объединённых Наций. В негласной внутренней войне людей, называемой Восстанием, повстанцы являлись главными врагами ККОН до появления Ковенанта. Разные по численности, организованности, ресурсообеспеченности и методикам борьбы, все повстанческие организации стремятся к политической, военной и экономической независимости от Земли и внутренних колоний, считая, что только сами колонисты могут определять специфику своих образов жизни, без диктата со стороны центральной власти.

Поезд на магнитной подушке, магнитоплан или маглев — разновидность железнодорожной транспортировки пассажиров и грузов на дальние дистанции. Изобретённые ещё в XX веке, к XXVI веку магнитопланы получили широкое распространение на Земле и многих человеческих колониях. Представляет собой поезд, удерживаемый над полотном дороги, движимый и управляемый силой электромагнитного поля, что помогает ему быстро развивать огромную скорость.

Пондер — капитан корпуса морской пехоты ККОН, ранее бывший подполковником. Когда-то был командующим офицером первого батальона 21-й дивизии девятых экспедиционных войск морской пехоты, но во время операции на колонии Эридан II против повстанцев был тяжело ранен взрывом гранаты, которая лишила его левой руки, позднее заменённой на протез. После понижения в звании Пондер впоследствии был переведён на должность командира по программе подготовки колониального ополчения Жатвы, где ему под командование были отданы Джонсон, Хили и Бёрн. Как только произошёл первый контакт с ковенантами, агент ДВР на Жатве, капитан-лейтенант аль-Сигни, официально взяла руководство на себя, а Пондер оказался её непосредственным заместителем. В ходе официальной мирной встречи с ковенантами на Жатве капитан Пондер защитил собой губернатора Тьюна от молота вожака джиралханаев, когда встреча переросла в драку между обеими сторонами, и получил тяжёлые ранения. Игнорируя их, продолжил руководить эвакуацией жителей Жатвы на местах, из-за чего его раны стали смертельными. После смещения губернатора Тьюна капитаном-лейтенантом аль-Сигни добровольно вызвался на самоубийственное задание по привлечению крейсера пришельцев для его нейтрализации, что стоило ему жизни, но в то же время помогло эвакуировать почти всех обитателей планеты.

Потоп — раса чрезвычайно опасных паразитических организмов, представлявшая угрозу всей галактике Млечный Путь свыше 100 000 лет назад. Вследствие конфликта, известного как Война Предтеч и Потопа, Потоп в конечном итоге был остановлен Предтечами посредством активации построенных ими Ореолов, которые уничтожили всю разумную жизнь в галактике, обрекая Потоп на вымирание от голода. Несмотря на тяжёлую победу, Предтечи пощадили отдельные экземпляры паразитов, законсервировав их в ряде своих научных сооружений с целью поиска лекарства от них или более эффективных методов борьбы с ним. До первого контакта ковенантов с Потопом их религия гласила, что паразиты были полностью истреблены Предтечами как нечестивая форма жизни.

Почётный караул Ковенанта — элитная гвардия сангхейли, ответственная за охрану Верховного совета и Иерархов. Возникшая вскоре после основания Ковенанта гвардия была олицетворением роли сангхейли как защитников сан’шайуум в их поисках наследия Предтеч. Эта роль была предметом огромной гордости для сангхейли, пока в 2552-ом году Пророк Истины не произвёл Смену Стражи, заменив сангхейли в карауле на джиралханаев, чем нанёс огромную обиду первым.

Праздник солнцестояния — официальное торжество на планете Жатва, праздновавшееся ежегодно в Утгарде, столице колонии. Фирменным номером праздника являлся залп из электромагнитной катапульты в открытый космос.

Предел — колониальный мир Объединённого правительства Земли, расположенный в системе Эпсилон Эридана. Имеет две луны, Олень и Турул. Первоначально колонизированный в 2362-ом году за богатые месторождения титана, в последующие века Предел превратился в место сосредоточения военного потенциала ККОН и место, где размещались многие важные военные объекты: корабельные верфи, флотские академии, штаб-квартиры ветвей вооружённых сил ККОН и так далее. В то же время планета была вторым по густонаселённости миром после Земли. Предел продолжал играть свою роль вплоть до 2552-ого года, когда система Эпсилон Эридана стала местом вторжения крупных войск Ковенанта. Предел оказался главной целью атаки, и после месяца героической обороны планета была завоёвана силами гегемонии, тут же подвергшими её интенсивной плазменной бомбардировке. Падение Предела стало худшей военной катастрофой не только за всю войну против Ковенанта, но и за всю историю ККОН. Тем не менее с окончанием войны ККОН восстановило контроль над Пределом и приступило к его терраформированию для возрождения уничтоженной колонии.

Предтечи — раса чрезвычайно развитых живых существ, правивших галактикой свыше 100 000 лет назад. Вершина технологической эволюции своего времени, Предтечи оставили после себя богатое наследие, разбросанное по всей галактике, однако сами они исчезли после конфликта с паразитической формой жизни, называемой Потопом. Религия Ковенанта рассматривает Предтеч как существ, добившихся божественной жизни посредством активации Ореолов и оставивших подсказки для будущих цивилизаций о том, как достичь такого же состояния. Однако на самом же деле Предтечи практически вымерли в войне против Потопа и после её окончания покинули галактику, провозгласив человеческую расу своими наследниками, Восстановителями.

Пророк Воздержания — сан’шайуум, бывший одним из трёх Иерархов Ковенанта в 23-м Веке Сомнения. Под конец своего правления оказался вовлечён в скандал, связанный с зачатием нежелательного ребёнка, поскольку ему было запрещено размножаться из-за плохого генофонда. Этим скандалом воспользовался вице-министр Спокойствия, который сначала втёрся в доверие к Иерарху, а затем стал шантажировать его раскрытием скандала, если тот не отречётся от престола. Поддавшись угрозам, Пророк Воздержания отошёл от дел, уступив трон вице-министру после благословения последнего Оракулом.

Пророк Истины, также известный в этой книге как министр Стойкости — сан’шайуум, возглавлявший министерство Стойкости во времена, называемые 23-м Веком Сомнения. Усилиями вице-министра Спокойствия, сулившего новый век процветания Ковенанта благодаря артефактам Предтеч, обнаруженным на Жатве, он был вовлечён в заговор против тогдашних Иерархов Ковенанта. Пользуясь своим политическим влиянием, наработанным во время разрешения последствий Восстания унггоев, Стойкость оказался главной движущей силой интриг против правителей империи и вскоре предпринял решительный шаг по благословлению себя и своего партнёра на пост Иерархов у Оракула. Однако во время встречи с Филологом, говорившим от лица Оракула, Оракул заговорил о реликвиях на Жатве, дав понять, что обитатели планеты равны в статусе Предтечам, если не являются их потомками. Напуганный этим откровением и тем, чем оно может обернуться для его народа и Ковенанта в целом, министр Стойкости принял решение утаить правду от общественности и начать войну против людей, чтобы истребить их до того, как другие догадаются об их статусе. Вследствие дальнейших удачных махинаций занял трон Иерарха вместе со своими спутниками, взяв себе имя Пророка Истины. Правил Ковенантом на протяжении всего 9-го Века Восстановления, пока в 2552-ом году империя не развалилась, а сам он не пал от руки Арбитра Теля ‘Вадама за преступления против сангхейли.

Пророк Милосердия, также известный в этой книге как Филолог — сан’шайуум, бывший главой секты жрецов-аскетов, обитавших на Дредноуте Предтеч и занимавшихся изучением его тайн. К нему для благословения от лица Оракула на правление Ковенантом явились министр Стойкости и вице-министр Спокойствия, которые подтвердили своё желание записями об обнаружении на Жатве артефактов Предтеч. Однако едва введя данные в системы Дредноута, Филолог случайно пробудил Оракула, который поведал трём сан’шайуумам о том, что люди являются если не потомками, то наследниками его создателей-Предтеч. Филолог, исполненный религиозного благоговения, готов был подчиниться воле Оракула, однако этому не суждено было случиться. Когда Оракул был отключён, министр Стойкости и вице-министр Спокойствия решили посвятить Филолога в свой заговор против тогдашних Иерархов Ковенанта. Филолог, осознавая, к каким последствиям могут привести откровения Оракула, неохотно согласился присоединиться к заговору и впоследствии взошёл на трон под именем Пророка Милосердия. Правил Ковенантом на протяжении всего 9-го Века Восстановления, пока в 2552-ом году империя не была потрясена Великим Расколом, вызванным изгнанием сангхейли. В начавшемся хаосе в столице Ковенанта, "Высшем Милосердии", Пророк Милосердия был брошен Пророком Истины на смерть от рук Потопа, но перед самым концом был спасён Спартанцем Джоном-117, который подарил старому Иерарху милосердную смерть.

Пророк Скорби, также известный в этой книге как вице-министр Спокойствия — сан’шайуум, служивший заместителем министра в министерстве Спокойствия. Первым узнал о наличии на Жатве артефактов Предтеч и, строя амбициозные планы на возвышение во власти, обратился с заговором к министру Стойкости, убедив его заключить союз против тогдашних Иерархов Ковенанта и отправить на расследование джиралханаев под началом вождя Маккавея. Путём хитроумных интриг заставил одного из Иерархов расстаться со своим троном, но прежде отправился вместе с министром Стойкости искать благословения Оракула на Дредноуте Предтеч. Там вместе с министром и Филологом он узнал истинную природу артефактов Жатвы, которые были не артефактами, а живыми существами, избранными Предтечами. После откровения вице-министр неохотно последовал решению министра Стойкости истребить людей и отдал распоряжение Маккавею полностью вырезать население Жатвы. Впоследствии взошёл на трон под именем Пророка Скорби. Правил Ковенантом на протяжении всего 9-го Века Восстановления, пока в 2552-ом году не был убит Спартанцем Джоном-117 на Установке 05 на глазах у ковенантов. Его смерть помогла Пророку Истины привести в исполнение свой заговор с целью изгнания сангхейли из рядов империи.

Пророк Терпимости — сан’шайуум, бывший одним из трёх Иерархов Ковенанта в 23-м Веке Сомнения. Получил трон за свои заслуги в урегулировании многих межрасовых конфликтов в Ковенанте. Тем не менее после скандала, связанного с Пророком Воздержания и его любовными похождениями, Пророк Терпимости был вынужден отречься от престола в пользу новых Иерархов.

Пророчица Долга — сан’шайуум, занимавшая пост одного из трёх Иерархов Ковенанта в 23-м Веке Сомнения. Была очень уважаемой среди сан’шайуум матроной, которая дала жизнДКСь многим детям, включая тройню, которую она родила перед самым концом своего правления. После скандала, связанного с Пророком Воздержания и его любовными похождениями, Пророчица Долга была вынуждена отречься от престола в пользу новых Иерархов.

Пространство скольжения, также известное как гиперпространство, подпространство, пространство Шоу-Фуджикавы и скользящий поток — собирательный термин, описывающий одиннадцать измерений альтернативного пространства-времени, используемых для совершения сверхсветовых путешествий. Для доступа к этому пространству космический корабль должен обладать сверхсветовым двигателем, способным разрывать пространственно-временную ткань обычной вселенной и проталкивать его в подпространство. В пространстве скольжения не действуют обычные законы физики, искривляется время, а любая материя из обычной вселенной обречена на расщепление. От всего этого космический корабль защищает только квантовое поле, генерируемое его сверхсветовым двигателем, а также эффект синхронизации, устраняющий возникшие за время перелёта хронологические и причинно-следственные парадоксы.

Ракета "Лучник" — тип ракет класса "корабль-корабль", состоящих на вооружении космических боевых кораблей военно-морских сил ККОН. Могут использоваться как в космическом бою, так и для огневой поддержки наземных сил. "Лучники", особенно запущенные в большом количестве, способны наносить значительный урон корпусу кораблей, однако не способны пробить энергетические щиты.

Реформисты — старинная фракция сан’шайуум, возникшая в 2200-ом году до н. э. на Джанджур Куме и состоявшая из тех представителей расы, которые стремились к изучению реликтов Предтеч и раскрытию их потенциала для собственного технологического развития. Им противостояла фракция Стоиков в войне, которая длилась целое столетие, пока в 2100-ом году около тысячи Реформистов, занявших Дредноут Предтеч, не покинули на нём родной мир, отправившись в путешествие по галактике в поисках новых артефактов. Реформисты были теми, кто вступил в контакт с сангхейли и участвовал в войне с ними до тех пор, пока обе расы не согласились прекратить военные действия и заключить союз, выросший в Ковенант. Все сан’шайуум, когда-либо жившие в Ковенанте, являются потомками Реформистов.

Ритул — юный член стаи Маккавея, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование" и бывший пилотом одного из его десантных челноков "Дух". После враждебного первого контакта с людьми на Жатве джиралханаи взялись за систематическое истребление населения планеты, во время которого Ритул оказывал на своём "Духе" поддержку с воздуха. Во время уничтожения города Гладсхейм попытался уничтожить "Вепрь" с сержантами Джонсоном и Бёрном, однако настолько увлёкся погоней, что не заметил, как его челнок был атакован и сбит Маком при помощи опылительных машин ЙОТУН. Бывший рядом Тартарус попытался спасти его, но, оказавшись запертым внутри кабины пилота, Ритул сгорел заживо.

Родильный период — особое время в жизни всех сан’шайуум, во время которого женщины расы могут вынашивать потомство и заводить детей. В силу слабой физиологии сан’шайуум размножение является довольно трудным процессом, который стимулируется за счёт внешних условий. По этой причине, как только наступает данный период, сан’шайуум организуют торжественные фестивали, во время которого матери могут публично демонстрировать своих новорожденных детей, а общие моральные нормы ненадолго ослабляются.

Рол Педерсен — генеральный прокурор Жатвы, бывший личным помощником губернатора Тьюна и членом парламента Жатвы. Как непосредственный представитель колонии, вёл переговоры о появлении у Жатвы своего колониального ополчения. После первой встречи представителей ККОН на Жатве с ковенантами Рол поддержал губернатора Тьюна в намерении наладить мирные отношения с инопланетной цивилизацией и участвовал в дипломатической встрече с ними. Встреча, однако, не увенчалась успехом и быстро переросла в сражение, началом которой стало убийство Педерсена одним из джиралханаев.

Сан’шайуум — раса разумных существ родом с планеты Джанджур Кум, бывшая главной правящей кастой в иерархии Ковенанта. Во времена Предтеч сан’шайуум были одной из наиболее развитых рас галактики, а их технологии были почти равны таковым у Предтеч. Доисторические люди некогда состояли с сан’шайуумами в альянсе, который встретил первое нашествие Потопа на галактику, но после проиграл Предтечам, которые распустили союз, а самих сан’шайуум приговорили к изоляции в родной звёздной системе. После Войны Предтеч и Потопа сан’шайуум были отброшены в технологическом развитии далеко назад и со временем начали создавать новую цивилизацию, основанную на поклонении Предтечам и их наследию. В 2200-ом году до н. э. сан’шайуум испытали раскол, в результате которого группа вольнодумцев, известная как Реформисты, добровольно изгнала себя с планеты на корабле Предтеч, чтобы изучать секреты богов на просторах галактики. Со временем эти сан’шайуум вступили в контакт с другой расой, сангхейли, и после длительной войны с ними заключили союз, позднее выросший в Империю Ковенанта. Сан’шайуум объявили себя Пророками и наследниками Предтеч и стали с помощью сангхейли покорять просторы галактики в поисках наследия богов и присоединения новых рас. Так было до тех пор, пока в 2525-ом году трём сан’шайуумам не стала известна правда о том, что истинными наследниками Предтеч являются люди. Тогда, чтобы сохранить Ковенант от распада, а за своей расой — главенство над империей, эти трое сан’шайуум возвысились до Иерархов и повелели уничтожить человечество.

Сангхейли — раса разумных рептилий родом с планеты Сангхелиос, известная своей приверженностью к военному искусству и кодексу чести. Кроме сан’шайуум, сангхейли — единственная раса Ковенанта, самостоятельно развившаяся до уровня межзвёздных путешествий, и после вступления в первый контакт с сан’шайуум в 938-ом году до н. э. она объявила им войну, основанную на разном мировоззрении в отношении артефактов Предтеч. Конфликт сильно истощил обе стороны и завёл их в тупиковую ситуацию, и в 852-ом году до н. э. представители обоих народов, признав бессмысленность конфликта, заключили Писание Союза, лёгшее в основу Ковенанта. В то время как сан’щайуум была отведена роль религиозных и политических правителей империи, сангхейли стали военными руководителями и телохранителями Пророков на их пути поиска наследия Предтеч, попутно присоединяя к Ковенанту другие разумные расы. Когда в 2525-ом году началась война с человечеством, сангхейли без колебаний последовали приказам Иерархов уничтожить расу «еретиков», однако со временем стали сомневаться в разумности этого приказа. Предугадав это, Пророк Истины спланировал и осуществил в 2552-ом году переворот власти в Ковенанте, изгнав сангхейли и заменив их на верных ему джиралханаев. Разозлённые предательством тех, кому они поклялись служить, сангхейли согласились пойти на союз с людьми и вместе с ними уничтожили то, что осталось от Ковенанта.

Сверхсветовой двигатель Шоу-Фуджикавы — человеческая двигательная система для космических кораблей, помогающая им путешествовать через пространство скольжения и тем самым преодолевать межзвёздные расстояния со сверхсветовой скоростью. Само устройство не является двигателем в прямом смысле этого слова и вместо этого создаёт разрывы между нормальным пространством и гиперпространством, а также генерирует квантовое поле вокруг корабля во время его перелёта через альтернативное пространство. Изобретённый в 2291-ом году группой учёных и инженеров во главе с Тобиасом Шоу и Уоллесом Фуджикавой, этот сверхсветовой двигатель эксплуатируется человечеством на протяжении нескольких веков без особых модификаций в своей структуре, и работа с ним сопряжена с множеством рисков.

Светила Сангхелиоса, или просто Гелиосы — элитный отряд в почётном карауле Ковенанта, состоящий из самых опытных и умелых гвардейцев сангхейли. Они служили личными телохранителями как Иерархов, так и многих других видных лиц империи, включая министров.

Система Лебедя — звёздная система, расположенная в одноимённом созвездии, находящаяся под юрисдикцией Объединённого правительства Земли. В системе расположено по крайней мере две колонии на планетах Лебедь II и Новый Иерусалим.

Система Эпсилон Эридана — звёздная система, располагающаяся в созвездии Эридан на расстоянии 10,5 световых лет от Солнечной системы. В XXIV веке несколько планет этой системы, самой известной из которых является Предел, были колонизированы человечеством, и за следующие столетия система превратилась в место сосредоточения наибольшего военного и промышленного потенциала ОПЗ. В 2552-ом году Эпсилон Эридана была завоёвана Ковенантом, однако вскоре после окончания войны человечество вернуло себе контроль над системой, приступив к восстановлению её разрушенных миров.

Система Эпсилон Инди — звёздная система, располагающаяся в созвездии Эридан в 12-и световых годах от Солнечной системы и состоящая из пяти планет. Единственной из них, когда-либо заселённых людьми, была Жатва. Система расположена на окраине освоенного человечеством космоса и в 2525-ом году стала местом первого контакта людей с Ковенантом, приведшем к битве и дальнейшему разорению Жатвы. После этого обе стороны продолжали бороться за обладание системой вплоть до 2531-ого года.

Сиф — искусственный интеллект, отвечавший за коммерческие операции на планете Жатва. Установленная на станции Тиара, Сиф регулировала отлёты и прибытия всех кораблей, а также управляла сложной системой космических лифтов, связывающих поверхность планеты с орбитальной станцией. После первой встречи представителей ККОН с Ковенантом Сиф была поставлена в известность о случившемся Маком, другим ИИ Жатвы, который попросил её заранее подготовить средства для эвакуации жителей планеты. Вскоре после завершения своей задачи Сиф была насильно отключена ИИ Локи, чтобы её не обнаружили высадившиеся на Тиару ковенанты, однако затем её функционирование было восстановлено усилиями хурагока по имени Легче Некоторых. Она помогла Локи во время эвакуации населения колонии, но после было решено, что она должна быть уничтожена во избежание её захвата ковенантами. Несмотря на сопротивление Мака этому решению, Сиф с готовностью приняла свою судьбу и убедила Мака не мешать Локи. Была уничтожена вместе со станцией Тиара при помощи выстрелов из электромагнитной катапульты.

Спасательная капсула Ковенанта — компактное эвакуационное судно, управляемое одним пилотом, используемое на всех кораблях Ковенанта. Капсула обладает четырьмя маневровыми двигателями, сверхсветовым двигателем с запасом топлива на один прыжок, регуляторами атмосферы и энергии, системами коммуникации и навигации, а также стазисным полем, оберегающим её обитателей от опасных перегрузок. Вооружения не имеет.

Стисен — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был сделан командиром отряда Альфа-два и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве.

Стоики — старинная фракция сан’шайуум, возникшая в 2200-ом году до н. э. на Джанджур Куме и состоявшая из тех представителей расы, которые придерживались консервативных взглядов на артефакты Предтеч, поклоняясь им как неприкосновенному наследию богов. В противовес им существовала фракция Реформистов, стремившихся изучать артефакты. Разница в мировоззрении привела к междоусобной войне, под конец которой тысяча Реформистов, захвативших Дредноут Предтеч, взлетела на нём с родного мира. Оставленные позади, Стоики прокляли отступившихся сородичей и приговорили их к вечному изгнанию, а затем стали самостоятельно развивать свою цивилизацию. В 648-ом году до н. э. Джанджур Кум вместе со всей звёздной системой был уничтожен взрывом сверхновой, однако об этом факте известно лишь со слов Пророков Ковенанта, из-за чего точная судьба Стоиков до сих пор остаётся неизвестной.

Страб — юный член стаи Маккавея, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование". После враждебного первого контакта с людьми на Жатве крейсер был обманным манёвром сбит из электромагнитной катапульты, и Страб, присутствовавший в тот момент на мостике вместе с Грациусом, вскоре стал свидетелем вызова, брошенного Маккавею Тартарусом. Когда последний вышел победителем из поединка за право управлять стаей, Страб первым признал нового вождя.

Тартарус — член стаи Маккавея и его кровный племянник, входивший в состав экипажа крейсера "Быстрое Преобразование", где он занимал должность офицера безопасности. Вместе со своим дядей отправился на изучение Жатвы, где, предположительно, находились артефакты Предтеч. После обнаружения там людей участвовал в последующей мирной встрече с ними и, когда та провалилась, стал участником сражения за планету. Вопреки воле Маккавея, сомневавшегося в полученном приказе уничтожить всех людей, игнорируя возможность нанести вред реликвиям, Тартарус с самого начала высказывался за истребление местного населения и, увидев последствия сомнений вождя, бросил ему вызов за правление стаей. В последующем поединке одержал победу над Маккавеем, убив его и став новым вождём. С этой позиции предпринял штурм станции Тиара, через которую шла эвакуация людей, но был предательски ранен одним из унггоев и был вынужден отступить. В последующие годы Тартарус возвысился в эшелонах власти Ковенанта, став вождём джиралханаев и приближённым лицом Пророка Истины. В 2552-ом году вместе со своим покровителем осуществил заговор по изгнанию сангхейли из империи, однако вскоре сам пал от руки Арбитра Теля ‘Вадама и сержанта Джонсона, с которым он когда-то встретился в бою на Жатве.

Тиара — космическая станция, располагавшаяся на экваториальной геосинхронной орбите над Утгардом, столицей колонии на Жатве. Служила конечной станцией для семи космических лифтов планеты, отправной точкой для грузовых кораблей, развозящих сельскохозяйственную продукцию Жатвы по другим человеческим мирам, а также портом для приёма пассажиров и грузов. Станцией управляла ИИ Сиф, чей центр обработки данных располагался в одном из её помещений. Внешне Тиара напоминала две арки, разделённые тросами из углеродного нановолокна лифтов. В 2525-ом году Тиара была использована для полномасштабной эвакуации населения Жатвы от ковенантов, после чего ИИ Локи уничтожил её с помощью электромагнитной катапульты.

Тип-25 "Дух" — унифицированный десантный корабль Ковенанта, способный перевозить до 30-и пассажиров и несколько малогабаритных машин. Экипаж — 1 пилот. Длина составляет 33 метра, ширина — 18,1 метров, высота — 11,6 метров. Общий вес челнока — 67,9 метрические тонны. Максимальная скорость — 1 099 км/ч. Помимо своей роли транспортника, "Дух" может оказывать огневую поддержку с помощью одного тяжёлого плазменного орудия под кабиной пилота. Два десантных отсека, отходящие по обе стороны от кабины пилота, оснащены стазисными полями для удержания пассажиров в стабильном положении и для их защиты от возможных перегрузок, а между отсеками генерируется энергетическое поле, выполняющее роль буксира для перевозки техники или припасов. Всё это придаёт "Духу" вид вилки с двумя зубьями.

Тип-25 "Чоппер" — одноместная наземная штурмовая машина джиралханаев. Получившие широкое распространение в годы войны человечества и Ковенанта, в этой книге "Чопперы" представлены экспериментальными машинами-плугами, которые хурагок Легче Некоторых изначально собрал в качестве мирного подарка людям на Жатве. Обнаружившие позднее эти машины джиралханаи, однако, решили использовать их в качестве боевой техники и установили на них в качестве оружия пару шипомётов. Кроме них, "Чопперы" также обладают прекрасной способностью к таранным атакам за счёт своего переднего колеса с зазубренными лопастями, способными уничтожать лёгкую технику и давить пехоту. Длина — 6,4 метра, высота — 2,9 метра. Общий вес — 1 тонна. Максимальная скорость — 74 км/ч.

Тукдук — один из шестидесяти унггоев, приписанных в помощь джиралханаям на борту их крейсера "Быстрое Преобразование". Заядлый приятель Флима, Тукдук сопровождал его повсюду вместе с ещё одним унггоем, Гуффом, и после перевода унггоев на станцию Тиара они с подозрением следили за деятельностью дьякона Дадаба. Во время нападения людей на Тиару Тукдук оказался одним из последних выживших унггоев и вместе с Флимом и другими удерживал баррикаду на подходе к центру управления станцией, но в конечном итоге был убит либо людьми, либо янми’и, которые атаковали унггоев после убийства Дадабом тех, кто был повинен в смерти Легче Некоторых.

"Умный" ИИ — относительное обозначение человеческих искусственных интеллектов, не имеющих ограничений в своей процессорной матрице и, как следствие, границ в своём развитии. В отличие от "глупых" ИИ "умные" ИИ полностью самодостаточны, умеют предугадывать события, выстраивать логические цепочки, обучаться разносторонним вещам и испытывать эмоции. Однако их продолжительность жизни привязана к семи человеческим годам, после чего они впадают в состояние неистовства и должны быть отключены.

Унггои — раса разумных членистоногих родом с планеты Балахо. Раса индустриального уровня, унггои занимали самую низкую нишу в иерархии Ковенанта и часто использовались как рабочая сила или пушечное мясо для военных действий. Унггои были включены в Ковенант в 2142-ом году и с тех пор часто подвергались нападкам сангхейли, джиралханаев и киг-яров. Особая вражда с последними даже привела к тому, что в 2462-ом году в Ковенанте вспыхнуло Восстание унггоев, подавленное лишь ценой больших усилий со стороны сангхейли. Восстание доказало, что при должной мотивации унггои способны быть жестокими и могучими воинами, и сангхейли, проявив уважение к ним, как к достойным солдатам, начали обучать их военному искусству. Унггои от природы трусливые существа и часто склонны паниковать, когда что-то идёт не так. Также, в отличие от остальных рас Ковенанта, унггои могут дышать только метаном — любая другая атмосферная среда для них губительна.

Уоллес Дженкинс — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был сделан снайпером отряда Альфа-один и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве. В ходе сражения за планету, проявившего его лучшие бойцовские качества, Дженкинс лишился всей семьи, и переполнившая его жажда мести едва не стоила ему жизни на станции Тиара, если бы в последний момент его не спас его лучший друг по службе, Форселл. После эвакуации Жатвы принял предложение вступить в ряды морпехов, где дослужился до звания рядового первого класса. Дженкинс присутствовал вместе с сержантом Джонсоном во время Падения Предела в 2552-ом году и впоследствии был участником битвы за Установку 04, где был инфицирован Потопом.

Утгард — столичное поселение колонии Жатва, где располагался парламент Жатвы и терминалы семи космических лифтов, связывающих поверхность мира со станцией Тиара на орбите. Численность постоянного населения города составляла 200 000 человек. После первого контакта с Ковенантом и уничтожения Гладсхейма Утгард стал местом всеобщей эвакуации населения планеты, которое затем было доставлено по орбитальным лифтам на станцию Тиара и эвакуировано на грузовых кораблях. Вскоре после этого Утгард был остеклён Ковенантом наравне со всей остальной колонией.

Фасольдт — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был определён в состав отряда Альфа-один и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве.

Флим — один из шестидесяти унггоев, приписанных в помощь джиралханаям на борту их крейсера "Быстрое Преобразование". После того как джиралханаи спасли унггоя-дьякона по имени Дадаб и его компаньона-хурагока, Флим стал самым упорным противником дьякона, затрудняя тому работу по духовному наставлению других унггоев. После перевода унггоев на станцию Тиара на орбите Жатвы Флим стал командиром одной из застав и, не доверяя занятиям Дадаба, изучавшего станцию, вскоре стал сам вместе со своими друзьями разорять Тиару, ища любые полезные предметы. Во время нападения людей Флим и его товарищи продержались дольше остальных унггоев, но в конечном итоге были убиты либо людьми, либо янми’и, которые атаковали унггоев после убийства Дадабом тех, кто был повинен в смерти Легче Некоторых.

Форселл — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был определён в отряд Альфа-один, а также назначен на пост наводчика для снайпера команды Уоллеса Дженкинса, с которым тесно сдружился в ходе обучения. Участник первого контакта людей с Ковенантом на планете Жатва, во время которого показал себя компетентным бойцом и едва не расстался с жизнью, спасая Дженкинса от смерти во время сражения на станции Тиара.

Хабель — уроженец Жатвы, член местного колониального ополчения, подготовкой которого занимались штаб-сержанты Джонсон и Бёрн. По прохождении курса был назначен командиром отряда Чарли-два и с этих позиций участвовал в дальнейшем первом контакте людей с Ковенантом на Жатве. Во время защиты реакторного комплекса колонии, прикрывая штаб-сержанта Бёрна, был убит джиралханаем.

Хили — старшина первого класса военно-морских сил ККОН, а также военный санитар. Вместе с Джонсоном и Бёрном был отправлен на колонию Жатва для подготовки местного ополчения под непосредственным командованием капитана Пондера. Присутствовал во время первого контакта с ковенантами на Жатве, в ходе которого показал себя профессиональным медиком в своей области, спасая жизни раненым гражданским и ополченцам.

Хумнум — один из шестидесяти унггоев, приписанных в помощь джиралханаям на борту их крейсера "Быстрое Преобразование". Был другом другого унггоя по имени Фуп. Во время высадки ополчения Жатвы на станцию Тиара был в отряде Дадаба и вместе с Фупом встретил смерть во время очередной атаки людей.

Хурагоки — биомеханическая разумная форма жизни, созданная Предтечами для обслуживания своих технологий и сооружений. Хурагоки являются очень хрупкими существами, которые способны быстро обучаться и взаимодействовать абсолютно с любой технологией любой цивилизации в галактике. После исчезновения Предтеч хурагоки были найдены сан’шайуум и присоединены к Ковенанту в качестве специалистов по исследованию артефактов Предтеч. Это также единственная раса во всём Ковенанте, неагрессивная по своей природе и стремящаяся только к созиданию новых машин и технологий.

Человечество — раса разумных млекопитающих существ родом с планеты Земля. В далёком прошлом раса самостоятельно развилась до уровня межзвёздной цивилизации, однако после первого нашествия Потопа в галактику была разгромлена Предтечами, которые изгнали людей на Землю и обрекли их на развитие с полного нуля. После Войны Предтеч и Потопа человечество развивалось обособленным путём на протяжении 100 000 лет, пока в XX веке снова не вышло на космические просторы и не начало в течение следующих веков расширять свои территории. К XXVI веку человечество колонизировало уже свыше 800 миров, самым удалённым из которых была Жатва. В 2525-ом году именно на этой планете состоялся первый контакт людей с инопланетной цивилизацией — Ковенантом — который положил начало долгой войне, унёсшей миллиарды жизней и едва не приведшей к полному вымиранию человечества.

Чур’Р-Яр — хозяйка миссионерского корабля "Малый Проступок", занимавшего патрулированием пограничных зон Империи Ковенанта. Отпрыск древнего пиратского рода киг-яров, Чур’Р-Яр и её экипаж стали первыми, кто наткнулся на присутствие людей в системе Эпсилон Инди, где находилась Жатва. Получив сведения о наличии там артефактов Предтеч, Чур’Р-Яр переступила закон и решила награбить артефакты для себя, устроив налёты на несколько человеческих грузовых кораблей. Её деятельность подвигла представителей ККОН на Жатве устроить засаду, попав в которую, киг-яры были перебиты. Сама Чур’Р-Яр была смертельно ранена в бою со штаб-сержантом Джонсоном, но в последние секунды жизни, ведомая жаждой мести, взорвала "Малый Проступок" вместе с собой, надеясь убить атакующих.

Шаттл SKT-13 — космический транспортник людей, служащий средством перевозки персонала или припасов между кораблями и космическими станциями. По сути, является более крупной версией стандартной спасательной капсулы "Шмель".

Шипомёт Тип-25 — автоматический одноручный карабин джиралханаев, использующий в качестве боеприпасов раскалённые металлические шипы. Длина оружия составляет 81,7 сантиметра, общий вес с заряженной обоймой — 7 килограмм. Скорострельность — 480 выстрелов в минуту, начальная скорость шипа равняется 76,2 метрам в секунду. Эффективная дальность поражения — 40 метров. Обойма рассчитана на 40 снарядов. Помимо стрелкового оружия, шипомёт также может играть роль оружия для рукопашного боя благодаря двум металлическим лезвиям, прикреплённым под дулом.

Штурмовые винтовки MA5 — семейство табельных штурмовых винтовок с воздушным охлаждением, производимых концерном Арсеналы Мисриа. Эксплуатируются ККОН с 2437-ого года. Все винтовки MA5 имеют приблизительно одинаковый дизайн и используют в конструкции схему булл-пап, по которой обойма и ударный механизм оружия расположены за спусковым крючком. Модульность винтовок позволяет ставить на них такие модификации, как глушители, подствольные гранатомёты и дробовики или фонарики. По умолчанию оснащены счётчиком оставшихся в обойме боеприпасов и электронным компасом. В качестве основного боеприпаса используются цельнометаллические бронебойные патроны M118 калибра 7.62x51 мм. Эффективны при стрельбе по целям на коротких и средних дистанциях. Серия MA5 включает в себя автоматы MA37 (32 патрона на обойму), MA5B (60 патронов), MA5C (32 патрона), MA5D (32 патрона), а также карабин MA5K (30 патронов).

Штурмовое орудие — тяжёлое оружие из арсенала Ковенанта, эксплуатируемое в качестве основного вооружения мгалекголо, а также как встроенное в троны Иерархов оружие для самообороны. В качестве боеприпаса использует зажигательный гель. Имеет два режима ведения огня — одиночные выстрелы сгустками геля, взрывающимися при ударе, и постоянные струи. Эффективно в бою против скоплений вражеской пехоты и против техники.

Эдда — суперконтинент на Жатве, занимающий две трети всей поверхности планеты. С севера омывается морем Хугина, а с юга —морем Мунина. Земли Эдды полны плодородных почв, предопределивших статус Жатвы как сельскохозяйственной колонии.

Эйвери Джонсон — штаб-сержант, впоследствии главный сержант корпуса морской пехоты ККОН. Уроженец Объединённой республики Северной Америки, Земля, Джонсон был участником многих военных операций против Восстания в годы, предшествовавшие контакту с Ковенантом. В 2524 - 2525-ом годах он вместе со штаб-сержантом Бёрном под руководством капитана Пондера занимался подготовкой колониального ополчения Жатвы, а после участвовал в первом контакте с Ковенантом. Благодаря его усилиям и усилиям других представителей ККОН Жатва была успешно эвакуирована перед лицом инопланетной угрозы. В последующие годы Джонсон участвовал в многочисленных сражениях с инопланетным врагом, которые увенчались серией битв 2552-ого года, во время которых он сумел добиться перемирия между ККОН и сангхейли. Он также участвовал в битве за Ковчег в декабре 2552-ого года, которая окончила войну человечества с Ковенантом, однако вскоре погиб, пытаясь активировать недостроенный Ореол с целью уничтожения Потопа.

Электромагнитная катапульта — система по запуску грузов с поверхности планеты на её орбиту, которая также может использоваться в качестве оружия. Электромагнитная катапульта, как и её военный аналог, магнитно-рельсовая пушка, является в сущности гаусс-орудием, разгоняющим свой снаряд за счёт ряда электромагнитов, задающих огромный импульс. Катапульты используются на колониях, как правило, для выброса опасных отходов в открытый космос, однако их ограниченная грузоподъёмность делает орбитальные лифты более предпочтительным вариантом вывода груза на орбиту.

Энергетическая сабля — оружие ближнего боя, являющееся частью арсенала Ковенанта. Сабля является отдалённым аналогом плазменного меча сангхейли и используется в качестве абордажного оружия солдатами и пиратами киг-яров, хотя известны случаи, когда ею вооружались унггои. Клинок сабли представляет собой сложное соединение химических реагентов, плазмы, металлических сплавов и осколков бламита. При поражении живых целей сабля может взрываться с силой осколочной гранаты, предварительно начав пульсировать розово-красным цветом.

Энергетический посох — ковенантское оружие ближнего боя, созданное на основе аналогичного оружия Предтеч. Представляет собой длинный металлический посох, увенчанный лезвиями, способными пропускать электрические разряды. Посох имеет две вариации, одна из которых является чисто церемониальным оружием, используемым гвардейцами Почётного караула Ковенанта, и более утилитарную версию, используемую регулярными войсками сангхейли.

Энергетический щит — передовая защитная технология, создающая поле заряженных частиц вокруг объектов/поверхностей, способное отталкивать объекты, направленные на них. Многие из систем энергетического экранирования помогают отражать твёрдые снаряды или рассеивать направленные энергетические потоки. Технология широко распространена в Ковенанте, который унаследовал её путём изучения и переработки артефактов Предтеч, и стала доступна людям лишь в поздние годы их войны против ковенантов.

Янми’и — раса насекомоподобных летающих существ с коллективным разумом и кастовой системой, населяющая планету Паламок. Обнаруженные Ковенантом в 1112-ом году янми’и первоначально воспротивились пришельцам, защищая свои ульи. Благодаря дипломатии между сан’шайуум и королевами янми’и конфликт удалось заблаговременно разрешить, и раса начала поставлять своих трутней Ковенанту в качестве боевой силы, а также умелых инженеров. Их роль в годы войны против человечества несколько сместилась в сторону боевой, поскольку люди оказались мало подготовлены к борьбе с летающими врагами, чем ковенанты благополучно воспользовались.

Перевод романа осуществлён на платформе Notabenoid.

Halo: Contact Harvest Copyright © 2007 Microsoft Corporation

Copyright © П. Виталий (AdjutantReflex), перевод, 2015-2017 (полный)

Теги: Перевод, книги Halo