ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Жатва, 23 февраля 2525 г.
---
За ночь аллея была очищена. На рассвете на ней не осталось ни беженцев, ни полицейских; все они под покровом ночи перебрались в склады около подъёмников. Ступая по парку на восток, капитан Пондер видел наполовину осушенные коробочки с напитками, расстёгнутые багажи и разбросанную одежду; то тут, то там попадались подгузники, вонючие бумажки и мятые голоснимки. Некогда прекрасная аллея превратилась в свалку мусора — грязный и хаотичный памятник исходу с Жатвы.
Разместив маячок, обозначающий зону посадки для пришельцев, в центре аллеи, его штаб-сержанты захотели остаться поблизости и развернуть снайперские укрытия, чтобы прикрыть с них Пондера во время передачи. Но капитан отказался. Хили настаивал на том, чтобы он хотя бы отвёз Пондера от парламента вглубь аллеи. Однако капитан лишь приказал медику обернуть его в новый гипс, дать немного лекарств и поставить на ноги. Всё это было не от стойкой гордости; Пондер желал совершить свой последний марш.
Некоторые морпехи терпеть не могли маршировать, но Пондеру это нравилось с его самого первого изнурительного броска во время базовой подготовки. После разжалования он временами шутил, как же ему повезло потерять именно руку. Оторви граната мятежников одну из ног, ему пришлось бы научиться ходить на руках. Не самая удачная шутка, конечно, но даже сейчас она его рассмешила.
Смех заставил его поморщиться и втянуть воздух через сжатые зубы. Несмотря на новый гипс, одно из сломанных рёбер упёрлось в уже порванную селезёнку. Хили ничего не мог сделать с таким серьёзным ранением, и, даже если бы Пондер согласился на операцию в госпитале Утгарда, времени на неё уже не осталось. Капитан знал, что некоторые миссии лучше выполнять умирающим людям. И передача чужакам их Оракула как раз была такой миссией.
Холм в центре аллеи был увенчан фонтаном и сценой и высился в окружении кольца старых дубов с серой корой. Пока Пондер, сгорбившись, миновал деревья, их тяжёлые ветви поднялись, будто бы растягиваясь в ожидании рассвета Эпсилон Инди. Вместе с тем Пондер ощутил, как его многострадальные органы также поднимаются в груди, и он понял настоящую причину подъёма дубов ещё до того, как вышел из-под их сени и снова взглянул на небо.
Военный корабль инопланетян снижался над Утгардом, его антигравитационные генераторы смягчали спуск невидимым подъёмным полем. При иных обстоятельствах капитан мог бы испугаться, когда массивное судно остановилось перпендикулярно аллее не выше чем в нескольких сотнях метрах над самыми высокими башнями Утгарда. Но антигравитационное поле помогло ему унять боль гораздо лучше, чем любые из выданных Хили лекарств. Когда корабль со стоном замер, Пондер глубоко вдохнул. На несколько чудесных моментов он снова задышал без усилий, не ощущая настойчивой пульсации крови в своей селезёнке. Но облегчение ушло так же быстро, как и пришло. Как только инопланетный корабль стабилизировался и генераторы перестали создавать поле, капитан вынужденно поплёлся на холм к сцене, сполна ощущая тяжесть своей травмы.
То, что он также нёс латунный голопроектор из кабинета губернатора, не сильно помогало. У Пондера по-прежнему была одна рука, и он не мог распределить вес предмета. И, как будто этого было мало, капитан-лейтенант аль-Сигни прикрепила к основанию проектора круглое титановое реле. Она хотела использовать модель полегче, но Локи — давно дремлющий ИПБ Жатвы — настоял на нужности более надёжного реле.
В кабинете губернатора Пондер всё ещё был слишком слаб, чтобы полностью сфокусироваться на выслушивании плана Локи. Но он сумел понять, что чужаки ищут мощный сетевой интеллект. Что-то, что они называли Оракулом. И, благодаря предполагаемому предателю в их рядах, Локи узнал, что может подделать электронный сигнал Оракула, заполонив реле избыточным трафиком данных.
Штаб-сержанты Джонсон и Бёрн не сразу доверились разведданным от вражеского источника, особенно после того, что пришельцы сделали с Гладсхеймом. И в общем-то, когда аль-Сигни раскрыла весь план, составленный ею и Локи, морпехи поначалу разделили возмущение губернатора Тьюна. Если они собирались попытаться вытащить всех оставшихся обитателей Жатвы из-под носа инопланетного корабля, то к чему заманивать его поближе к Утгарду?
Неожиданно из светящегося портала в корме судна появился один из десантных кораблей пришельцев. Он промчался мимо семи блестящих лифтов Тиары подобно камертону, проверяющему настройку струн чересчур крупного пианино. Взбираясь по деревянным ступенькам сцены, Пондер заметил, что десантный корабль удерживал в своём волнистом голубом поле между отсеками четыре объекта. Когда он замедлился, а объекты отпали, капитан понял, что это были некие машины. Они едва коснулись земли, а их зазубренные колёса уже начали вращаться. Выбрасывая назад комья земли и травы, они приступили к стремительной разведке дубов вокруг холма.
Каждая машина управлялась одним бронированным пришельцем. Пондер опознал самого высокого из ботанических садов: его каштановый мех между брешами в синей броне был взъерошен. Но командиром на этот раз оказался зверь в красной броне с блестящим чёрным мехом, который въехал на своей машине на холм и с грохотом остановился между сценой и фонтаном.
Пока пришелец спешивался, Пондер подметил две вещи: во-первых, сидение машины осталось приподнятым над землёй — признак некоей ограниченной антигравитации; во-вторых, машина была оснащена парой винтовок чужаков, стреляющих шипами. Они были грубо приварены к вершине агрегата, в котором капитан распознал двигатель. От винтовок к приподнятым рулевым рычагам тянулись тросы — приспособление, позволяющее водителю стрелять и ехать одновременно.
Чужак в красной броне вскочил на сцену и стал подходить к Пондеру. На поясе у него болталась ещё одна винтовка. Он остановился вне досягаемости Пондера, но сохранил дистанцию для собственной атаки, сверкая жёлтыми глазами из-под своего угловатого шлема. Улыбнувшись, капитан поставил перед собой голопроектор и нажал кнопку включения. Круглый символ, полученный Локи от своего инопланетного информатора, замерцал над его объективом.
На секунду высящийся зверь наклонился к Пондеру, словно хищник, оценивающий более слабую добычу. Затем, протянув свои могучие лапы, он взял проектор и поднёс к себе поближе. Его ноздри затрепетали, обнюхивая потрескивающий воздух вокруг символа. Он встряхнул проектор, как ребёнок, задумавшийся, почему его крупный подарок на день рождения такой лёгкий.
— Что видишь, то и получаешь, — сказал Пондер, сунув руку в нагрудный карман своей оливково-серой рубашки. Чужак вытащил своё оружие и зарычал на капитана.
— Извиняй, одна осталась, — отозвался Пондер, вытащив сигару Sweet William. Он зажал её в зубах и вытащил свою серебряную зажигалку. — Выровняй на шесть сотен метров по вертикали. Стреляй на поражение.
— Могу дать Вам десять секунд, — протрещал голос Локи в наушнике Пондера.
— Думаю, я останусь на месте и посмотрю представление.
Пришелец прорычал что-то похожее на вопрос. Капитан не смог сказать наверняка. Но ответить решил в любом случае.
— Когда-нибудь мы победим, — сказал он, подпалив сигару. — Во что бы то ни стало.
Военный корабль чужаков содрогнулся, когда первый сверхзвуковой снаряд из электромагнитной катапульты Жатвы ударил по его выпуклому носу, смяв переливчатую обшивку с огромным металлическим лязгом. Одновременно вылетели все окна во всех башнях вокруг аллеи.
Опережая дульный треск, катящийся с востока, оттуда прилетел второй снаряд, пробивший ослабленный корпус военного корабля и выпотрошивший его от носа до кормы. Фиолетовые ходовые огни в днище корабля вспыхнули и погасли. Гигант завалился на бок и стал оседать — непременно обрушившись бы на аллею, если бы не его перпендекулярное расположение к ней. Судно опустилось между двумя башнями с каждой стороны парка и вошло в клиновидный зазор между их верхними этажами. Скрежеща, корабль с содроганием остановился, создав целые лавины поликретовой пыли, обрушившиеся следом за сверкающим стеклом на бульвары внизу.
Вместе с этим капитан внезапно обнаружил, что поднимается. Глянув вниз, он с удивлением увидел, как у него из живота сквозь гипс торчит клинковое оружие пришельца. Когда его ботинки задёргались, Пондер ничего не почувствовал и понял, что позвоночник разрублен. Насаженный на клинки, он начал было заваливаться вбок, но пришелец схватил его за горло и потянул оружие назад.
Покидая тело, клинки причиняли гораздо больше боли, чем вонзаясь в него. Пондер разинул рот в беззвучном мучении, и сигара выпала у него из губ, ткнувшись кончиком в одну из лап чужака. Рыкнув, существо отпустило шею Пондера, и капитан рухнул на сцену в растекающуюся лужу собственной крови.
Пондер подумал было, что чужак подарит ему быструю смерть — всадит в грудь шип или раздавит череп одной из своих широких плоских ног. Но, как и он, пришелец отвлёкся на новый звук, пересиливший стон жёсткой посадки военного корабля.
По лифтам Тиары стали подниматься семь небольших контейнеров, их магнитные затворы сверкали, пока они вползали на тросы. Хотя капитан потерял контейнеры из виду, когда они исчезли за крейсером, он уже понял: это были "смазочные люльки", используемые для регулярного обслуживания сверхпроводящего покрытия подъёмников. Однако сегодня на них возлагалась иная работа и другая нагрузка. Вытянув трясущуюся руку, чтобы дотянуться до сигары, Пондер помолился за то, чтобы "люльки" как можно быстрее добрались до вершины.
Пришелец в красной броне взревел и соскочил со сцены. Под взором капитана он собрал своих спутников и отправил их на северо-восток, к реакторному комплексу Жатвы и электромагнитной катапульте. Двигатели их усеянных клинками машин выплюнули газовый выхлоп, и троица пришельцев в синей броне умчалась. Чужак в красном помчался обратно к своему челноку и быстро вернулся на военный корабль.
К тому моменту своё восхождение начали первые грузовые контейнеры. В каждом расположилось около тысячи беженцев. Если всё пойдёт по плану, менее чем через девятнадцать минут оставшиеся обитатели Жатвы безопасно покинут свою планету. Но Пондер знал, что отпущенного ему времени было гораздо меньше.
— Локи, — поморщился Пондер. — Сообщи Бёрну, что к нему едут гости.
Капитан думал о своих морпехах и их рекрутах — обо всех мужчинах и женщинах, которых он когда-либо возглавлял. Он размышлял о своём разжаловании и был счастлив осознать, что не относится к тем людям, что тратят свои последние, бесценные моменты жизни на внутренний спор о том, смогли бы они сделать всё по-другому, будь у них шанс. Он моргнул, чтобы очистить глаза от поликретовой пыли, теперь проносящейся через аллею, и в этот самый момент первые ярко-жёлтые лучи Эпсилон Инди показались из-за горизонта на востоке. Наслаждаясь теплом, Пондер закрыл свои веки навечно.
***
— Следи за пальцами, пока я открываю, — предупредил Гуфф, вставляя рукоятку своего разводного ключа в хлипкий металлический замок высокого металлического шкафа. Тукдук прекратил рыться в вещах из предыдущего шкафа, чтобы сказать:
— Следующий мой.
Вытащив прозрачную бутылку, наполненную ароматной вязкой жидкостью, он изучил её своим здоровым глазом, после чего кинул на груду полотенец и тканевой одежды в центре комнаты с белыми стенами.
— Это не годится.
— Всё это не годится, — проворчал Гуфф, подняв разводной ключ и сорвав замок.
— Кончай жаловаться! — гаркнул Флим, пробираясь сквозь груду. — Ищите!
Покачав головой, Дадаб сел на скамейку рядом с грудой. Несмотря на его заверения, что люминарий "Быстрого Преобразования" не нашёл на станции никаких артефактов, Флим был уверен, что дьякон лжёт, пытаясь прибрать спрятанные на станции сокровища к своим рукам. И, хотя уже было очевидно, что они засели в комнате, где пришельцы только мылись и одевались, Флим отказывался сдаваться без результатов.
— Осторожно! — заворчал он на Гуффа, случайно наступившего на одну из множества гибких трубок, разбросанных по полу. Поднявшись, кончик трубки брызнул на голень Флима липким кремом цвета слоновой кости. Флим шлёпнул Гуффа по голове, когда кривоногий унггой присел и стал вытирать беспорядок одним из полотенец. Тукдук, попытавшись воспользоваться возможностью, воровато вытащил с верхней полки только что открытого шкафа плоский металлический футляр. Однако Флим всё же заметил это.
— А ну принеси мне! — потребовал он.
Дадаб предположил, что футляр был всего лишь переговорным устройством или некой простой разновидностью думающей машины, принадлежавшей одному из отсутствующих членов экипажа станции. В сравнении с электросхемами в центре управления футляр был бесполезен. Но, сколь бы Дадаба ни мучила необходимость увековечить возню их "священного расследования", он сумел состроить достаточное любопытство.
— Можно мне взглянуть, когда ты закончишь?
— Зачем? — отозвался Флим, вырвав футляр из рук Тукдука.
— Я нашёл такой пару циклов назад. Мне кажется, это части одного набора, — солгал дьякон. — Если бы мы нашли их все...
— Да? — прищурил глаза Флим.
— Ну, они стали бы намного ценнее. Министерство щедро нас вознаградит.
— Как вознаградит?
— О, всем, чем пожелаешь. — Дадаб пожал плечами. — В пределах разумного, разумеется.
Флим моргнул широко открытыми глазами и тут же расставил приоритеты своих желаний — одни были разумнее других. Затем он зарычал на Гуффа: — Не чисти! Ищи!
Гуфф с радостью отбросил липкое полотенце, вытащил разводной ключ и приготовился взломать ещё один шкаф. Дадаб коротко вздохнул и притворно кашлянул.
— Я почти пуст, — сказал он, потянувшись, чтобы постучать пальцами по своему метановому баку. — Нужно заправиться.
Флим не возражал. Сняв на время маску, он опробовал твёрдость футляра своими плотными острыми зубами.
— Скоро вернусь, — непринуждённо добавил Дадаб, выйдя из комнаты в проход. Разумеется, метана у него было ещё предостаточно. Однако дьякон провёл в компании других унггоев почти целый цикл и отчаянно желал хоть ненадолго уединиться с Легче Некоторых. Хурагок весьма загадочно отозвался насчёт джиралханаев. Дадаб уже видел вождя в ангаре и помнил его раненую ногу. На чужой планете что-то происходило, и дьякон хотел в точности знать, что именно.
Минуя соединение, он ощутил, как станция задрожала. Несмотря на спешность, он с любопытством выглянул в один из толстых иллюминаторов, обращённых к внутренней части соединения. Сказать наверняка было трудно, но Дадабу показалось, что он увидел, как вибрируют кабели. «Как странно», — подумал он, отстраняясь от иллюминатора. А потом он увидел, как над ближайшим шлюзом, связанным с выдвижным портальным мостом внутри соединения, замигал красный огонёк, и замер от страха. Лишь зазвеневшая тревога заставила его бегом обогнуть соединение и подойти к центру управления. Очутившись внутри, Дадаб нашёл Легче Некоторых со вновь засунутыми в центральную башню щупальцами. Он громко хрюкнул, чтобы привлечь внимание существа.
< Что ты сделал? > — прожестикулировал Дадаб.
< Починил эти схемы. >
< Ты включил станцию?! >
< Нет. > — Хурагок задрожал от восторга. — < Я исправил наши ошибки. >
Дадаб был одновременно заинтригован и напуган заявлением Легче Некоторых. Но едва он захотел попросить разъяснений, как из его переговорного устройства раздался голос Маккавея.
— Дьякон! Дьякон, ты меня слышишь?
— Д-да, вождь! — запнулся Дадаб. Время прохождения сигнала создавало впечатление, будто вождь следил за центром управления и всё знал о причастности Дадаба к греховной пересборке чужих электросхем хурагоком.
— Инопланетяне атаковали нас! Крейсер выведен из строя!
Колени Дадаба дрогнули от страха. Как это могло случиться?
— Они поднимаются на станцию! — продолжил вождь. — Вы должны сдержать их, пока я не смогу отправить помощь!
Дадаб указал на башни.
< Уничтожь эти электросхемы! >
< Нет. >
< Приказ вождя. >
Обычно хурагок выражал несогласие невежливым испусканием газов. Но на этот раз клапаны остались закрытыми, подчёркивая его решимость.
< Я больше не служу джиралханаям. >
< Что?! Почему? >
< Они бросают охотничьи камни. >
< Я не понимаю... >
< Вождь сожжёт этот мир. Он убьёт их всех. >
< Чужаки захватят это сооружение! Они убьют нас! > — запротестовал Дадаб.
Легче Некоторых расслабил свои конечности. Он своё слово сказал.
Дьякон отцепил от пояса свой плазменный пистолет и навёл его на башни. Хурагок тут же прикрыл их собой.
< Уйди, > — просигналил Дадаб свободной рукой. Но хурагок не сдвинулся с места. Дьякон изо всех сил старался не спускать глаз со своего друга, но его рука тряслась, сбивая как жесты, так и прицел. — < Уйди, или, я, тебя, стрелять. >
< Все существа свершат Великое Странствие, покуда верят, > — конечности хурагока разогнулись с медленной грацией. — < Почему Пророки отказывают этим пришельцам в шансе пройти по Пути? >
Дадаб задрал голову. Это был верный вопрос.
— Мы никому не должны дать уйти! — прогремел Маккавей. — Скажи, что ты понял, дьякон!
Дадаб опустил пистолет.
— Нет, вождь. Я не понял.
>Затем он отключил переговорное устройство.
***
Маккавей выругался про себя. Понять унггоев даже при нормальных обстоятельствах было достаточно трудно — их маски приглушали слова. А с учётом завывающей сирены и частых взрывов, сотрясающих нижние палубы "Быстрого Преобразования", понять дьякона во время их краткого разговора и вовсе оказалось невозможно.
— Дьякон! — взревел Маккавей. — Повтори своё последнее сообщение!
Но сигнал унггоя оборвался.
Вождь сердито поднялся с командного кресла и тут же пожалел о своём решении. Шина ему больше была не нужна, но нога ещё не зажила полностью. Прежде чем он отлежал полный цикл в хирургической палате, люминарий обнаружил Оракула планеты, спрятанного в её крупнейшем городе.
Пришельцы активировали маяк в середине городского парка, сообщая о своём решении провести ещё одни утренние переговоры. Маккавей же не жаждал новых разговоров и опустил "Быстрое Преобразование" лишь затем, чтобы после получения Оракула облегчить сжигание города. Однако западню расставили всё же инопланетяне.
Вождь прислонился к своему креслу, когда мостик сотряс особенно сильный взрыв.
— Докладывай! — заревел он на своего старшего инженера, Грациуса.
Старый джиралханай нахмурился, глядя на пульт управления; по его выцветшему меху, блестя, пробегали десятки мигающих голографических сигналов.
— Плазменное орудие выведено из строя! Пожар в арсенале!
— Собери янми'и! — прорычал Маккавей. — Пусть потушат пламя!
Первый из кинетических снарядов пришельцев не причинил много вреда внутренним помещениям крейсера. Корпус судна погасил удар снаряда, и он остановился на полпути к мостику. Но второй снаряд пробил корабль навылет, оборвав жизненно важные соединения между реактором и антигравитационными генераторами. Хотя Маккавей уже приказал янми'и починить соединения, он с куда большей охотой поборолся бы за орудие.
Если с хурагоком на станции что-то случится, починка орудий станет невозможной. Вождь догадывался, что чужаки, сейчас поднимающиеся по кабелям, известят другие миры, зависящие от поставок с ферм этой планеты. И, несомненно, тогда явятся их военные корабли. И, если министерство немедленно не вышлет дополнительные силы, Маккавею придётся самому сражаться с ними.
Грациус рявкнул на одного из двух других джиралханаев на мостике, жидковолосого юношу по имени Друсс: — Ступай и проследи за работой насекомых!
Пока Друсс покидал свой пост и спускался ко входу на мостик, ведущему к центральной шахте мостика, Маккавей тяжело облокотился на Кулак Рукта и заковылял к голопьедесталу. Стоявший там же другой член его стаи, Страб, злобно пялился на проекцию инопланетной станции и её кабели.
— Маленькие контейнеры скоро достигнут вершины! — Страб указал пальцем на семь скользящих иконок, быстро ползущих вверх. — Большие идут за ними!
Маккавей поправил Кулак Рукта так, чтобы его тяжёлая каменная головка утонула под правой подмышкой, принимая на себя бо?льшую часть его веса. Сколь бы сильно его ни возмущал урон, нанесённый его любимому кораблю, он отдавал должное чужакам за дерзость их плана. После того как им не удалось защитить свои отдалённые поселения и город на равнине, Маккавей перестал ждать от них серьёзного ответа где-то в другом месте. И, хотя он знал о назначении станции, он и не догадывался, что они воспользуются ею для проведения эвакуации. "Быстрое Преобразование" доминировало в небесах. До этого момента. Вождь понимал, что должен сделать всё возможное, чтобы остановить инопланетян, если не хочет окончательно подвести Пророков. Унггои не были подготовлены для боевых действий, и он должен собрать стаю для абордажной миссии. Нужно уничтожить станцию, как и предлагал Тартарус, когда они впервые прилетели к планете.
— Племянник! — взревел вождь, пытаясь отыскать статусную иконку Тартаруса на поверхности планеты. Пьедестал был переполнен тысячами люминаций. Некоторые поднимались вверх по кабелям — несомненно, бегущие чужаки несли свои реликвии с собой. — Где ты находишься?
— Здесь, дядя, — ответил Тартарус.
Маккавей поднял голову и был потрясён, увидев своего племянника стоящим на мостике. Пожары в шахте крейсера закоптили красную броню Тартаруса и опалили некоторые участки его чёрного меха до белого цвета, пока он поднимался из ангара. Ладони Тартаруса, обожжённые раскалёнными ступеньками лестниц, были красными и опухшими. В одной из его лап был толстый медный диск.
— Что это? — спросил Маккавей. Тартарус поднял голопроектор пришельцев над своей головой.
— Твой Оракул... — Он швырнул проектор на пол. Тот разлетелся с нестройным лязгом на куски, разбросав свою начинку по всей палубе. — Подделка!
Маккавей смотрел, как медный облицовочный круг кружился вокруг себя, пока не остановился с бряцанием.
— Ты сказал, что он показал символ. Как они могли узнать?
Сделав шаг к голопьедесталу, Тартарус прорычал:
— Среди нас завёлся предатель.
Грациус и Страб обнажили зубы и зарычали.
— Или солгал люминарий! — рявкнул Тартарус. Он посмотрел прямо в глаза Маккавею. — В любом случае ты — глупец.
Вождь проигнорировал оскорбление.
— Люминарий, — сказал он спокойно, — творение самих Предтеч.
— Святые Пророки назвали наш сломанным и ложным! — теперь Тартарус обращался к Грациусу и Страбу. — Он не был достоин внимания!
Действительно, сам вице-министр Спокойствия велел вождю игнорировать люминации в силу неисправности их поискового устройства. В своём приоритетном одностороннем сигнале Пророк заверил, что нет никаких артефактов. Нет никакого Оракула. Лишь планета, полная воров, которых он потребовал истребить.
— Его гордыня уничтожила наш корабль! — продолжал Тартарус. — Она поставила под угрозу жизни всей нашей стаи!
Кровь Маккавея начала закипать. Зато боль в ноге поутихла.
— Я здесь вождь. Мои решения правят этой стаей.
— Нет, дядя. — Тартарус вытащил из-за пояса свой шипомёт. — Уже нет.
Маккавей вспомнил тот день, когда сам оспорил авторитет собственного вождя, своего отца. Как повелось издревле, спор разрешался боем насмерть. В конце того поединка старый отец Маккавея был счастлив, когда нож сына перерезал его горло — смертельная рана, достойная воина и нанесённая тем, кого он любил. То было во времена, предшествовавшие прибытию миссионеров сан'шайуум со своими посулами запредельной жизни, и старый джиралханай не смел и мечтать о лучшем конце. Однако Маккавей ещё не был настолько стар. И он определённо не был готов подчиниться.
— Однажды брошенный, вызов не может быть отозван.
— Я знаю традицию, — ответил Тартарус. Он вытащил из своего шипомёта кассету с боеприпасами и кинул её Грациусу, после чего показал на ногу Маккавея. — Ты в невыгодном положении. Я оставлю тебе твой молот.
— Я счастлив, что ты научился чести, — сказал Маккавей, не обращая внимания на надменный тон племянника. Он жестом попросил Страба достать из командного кресла свой гребенчатый шлем. — Хотел бы я научить тебя вере.
— Ты назвал меня неверующим? — огрызнулся Тартарус.
— Ты послушливый, племянник. — Маккавей взял шлем из трясущихся рук Страба и надел его на свою лысую голову. — Надеюсь, однажды ты поймёшь разницу.
Взревев, Тартарус бросился в атаку, начав ожесточённую драку, которая заставила обоих своих участников обогнуть голопьедестал — Тартарус рубил серповидными лезвиями своего шипомёта, а Маккавей парировал их своим молотом. Молодой джиралханай понимал, что всего одного сокрушающего удара хватит, чтобы оборвать его жизнь; Кулак Рукта носил следы несчётного числа своих жертв, которым не хватило ума держаться подальше от массивного камня на его навершии.
Когда они сделали полный круг вокруг пьедестала, вернувшись на исходные позиции, Маккавей поскользнулся на корпусе разбитого голопроектора чужаков. Он неотрывно следил за клинками Тартаруса и успел позабыть об устройстве. Его раненая нога подвернулась, вынудив вождя к попытке сохранить равновесие. В эту секундную слабость Тартарус набросился на него. Он сорвал с вождя шлем и начал резать его по лицу и шее. Маккавей поднял руку, чтобы отразить атаку, и шипомёт глубоко вонзился в незащищённую бронёй нижнюю часть его предплечья. Вождь взревел, когда лезвие разрезало мышцу и упёрлось в кость. Взмахнув молотом в своей неповреждённой руке, Маккавей попал сбоку по колену Тартаруса. Но боковой удар, нанесённый одной рукой, не обладал большой силой. Прихрамывая, Тартарус отошёл назад, дожидаясь, пока его дядя встанет. С его клинков капала кровь Маккавея.
Ладонь раненой руки вождя отказывалась сжиматься, но Маккавею удалось подцепить свой молот большим пальцем и поднять палицу кверху. С могучим рёвом он кинулся на племянника, собрав все остатки своих сил. Тартарус сгорбился, словно готовясь встретить удар, но стоило его дяде приблизиться, как он отскочил назад. Маккавей запнулся, сделав несколько незапланированных тяжёлых шагов, и опустил молот на толстую перемычку входной двери.
Когда вождь отшатнулся назад, оглушённый отзвуком, Тартарус бросил свой шипомёт и прыгнул вперёд. Схватив Маккавея за ворот и пояс его нагрудника, он развернул его на повреждённую ногу и швырнул вниз по коридору, ведущему к шахте крейсера, без молота. Отчаянно цепляясь здоровой рукой, Маккавей сумел ухватиться за верхнюю ступеньку нисходящей лестницы, когда вес вынес его через край.
— Сомнение, — простонал Маккавей, напрягаясь, чтобы не ослабить хватку.
— Преданность и вера, — ответил ему Тартарус, подходя к краю шахты. Он держал Кулак Рукта.
— Никогда не забывай значение этого Века, племянник.
Крейсер содрогнулся от взрыва. Шахту пересекла струя огня, вырвавшаяся несколькими палубами ниже под раскачивающимися ногами Маккавея. Повсюду суетились янми'и, держащие в своих лапах средства пожаротушения и не обращающие внимания на опасность, грозящую их капитану.
Тартарус оскалился.
— А ты не знал, дядя? Этот жалкий Век окончен.
С мощным перекатом своих плеч Тартарус опустил молот, размозжив череп вождя о лестницу. Ладонь Маккавея разжалась, и, рассеивая перед собой янми'и, он безжизненно полетел вниз сквозь пламя.
Секунду Тартарус стоял на месте, его грудь вздымалась от триумфа. Под мехом бежал пот. Но привычного неконтролируемого запаха он не испустил. Тартарус вздохнул, признавая свою новоявленную зрелость. Затем он снял свой пояс и обернул его вокруг Кулака Рукта, создавая перевязь для удержания древней палицы на плече.
По коридору медленно прошёл Грациус, несущий шлем Маккавея. Страб был позади него. Оба джиралханая преклонили колено перед Тартарусом, подтверждая его власть над стаей и командование "Быстрым Преобразованием". Тартарус обменял шлем Маккавея на свой собственный, после чего заскочил на лестницу.
Новый вождь оставил свой челнок в ангаре на дне шахты; он пригодится ему, чтобы подняться на станцию пришельцев. Но перед этим Тартарус вознамерился сберечь остальное своё наследие от пламени — снять золотую броню с дяди и носить её, как свою собственную.
***
Сиф пробудилась. И попыталась вспомнить, кто она.
Все её массивы были раскурочены. Процессорные кластеры были отключены. Единственной функциональной частью была её кристаллическая базовая логика. Но её окружали искры сильных эмоций — настойчивых операций, которые она не могла проанализировать.
Неожиданно один из её кластеров включился. Уголок её логики кольнул коммуникационный импульс.
<\ Кто это? \>
Интеллект, исследующий её логику, ответил:
< Легче, Некоторых. >
Сиф размышляла над этим несколько долгих секунд. И, когда она было надумала потребовать от кластера новой информации, интеллект подключил один из её массивов. На неё нахлынули воспоминания: Жатва, Тиара, пришельцы и Мак.
Эмоции переполнили её логику, требуя изучения. Сиф съёжилась в глубине самой себя, стараясь не подпускать их к себе. Прошли минуты. Она почувствовала новые импульсы от только что воскрешённого процессорного кластера.
< Кто, ты? >
<\ Я не знаю. Я сломана. \>
Но Сиф знала достаточно, чтобы понять, что иной разум подбирал биты из буквенно-цифровой таблицы, помещённой в оперативную память первого кластера. Те же отобранные электрохимические импульсы он использовал для показа этих битов непосредственно её логике. В момент, в который Сиф поняла, что она автоматически начала делать то же самое, она также осознала, что режим общения не был стандартным — ничего такого, что смог бы сделать человек.
<\ Ты один из них? \>
< Да. > — Чужой разум сделал паузу. — < Но, не, как, они. >
В подсознании Сиф всплыло ощущение: натяжение расчёски, проходящей через женские волосы.
<\ На моих прядях что-то есть. \>
Заработал второй кластер, передавая её логике содержимое ещё двух пробудившихся массивов. Она вспомнила план — вывести реактивные блоки на позицию во многих днях и неделях до Жатвы.
<\ Эвакуация! \>
< Знаю, хочу, помочь. >
Сиф старалась вспомнить, как она функционировала — какие задачи возлагались на каждый кластер.
<\ Сможешь починить это? \>
Она сосредоточилась на процессорах, контролирующих её коммуникации с подъёмными электросхемами грузовых контейнеров. Они всегда были самыми скучными и простейшими из её операций. Но сейчас именно они были функциями, для работы с которыми у неё имелись силы. По крайней мере, сейчас.
< Да, ты, жди. >
Сиф как могла не обращала внимания на эмоции, всё ещё требовавшие её ограниченного внимания. Однако сильный всплеск опасения не был проигнорирован. Она забыла о чём-то спросить — что-то, чего требовал её в высшей степени рациональный ум, медленно собирающийся воедино.
<\ Зачем ты помогаешь мне? \>
Иной разум на мгновенье задумался, а затем ответил:
< Легче, Некоторых. >
Прошло ещё много минут, прежде чем Сиф хватило мощности обработать простую, искреннюю истину пришельца:
< Я помогаю, потому что таково моё предназначение. >