ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Реликварий, высокая орбита.
---
Станция инопланетян оказалась куда просторнее, чем ожидал Дадаб. Даже несмотря на сильный холод и тьму, царившие внутри неё, он мог ощутить, как вокруг него нарастает пустота, тянущаяся вплоть до изогнутого двойного корпуса, бывшего единственной оградой от космоса. Бледно-голубой свет от составных энергетических ядер, принесённых им и другими унггоями с "Быстрого Преобразования", озарял шесть серебряных балок, проходящих через всё сооружение. Балки были перекрещены лучами, каждый из которых был толще, чем рост Дадаба.
Джиралханаи выяснили, что станция была частью подъёмной системы, используемой пришельцами для перемещения грузов с поверхности и на неё. По велению Маккавея унггои развернули форпосты у семи кабельных соединений — брешей в её корпусе для золотых канатов, которые тянулись от планетарной поверхности сквозь станцию вплоть до другой серебряной арки, расположенной намного выше.
Дадабу было не совсем понятно, почему вождь так стремился развернуть гарнизон в сооружении после игнорирования этой возможности в течение стольких циклов. Если по кабелям стало бы что-нибудь подниматься, "Быстрое Преобразование" испарило бы угрозу задолго до того, как она достигнет станции. Но он не настаивал на разъяснении. На корабле джиралханаев что-то намечалось — странная напряжённость между Маккавеем и его стаей. Пока всё не уладится, Дадаб был более чем рад покинуть крейсер.
Даже попасть на борт станции было в какой-то мере проблематично. Ни один из её шлюзов изначально не был достаточно крупным, чтобы принять челнок "Дух", и в конце концов джиралханаи пробились внутрь точно так же, как киг-яры брали на абордаж фрахтовики чужаков — с помощью прожига обшивки переходником. Вообще это было предложением Дадаба, и кажущаяся оригинальность его плана взъерошила мех Тартаруса. Когда офицер безопасности заставил Дадаба пояснить, как он пришёл к такому остроумному решению, дьякон приписал идею Легче Некоторых. В основном это было ради избегания самоинкриминирующих подробностей его пребывания на борту судна киг-яров, но ещё Дадаб рассчитывал усилить ослабевающее почтение к хурагоку. Легче Некоторых ещё не закончил ремонтировать повреждённый "Дух", и отсутствие прогресса испытывало терпение Тартаруса. Когда Дадаб зашёл к другу попрощаться перед отбытием на станцию, хурагок дал понять, что почти закончил свою работу. Но, на взгляд дьякона, "Дух" по крайней мере снаружи выглядел всё таким же разбитым.
Внедрение переходника оказалось по-своему труднее, чем представлял себе Дадаб. В отличие от инопланетных грузовозов двойной корпус станции был наполнен неким реактивным материалом — пористой жёлтой пеной, предназначенной для мгновенного запечатывания брешей, создаваемых микрометеоритами и прочими космическими обломками. Но в конечном итоге проникающий кончик переходника прожёг себе путь. Тартарус и Воренус первыми прошли через сияющий энергетический барьер в центральный проход станции с шипомётами наготове.
К удивлению Дадаба, двое джиралханаев задержались лишь затем, чтобы обнюхать воздух внутри с целью убедиться, что сооружение было таким же безжизненным, как это показали сенсоры "Быстрого Преобразования". С бесцеремонным приказом свести радиосвязь к минимуму Тартарус и Воренус отбыли, доверив Дадабу вести шестьдесят напуганных унггоев через тёмные помещения. Дьякон приказал зажечь энергетические ядра, и они выступили, неся с собой станции метановой заправки и прочее оборудование.
Тартарус выдал Дадабу плазменный пистолет, и, хотя дьякон не намеревался из него стрелять, он пристегнул его к поясу, чтобы успокоить вспыльчивого офицера безопасности. У выбора оказалось неожиданное преимущество: на низкой мощности пистолет имитировал неплохой факел — изумрудный бриллиант, стоящий во главе процессии из мелких самоцветов. Вскоре унггои расположились по восьмеро или девятеро у каждого кабельного соединения.
Прошло уже почти три цикла с тех пор, как они покинули крейсер джиралханаев. Дадаб взял за привычку ходить по сооружению по меньшей мере дважды в цикл и проверять каждую стоянку. Спустя несколько таких экскурсий он больше не озабочивался зарядкой своего пистолета. Не считая изгибов вокруг соединений, проход был прямым и имел широкие перила. А яркий голубой свет от собранных вместе на каждой стоянке энергетических ядер и подавно упрощал перемещение. Однако уверенность Дадаба — удовольствие, ощущаемое им от прогулок — произрастала по более глубокой причине. Каким-то образом циклы на станции инопланетян напоминали ему о счастливейшем периоде своей жизни — времени, проведённом им в семинарии министерства Спокойствия.
Общежитие, которое он делил с остальными дьяконами-практикантами унггоев, представляло собой лабиринт едва освещённых ячеек глубоко в основании башни министерства на "Высшем Милосердии". Они проводили множество искусственных ночей священного города, собираясь вокруг энергетических ядер, посасывая из общих пищевых сосков и помогая друг другу запомнить глифы и писания. Каким бы переполненным ни было общежитие, Дадаб вспоминал тогдашний дух товарищества с большой любовью. Он лелеял надежду, что новая инопланетная обитель произведёт тот же сплачивающий эффект на унггоев "Быстрого Преобразования". Но многие из них всё ещё выказывали мало заинтересованности в его религиозных наставлениях.
— Никто из вас не хочет посетить "Высшее Милосердие"? — спросил Дадаб. Восемь унггоев, охраняющих одно из соединений в центре станции, сидели близко друг к другу, протянув огрубелые руки к нагревательной спирали, вставленной в одно из ядер. Розоватая плазма, пульсирующая внутри спирали, создавала жуткое освещение, вылавливая из тьмы мутные пары глаз, желающих, чтобы дьякон поскорее высказался и пошёл к следующей стоянке.
— По возвращении я с радостью проспонсирую паломничество.
Это было щедрое предложение, но остальные унггои промолчали. Дадаб вздохнул в маске.
Среди всех истинно верующих бытовало поверье, что каждый должен увидеть "Высшее Милосердие" хотя бы однажды в жизни. Проблема была в том, что священный город сан'шайуум постоянно перемещался, и огромные расстояния между разными флотилиями и обиталищами Ковенанта делали путешествие непозволительно дорогим для менее зажиточных верующих. Но даже при этом Дадаб был шокирован тем, что этим унггоям недоставало хотя бы желания совершить странствие.
— Священное судно само по себе стоит усилий. — Дадаб при помощи своих коротких пальцев начертил в воздухе треугольную фигуру Дредноута Предтеч. — Это грандиозное зрелище, особенно с нижних районов.
— Мой кузен живёт в районах, — промямлил Бапап. На этой стоянке он был единственным из первоначальной учебной группы Дадаба, насчитывавшей двадцать слушателей. Необыкновенно крупный унггой по имени Флим бросил на Бапапа злобный взгляд, и единственный усердный ученик Дадаба постарался спрятаться в своей броне.
Флим сидел на груде ящиков с оборудованием и припасами. Глубокие выделяющиеся ямки в его хитиновой коже указывали на долгую борьбу с рачками — частым недугом среди унггоев, работающих в грязных трюмах крупных обиталищ. Дадаб понимал, что пересекать дорогу унггою достаточно крепкому, чтобы выжить на этой адской работе, было далеко не мудрым решением. Но он продолжил, словно не заметив неодобрения Флима.
— Правда? В каком районе?
Бапап не встретился взглядом с дьяконом.
— Я... не знаю.
— А как зовут твоего кузена? — упорствовал Дадаб. — Мы могли встречаться.
Шансы на это были один к миллиону, но он решил во что бы то ни стало поддержать разговор. Все стоянки постепенно начали превращаться в подобие частных владений, и Дадаб старался обратить тенденцию вспять — унггои вроде Флима вредили его служению, делая невозможным преображение его паствы.
— Яяп, сын Пума, — ответил нервно Бапап. — Родом из проклятых скэблендов Балахо.
У унггоев не было фамилий. Вместо этого они официально представлялись по именам и местам рождения избранных патриархов. Дадаб осознавал, что этот Пум мог быть кем угодно: дядей Бапапа, его прапрадедом или неким мифическим главой семейства, почитаемым его потомками. Балахо был родным миром унггоев, но Дадаб не слышал о районе, упомянутом Бапапом. Несмотря на это, он продолжил.
— Он работает на министерство?
— Он служит сангхейли.
— Как солдат?
— Часовой.
— Наверное, он очень храбрый.
— Или глупый, — пробурчал Флим, вытаскивая из своей груды пакет с едой. — Как Йюлл.
Он воткнул в пакет трубочку, привинтил к другому её концу сосок, торчащий из маски, и начал посасывать жижу. Другой унггой наклонился ближе к нагревательной спирали.
Дьякону мало что было известно о первой высадке джиралханаев на планету чужаков и переговорах в садах. Всю миссию он пробыл на мостике "Быстрого Преобразования", приглядывая за люминарием. Но Дадаб знал, что Бапап был частью отряда унггоев, как и многие другие из его учебной группы. Отчасти благодаря служению дьякона они были самыми уверенными и надёжными унггоями "Быстрого Преобразования", и Маккавей специально взял с собой именно их. К несчастью, один из членов группы, Йюлл, не вернулся. Когда Дадаб спросил, почему, Бапап и другие ничего не сказали. В конце концов Дадаб набрался достаточно смелости, чтобы спросить об этом Маккавея в зале для пиршеств на крейсере.
— Он ослушался, и Тартарус убил его, — ответил вождь с шокирующей откровенностью. — Твои ученики ничему не научились, дьякон. Ничему, что сделало бы их сейчас полезными для меня.
Это был довольно резкое обвинение, которое глубоко задело Дадаба.
— Мне жаль, вождь. Чем ещё я могу послужить Вам?
Однако вождь просто уставился на мозаику зала, крепко сложив за спиной покрытые серебрящимся мехом руки. Маккавей ни с кем ни о чём подробно не разговаривал с тех пор, как получил от министерства краткий ответ на своё торжественное подтверждение насчёт реликвария и Оракула. После неловкой тишины, нарушаемой лишь потрескиванием масляных ламп, Дадаб поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Что есть величайший грех, — спросил Маккавей после того, как Дадаб сделал несколько шагов назад, — непослушание или осквернение?
— Полагаю, всё зависит от обстоятельств, — Дадаб сделал глубокий вдох. Клапаны его маски щёлкнули, пока он аккуратно подбирал слова. — Кара для тех, кто сознательно ослушался Пророков, сурова. Но то же можно сказать и о наказаниях за нанесение вреда святым предметам.
— Пророки.
Слова Маккавея прозвучали неясно, намекая на какую-то невысказанную мысль.
— Вождь. Я правда ничего не могу сделать?
Дадаб начал думать, что беседа носила отнюдь не теоретический характер и Маккавей переживает настоящий кризис. Но единственным ответом вождя стал отпуск Дадаба восвояси медленным тыльным взмахом лапы.
Когда Дадаб выскользнул из зала, он увидел, как вождь шагнул в кольцо мозаики, олицетворяющее Век Сомнения — полосу чёрных опалов, каждый из которых имел вкрапления красного, оранжевого и синего цветов. Дадаб подумал, что сейчас вождь вознесёт руки в молитвенной позе или как-то иначе выразит уважение к символу, к которому он обычно относился с почтением. Но вождь лишь подмёл кольцо одной из своих крупных двупалых ног, словно стирая пятно. Вскоре после этого Маккавей приказал отправить унггоев на станцию.
— Вставай, Бапап. — Дадаб потёр ладони перед обогревательной спиралью. — Время делать работу для министерства, и мне нужен способный помощник.
Когда Бапап не смог подняться, Дадаб подошёл к Флиму и вытащил из его груды набор инструментов. Крупный унггой всосал немного жижи с придыханием, когда куча под ним осела, а он плюхнулся сверху. Однако смелое действие Дадаба ошеломило мелкого тирана, и Флим не стал возражать.
— Неси ядро, — сказал Дадаб Бапапу, пока тот перекидывал через плечо набор. — Нам понадобится свет.
Сказав это, он направился в центр станции. Унггой едва обогнул первый угол вокруг ближайшего соединения, когда услышал топот позади себя. Улыбнувшись, Дадаб замедлил свой шаг. Бапап подошёл к нему, обняв ядро.
— Куда мы идём, дьякон?
— Центр управления этого сооружения, полагаю.
— Что мы ищем?
— Я пойму, когда увижу.
С перспективы люминария "Быстрого Преобразования" на станции не было ничего интересного. Никаких артефактов и уж тем более ни следа Оракула с планеты, который после переговоров ускользал от люминария. Однако Дадаб догадывался, что на станции должны быть ещё интеллектуальные коробки пришельцев. Он надеялся, что в них найдётся информация, которая поможет Маккавею установить местонахождение Оракула и тем самым развеять его мрачное и прохладное настроение, вызванное, как предполагал Дадаб, фактом неуловимости Оракула и вытекающими из этого опасениями вождя, что его отчёт Пророкам был глубоко ошибочным.
По другую сторону соединения оказалась цилиндрическая комната, построенная сбоку от прохода между двумя толстыми канатами, связанными с балками выше. Она попадалась на глаза Дадабу каждый раз, когда тот странствовал по станции; во-первых и прежде всего потому, что это было крупнейшее замкнутое пространство сооружения, а во-вторых из-за того, что задвижные металлические двери комнаты были плотно заперты. Последнее оказалось легко исправить с помощью монтировки из набора инструментов, и, едва двое унггоев попали внутрь, энергетическое ядро Бапапа озарило тени мерцающим голубым светом.
Короткая лестница вела вниз к мелкой круглой яме, вдоль задней половины которой, близко друг к другу и образуя дугу, стояли в ряд семь белых башен. Ещё не успев поддеть тонкую металлическую панель одной из них своими худощавыми пальцами, Дадаб понял, что не ошибся насчёт содержимого комнаты. Но он и мечтать не смел, что его инстинкт принесёт столь обильные результаты.
Каждая башня была заполнена интеллектуальными электросхемами, некоторые из которых были в знакомых тёмных металлических коробках, а другие — в трубках, наполненных чистой охлаждающей жидкостью. Всё это было соединено запутанной паутиной разноцветных проводов. До Дадаба дошло, что он смотрит не на отдельные компоненты, хранимые вместе, а на единую думающую машину — ассоциативный интеллект, способный посрамить коробки, соединённые Легче Некоторых.
— Куда ты идёшь? — спросил Бапап, когда Дадаб вскочил на лестницу, ведущую к проходу.
— Обратно на крейсер! — крикнул Дадаб, после чего добавил, пробираясь сквозь полуоткрытые двери комнаты: — Будь здесь! Внутрь никого не пускай!
Бег трусцой до переходника, оставленного "Духом", провёл Дадаба мимо поста Флима. Он ничего не сказал унггоям, собравшимся там, как и тем, кто был у следующего кабельного соединения. Опасение, что другие унггои могут обнаружить его находку, было столь велико, что он осмелился выйти на связь с "Быстрым Преобразованием" лишь миновав энергетический барьер. Ответивший на его просьбу о немедленной посадке джиралханай сказал, что придётся подождать — два из трёх исправных челноков крейсера были в бою, а третий держался в запасе. Но Дадаб пояснил, что у него была информация срочной важности для вождя, и офицер мостика грубо велел ему приготовиться.
Спустя некоторое время Дадаб был внутри кабины "Духа", стоя позади юного джиралханая с редким коричневым мехом и пятнистой кожей по имени Калид, который молчал всю дорогу до "Быстрого Преобразования". На подлёте он принял через своё переговорное устройство сообщение, слышимое ему одному.
— Мы должны подождать, — прорычал Калид, нажимая серию голопереключателей на панели управления перед сиденьем пилота. Его тон подсказал Дадабу, что, однажды попытав счастья в истребовании незапланированного полёта, ставить задержку под вопрос будет глупо. Но Калид и без этого озвучил причину, словно единственным способом понять смысл сообщения было повторить его вслух. — В ангаре идёт бой.
Всё нетерпение Дадаба быстро переросло в панику, как только он подумал о Легче Некоторых, парящем без защиты в своей мастерской внутри десантного отсека. Но, несмотря на очевидный испуг самого Калида — кислую, острую вонь, быстро заполнившую кабину "Духа" — Дадаб понимал, что джиралханай не ослушается приказа. Он мог только ждать.
***
Всю свою жизнь Маккавей причинял и принимал боль. Он обладал исключительной выносливостью к ней, но мучение от раздробленного бедра было практически нестерпимым. Воренус, бывший за пультом "Духа", когда Маккавей был ранен, снабдил вождя магнитной шиной, обездвижившей его ногу. Но Маккавей понимал, что, прежде чем он сможет сосредоточиться на чём-либо кроме ноющей раны, ему придётся провести по меньшей мере один цикл в хирургической палате "Быстрого Преобразования".
К несчастью, такой передышки ему не видать. Не сейчас, по крайней мере. Ситуация в ангаре была жуткой, и, если Маккавей быстро ничего не предпримет, всё станет намного хуже.
Палуба вокруг "Духа" вождя была усеяна мёртвыми янми'и. Трудно сказать, сколькими. Шипомёт Тартаруса оставил от большинства существ лишь фрагменты конечностей и влажных панцирей. Другие янми'и сердито жужжали на всём пространстве от стен ангара до его потолочных отверстий и балок и широко вращали стреловидными головами, стараясь оценить переполненное воздушное пространство своими усиками. Гневно сверкнув своими крыльями, один из янми'и полетел прямо на Тартаруса, но тут же исчез в жёлтой вспышке, когда залп из раскалённых шипов прошил его панцирь и воткнулся в стену правого борта.
— Успокойтесь! — Тартарус поводил своим оружием по рассерженному рою. — Успокойтесь или будете сражены!
Его переговорное устройство перевело его слова на упрощённый язык янми'и — какофонию высокочастотных щелчков, похожих на потирание их восковых крыльев, отдающееся по всему ангару.
Собрав силы, Маккавей провыл: — Прекратить огонь!
— Они снова придут за ним! — взревел Тартарус. Под левой рукой у него извивался хурагок.
Вождь заковылял по рампе, созданной открытым люком десантного отсека "Духа", опираясь на Кулак Рукта. При виде вождя янми'и осели поближе к стенам ангара. Но Маккавей догадывался, что внезапное усаживание не означало, что они успокоились. Крылья существ всё ещё были на виду и трепетали, и, пока вождь хромал к Тартарусу, он мог ощутить на себе десятки блестящих оранжевых глаз.
Едва люки десантных отсеков "Духа" открылись внутри ангара, как полдюжины янми'и, переживших штурм города инопланетян, напали на хурагока, окружив толпой несчастное существо, пока то плыло от кабины разбитого "Духа" к своей мастерской, сжимая в щупальцах коробки с электросхемами и прочими компонентами. Атака взбудоражила ещё десятки янми'и, уже бывших в ангаре, и, если бы не прыткость и меткость Тартаруса, они разорвали бы хурагока в клочья.
— Ослабь хватку. — Маккавей вздрогнул, когда остановился перед племянником. Несмотря на шину он почувствовал, как его сломанная бедренная кость сместилась, скрежеща двумя зазубренными краями. — Иначе его убьёшь ты.
Глаза Тартаруса заметались по беспокойному рою.
— Нет! Янми'и сошли с ума!
— Отпусти его. — Маккавей выдохнул, чтобы облегчить боль. — Повторять не буду.
Тартарус повернулся к Маккавею, оскалил зубы и зарычал. Умом вождь понимал, что у юного джиралханая взыграла кровь. Но боль лишила Маккавея его терпения. Он злобно ударил племянника в челюсть наотмашь, оставив кровавые полосы от щеки до губ. Вскрикнув, Тартарус быстро отпустил хурагока. Существо тут же принялось размахивать своими розовыми полупрозрачными конечностями. Но это были не ловкие движения его жестового языка, а попытка восстановить баланс. Крепкая хватка Тартаруса на время сдула большую часть его мешочков.
— Дай ему место, — прорычал Маккавей. Тартарус сделал несколько шагов назад, сомкнув плечи в не полностью повинующейся позе. Однако у вождя уже не осталось сил, чтобы поставить своего племянника на место. Этот день выдался тяжёлым.
Ритул погиб. Хитрая атака чужаков застала неопытного пилота врасплох.
Когда "Дух" молодого джиралханая врезался в поле фруктовых лоз, он оказался заперт внутри кабины. Тартарус, который был пристёгнут внутри десантного отсека того же "Духа", едва успел спастись сам, прежде чем огонь охватил корабль. Но даже спасшись, Тартарус рискнул своей жизнью, чтобы спасти члена стаи, хватаясь за полосы покорёженного металла, удерживающие Ритула, пока жар пламени не стал слишком велик. Когда "Дух" Маккавея приземлился, чтобы подобрать его племянника, вождь почуял запах обугленной плоти Ритула на шерсти Тартаруса. Однако Маккавей понимал, что кровь Ритула была на его руках. Он мог оставить свою стаю на борту крейсера, пока тот сжигал бы инопланетян в их домах. Спускаться к их городу не было никакой нужды, если забыть про решение Маккавея продолжить поиски артефактов в прямое нарушение указаний министерства остеклить планету и всё, что на ней находится. Но люминарий показал, что в городе было полным-полно священных предметов, без сомнения, уносимых бегущими чужаками. И потом, вождь просто не смог бы перенести зрелище того, как орудие его крейсера уничтожает благословенный запас.
Сколь бы великим ни был грех неподчинения Пророкам, Маккавей решил, что уничтожение творений Богов было бы намного хуже. Пусть ему было наплевать на пришельцев, которых он собирался вырезать без угрызений совести, он всё же желал отсрочить их истребление, если это означало бы овладение их артефактами, и особенно их Оракулом.
Мешочки Легче Некоторых разразились сериями паникующего свиста. На десантные отсеки повреждённого "Духа" заползли двое янми'и, собиравшиеся скользнуть через их полуоткрытые люки в мастерскую хурагока. Затем хурагок сделал нечто, чего Маккавей раньше никогда не видел. Каждый из его нормальных мешочков удвоился в размерах, и он начал бить себя щупальцами, нанося на удивление сильные и угрожающие удары. Легче Некоторых поплыл к янми'и и наверняка попал бы прямо к ним в когти, если бы Маккавей не схватился за одно из его щупалец и не отбросил назад.
— Во имя Пророков, это что ещё за новое безумие? — прорычал Тартарус.
— Воренус, — сказал Маккавей, отбивая сердитые удары других щупалец хурагока. — Убей тех двоих.
Джиралханай с каштановым мехом вытащил из-за своего пояса шипомёт и разорвал в клочья янми'и на десантных отсеках. Эти смерти наконец-то подчинили рой; каждое насекомое в ангаре спрятало свои крылья под панцирь и опустило усики. Однако огонь Воренуса лишь усилил ужас хурагока. Он прекратил бить вождя по рукам, но только затем, чтобы выразиться ещё более диким жестом.
Маккавей помахал Воренусу, передавая ему опеку над хурагоком.
— Вызови дьякона, — сказал он, тяжело опёршись на свой молот.
Переговорное устройство Воренуса зажужжало.
— Вождь. Дьякон ожидает снаружи шлюза.
— Тогда впустите его во что бы то ни стало.
Почти тут же сквозь энергетический барьер ангара проскользнул "Дух" Дадаба, поспешно остановившийся у челнока Маккавея. Вождь подождал, пока дьякон проберётся через кучу мёртвых янми'и, после чего указал на хурагока и приказал:
— Переведи мне, что он говорит.
Дьякон и хурагок начали долгую беседу — безмолвную череду мелькающих конечностей и пальцев.
— Довольно! — рявкнул Маккавей. — Говори!
— Глубоко сожалею о задержке, вождь. — Голос дьякона был напряжённым. — Хурагок приносит свои искренние извинения, но смиренно просит Вас не допустить, чтобы янми'и потревожили его работу внутри отсеков.
Чересчур манерное объяснение дьякона заставило хурагока снова сердито затрястись.
— Ты уверен, что это всё, что он сказал?
— Он также желает, чтобы Вы знали... — голос унггоя снизошёл до приглушённого визга внутри его маски. — ...что он может предельно быстро разобрать то, что сделал!
— Что сделал? Говори яснее, дьякон!
Дадаб сделал несколько простых жестов рукой. Пока хурагок с нетерпеливым посвистыванием направлялся к мастерской, Дадаб пал на колени перед Маккавеем.
— Я беру на себя полную ответственность за его действия! И смиренно прошу Вашего прощения!
Маккавей уставился вниз на дьякона. В голову затесалась мысль о том, что все посходили с ума. Но, прежде чем он успел приказать унггою встать, его отвлёк звук скрипящего металла.
Изумлённый, Маккавей смотрел, как два повреждённых отсека распадаются на части, обрушиваясь в грохочущую кучу обшивки. Вся их внутренняя структура была удалена. Над обломками гордо воспарил хурагок, словно давно запланировав это зрелищное открытие. У Маккавея ушло несколько секунд на осмотр того, что раскрыло существо.
На месте отсеков стояли четыре машины. Каждая являла собой набор слегка разных частей, но у всех них был одинаковый дизайн: два лопастных колеса, сведённых вместе внутри усиленного шасси; позади каждого комплекта колёс имелся один антигравитационный генератор, а позади него — сидение с высокими ручками, которые, как предположил Маккавей, были рулевыми механизмами машин.
"Но это ещё не всё!" — казалось, был готов сказал хурагок, прыгая от одной машины к другой, включая энергетические ядра, смонтированные над генераторами. С треском искр и изрыганием фиолетового выхлопа сидения машин приподнялись над палубой ангара, идеально балансируя против веса своих лопастных колёс.
— Что это? — спросил Маккавей. — И для чего они?
— Инопланетные! — простонал дьякон, наклонившись ближе к мохнатым ногам Маккавея. Тартарус подошёл к ближайшей машине.
— Но где их оружие?
После паузы Дадаб медленно оторвал голову от пола.
— Оружие?
— Думаю, они помогут расправиться с отродьем, встретившимся нам сегодня. — Тартарус провёл большим пальцем вниз по одному из колёс, оценивая боевое применение его лопастей. Если он ещё и чувствовал боль от удара дяди, то не показывал этого.
— Оружие! Да, конечно! — вскрикнул Дадаб, возвращаясь на ноги, а затем добавил голосом таким тихим, что Маккавей едва смог расслышать его на фоне работающих генераторов машин: — Хурагок с радостью прикрепит любое необходимое вам вооружение!
Если бы вождь не сосредоточился на тихом усмирении своей боли, возможно, он более придирчиво отнёсся бы к внезапной перемене тона у дьякона. Но сейчас он хотел только облегчить состояние своей ноги и залечить её.
— Пожалуй, в другой раз. Когда янми'и уйдут.
— Могу я высказать предложение? — настоял Дадаб.
— Только быстро.
— Позвольте мне забрать хурагока на станцию, чтобы обезопасить его, пока мы не выясним причину самовольного нападения янми'и.
Маккавей уже знал причину: существа были взволнованы тем, что хурагок отнял у них обязанности по техобслуживанию, а делегирование им непривычной боевой роли и вовсе сбило их с толку. После неудачного выступления унггоев в садах вождь подумал, что лучше будет заручиться помощью насекомых с общим сознанием. Но теперь они со всей очевидностью стремились вернуться к старой работе, и самым простым способом добиться этого было убить Легче Некоторых.
— Мудрое предложение. Янми'и сами смогут закончить его работу. — Маккавей последний раз окинул взглядом странные машины хурагока. — Правильно вооружённые, они станут грозным средством.
Дьякон низко поклонился, а затем засеменил к хурагоку. Аккуратно взяв товарища за одно щупальце, он быстро повёл его к ожидающему "Духу" Калида. Вождь заметил, как хурагок попытался заговорить с дьяконом, пока они располагались внутри отсека; без сомнения, ему было интересно, о чём говорили Дадаб и вождь. Но дьякон так и не ответил ему на пальцах, и, пока люк десантного отсека закрывался, его глаза настороженно смотрели на Маккавея. Стиснув зубы, чтобы вытерпеть неизбежное движение кости, Маккавей повернулся и заковылял к выходу из ангара. Воренус крепко держал его за руку, а Тартарус шагал прямо позади.